Синий поезд мчится в дымке голубой. Глава 27

                27

                "Синий поезд мчится в дымке голубой».

        Первую ночь в поезде Илья ещё подремал. А день весь просидел у окна, но что он
 там видел, и запомнилось ли ему что-нибудь? - не знаю: он и сам не помнил ничего. За всю
 дорогу только утром попил он горячего чаю, и то, потому что проводник предложил. В обед
 съел два яблока, что нашёл в портфеле, который ему собрала мать в дорогу, хотя из
 портфеля пахло жареной курицей, ещё там были какие-то овощи, варёные яйца, хлеб, соль,
и ещё что-то. Но еда его  не интересовала. Правда,  вечером вновь выпил чаю с печеньем.
 Соседи его, семейная пара, пытались завести с ним разговор, познакомиться поближе, но
 после нескольких вопросов, на которые они получили ответы не сложнее, чем: "Да" и "Нет",
 - его больше не беспокоили.
        Во вторую ночь сна не было совсем. Он или лежал на полке и смотрел куда-то перед
 собой, или сидел у тёмного окна, или ходил в дальний тамбур вагона покурить. О чём он
 думал во всю эту дорогу и в эту ночь - то большая загадка даже для него. Он не только не
 думал:  что он будет делать в большом, незнакомом ему городе с незнакомыми людьми?  где
 он будет ночевать следующую ночь?  как долго он здесь пробудет?  - но ему даже в голову
 ни разу не пришли подобные мысли! Все его мечты, всё его будущее - заканчивались
 моментом встречи с Дашей. И - всё!  Далее не было ничего... только девушка похожая на
 Дашу и он с ней... Единственное, что запомнилось ему за эту дорогу, - это то, что он
 очень сожалел, что не умеет сочинять музыку:  она так и звучала в нём, в каждом импульсе
 его сознания, и отдавалась эхом в каждой клеточке его тела; такая музыка! божественная!
 чувственная! И он, и весь мир кружился с ним в танце, и звёзды плыли и качались в такт
 этой музыке! Разве мог Илья в таком состоянии думать о чём-то приземлённом? о насущных
 потребностях?
         Только под утро он не то задремал, не то забылся на несколько минут, но успел
 ему присниться не то сон, не то видение какое-то. Всего несколько секунд видел он то
 видение, но впечатление оно оставило в нём такое мощное, что ему хватило на всё утро,
 чтоб в голове у него всё перемешалось и он не мог успокоиться, даже музыка из него
 улетучилась куда-то, и сигаретный дым только сильнее кружил голову. А видел он... как
 выходит из парка на родную улицу и наталкивается на незнакомую девочку лет десяти. У
неё лицо зарёванное и жалкое, а в руках она держит коробку из картона. Разве мог Илья
 равнодушно пройти мимо? - нет, конечно! "Ты чего ревёшь? Тебе помочь?" - предложил он
 ей. - "Или обидел кто?" А девочка только пуще разревелась и голову опустила от горя,
а потом открыла крышку коробки. И Илья увидел штук пять крошечных котят, пушистых,
 разноцветных, но таких милых! Даже обрадовался, не удержался - одного взял в руку.
 Тёпленький, слабенький комочек! И хотел уж воскликнуть от восторга, что, мол, "Какая
 прелесть у тебя!.." - да... тут всё понял: девочке приказали утопить или выбросить
этих котят, а она не может. Она даже представить себе не может своим детским умом:
как возможно убить или бросить этих беспомощных, но живых существ, и поражена жестокостью
 тех людей, кто заставляет её быть такой же бессердечной. Её детский ум не способен
 "переварить" это чудовищное приказание! И её сердечко готово разорваться от непонимания
 и горя... Илья полностью солидарен с ней! И переживает точно так же. Но понимает, - уже
 взрослым своим умом понимает! - что ничем помочь не может несчастной девочке, и от этого
 ему только больнее. "Я не могу взять их всех себе, - думает он. - Если только одного!
 Но... а чем остальные хуже? Почему они не достойны жить?!" - задаёт он себе неразрешимый
 вопрос, мучается им и... просыпается, и радуется, что это только сон, что не
надо по-настоящему "заниматься таким ужасным делом", потому что всё равно он бы не
 оставил девочку одну с её бедой и "взял бы грех на себя", лишь бы ребенка избавить от
 чудовищного "поступка"... Да, Илья-то проснулся и "избавился" от необходимости совершить
 "плохой" поступок, но чувства "жалости и боли" в нём остались и переключились на...
