Ох, уж эта - первая любовь! Глава 11

                11

                Ох, уж эта - первая любовь!

         - У тебя-то как дела? Как учёба? - перевёл я разговор на друга. - Мне очень
 интересно, Андрей, и всё тебя хочу спросить: а по каким учебникам вы занимаетесь сейчас?
 Последние год-два всё в Мире так быстро меняются, что лет через пять, я думаю,
 переписывать придётся не только Новую, но и Древнюю историю. Даже Дарвина, похоже, скоро
 скинут с пьедестала: его "Происхождение человека". Ещё совсем недавно разве кто-то мог
 подумать, что у нас случится Карабах? Абхазия? Чернобыль? Мы и не слышали и не знали,
 что есть такие - турки-месхетинцы...
        - Да, время побежало вскачь, - согласился со мной Андрей. - И многое ещё
 перевернётся с ног на голову. В учебниках написано одно, а на глазах, в жизни - видишь
 совсем другое. Преподаватели жалуются, что они сами не знают: по какой программе нам
 преподавать, и что теперь называть "белым", а что "чёрным"... Занятия, порой, похожи на
 дискуссии, а не на лекции: больше спорим, чем слушаем да конспектируем, - будто мы не в
 аудитории, а на съезде в Кремле... Да не хочу я сейчас об этом... - отмахнулся Андрей.
- Да! Кстати: тебе привет от Володьки из Германии.
       - А чего ж он мне-то не пишет? - удивился я.
       - И как же он тебе на армейский адрес из западной Германии письмо пришлёт? -
 расхохотался Андрей. - Не дойдёт же!
       - И, правда! Я об этом не подумал. Что он пишет?
       - Пишет, что осваивается там, обживается. Им полегче, чем другим: у них там
 родственники живые нашлись, даже дед у Володьки живой ещё, и подарил ему подержанный,
но крепкий ещё "Форд". Говорит: шустрая машинка, как кузнечик; очень ему понравилась.
       - Я рад за него, - вздохнул я, - а то он мне рассказывал, как его предков, и
 родственников репрессировали и лишили всего. А жили они под Ульяновском не бедно. Была
 там у немцев даже своя автономная республика, пока всё это дело Сталин не прихлопнул;
и мыкались они потом много лет то по Казахстану, то по Сибири. Не позавидуешь их судьбе:
 вот уж чья судьба и история страны нашей тесно переплетены. Только в учебниках про то -
 ни слова не найдёшь... Родственники - родственниками, но всё равно им в Германии нелегко
 будет: привычки-то у них уже все наши - обрусели они.
        - Но... никто их и не гнал отсюда, - заметил Андрей. - Пусть привыкают теперь.
А совсем туго станет - смогут и вернуться.
        - Бабуля Вовкина - навряд ли когда-нибудь вернётся! - засмеялся я. - Это -
 истинная немка: она даже по-русски плохо говорила, хотя прожила всю жизнь в России...
         - А что-то ты там мне в письме про какую-то подругу намекал? - поинтересовался
я у друга. - Расскажи.
         - А ты к Зойке-то пойдёшь? - спросил Андрей меня в свою очередь.
         - Я уже был. Только что от неё, - кисло усмехнулся я, да так, что Андрей дальше
 и расспрашивать не стал.
         - Всё понятно... Я всегда знал, что вы разные; и эти ваши... фигли-мигли - всё
 это пройдёт. Не переживай... А ты знаешь, Илья: ты - как ушёл из института - так
 знаменитостью стал! Все девчонки нашей группы по тебе с ума сходят, меня рвут на части:
 адрес твой требуют, и фотку твою - вынь да покажи им!.. Сколько ты учился-то с ними?
 Всего ничего. А они, вот... помнят тебя. Мы-то для них - серые, скучные. А ты   - не
 такой, как все:  чуть ли - не герой! И приходится мне... как Сашке Матросову - грудью
 амбразуру закрывать, то есть - тебя: а то они мешками писем тебя завалят, Родину
 защищать некогда будет - только им ответы строчить!
          Я улыбался и молчал.
          - А я летом с Галей познакомился, - почему-то тихо сказал Андрей. - Ты её  не
