Счастье - рядом. 7. Исповедь Сони-4. Свен...

                ГЛАВА 7.
                ИСПОВЕДЬ СОНИ-4. СВЕН.

      – Жар и нездоровье украшает многих женщин… – мягко улыбнувшись, смотрела на замершего хозяина, – и затуманивает мозги даже тем, у кого они присутствовали.

      – Тебе это не грозит. Говоришь связано, ясно, умно. Профессия наложила свой отпечаток. Со мной скучно: цифры, отчёты, аудит и… ненависть! – приятно негромко рассмеялся.

      – Думаешь, мне объясняются в любви? – погрустнев, вздохнула. – Когда случается беда и кровь, когда погибают близкие, их родные любовью не пылают уж точно.

      – Понимаю, о чём ты. Сам такое выкрикивал врачам, персоналу хосписа и психологам, когда Аннелизе потерял. И богу досталось…

      Со стоном вздохнул протяжно, сел рядом, сильно ссутулившись.

      – Вот и наказал меня одиночеством. Родня вскоре переехала в другой город, племянник подался то ли в Китай, то ли в Индию – просветлять карму, – грусть сквозила ото всюду! – И даже не звонят. Умерли, словно. Или это я для них умер? – смотрел сквозь стену слепым взглядом. – Соседи советуют завести собаку. И этого не могу. Редко бываю дома. Часто в разъездах. Тоже профессия сказывается.

      – Почему не получилось с детьми? А? – положила руку на его спину, хлопнув, скорее, машинально.

      Выпрямился, тоже автоматически.

      – Думал. Хотели стабильности. Долго в профессии искали себя. Потом, словно забыли о них и для чего нужны! Просто любили жизнь: ездили на концерты, фолк-фестивали, спортивные матчи… – вздохнул, помолчал. – А потом стало поздно. Для неё.

      – А тебе? Можно было иметь побочных. Одиноких женщин тысячи – любая была б рада иметь здорового малыша от такого славного парня.

      – Даже не думал, – замер, искренно удивившись, обернулся. – Странно, да? Сам поразился.

      – Так сильно любил жену?

      – Да… Наверное… Со школы вместе. Срослись.

      – Привычка – страшная вещь. Вот и такой простой радости она тебя лишила – отцовства. Пусть на стороне. Грустно.

      – Спасибо. От души. Никогда и никто так со мной не говорил.

      – Пользуйся, пока бесплатно, – легко и свободно рассмеялась.

      Затих, затаился словно. Откровенно залюбовавшись, смутил даже. Да и сам нервно вздохнул и покраснел, как мальчишка. Опомнился.

      – Есть хочешь? Когда сегодня ела? – увидев моё недоумевающее лицо, ахнул. – Вообще, ела сегодня что-нибудь?..

      – Не помню… Н-нет, не вспомню никак. То ли из памяти выпало, то ли не обедала, то ли не обратила на это внимание…

      – Потому-то такая худенькая… – тяжко вздохнул, голос захрипел: – Когда увидел, думал, девушка юная стоит…

      Встал, завернул меня в простыню и понёс на кухню.

      – Есть пицца, равиоли, суп в банках, буритос, сырная всячина, немного фруктов и вина.

      – Холостяк.

      – Вдовец.

      – Холостяк!

      – Убедила.

      Рассмеялись вдвоём.

      Посадил на стул, придвинул к столу, склонившись, заглянул ласково в глаза, сияя отчего-то настоящим мужским счастьем!

      – И?..

      – Ммм… равиоли! – закатила глазки, зарделась лицом и ушками, откровенно кокетничая.

      – Согласен, – покраснел, едва просипев.


      Через час едва выползли из-за стола.

      Кажется, Свен тоже сутки не ел. Плюс выпитая бутылка настоящего “Кьянти”.

      “Хорошенькие” ввалились в гостиную!

      На часах – глубокая ночь давно! Скоро рассвет.

