Страшная тайна Марьи-искусницы

Давно это было. Когда не помню, где — не столь и важно.
Жила в одной русской деревне девочка Машенька. Добрая, работящая. Родителям по хозяйству помогала, еду готовила, ягоды да грибы в лесу собирала, вышивать да пряжу сучить помаленьку училась. Да только не спорились у нее дела. Желание сделать правильно шло от сердца, однако все получалось из рук вон. Пойдет корову доить, так в конце молоко наземь прольет. Кашу варит — так пригорит на дне котелка. Грибы собирает — обязательно среди подосиновиков один паутинник да притащит. Когда вышивать начинает, стежки неровно ложатся. А стоит начать сучить пряжу, так обязательно пальцы изрежет да нить кровью испачкает.
И беды эти не от малого усердия: видно, что Машенька старается прилежно исполнять все, что ей рассказывают, но словно порчу на нее навели.
Годы пролетели быстро, вот и замуж ей пора, да кто же возьмет, замуж-то, неумеху такую. Может, парень какой и поглядывал на нее, уж больно девица ладная была: и синеоока, и румяна, и коса русая до пояса — да только боялся в дом привести невесту криворукую. Изживет свекровь.
Однажды отправилась Марья в лес за ягодами. Шла она по тропинке узкой, да только мысли у нее печальные в голове роились. Не понимая, как долю свою злую поправить, села девушка под деревцем и горько заплакала.
Как вдруг послышалось чье-то кряхтение в кустах.
— Кто здесь прячется? — дрожащим голосом спросила Марья, выставив перед собой пустую корзинку.
Из кустов показалась старушка, маленькая да сгорбившаяся, а на спине — огромная вязанка дров.
— Я Марфа. А ты кто? — прищурилась старушка, пытаясь разглядеть девицу.
— Марья.
— Не поможешь ли ты мне, Марьюшка, хворост донести до дома?
— Помогу. Отчего же не помочь?
Что могло случиться: работа же простая. Да только и с ней Марья не справилась. На полдороге выскользнули ветки из петли да рассыпались по земле.
Девушка бросилась было их собирать, но, опустившись на колени, только расплакалась.
— Что ж ты, Марьюшка, так горько плачешь? Чай же не молоко, дрова и собрать можно, — утешала ее Марфа.
— Так я и молоко пролью, если его мне в руки дать, — продолжала всхлипывать Марья. — Боле и жить не хочется.
— Ну, будет, будет тебе, Марьюшка. Не так велика беда, как тебе кажется. — Однако слезы полились только сильнее, и старушка сказала: — Знаю, как поправить твою беду. Способ верный.
— Правда? Как? — Марья вытерла рукавом слезы.
— Собирай хворост поскорей да неси его ко мне домой, а там я уж и пособлю в твоей беде.
Быстро собрав ветки, Марья туго затянул их веревкой, завязала крепким узлом и закинула на спину. Она была готова бежать к избушке, да только Марфа, вцепившись в клюку, шла, едва передвигая ноги.
Но вот тропинка привела к избушке.
— Сложишь хворост, Марьюшка? — спросила Марфа.
— Сложу.
— Но прежде подарок тебе дам. Подожди.
Кряхтя, Марфа вошла в дом, а Марья огляделась. Сорняки плотной стеной высились на крошечном огородике сбоку от избушки, ставенка на одном окне отвалилась и лежала на земле, даже не поднял никто, ступеньки, ведущие на крыльцо прогнили, и неведомо, как до сих пор держатся.
Нелегко жилось Марфе одной в лесу. Помочь бы ей, да только хуже сделает. Марья вздохнула печально.
Долго ли, быстро ли, но воротилась Марфа. С резной шкатулкой.
— Открывай!
Марья осторожно откинула крышку и ахнула:
— Что же это?
— Ты не бойся, возьми.
Девушка кончиками пальцев подхватила прозрачный кусочек ткани, от которой исходило дивное сияние.