 знаешь. Она из другой школы и живёт там... к центру, - Андрей махнул рукой в сторону
 города. - Но девочка - я тебе скажу!.. Ничего подобного не встречал никогда.
          Мне было интересно наблюдать за другом и слушать его, потому что он - сколько
я его знал - всегда интересовался всем, чем угодно: мотоциклами, рыбалкой, охотой даже,
и прочим, - но только не девушками. Он даже над нами подшучивал: и что, мол, "вы нашли
в этих пискуньях стоящего внимания?" Но... видимо, наконец-то, пришло и его время.
          - Учитесь вместе?  - спросил я.
          - Не-е, она ещё в школе, в выпускном классе! А познакомился я с ней на
 водохранилище, летом ещё. Мы с Вовкой и с пацанами там купались и загорали. Жара была.
 Народу - полно! Я накупался до чёртиков. Бухнулся на песок и лежу на спине, отдыхиваюсь,
 глаза закрыл. Даже разморило меня. А тут... как бы свежестью на меня дунуло, даже
 капельки воды упали на меня будто. Я открываю глаза... а прямо передо мной - стоит...
 Даже не знаю, как сказать... Ты умеешь так говорить, а я нет. - Андрей даже расстроился,
 что не мог подобрать слов. - Она стоит!.. Прямо передо мной, близко! И вся блестит!
 Будто усыпана мелкими-мелкими брильянтами... Это вода, капельки воды, понимаешь? Она
 только что вышла из воды и солнце на неё так светит... и эти капельки так горят... и в
 волосах, и на руках, и на всём теле... И такое впечатление, что на ней ничего нет...
 одежды будто нет совсем!.. Хочешь - верь, хочешь - не верь, но со мной... В голове у
 меня всё поехало, как от солнечного удара!..
          Даже Илья заметил, как смуглые щёки Андрея заалели от вспоминания о первой
 встрече с подругой.
          - Она с подружками была, - продолжил Андрей разговор после минуты молчания,
 когда успокоился. - Вовка тоже тогда познакомился  с Надей. Надя до сих пор жалеет,
что Вовка уехал...  И ещё у них третья подруга есть. Любой зовут. Классная девочка. Тебя
 познакомлю... А за Зойку - не переживай.
          - Ну, наконец-то - и ты задружил, даже влюбился! - порадовался я за друга. - А
 как твои? Как мать?  Или ещё не знают?
          - Знают… - как-то не весело ответил Андрей. - Представляешь, сначала всё было
 прекрасно: мать и Галя даже подружились. Галя - шустрая, бойкая, смелая; и по дому -
 просто мастерица, всё умеет. Но и... на язык!.. В карман за словом не лезет. И вот,
 совсем недавно... они с матерью болтали: так, просто... о своих женских делах. Ну, мать
  и говорит: "А ты, Галина, замуж выйдешь - так муж у тебя непременно под каблуком
 будет". А та - ни секунды не задумываясь - и ляпни в ответ: "Ну и что?  Зато
 пьянствовать не будет, и шляться где попало".  Ну, или что-то в этом роде... Тут бы
 посмеяться - да и всё, а мать - запомнила. И теперь... хотя и не говорит мне ничего,
но я-то вижу: не мила ей теперь Галина - и всё тут!
          Я не знал, как подбодрить друга, и мы какое-то время помолчали.
          - А ты знаешь, Илья, - продолжил Андрей, вновь вдруг понизив голос до шёпота,
- у меня уже несколько раз была возможность... потискать её, ну... как других девчонок!
 Наедине... Понимаешь? Но я... у меня... я не знаю: почему? - даже руки не поднимаются!
 Целую - ито робею! Наверное, это оттого, что я знаю, что она моя? и потому - мне её...
 жалко?
         Я, ободряюще, похлопал друга по спине и засмеялся:
        - Поздравляю! Я рад за тебя! Это может значить только одно: влюбился ты!
        - А ты завтра приходи к нам, - предложил Андрей. - Мать тебе всегда рада. Ты же
 знаешь, что она любит тебя... как родного, если не больше. Даже за армию - ни слова
 против тебя не сказала! А я  Галю с подругами приглашу. Специально, чтоб с тобой
 познакомить. Да и отец тебе рад всегда... тем более что завтра у него именины.
