В тёмном парке на узкой тропинке. Глава 16

               
                16

                В тёмном парке на узкой тропинке.
 
        Фонари освещали вечерние улицы тускло и не везде. Прохожие попадались совсем
 редко. Но идти через хорошо освещённый вокзал и далее по железной дороге - мне не
 хотелось, потому что моя перебинтованная рука могла привлечь внимание милиции, а с ней
 объясняться лишний раз совсем не хотелось; да и прилипчивые цыганки вновь бы атаковали
 меня. И я пошёл через привокзальный парк, в котором каждое деревце мне было знакомо,
 так как я десять лет ходил по нему в школу и обратно.
        И так совпало, что я шёл и размышлял о Кашпировском, о полтергейсте и
 паранормальных явлениях, об экстрасенсах, об летающих тарелках и пришельцах, как...
 почти рядом со мной из чёрных кустов вышли двое в затасканной одежде, и я сразу понял,
 что это так называемые - бомжи, и встреча с ними в тёмном парке не обещает ничего
 хорошего, о чём и мама предупреждала.  А ведь ещё недавно мы и не знали и не слышали,
 что есть такие люди и у нас, а не только на улицах Нью-Йорка. У того бомжа, что был
 повыше ростом, лицо заросло чёрной щетиной и он казался старше своего малорослого
 спутника. По их разговору, который невозможно было бы перевести ни на один иностранный
 язык, я понял, что они только что "проучили" своего товарища и, если тот и "сдохнет",
 то ни "одна бл..." по нём плакать не будет. Возбуждённые и разгорячённые они почти
 прошли мимо меня, когда один, тот, что был пониже ростом, остановился и окрикнул меня.
        - Зема, дай закурить!
        - На, - коротко и просто ответил я, будто всю жизнь только и делал, что общался
 с такими как они, потому что не успел ни испугаться, ни принять решения, как мне вести
 себя с ними. Я здоровой правой рукой достал из кармана пачку сигарет и потряс ею, чтобы
 сигареты показались наружу и их было удобно брать.
       - Лады, землячок. Мы ещё парочку возьмём для кореша?
       - Берите, - я не возражал.
       - Чё это у тя с клешнёй? - спросили они, показывая на забинтованную руку.
       - Да... так... баловался ножичком, - почему-то придумал я, не думая;  но заметил
 за собой, что я начал подстраиваться под их речь, даже усмехнулся; видимо из головы ещё
 не выветрились пары выпитой мною самогонки - целого бокала, подкрашенной и подсахаренной
  вишнёвым соком. "Сухой закон" был в самом "расцвете" в те дни.
        - Не вздумай по железке топать. Там менты отираются, - предупредил меня
 долговязый бомж. - Потом в обезьяннике будешь доказывать, что ты не верблюд. Усёк?
       Мы все трое прикурили от одной спички, которую зажёг коротышка из моего же
 спичечного коробка, а я всё пытался сообразить: что значит "обезьянник".
       - Да, знаю, - согласился я, и оттолкнул коробок вместе с рукой бомжа от себя
 подальше, потому что, когда прикуривал сигарету, разглядел - на сколько безобразно-
грязной она была. - Да забери его себе!
       - Хорош трепаться. Валим отсюда, - толкнул своего спутника тот, что был постарше.
       - Ну, бывай! - махнул мне рукой совсем по-свойски коротышка, и бродяги быстро
 скрылись в темноте.
       "Не такие уж они и страшные, - подумал и вновь усмехнулся я. - Опустились только
 до безобразия, одичали... Неприятные типы».
       Но прошёл я совсем немного как увидел на мёрзлой земле человека. Он лежал на боку,
 свернувшись калачиком и закрыв голову руками. Шапки его нигде видно не было. Я невольно
 оглянулся по сторонам - никого вокруг.
       - Эй! Ты жив? - окликнул я незнакомца.
       Мне очень не хотелось возвращаться назад к вокзалу и встречаться с милицией: я
 только вчера писал с ними показания о несчастной девчонке, и, вот, - снова попал в
 историю... Но и пройти мимо "несчастного" - я тоже не мог, поэтому ещё раз оглянулся
 вокруг и наклонился над мужчиной, потряс его за плечо.
       - Эй! Ты живой? - ещё раз спросил его. Потом ещё раз посильнее подёргал за рукав
 пальто.
       Мужчина замычал и отдёрнулся от меня, чтоб я его не трогал. В этот момент
 открылось немного его сморщенное, заросшее щетиной лицо и, хотя было темно, я увидел,
