Счастье - рядом. 13. По следам пропавших...

                ГЛАВА 13.
                ПО СЛЕДАМ ПРОПАВШИХ БЕЗ ВЕСТИ…

      – Стоп! Тихо! Не паниковать! – Стас шагнул к жене, схватив в крепкие руки, стиснув, зажав её истерику в зародыше. – Знаешь Нику: сорваться в путь – раз плюнуть! Что-то узнала, её кто-то узнал – твоя копия. Неожиданное открылось, – сильнее сжал тело. – Не торопиться с выводами. Думать. Мы не одни, не забывай. Значит, и для них исчезновение – полная неожиданность, а это хороший признак, поверь, – на русском шептал на ушко. – Иду к ним на разговор, – заговорил громче на английском. – Ожидайте, никаких действий не предпринимайте.

      Убедившись, что она пока держится, передал Лану Тони, посмотрел ему глубоко в глаза.

      – Контролируй ситуацию. Шутки закончились. Ждите.

      Энтони кивнул и повёл жену в спальню.

      – Да… – Стас обернулся в дверях гостиной, странно посмотрев на обоих, – воздержитесь пока.

      Хохотнув, ушёл, вогнав в ярую краску пару.

      Постояли, прыснули от смеха, словно подростки, в кулачок: «Как родитель школьников предупредил!»

      – За кого он нас принимает? – возмутилась, краснея личиком.

      – Он угадал, – глухой голос выдал его.

      – Нет… Тони! Господи… – расхохоталась до икоты.

      – Это выше меня!

      Сделал возмущённое лицо, подхватил на руки и потащил в сторону девичьих спален.

      Как ни отбивалась, хохоча, победил.

      Лишь через четверть часа опомнились.


      – …Ты только посмотри, где мы… – голос Тони был странен.

      Оторвавшись от мокрого тела, оглянулась вокруг, замерла и… ахнула.

      – Боже… Как?.. – рухнула на него в потрясении. – Судьба.

      Лежали на растерзанной кровати… Вероники.

      – Она хотела оказаться в нашей постели. Желание сбылось, но в ином ключе – мы в её, – потерянно просипел. – Только мы вдвоём, наедине, а Ники между нами нет, как и не могло быть вообще. Вот это и есть настоящая судьба и карма. Бог справедлив. Laudem Madonna pro auxilio et gratia Eius…* – шепча, поцеловал католический крестик, прижав и к своим губам, и Ланы.

      – Sanctificetur sit nomen Eius! Amen.** Бог милостив, справедлив и всё прощает, – тихо прошептала на русском, поцеловав православный крест, дав коснуться Тони. – Есть такое русское просторечное, жаргонное выражение: «Бог не “фраер”, он всё видит». Согласна, в данном случае, – вздохнув, постаралась перевести слово «фраер».

      Усмехнулся, содрогнувшись телом, понял, помотал головой, сияя серо-золотыми глазами.

      – Ладно, надо отсюда выбираться, – впилась в поцелуе сильном, жарком, мутя разум. – Жди меня сегодня, Тошка… – прижалась телом, сливаясь, срастаясь плотью и порами. – Жди… Очень…

      – Я всегда жду, каждый день, – горло перехватил спазм, а сердце боль. – Мы предназначены друг другу, любимая моя Дэйзи. В веках.


      – …Ты не сможешь поехать – новая выставка на носу, – Стас был тих, деловит, собран. – У меня конференция в Берне, не могу сорваться – наш доклад, – остановил возмущённый возглас жены покачиванием головы. – Всё связано с контрактами и немалыми деньгами, – глубоко заглянул в глаза: «Опомнись, “они” рядом!» – Мы не имеем права нарушить план и потерять такие средства.

      – Я поеду за дочерью, – Энтони поразил. – Языка, жаль, не знаю, как-то не пришлось выучить, простите, – пожал плечами, спокойно переводя взор с лица на лицо. – Но есть выигрышные стороны, – рассуждал деловито, взвешенно, – и немалые: знаю всех участников в лицо. Картины рождались на глазах, а память профессиональная, фотографическая, – поднял умный взгляд на Стасика. – Посоветуйся, позвони. Согласятся, уверен.

      Он безропотно встал и пошёл из гостиной в кабинет, плотно прикрыв за собой дубовую дверь.

      Лана поражённо молчала. Долго. Опомнилась:

      – А Эсти? Кто присмотрит за сыном?

      Паника сквозила в её дрожащем голосе и белом лице, руки затрепетали, стали мять платье.