        - Хорошо, приду обязательно. Как же - твоим - да не показаться!  Может, и в
 военной форме приду. Там видно будет, - согласился я.
        Хорошо было с другом, но... моя мама давно уж, наверное, меня вспоминала:
  темнеть уж совсем начало, а я отпрашивался всего на часок.
        И мы расстались до завтра.
        Пока я шёл до дома - всё вспоминал: как у меня с Зоей завязались отношения, а ещё
 до неё - с Любой Волжениной. Да, то было в самый первый раз... Первое увлечение, может
 даже - первая любовь. А случилось это со мной в восьмом классе, весной, в марте,
 накануне праздника... У нас была замечательная, красивая, молодая учительница;  умница,
 и наш классный руководитель, да ещё и - жена директора школы, Мария Константиновна. Так
 вот, она, - чтоб сплотить и сдружить наш класс, - частенько организовывала экскурсии,
 походы: то на природу за город, то в театр, то в музеи, и так далее. А ещё - с чего всё
 и началось-то у меня - после занятий, вечерами мы закрывались в своём классе и
 устраивали что-то вроде посиделок, вечеринок: обсуждали интересные события, кинофильмы,
 книги - любые темы обсуждали, лишь бы всем было интересно. И, кроме того, кто-нибудь из
 нас приносил в класс магнитофон, а все остальные - кассеты с записями. Но... с какими
 записями! Таких невозможно было услышать ни по радио, ни по телевизору. А нам-то как
 было всё это интересно! А ещё мы этими вечерами... учились танцевать! Танго, вальс...
 Заводилой, организатором была, конечно, Мария Константиновна, а ей помогали те из нас,
 кто умел что-то. Так и меня там наши девчонки научили танцам. Ну, и... естественно - я
 впервые танцевал!.. и танго, и вальс... А лет-то нам было - по пятнадцать; а тут музыка
 такая, и вся эта пьянящая атмосфера дружбы, молодости. И со мной случилось то, что и
 должно было случиться: я влюбился... в Любу Волженину. Милая девочка была... Правда,
 учёба ей давалась очень тяжело... Не помню уже: сколько дней я страдал и сколько ночей
 не спал нормально. Но подойти к ней и объясниться, хоть намёк дать - так и не посмел. А
 написал большую записку, где признался в любви, да ещё и стих присочинил. И эту записку
 потихоньку подложил ей в учебник на последнем уроке, а потом всю ночь не спал и
 переживал: а что же завтра-то будет!? В голове такие фантазии вертелись!.. Да, впервые
у меня тогда голова кружилась, но только не от болезни, а от фантазий моих...
          А на завтра... она мне тоже ответила запиской. Не сохранил я её. Но писала она
 следующее: извини, мол, но "у меня есть парень. Он старше меня на пять лет, и служит
 сейчас в армии, скоро уже вернётся. И я буду ему верной... А тебе спасибо за твой стих,
 за твоё внимание ко мне"... Вот эти три слова: "буду ему верной" - и решили для меня
 всё... В моём сознании они значили - табу, полный запрет на мои дальнейшие действия по
 отношению к ней. Ни единым словом, ни единым взглядом я больше не потревожил её. Но...
 сам-то... в ту ночь... впервые плакал в подушку: ни от отчима, ни от мамы, ни от
 обидчиков каких-нибудь, а от... чувств... Утром даже мама заметила, что у меня глаза
 красные, и всё допытывалась: с чего это я такой? Да я как-то отвертелся, не признался
ни в чём.
          Вот какой опыт отношений с девочками у меня уже был, неудачный опыт - тогда с
 Любой, теперь с Зоей... Как тут не расстроиться!? А Люба после восьмого класса ушла из
 нашей школы и с тех пор я никогда её не видел. Только недавно, в армии, из писем от Зои,
 я узнал, что она очень рано вышла замуж, сейчас - многодетная мать, а муж её работает
 сварщиком и любит "закладывать за воротник". В общем... ничего хорошего.
         А у меня от тех дней остались лишь воспоминания.


                12

                Настя, и "Ловец во ржи".