 Дашу! Ему вспомнились все её письма, где она рассказывала о себе, и как не просто к ней
 относятся окружающие. "Жалко! Всех жалко..." - вздыхал он.
         Ещё была ночь, ещё ярко горели звёзды на небе, и только на востоке появилась
 тоненькая светлая полоска приближающегося рассвета, а Илья уже почти не уходил из
 холодного тамбура, на этот раз из рабочего тамбура, через который проводники запускают
и выпускают пассажиров. Уже можно было хорошо различить лесополосы с пирамидальным
 высокими тополями, уже на остановках, когда открывали входную дверь, чувствовалось, что
 воздух совсем не такой, как у него на Родине и в Сибири в это время года, а теплее, и
 ветерок слабенький, ласковый. Поезд действительно шёл прямо на юг! Да как шёл! - Бегом
 бежал эти последние километры, будто торопился - скорей! скорей! - и так в этой спешке
 раскачал вагоны, что Илье пришлось крепко держаться, чтобы  не стукаться об стены и не
 упасть, и как моряку при сильной качке - пошире расставить ноги.
          А вот и  что-то белеть стало прямо в той стороне, куда мчался поезд. Первая
 мысль у Ильи была: "Какие странные облака!" Но тут же он вспомнил, что Даша писала ему
 про снежные горы. "Так вот они какие огромные! - обрадовался он. - Да, действительно,
 это горы! Как стена, до самого неба! Какое зрелище! На небе ещё звёзды, восток чуть-чуть
 посветлел, а вершины гор уже - вот они! И, даже, не белые, а розоватые! Ничего подобного
 не видел... И рядом с этой красотой живёт она!" - восторгался Илья  великолепным видом,
 и его эмоциональное состояние - и без того бывшее на самой высокой ступени - пьянило его.
        Поезд подошёл к Центральному вокзалу в 7-55. Уже совсем рассвело, даже солнце
 показалось из-за горизонта и проглядывало между ветками и стволами деревьев ещё не
 совсем сбросившими  листву, хотя по календарю через неделю наступала зима. И за
 несколько минут до остановки поезда по вагону объявили, что в городе сегодня ожидается
  +17 градусов тепла. "Вот что значит ЮГ! - вздыхал Илья, не зная - радоваться или
 огорчаться. - И зачем я эту шапку лохматую надел? В такой шапке только в тайгу ходят...
 на медведя, а я - сюда, на юг!.. Вон, все совсем без шапок, или в вязанных,
 спортивных... Вот дурак, и чем я думал!? Хорошо хоть пальто не зимнее… но и то жарко
 будет при +17..."
        Только проводник открыл дверь - Илья вышел  из вагона на  непривычный для него
 перрон, который был прямо на уровне пола тамбура, даже ступеньки были не нужны.
 Огляделся, пошёл к вокзалу, через проход вышел на привокзальную площадь. Немного
 растерялся: огромная площадь, окружённая большими домами, за которыми виднелись совсем
 вблизи всё те же изумительные горы, а на площади огромное количество снующих такси,
 автобусов, троллейбусов, прибывших и отъезжающих пассажиров; шум, толчея. Город, где
 Илья жил, тоже большой, но этот... незнакомый ему, новый для него... Прямо у огромных
 дверей вокзала со стороны площади он увидел два киоска. Первый же из них оказался
 "книжным". Подошёл к нему. И только тут впервые почувствовал, как бешено бьётся его
 сердце. Огляделся по сторонам, не спеша обошёл киоск вокруг, снял с головы "дурацкую
 шапку" и, не зная, куда её деть, сунул  за пазуху, но пальто так оттопырилось, что
 пришлось её держать в руке. Даши не было...
        Миллион раз представлял он себе встречу с ней, но - встречу! А тут - её не было,
 встречи - не было! Оттого и сердце прыгало. Но Илья стал терпеливо ждать. "Мало ли что
 могло её задержать - вон город какой!.. Только доехать от её посёлка сюда - сколько
 времени надо!" - убеждал и успокаивал он себя. Даже прошёлся до газетного киоска, обошёл
 его вокруг, вернулся к книжному. Как же сильно ему мешали портфель и шапка!
        Время неумолимо шло, солнце поднималось всё выше. Даши не было. Никого похожего
 на неё... Но она могла появиться в любую минуту! Поэтому напряжение в нём не
 ослабевало...  Но вот - 8-30... 9-00... 9-30... А её нет...