— Это перчатки, — пояснила Марфа.
— Перчатки?! — прошептала Марья. Она и слова то такого не слыхивала.
— А ты надень, не бойся.
Покрутив необычную «перчатку», Марья все-таки догадалась, как надеть ее на руку. Стоило прозрачной ткани ладно обтянуть пальцы, так ее и видно не стало.
Девушка в страхе тряхнула рукой, пытаясь избавиться от колдовства, да не вышло ничего, чувствовала, что на ладони что-то надето. Она затрясла сильнее, тогда уж Марфа схватила ее за руку.
— Не бойся, Марьюшка. Давай я расскажу, что будет, если ты оставишь себе перчатки. — И пусть было страшно, но любопытство заставило девушку кивнуть. — Это волшебные перчатки. Стоит их надеть, и любая работа будет сделана, да так, что каждый залюбуется. Не этого ли ты хотела?
— Но правильно ли это?
— Отчего же? Ты не только себе, ты людям добро будешь делать. Так возьмешь перчатки? — спросила Марфа. — Али как?
— Возьму, — прошептала девушка. И уже громче повторила: — Возьму!
— Вот и умница!
— Бабушка Марфа, а перчатки не испачкаются от грязной то работы? — спросила Марья, натягивая вторую.
— Нет, они же волшебные.
— А откуда они у вас?
— Нашла. В лесу.
В глазах Марфы промелькнуло лукавство, задорное, молодецкое, да только Марья ничего не заметила, она зачарованно глядела на свои ладони: руки как руки, и не догадаешься, что поверх них надета странная одежка.
— А как же вы без этих перчаток проживете?
— Это подарок за твою доброту, Марьюшка.
— Благодарствую, — она поклонилась.
— А теперь можно и дрова сложить.
— Хорошо, бабушка Марфа, сложу.
Орудуя топором, Марья порубила ветки, а потом сложила их в поленницу. И что удивительно: себя не поранила, да и чурки получились одна к одной, ровные. А после и сорняки вырвала, и даже ставенку приколотила. За ступеньки хотела взяться, да хозяйка остановила, сказала, что те еще долго прослужат.
На прощанье Марфа отдала шкатулку, да наказала:
— Только ты никому о перчатках не сказывай, а то вмиг утратят волшебную силу.
Марья еще раз поклонилась да пообещала молчать. Вернулась домой она лишь под вечер, но зато грибов принесла отборных, крупных да блестящих, всем на удивление. Шкатулку она спрятала в коровнике, на чердаке: никто не должен был узнать о диковинном подарке.
С того дня жизнь Марьи переменилась. Никто уже не звал ее «неумехой» да «криворукой»: за что ни бралась она, все у нее спорилось.
И корова молоко давала жирное да ароматное, и пряжа получалась тонкая да белоснежная, а вышивка, ну, просто загляденье, а пироги — вкусней никто не едал. А уж когда Марья бралась за коклюшки — то глаз не оторвать от дивных узоров, что расцветали на кружевах.
Пошла молва вначале по деревне, потом и по другим селениям, что живет девица красная, которая все умеет да все может. И называли ее не иначе как «Марья-искусница». И достаток пришел в семью, и женихи ко двору пришли.
Выбрала она того, кто был сердцу мил, вскоре и свадьбу сыграли. А там и детки появились.
Только неспокойно на душе у Марьи. Давний секрет прогонял радость из ее глаз. Ложь не давала спокойно жить. Правду бы рассказать, но страшно от новой жизни, такой привычной и любимой, отказаться.
Так и жила Марья, желая никогда не получать волшебных перчаток и не в силах с ними расстаться. А меж тем слух о Марье-искуснице дошел и до истинной владелицы перчаток, богини Свеллы, которая в тридесятом королевстве считалась покровительницей талантов.
Именно благодаря этим перчаткам она могла одаривать людей разными умениями. Но десять лет назад кто-то изловчился и похитил перчатки прямо с рук богини. И теперь она желала вернуть свое добро.