      – Так. Мы с тобой до неприличия объелись, напились. Чего теперь не хватает? – разошёлся!

      – Музыки!

      – Тссс! Не шуми, – погрустнел, мгновенно протрезвев. – Соседи скандальные. Сколько говорил жене, мол, давай купим домик маленький, – махнул обречённо рукой. – Квартира! – презрительно усмехнулся. – Клетка с сокамерниками.

      – Тогда, спать.

      – На полный желудок?.. – захлопал глазами и рассмеялся так юно! – Кошмары замучают!

      – Они меня мучают только на голодный! – просто рухнула на разложенный диван.

      – Я буду охранять твой сон!

      Внезапно рухнул рядом, едва успела откатиться к стене!

      – Цела, Соня?

      Лежали и хохотали, как подростки. Потом, устроившись на подушках, обложившись ими, как султаны, стали беседовать обо всём: о Родине, корнях, пристрастиях, жизни, об истории, детях, профессиях…

      Свегорд принял душ, вышел в домашней пижаме, забавной такой, полосатой.

      Я не выдержала и рассмеялась.

      Он встал в картинную позу, подняв руку.

      – Моя парадно-выходная пижама! Туш! – провозгласил, смущённо алея лицом, краснея ушами.

      – Иди сюда уж, не пропадать же костюму напрасно, – смеялась, похлопывая по постели рядом с собой. – Плед ещё один давай, – вдруг навалилась такая усталость! – И не уходи, пожалуйста… будь рядом… – на ходу засыпала почти.

      Тихо лёг рядом, принеся свою подушку и огромное пуховое одеяло. Едва укрыл нас, я провалилась в сон. Тепло и спокойно так стало…


      …Солнце било в зеркало, а отблеск мне в глаз. Медленно приоткрыла веки.

      “Видок. Лежу на руке Свегорда, а он обнимает меня и… крепко спит с улыбкой на губах”.

      Тихо вздохнула, стараясь не будить вознёй или сопением.

      “Рано ещё. Дом спит. Выходной. Полная тишина. Даже собаки не возятся, не просятся на прогулку, – прислушалась. – И на улице тихо! Ни трамваев, ни машин, ни сигналов спецтехники – покой абсолютный. Где это? В каком районе? – легла осторожно на спину, задумалась. – Вот меня вчера скрутило! То ли наваждение, то ли временное помешательство, или день особый, когда им, ушедшим, можно было встретиться с теми, кого любили… Вот и появились у меня на пути сначала Серж, потом Максим. Макс. Единственный мой. Даже стук сердца его слышала! И сила в руках была настоящая мужская, когда стиснул меня страстно в объятиях. Только он умел так обнимать: гладя по спине ладонями, большими пальцами скользить по позвоночнику! Только Максик… Как я по тебе соскучилась, любимый! Суженый мой… Моя боль…”

      – О муже вспомнила?

      Проснувшись, Свен прижал к себе нежно, подав носовой платок. Деликатно отводил глаза, пока справлялась с тихой истерикой.

      Едва опомнилась и не позволила издать ни звука. Приказала себе: “Не здесь!”

      – Нет… об отце своего ребёнка, – вытерла слёзы.

      С трудом взяла эмоции под контроль, только с дрожью тела не смогла совладать.

      – Значит, он стоил того, если, спустя столько лет, ты ещё не успокоилась. Слишком глубокий след в душе оставил, так и не зарубцевался по сей день.

      Вздохнув протяжно, ласково обнял, гладя голову.

      “Господи! Как Макс это делает: лишь кончиками пальцев!” – задохнулась, затихла, вздрогнула от забытых волнующих ощущений.

      Свен остановился в нерешительности.

      – Ещё. Прошу… – шепнула, подняла навстречу лицо.

      Гладя невесомо и нежно, застенчиво, совсем юно и смущённо улыбнулся, заглянул в глаза, медленно склонился и… приник к губам с мягким поцелуем.