        Только к этому времени у Ильи впервые мало-помалу в голове начали появляться
 какие-то мысли, и чем дальше текло время, тем они настойчивее становились. "А что же
 делать дальше?.. Надо же - ни разу не обдумал, что буду делать дальше, если встречи
не будет! - поразился Илья самому себе. - Что же её задержало?.. Мачеха не пустила?..
 Заболела? На работе что-нибудь?.. Времени от последнего письма прошло... почти дней
 двадцать. Мало ли что могло случиться... - А потом пришли и неприятные мысли. - А,
может - она была! И видела меня! Со стороны посмотрела и... уехала! А почему - нет?
Да, наверно, так и было... Может... правы все! Может - мама права! -  Грустные были мысли
 у Ильи, очень грустные. Но не верилось ему! - А письма! Такие письма... А голос! Не-ет!
 Хоть что со мной делайте, но с ней что-то случилось!" - убедил он себя.
        "Нет! Что бы не было: была ли - не была, видела меня - не видела - но мне-то надо
 её увидеть! Непременно, обязательно! Видеть, искать, ехать, делать всё, что угодно, но
 не бездействовать! Пусть, даже, она видела меня тайком... и не подошла... Даже, если, я
 ей не понравился... даже, если, меня разыграли, и всё это обман был - всё равно я должен
 узнать это. Ну не ехать же назад после первого же препятствия! Может, случилось нечто,
 что и предвидеть мы не могли, а я... сразу же оглобли поверну! Ну не дурак ли я буду
 после этого? Я ж себе потом не прощу, что я ничего не узнал!" - подбадривал он себя,
а бездействие начало угнетать его. И тут случилось с ним неожиданное: на него "напала"
 икота! "Ни один профессор не может толком объяснить: отчего она бывает, - с горечью
 подумал он. - А уж как от неё избавиться - и подавно никто не знает!" И он попытался
 надолго задерживать дыхание, предварительно набрав воздуха полную грудь; даже считал при
 этом до сорока, - но не помогало, и в голову ему более ничего не приходило, кроме...
 удивления: "И кто ж меня так вспоминает!? Аж материт!? Да это с Дашей что-то, и она обо
 мне переживает, убивается, что не смогла встретить, и боится, что я струшу и уеду, и
 сообщить никак не может. Да проще-простого: телеграмму она не получила - и все дела!.."
         Илья зашёл в камеру хранения и избавился, наконец, от портфеля. Хотел и шапку в
 портфель засунуть, но передумал. Тут же, около камеры хранения находилась закусочная, и
 он машинально, не столько от голода, которого он не чувствовал, а для того, чтобы и
 успокоиться и избавиться от икоты, - выпил чашечку горячего кофе с булочкой. Но булочку
 не съел, а отдал исхудавшей собачонке, которую давно приметил около троллейбусной
 остановки.
         Но ехать сразу к Даше в посёлок - всё же не рискнул, решил сначала разузнать всё
 у Наташи, поэтому вошёл в первый же троллейбус, который подошёл к остановке и спросил:
 как проехать до АХБК. Оказалось, что, сколько людей было в салоне - столько же и мнений:
 на какой остановке ему делать пересадку, на какой номер, и так далее. Но случайно среди
 гомона он услышал, что этот троллейбус идёт в микрорайоны, и вспомнил, что Даша писала о
 дальней родственнице Наташи, живущей в микрорайоне, и решил, что это даже лучше -
 встретиться сначала с Катей, и "издалека" всё разузнать, а потом уже действовать по
 обстоятельствам.
         Поколесив с полчаса по центральным улицам города, троллейбус, наконец-то свернул
 в микрорайоны - сплошь застроенные однотипными пятиэтажными домами, где Илья и нашёл дом
  №9.  Илья изрядно попотел и поволновался, поэтому не сразу насмелился нажать кнопку
 звонка у нужной двери, тем более что за нею слышался громкий женский разговор, - кто-то
 с кем-то ругался, - но отступать ему не хотелось - он пересилил себя - и нажал маленькую
 чёрную кнопочку на белёной стене. Неожиданно дверь открылась почти сразу. Из тёмного
 коридора квартиры снизу вверх на него сердито сверкнули глазки тщедушной простоволосой
 старушенции, и от наступившей тишины в квартире, Илья понял, что причиной громкого
 разговора была именно она.
        - Кто такой? Чего надо? - почему-то зло спросила старушка сразу же, как открыла дверь.