Растворившись в вечернем ветерке, Свелла наблюдала за тем, как поздней ночью Марья отправилась в сарай, и от взгляда богини не укрылось, что вошла она с пульсирующими волшебным светом перчатками, а вышла уже без них.
Очутившись в сарае, Свелла без труда отыскала перчатки — ее взгляд проник в каждую щелочку, каждый уголок. Улыбнувшись, богиня протянула руки, и шкатулка сама выплыла из тайника. Крышка отскочила назад и перчатки, сотканные из волшебных нитей добра, скользнули на руки Свеллы, их свет не потух, а стал только ярче.
Утром Марья, как делала уже много лет, направилась в сарай за перчатками, но обнаружила лишь пустой тайник. Часть ее души вздохнула с облегчением, что боле не придется лгать, но другая, окутанная страхом, взывала к богам, в надежде, что те поможет отыскать пропажу.
Позабыв о делах, бросилась в лес. Долго-долго бежала по тропинке, пока не нашла ту поляну, где некогда складывала хворост для бабушки Марфы. Но домик выглядел покинутым, будто в нем уже давно никто не жил: дверь покосилась, окна затянуты кружевной сеткой паутины.
— Бабушка Марфа! — Марья вошла внутрь, но здесь царило то же запустение, что и снаружи: паутина на углах и плотный ковер пыли на полу, лавках и столе.
Стерев слезы с румяных щек, Марья побрела домой. Невесел был ее путь. Перчатки исчезли, а вместе с ними ушли и все умения. Как же теперь жить? Превращаться снова в «неумеху» не хотелось. Не беда, что люди будут тыкать пальцами. Важно, что ей уже никогда не познать радость и гордость, глядя на дело своих рук. Это печалило больше всего!
— Постой! — послышалось сзади.
Марья оглянулась и в страхе попятилась назад: оно и немудрено, в нескольких пядях от земли парила женщина в чудном платье, а у нее на руках…
— Мои перчатки!
— Нет, мои перчатки, — усмехнулась Свелла. — Я тебя пощажу, если скажешь, где их взяла?
— Пять лет назад я встретила в лесу старушку. За то, что помогла ей донести хворост, она одарила меня этими перчатками.
— Имя!
— Марфа!
— Марфа? — нахмурилась Свелла. Потом ее лицо просветлело: — Значит, это проделки Маруши! Можешь идти! — добавила она. Все, что нужно, уже известно.
— А как же я теперь? — пробормотала Марья.
— Как-нибудь проживешь, — беззаботно пожала плечами Свелла. Однако присмотревшись к девушке, спросила: — Думаешь, это перчатки подарили тебе способности?
— А что же еще?
Свелла подошла ближе и прикоснулась кончиками пальцев к виску Марья, и перчатки засияли подобно звездам.
— Талант был с тобой с самого рождения. Он просто спал в твоем сердце. Перчатки лишь помогли ему проснуться. А всего остального ты добилась сама — долгим и упорным трудом. Все, что ты знаешь, все, чему научилась, не пропадет, останется с тобой навсегда. — Богиня усмехнулась. — Ты как была искусницей, так ею и останешься. Можешь быть спокойна.
Свелла отступила на шаг — образ ее бледнел, начиная исчезать. Здесь больше нечего делать, нужно искать проказницу-сестру, которая посмела выкрасть перчатки.
— Никому о нашей встрече не сказывай, — тихо прошептал ветер.
— Никому о нашей встрече не сказывай, — послышалось в песне сойки.
— Никому о нашей встрече не сказывай, — будто чей-то голос забрался в голову Марьи.
Тройной наказ — разве его ослушаешься?
Марья побежала по тропинке. Сердце гулко стучало — то ли от бега, то ли от радости. На душе было так легко и покойно. Теперь она все будет делать сама, и все получится не хуже, чем с перчатками. Она верила в это обещание всей душой.
Она сможет все сама!
Без колдовства!
Только она сама!