      Не оттолкнула, поняв, что ему это тоже очень важно и нужно: тепло женского тела, запах кожи и стук сердца рядом. Прижалась, отвечая на ласку.

      В его глазах сверкнули слёзы невысказанной признательности: “Я тоже страшно одинок, и так давно!..”


      …Потом долго целовались, заглядывая в глаза, не обещая ничего, не ожидая чуда, не требуя чего-то взамен, даже не надеясь на продолжение. Просто дарили радость, жар тел и звук растревоженных, разбуженных от долгой спячки одиночества сердец. Только здесь и сейчас.

      Оба поняли: “Не выжили бы без этого!” Для нас настал тот миг, когда больше невозможно стало жить дальше так, как существовали до него. Грянул переломный момент, стал нужен кто-то, кто насильно столкнёт с наезженной колеи, заставит делать новую, другую, что приведёт в иной мир и жизнь, к полноценному существованию и свежим чистым чувствам. Туда, где больше не будет жгучего и невыносимо горького сиротства.

      Мы просто расслабились и… вместе свернули на незнакомую дорогу, крепко держась за руки. И не пожалели. Ни на миг.

      Свен оказался чудесным любовником: нежным, деликатным и… стеснительным. Жена была явно единственной женщиной в жизни.

      Этот факт почему-то меня так обрадовал: “Я стану второй и последней!” Почему эта мысль пришла в голову? Бог знает. Рассмеялась, потешаясь над собой.

      – Поделись, Сонечка…

      Сладко целовал мои обнажённые плечи, сияя синими, как оказалось при дневном свете, глазами. Синими, как воды Ботнического залива.

      – Не таись, моя Брунгильда.

      – Глупость и нелепость. От счастья, наверное…

      Касалась губами мужской груди, ласкаясь, знакомясь с новым, полноватым телом, приспосабливаясь. Это было так волнительно!

      Ответил и уже был смелее и… сильнее.

      Опомнились только через час!

      – …Ты настоящая волшебница, Соньхен! – прижимал к мокрой вздымающейся груди, гулко и сильно стучащей. – Я себя уже “списал”…

      Целовал мою голову, вдыхая запах мокрых волос, стонал от счастья, вжимал сильно, но аккуратно, радостно и трепетно, как юноша.

      – Не надеялся ни на что, понимаешь? Просто доживал жизнь. Думал, что скоро умру.

      – Для умирающего ты ещё слишком силён, – целовала крупные губы по-настоящему, загораясь, прикусывая их и соски, – и измождённым не выглядишь совсем… – поцелуями спускалась по торсу всё ниже. – Нет… в архив сдавать тебя ещё рано… Слишком рано…

      Я заставила Свена вспомнить радость жизни, а он мне подарил её полноту. И себя. Своё сердце, саму душу. Буквально: просто сел на кровати, безмолвно протянул раскрытые ладони, взволнованно смотря глубоким Северным морем.

      Поняла, расплакалась, принимая бесценный “дар”.

      Порывисто обнял, стиснул, задрожав крупным телом.

      Слов не потребовалось. Родственные сердца нашлись и срослись мгновенно!

      Больше мы не расставались.


      Послушав меня, Свегорд купил рядом с нами небольшой домик: на две спаленки, маленький, аккуратный, с большой верандой, очаровательным садиком, гаражом и большой лужайкой до самого поворота улицы.

      Маленькая усадьба мне так понравилась, что часто брала туда внуков.

      Они с радостью сажали весной цветы на клумбу у входа, саженцы фруктовых деревьев в саду за домом, сеяли травяные сборы “Мавританский ковёр” на свободных клочках земли, а дед Свен им за это построил самый настоящий индейский вигвам и поставил качели-диван в сени деревьев возле гаража. Как дети его полюбили! То, что дедушка ещё и прекрасно готовил барбекю, стало лишним поводом бывать у него! Практически, я жила почти всё время там.