 как испугано сверкнули его маленькие глазки.
       - Папа! Ты что ли?! - вдруг невольно вырвалось у меня одним дыханием, и я так
 сильно затрясся, что зубы у меня клацнули, а сердце едва не разорвалось в груди.
       Несколько секунд мы смотрели в глаза друг друга...  Внутри меня  всё дрожало от
 радостного испуга: "Отец жив и нашёлся!"  Но... Нет, я обознался... И мужчина вновь
 закрылся от меня рукой и отвернулся. Я потом часто вспоминал эту встречу и эти глаза,
 и мне было больно каждый раз...
       - Вставай! Не лежи так, замёрзнешь, - посоветовал я незнакомцу.
       - Иди, парень... куда шёл, - тихо проворчал он мне в ответ.
       Но я не сразу оставил его в покое, а мужчина неожиданно приподнялся и сел.
       - Дай закурить! - попросил он, ощупывая пальцами побитое лицо.
       Я не стал его ни о чём расспрашивать, но сигарету дал; и тут только почувствовал
 невероятный запах, настоящую вонь, которая распространялась от него. С тех пор я
 навсегда запомнил - как пахнут бомжи!
       - Спичек у меня нет. Тем... двум отдал, - сказал я незнакомцу, пока он
прикуривал от моей сигареты. - А тебе, может, помочь что? - ещё спросил
 я, но уже воротил нос, и у меня пропало всякое желание общаться с ним, хотя была вначале
 задумка разузнать: как он "докатился до жизни такой", потому что мне всё казалось, что
 отчим, как дворовый пёс, сорвался с цепи и с тех пор бегает по помойкам, и почему-то не
 хочет возвращаться домой.
       - Не, пацан, иди... Иди ты! - даже выругался бомж, лишь бы я отстал от него.
       И я, было, повернулся и пошёл, но остановился и спросил:
       - Слушай... там, в вашей компании... случайно не встречался тебе Семён Прокопов?
       - Нет у нас никаких Семёнов. Иди ты... куда шёл! - вновь выругал он меня.
       И я ушёл...
       Спрашивал я у Михаила Ивановича:
       - Откуда они взялись... эти - бомжи? Не было же их у нас!
       - Да всегда они были, Илья, если глубоко копнуть; только мы их не замечали, много
 чего не замечали... Это - слабые люди, безвольные, несамостоятельные, пьяницы, алкаши.
 Но у каждого из них - своя судьба, своя история. Парочку примеров приведу - и ты
 поймёшь: откуда они берутся. Вот, хорошо знавал я одного... в одном доме жили, в одном
 подъезде. Юркой звали. Слесарь - каких поискать: мастер на все руки! Как тот Гоша, что
 в фильме "Москва слезам не верит". Только характером он - не в Гошу, а в того хоккеиста,
 из того же фильма... забыл его фамилию.
       - Сергей Гурин, - напомнил я.
       - Да-да! А у меня в голове крутится - а вспомнить - не могу! Так вот: когда этот
 Юрка работал - не помню, в какой шарашке - все с ним нянчились: "Юрочка - молодец!
 Юрочка - гений!" Всё ему с рук сходило: и прогулы, и загулы, и трясущиеся руки по
 утрам... А тут - хлоп! и прикрыли их шарашку, обанкротилась: никому не нужно стало то,
 что они изобретали и мастерили там. За остальных его сослуживцев - не знаю, а Юра -
 запил с горя. Неделю пил, а может - месяц, уже и одеколон пошёл в ход, и денатурат,
и тормозная жидкость... из дома стал тащить всё. Ну, жена его и попёрла - выставила за
 дверь. Я его нынче, в начале лета, встретил случайно на центральном рынке. Натуральный
 бомж! С такими же... бомжарами - мешки там таскал. Узнал, поздоровались. Слезу пустил:
 жена, говорит, - другого нашла... Денег попросил на чекушку, я дал. А с месяц назад
заходил на рынок, даже специально хотел повидать его: была у меня задумка... жалко ж
 мужика, руки-то у него работящие, но... не довелось повидаться, спрашивал тамошних -
все только плечами пожимают... Или, вот, ещё одного знаю - Валерием Палычем все его
  величали. Всю-то свою трудовую жизнь просидел он в милиции в дежурке. А тут - турнули
 его оттуда. А он: "Да я же ничего делать не умею! Молотка в руках ни разу не держал, ни
 одного гвоздя не забил!" Вчера выношу мусор во двор, а он - в мусорном баке роется;
 оброс и оборвался так - что не узнать! Да я узнал, и он меня узнал, отвернулся, виду
не подал. Гордый!
      


                17

                "Дикая собака динго"