      – Решить проблему можно всегда, – взял женские ледяные ручки в горячие ладони, сжал, придавая силы, успокаивая. – У всех сотовые телефоны, есть связь по Интернету, скайп. Не волнуйся, прошу. Я больше переживаю из-за незнания страны и языка.

      – Тебя встретят и станут сопровождать повсюду, не переживай об этом. Свои люди, надёжные, проверенные годами и делами… – пожала руки Тони, сияя синью глаз.

      – …а к сыну заеду я.

      Стасик неслышно подошёл к столику у камина, сел рядом с парой на большой кожаный диван.

      – Из Берна вылечу не в Монреаль, а в Атланту – только и всего, – улыбнулся, удивив итальянца. – Город посмотрю, поболею на стадионе, почувствую себя американцем, приобщусь к заботам о взрослом сыне.

      Принял протянутую руку гиганта, пожал сильно, мощно: похлопал по огромным плечам, смеясь и тиская в объятьях.

      – А то, всё дочери да девочки – бабье царство! – заржал. – Потренируюсь перед будущими зятьями.

      – Но-но, а пятерых наших пацанов куда дели? – Лана возмутилась.

      В довесок дала тумака обоим заговорщикам, за что живо была сцапана, затискана, зацелована во все немыслимые места.

      – Мерзавцы! Напали на одну маленькую! Громилы… – беспомощно верещала.

      Не остудила – загоготали, полапали вдвоём.

      В чувство привёл международный звонок прерывистыми сигналами телефона.

      Сорвалась к аппарату птицей.

      – Лана Вайт, – выравнивая дыхание, старалась не кричать. – Да, решили. … Данные перешлю по факсу. Условия те же. Оплата по старой схеме. … Хорошо, спасибо. Ждите. … Взаимно. Прощайте!

      Положив трубку на рычаг, замерла на минуту, продумывая действия. Приняв решение, пристально посмотрела на Стаса.

      Он машинально встал с дивана и молча проследовал за ней в кабинет.


      – …Знаешь, что странно, Тошка?..

      В предрассветных августовских сумерках лежала измотанная и счастливая, прижимаясь, касалась тонкими пальчиками и пухлыми губами его сосков, как особенно любил.

      – Нет в душе смертельного ужаса, понимаешь?

      Молча сжал рукой ей плечико, соглашаясь. Не мешал, давая выговориться.

      – Только сердитость какая-то: «Ну, засранка, погоди у меня! Вот только вернись – задницу-то надеру!» Так мама ругала меня часто в детстве… – нервно дёрнулась в истерическом смешке.

      – Тссс, тихо. Успокойся. Всё хорошо! Это добрый знак, поверь, любимая, – прижался губами к голове, целуя, шептал тихо на ушко, уговаривая, заговаривая, отвлекал от истерики. – Ты не предчувствуешь беды – отлично!

      Подтащил подушки повыше на спинку кровати и, привалившись, потянул на себя жену, устроив между мощных ног, укрыл простынёй.

      – Если ты, сумасшедшая и беспокойная мать, не чувствуешь тревоги, значит, там нет опасности и крови. Скорее всего – это любовь! – юно и легко рассмеялся, прижав её к себе. – Влюбилась наша девочка!

      Притянув выше, целовал личико и шейку, водил горячими губами, запоминая очертания и вкус. Тайком вздохнул: «Опять разлука». Охрип от накатившей страсти, когда взяла его сокровенное в плен тоненькими пальчиками, лаская волшебно и так умело, что мозги сразу закипели, тело содрогнулось в сладкой судороге. Целовал и прикусывал ей губы и плечики, тёрся о волосы, скрипел зубами, рычал от наслаждения.

      – Все влюблённые глухи и слепы – оставляют следы неизбежно… Найду… Справлюсь… Почувствую…

      Утробно застонал, сползая ниже, когда поцелуями спустилась к огню, нежно обхватив его бёдра худыми ручками-веточками. «Так ласкать и любить может только она, Ромашка, Дэйзи, вечная и неугасимая любовь, сама жизнь…» – подумал, уплывая в страну грёз.


      – …И последнее.

      Стас передал пакет с документами в руки Энтони.

      – Это представитель «оттуда», серьёзный и без сантиментов, прямой и честный, даже жёсткий. С ним одновременно и легко, и крайне сложно. Выстраивай линию поведения и общения сам, тут я тебе не помощник. Звони регулярно, держи меня в курсе. Роуминг обеспечен, плюс местные телефонные компании и тарифы – будь постоянно на связи… – замер, смотря в никуда, задумался. – Что ещё? Условия прежние: ты – дальний родственник госпожи. Приехал навестить – не нашёл. Волнуешься…

      – Я всё понял, Стас. Усвоил. Большой мальчик, – кивнул спокойно.