      Жизнь, и моя, и его, наконец, обрела смысл – стали счастливыми и спокойными. Больше нам не грозило ни одиночество, ни пустота комнаты и постели, ни холод заледеневших без любви сердец.


      …Однажды привезла с собой… Макса.

      Так и решила для себя: “Хватит таиться и прятаться – пора жить открыто. Пришло время начать новую жизнь с решения старых проблем. С сына”.

      – Свегорд, познакомься: мой младший сын Макс. Ему уже семнадцать лет. Отличник и атлет.

      Сын замер, окинул странными глазами и мужчину, и его дом, и машину у гаража. Оторопел. Опомнился. Протянул в ответ руку.

      – Макс Бейлис. Рад познакомиться, Свегорд. А… кошка Ваша?

      – Густавсон. Можно просто Свен, на ты.

      Крепко пожал уже немаленькую руку парнишке, который был на две головы выше матери.

      – Наслышан о тебе, парень. И так завидую! Такая чудесная мама!.. – ещё раз крепко пожал руку, забавно вскинул бровь. – О какой кошке речь, друг?

      – Вон она, – глазами показал за спину хозяина.

      Отпустив руку Макса, швед улыбнулся озорно и юно прямо в душу, на что тут же последовала слабая, немного смущённая, ответная улыбка. Вдвоём повернулись и посмотрели назад.

      На клумбе спала мохнатая бело-рыжая длинношерстная кошка.

      – Ты её раньше здесь видела, Соня? – Свен понял на меня изумлённые глаза.

      – Нет, – сама вытаращилась на неё.

      – Соседская, думаешь?

      – Нет, там три собаки, – вспомнила.

      – Точно! Три дога. Значит, ничья. Будет моей теперь! А? – опять на меня посмотрел, сияя весёлыми глазами.

      – Решать тебе, хозяин, – рассмеялись вместе с ним.

      – Можно её потрогать?

      Макс подошёл, склонился над спящей кошкой, медленно протянув руку, нежно погладил её по головке.
      Открыв один глаз, внимательно окинула его с ног до головы, подумала, раскрыла второй, встала, выгнулась дугой и… залезла на руки сыну, что протянул ей ладонями вверх! Устроившись на руках, поласкалась и громко заурчала!

      – Лаковая… – удовлетворённо кивнул, улыбаясь.

      – Ласка! Лаской будет, – я быстро нашла кличку.

      Стояла, положив руки на грудь Свена, он обнял меня за плечи и талию.

      Сын, увидев это, напрягся, побледнел. Заметив наши спокойные, любящие улыбки и взгляды, просто наблюдающие за ним, медленно выдохнул, подумал, обескураженно улыбнулся – принял.

      Свегорд пожал мне плечо, шепнув: “Порядок!”

      Обрадовалась: “Сын справился с ревностью и собственническими инстинктами! Не озлобился, не кинулся с кулаками на мужчину или прочь со двора, унося в сердце ненависть ко всем и вся. Понял, смирился, признал. Всё теперь будет хорошо”.


      Жизнь понеслась по ровной, накатанной, солнечной дороге.

      В семье всё было прекрасно: внуки росли, дети учились, зять работал, и Свен уже во многом ему помогал – богатый опыт работы пригодился.

      Теперь я была спокойна сердцем, душой, телом.

      Вскоре Ланочка огорошила всех такой новостью, что едва не лишились рассудка от радости: беременна двойней! И это после приговора врачей, когда Аннушка едва не погибла в родах!

      Прямо из-за праздничного рождественского стола её увезли к Сержу в клинику и порадовали нас до истерики: “Мальчики живы!” Назвали Сашкой и Денисом, а по-здешнему – Алекс и Дэни.

      Мы со Свеном чуть ум от радости не растеряли.

      Для него-то это были и первые дети, и первые внуки! Учился даже просто смотреть на детишек – плакал часто.

      Взяли их на себя, став и родителями, и дедушкой с бабушкой. Были в доме деда чаще, чем в родительском.