        - Здравствуйте... Мне бы Катю... Она дома? - потерялся Илья.
        - Ходят тут! Зачем тебе Катька? Кто ты такой? - чуть не выругалась старушка и,
 даже не дождавшись ответа, стала закрывать дверь перед ним. И закрыла бы! Да Илье
 неожиданно на память пришла почему-то старуха-проценщица Достоевского "изводивщая"
 сестру-Лизавету, и он, как когда-то Раскольников, испугался и взялся за дверь, и слегка
 потянул к себе.
        - Позовите, пожалуйста… - начал уже смелее упрашивать хозяйку Илья, да старушонка
 действительно оказалась зловредной и дверь захлопнула перед ним так, что он едва руку
 успел отдёрнуть, а то бы остался без пальцев.
        Илья от неожиданности отступил назад в подъезд в полной растерянности. Но через
 какое-то время - он уж сделал несколько шагов к входной двери на улицу - к нему вышла
 девушка лет двадцатипяти, тёмноволосая, кучерявая, симпатичная, и удивлённо посмотрела
 на него. Она даже не знала о чём его спросить.
        Илья же кое-как насмелился выговорить:
        - Я - Илья... Приехал из Н... Я хотел только спросить... о Даше Андриановой...
        - Боже мой! Да ты никак - тот самый Илья!? - вскрикнула девушка и враз изменилась
 в лице, обрадовалась невероятно. - Боже мой! Ой, как здорово!.. Невероятно! А она тебя,
 разве, не встретила? Она же собиралась! - Катя уже держала Илью за рукав пальто, и смело
 рассматривала его, и лицо её сияло. - Она же собиралась. Неужели, мачеха, опять
 выступила?.. Ты... постой минутку. Не уходи! Я сейчас! Я только пальто накину и провожу
 тебя... до общежития. Может, Наташка что знает, - и девушка забежала назад в квартиру.
         И вновь троллейбус громоздкий и шумный, и толчея в салоне, а потом пешком  до
 общежития. Всю дорогу Катя радовалась, что Илья приехал. Наверное, если бы это было
 возможно, она бы даже поцеловала его! - так ему казалось, потому что уж очень она была
 удивлена его приездом и не могла скрыть охватившего её восторга. "Я так рада за Дашу!
 Так рада!" - неоднократно повторяла она. Катя была приятная девушка и на вид и в
 общении, и Илье с ней было легко уже через несколько минут. Возле трёхэтажного общежития
 она попросила его подождать минут пять, и вошла во внутрь. Илья закурил, чувствуя,
что к нему подступает нервная дрожь - решающая минута приближалась! И надо же было ему
 поднять глаза и посмотреть на окна общежития! Пять или шесть окон второго этажа,
 выходящие прямо на него - были сплошь усеяны девичьими лицами! Такого приёма он никак
и не ожидал... Ему стало так неловко, так стыдно от такого внимания к его особе, что
он остолбенел, не мог стронуться с места, готов был провалиться сквозь землю, даже
не смел докурить горящую сигарету, а держал её в руке, пока она не обожгла ему пальцы.
А как ему мешала шапка! Хорошо, что он нёс её в руке, а то бы истёк весь потом.
         Наконец одно из окон открылось и в него, растолкав подруг, наклонилась через
 подоконник девушка с удивительно круглым лицом; Илья сразу понял, что это Наташа: Даша
 не раз называла свою подругу в письмах "Солнышком", "Пышечкой".
        - Илья, подожди немного. Я скоро. Я сейчас спущусь к тебе! - помахала она Илье рукой.
        - Она же ещё вчера вечером на работе так радовалась, что получила  телеграмму и
 уверенно так говорила, что непременно поедет встречать тебя, - говорила Наташа, на ходу
 застёгивая пальто. - Что же с ней могло случиться? Я так была уверена, что она с утра
 уже на вокзале, - пухленькое, милое лицо девушки было озабочено тревогой. - Пойдём. Я
 тебя провожу к ней. Мне самой не по себе: что же могло случиться?
         И они пошли по знакомому по письмам полю, и пирамидальные тополя, будто стройный
 ряд солдат-великанов на фоне величественных гор, показывали им путь туда, где виднелись
 вдали крыши домов и сады. А там была - Даша! И сердце у Ильи "сошло с ума" от волнения и
 ожидания того, что вот-вот должно будет случиться.


                28

                "Как бы ни так!.."