Командировка 1. Петербург

Дверь кабинета директора приоткрылась и в общую проходную комнату, называемую сотрудниками «офис», выглянуло помятое , с красными веками, усталое лицо мужчины, лет под пятьдесят:
-  Александр, зайди, есть маленько дело.
Если Пранас сказал «маленькое дело», то скорее всего придётся его расхлёбывать долго, трудно и болезненно. Практика общения с директором, а он же и хозяин, не раз это доказывала. Как он не жалел себя, работая по шестнадцать часов в сутки без выходных, праздников и отпусков, то почти того же требовал и от сотрудников. Любимыми поговорками, которыми он угощал подчиненных были: Все праздники встречаем ударным трудом, и: В сутках 24 часа и все они принадлежат «Лиетпаку».

В фирме,  за городом, было ещё производство, на котором трудилось 20 рабочих во главе с начальником производства, у которого занятость по времени мало чем отличалась от директорской. Производство располагалось в старом колхозном строении, в грязи , на холоде и с «передовыми» технологиями конца просвещенного девятнадцатого века. А в «офисе» трудилось трое: сам хозяин, бухгалтер-секретарь-кадровик и я, за всё остальное в ответе.

-  Ну что, Александр, пора тебе проветриться и отдохнуть, - вяло улыбался Пранас – нужно смотаться в Питер и забрать там в одном ООО деньги, наличку, за поставленную нами продукцию.
Задача сразу меня насторожила, на дворе 93-й год и с наличкой никто по доброй воле расставаться обычно не желает, тем более отдавать её в ближнее забугорье, бывшим литовским братьям.
-  А они наличку приготовили? – С надеждой спросил я.
-  Не совсем. – Ещё более вяло ответил Пранас и уставился в бумажку на своём столе. Из чего я сделал вывод, что они отдавать ничего и не собираются. Если бы хотели, то давно сделали бы перевод.

-  А чтобы тебе не было скучно в Питере, - продолжил он – вот тебе ещё пара заданий. – И подал бумагу, на которой чернело ещё двадцать позиций моей бурной деятельности в Северной Пальмире.
-  Так мне же надо срочно организовать поставку каналов связи в Минск, оттуда пивные пробки  в Калининградскую область, кстати из минчан надо выбить новый МАЗ за трубы, да и в Вильнюсе срочных дел выше крыши. – Начал сопротивляться я.
-  Должен всё успеть, кстати у тебя есть друзья в Питере, у них и остановишься, на гостиницу денег нет, – отрезал Пранас – сегодня выезжаешь, с богом.

                *     *     *
Упомянутое ООО имело милое название «Детский сад» и занимало одноэтажный дом на территории Апраксиных дворов, которые по своей криминогенности не уступали московской Сухаревке начала ХХ века. Двери строения были открыты и на пороге покуривал небритый детина на две головы выше меня и килограммов на семьдесят тяжелее.

Моё желание увидеть директора Камельгольда на него впечатления не произвело.
-  Все хотят видеть Наума Борисыча, - прорычал колосс и добавил – он в отъезде.
Путём дальнейших переговоров удалось убедить мальчика, что моя встреча с директором выгодна прежде всего «Детскому саду» и что Камельгольд меня ждёт-недождётся.
-  Вторая дверь налево по коридору, - пророкотал голиаф – но смотри у меня ...

Борисыч явно скучал, а узнав, откуда я и зачем, расплылся в широкой ядовитой улыбке, больше похожей на оскал голодного тигра. И для начала поинтересовался, как это я прошел мимо Васеньки. Я, без приглашения, небрежно плюхнулся на стул и произнёс неожиданно даже для самого себя:
-  У нас в разведбате бригады морской пехоты Северного флота таких васенек ломают через колено в одно касание.
Не рассказывать же, подумал я, что служба в инженерных войсках, мне физической подготовки ну никак не добавила. Как то будет не к месту.

У Борисыча же оскал пропал, ядовитость куда-то ушла, осталась в глазах только многовековая печаль всех двенадцати колен Изралеевых. И начал мне директор этого торгово-криминального «детского» учреждения рассказывать какие они бедные, как им трудно живётся, и что персонал работает на одном энтузиазме, без зарплаты, так как живых денег они не видели уже несколько месяцев. При этом жалостливо смотрел на меня своими «правдивыми» еврейскими глазами и пытался угощать холодным чаем без сахара и заварки.

А если я буду очень надоедать, тонко намекал он, то им гораздо дешевле закопать меня, причём явно не в Александро-Невской лавре и даже не на Пискарёвском кладбище.

Прошло два дня, я занимался другими делами. Но так как был по природе солдатом, то приказы привык исполнять, не взирая на возникающие препятствия. Поэтому состоялось моё второе посещение «Детского сада», которое выпало на поздний вечер. Проходя мимо, я увидел свет в их окнах и решился заглянуть.
Васеньки на месте почему-то не оказалось – видать отлучился по большой естественной надобности, что подтверждало доносящееся из-за двери туалета могучее кряхтенье. Минуя вестибюль и коридор, я открыл дверь в кабинет директора.

Далее следовала сцена из гоголевского «Ревизора». Два огромных стола, составленные буквой «Т» были горами завалены тугими пачками родных российских рублей. За столами сидели с отвисшими челюстями и вытаращенными на меня глазами упомянутый директор и его бухгалтер, тоже пожилой и тоже антипод арабу.

В итоге этой сцены, я уходил из милого «Детского сада» с полиэтиленовым мешком, набитым под завязку купюрами, за которые им оставил расписку, где указывалось, что за поставленную продукцию я деньги получил, а договор поставок прекращается, в связи с утратой взаимного интереса. На моём экземпляре расписки стояли и их подписи, по которым я выяснил, что бухгалтер носит красивую «русскую» фамилию Шпигельмахер, Гершон Моисеевич.

Проходя мимо Васеньки, вольготно развалившегося в кресле вестибюля, я услышал вопль из глубины коридора:
-  Васька! Ты где, падла, мать твою … !
Выскочив наружу, решил не испытывать судьбу и со всех ног направился не в сторону Садовой, к метро, а в глубину Апраксиных дворов к Фонтанке. Затаившись за ближайшим строением, заметил могучую тень рванувшую из дверей «садика» к Садовой.

                *     *     *
Дверь кабинета Пранаса я открывал с видом триумфатора, покорившего вселенную, правда результаты командировки ему были известны по телефону. Торжественно водрузил на стол мешок с деньгами и сверху положил расписку.
Пранас встал, деловито запихнул мешок в сейф, внимательно посмотрел на меня и недовольно изрёк:
-  Ты знаешь, Александр, сколько у тебя хвостов по работе, и в Минске, и в Калининграде, и здесь? Иди навёрстывай, да пошевеливайся.

Вильнюс, 15 ноября 2013 года.