      В 2004-м году мои двойняшки, Макс и Пиппа, закончили школу.

      Пиппа поступила в экономический колледж, в чём ей очень помог и помогал впоследствии Свегорд.

      Макс пошёл по гуманитарной стезе, выбрав словесность. Так и остался чудным мальчиком “в себе”, закрытым и грустным.

      Сколько мы ни старались разобраться в ситуации с ним – тщетно. Никогда не лезли в души к детям, лишь навещали их вдвоём в студенческих кампусах.

      Свен был жутко этому рад – семья, настоящая, с заботами-проблемами и радостью – его дети! Стал сумасшедшим отцом-дедом и очень заботливым мужем. Вжился в нашу семью, прикипел как-то быстро и намертво, стал всем остро необходим. Славный такой.

      С Николя Совиньоном сдружился так!

      Вот уж я удивилась до оторопи: “Швед и старый разведчик! А не там ли деда Коля и работал, когда был на службе? Не оттого ли столько тем общих у них нашлось?”

      Жаль, долго дружба не продлилась.

      Николя умер в сентябре, успев проводить Джорджи в школу.

      Всем было так жаль потерять старшего дедушку!


      Судьба всё подбрасывала и подбрасывала сюрпризы: и приятные, и горькие.

      Из неожиданных и приятных – знакомство с баронессой Катрин де Лё Фруа, Катиш, о которой раньше ребята столько рассказывали, вспоминая маршрут.

      Ланочка её встретила совершенно случайно и пригласила к нам в гости.

      Такая милая и тоже одинокая. Родственники остались лишь в Америке, а в Европе уже были только замки, угодья и могилы.

      Привязалась к нам, подружилась с детьми, и стали мы выезжать к ней во Францию, под Лион, в родовой замок покойного мужа Гийома. То Стас с Ланой и парой-тройкой детей, то мы со Свеном, прихватив малышей.

      Отказывался от поездок в Европу только Николя, отговариваясь старостью и нездоровьем. Но я-то поняла сразу: боялся встретить старых знакомых, “засветиться” сам и “засветить” нашу семью. Была так ему за эту предосторожность благодарна! Оставался за старшего в наших домах, контролировал охрану; прислушивались, даже что-то меняли после его “инспекций по объектам”. А нам было даже спокойней – появлялась возможность свободно выезжать и навещать Кэт.

      Оказалось, Катиш близко знает… Менье! Мир стал до неприличия тесен! Теперь у Филиппа появилась ещё одна возможность видеться с дочерью Женевьевой – у Кэти.


      Как всё трагически оборвалось!

      Осенью 2003-го года, на вечерней мокрой трассе под Мадридом, машина Филиппа Менье вышла из строя на полной скорости. Погиб на месте.

      Ходили неясные слухи о нарушителе, что его кто-то “подрезал” в сумраке и тумане. Не нашли. Так тайной и осталось.

      Мы все были в таком шоке! И страшно боялись за Евочку. Но, как истинная аристократка, она держала эмоции и лицо, сжав губки, и лишь тихо попросилась на похороны отца. Кто ей сказал? Догадалась, видимо.

      Так и стояла между мной и Свеном, Катиш и Стасом: тоненькая, строгая, в изысканном траурном платьице, затянув бледное личико густой вуалькой.

      Она была единственной, кто смог принимать соболезнования спокойно, с достоинством: шаг вперёд, подняла головку, посмотрела на соболезнующего глазами Фила, выслушала, кивнула, тихое “благодарю Вас”, наклон головы, протянула ручку для поцелуя, книксен, и опять отступила на шаг в глубину, словно опираясь спинкой на троих представителей от опекунского совета банка.

      Этот совет отныне вёл её дела и следил за сохранностью всего движимого и недвижимого имущества богатой породистой наследницы. Они следили за родовым замком покойника, сдавая внаём надёжному проверенному туристическому агентству, закрыв личные апартаменты на пломбу, и за движением капитала, умело вкладывая средства в прибыльные отрасли бизнеса.

      Менье выполнил своё обещание – Женевьева стала единственной законной наследницей внушительного состояния и почётного графского титула. Её будущее было отныне обеспеченно, прочно и завидно.

      Почти тоже самое повторится на похоронах баронессы Катиш.

      Она уйдёт из жизни в 2006-м году и попросит себя похоронить рядом… с Филиппом Менье!

      Все будут просто потрясены её завещанием! Не с мужем, не с семьёй, не с детьми, а с Филом в его приделе!

      Мы только поняли причину: чтобы Ева могла их навещать одновременно.

      Она так и стояла у гроба названной бабушки Кэти, по другую сторону от американской родни, которая повела себя просто безобразно!

      Американцы устроили мерзкую свару прямо на оглашении!

      Но всё было законно, давно оговорено во всех инстанциях, озвучено заранее в определённых финансовых и светских кругах.

      Женевьева стала наследницей половины состояния, всего движимого и недвижимого имущества в Европе и Англии, и… титула!

      Заокеанским родичам досталась половина средств, выраженная в твёрдой сумме вкладов.

      Как рассуждало высшее общество Старого Света, Катиш всё сделала правильно: Ева и по отцу, и по бабушке аристократка, а родня из-за океана как была, так и осталась простыми ковбоями из заштатных городков Техаса.


      Были и приятные события в нашей семье.

      В сентябре 2004-го года громко и многолюдно отпраздновали мой юбилей – 60 лет.

      Я не хотела.

      Свен и Стас, два спевшихся афериста, русский из Хотьково и шведский из Свега, всё организовали. Заговор! Самый массовый сговор в истории нашего района! Никто не проболтался! Даже малыши!

      В то утро я проснулась в большом доме и… обалдела: вся улица в растяжках с поздравлениями и плакатами-билбордами, на которых были мои фото с юности! И везде шарики, ленты, цветы, корзинки с цветочными композициями развешаны.

      Папарацци уже с утра загнали в дальний тупик, вызвав на подмогу ещё несколько нарядов полиции из соседнего отделения. Бедные журналисты! Да что они могли оттуда снять-то?

      К часам трём дня – толпа народа, машин, лимузинов, карет! Даже настоящий симфонический оркестр приехал в огромном трейлере, там и играли, только боковую стенку опустили.

      Полноценный юбилей устроили с трёхъярусным тортом!

      Из деликатности, не поставили цифру на верхушку, и свечек лишь несколько штук установили по малому ярусу.

      Внуки задули.

      Обо мне особо позаботились, вызвав мастера на дом.

      Была седая, но красивая: в дорогом светлом платье – подарок Ланочки, в драгоценностях – все дети и родные сбросились, и в полном счастье!

      Гости всё спрашивали:

      – Может, здесь и поженитесь со Свегордом, заодно?

      Мы, возьми, да со смехом, и согласись.

      Стас, хлопнув в ладоши, явил на свет… регистраторов из магистратуры!

      Ошалев, Свен и я вцепились друг в друга, а наш разлюбезный зятёк вытаскивает… бумаги-разрешения на брак с нашими подписями! Когда их подсунул на подпись, так потом и не вспомнили. Жулик Хотьковский! Но и этого ему было мало – кольца с бриллиантами преподнёс на подушечке.

      Поженили, не слезли с нас живых, пока не пригласили всю шайку-лейку бандитов-шантажистов в полном составе весной на наше венчание.


      Весной, в конце апреля 2005-го года, при стечении массы народа и прессы, мы стали и пред лицом Господа нашего едины. Вот так, миссис Густавсон. Фру.

      Не знали в тот момент одного: недолгим будет наш брак.

      В феврале 2007-г года Свегорда не станет. Умрёт во сне. Кровоизлияние в мозг, как покажет вскрытие.

      Я опять стала вдовой.

                Ноябрь 2013 г.                Продолжение следует.

                http://www.proza.ru/2013/11/19/2083