      Расхохотались, нервничая жутко, до нервной дрожи в руках.

      Стас дико переживал: «Как Энтони адаптируется в абсолютно чужой стране и среде, с другими традициями и лицами? Как сыграет роль? Это – не стоять за плечами клиентки, это – настоящий сыск! Как сработается с “товарищами”?»

      Тони же волновало совсем другое: «Найду и… Как её удержать? Сорвётся, в кровать запрыгнет. Это будет сложное время». Отряхнулся от липкого предчувствия, сменил тему:

      – Держи Лану подальше от телефонов и… Стивена. Слаба. Побереги, прошу. Ради неё самой. Для нас… – смутился, побагровел.

      Поймав мягкую понимающую улыбку друга и партнёра, стыдливо отвёл глаза.

      – Он перевезён в Оттаву, в закрытый госпиталь. Ей не добраться до него. Есть подвижки. Нашли раздробленный позвонок, сделали операцию. Прогнозы хорошие. Возможно, верхняя часть тела станет чувствительной, – решил порадовать итальянца доброй вестью.

      – Хвала Мадонне! Уже полчеловека! Глядишь, и остальное начнёт оживать! – на радостях жарко облапил Стаса.

      – Не увлекайся! Папарацци сойдут с ума!

      Хохотали, зубоскалили, ёрничали, тискаясь вновь и вновь.

      – Всё. Твой рейс, – Стас замер, чутко прислушиваясь к объявлениям. – Мой только через три дня, – хитро осклабился.

      – Оставь и мне… – Энтони проворчал тихо.

      Смутившись, покраснел, как подросток, сильно тиснул другу руку на прощание и, неловко махнув, потопал на посадку.

      – Оставлю, куда деваться, брат? – вздохнул протяжно.

      Помахал обеими руками напоследок, увидев его в проёме терминала лишь на мгновенье.

      Близкое жужжание фотоаппарата папарацци взбесило Стаса до трясучки!

      – Проваливай! Полицию натравлю! – выпалил.

      Смылся враз, мерзкий проныра.

      – Прости, Тони. Завтра мы станем героями-любовниками! Не испугаемся, и так «шведская семья»! На пользу… – рассмеялся и пошёл на выход.


      – …И ещё, прошу, не забывай наш разговор на Каварта-Лейк, – обнимал уставшую жену, целуя мокрую голову, вдыхая бесподобный аромат. – Никаких шагов в сторону. Умоляю! Последние выходки дочери сильно подпортили отношения с ними. Не добавляй головной боли и предлогов для санкций. Осмотрительность важна как никогда! Притормози с благотворительностью, милосердием и страстью. Очень тревожно на душе, понимаешь? Давно такого не ощущал. Сам не пойму, где и откуда ждать удара, но страх не отпускает.

      – О чём ты? Не уловила смысл, прости, – подняла голову, приподняв в изумлении брови.

      – Стив.

      – Разве дала повод?

      – Можешь. Он заговорил.

      – Слава богу! – заплакала, бессильно опустившись на грудь. – Гора с плеч. Спасибо. Порадовал.

      – Вот и прошу: если позвонит – не сорвись. Помни озеро.

      – Если будет просить о встрече?..

      – Пообещай, когда приедет домой. Не раньше! У тебя важная выставка. Дочь в России пропала. Дети без родительского присмотра – все в разъездах. Полно доводов и уважительных причин.

      – Это бесчеловечно, – просипела сквозь слёзы.

      – Согласен, Ромашка, – прижался щекой, выпивая солёную влагу. – «Этим» не объяснишь. Заставят очнуться… трупом. Не объяснят. Не предупредят, сама понимаешь.

      Задрожала, вжалась в родное тело, плача: «В западне. Вечная кабала. Тупик. Узкий коридор. Как на минном поле, и карты ждать не приходится. Как жить дальше? Паутина».

      – Терпи, Рыжуха моя. Возможно, к Рождеству Стиви уже будет дома. Странное дело – сам соскучился. Столько лет рядом, почти семья. Или это мы с тобой ненормальными русскими были, ими и остались? Нам все становятся с годами лишь роднее и ближе. Вот и этот прикипел к сердцу.

      – Девочки его навещают.

      – Вот пусть пока ими и довольствуется. Чай, не пацан. Ужо полтинник, однако, – хохотнул на русском озорно.

      – Столько лет прошло! Не верю!

      – Сам балдю! Ахринеть!

      Хохотали, целовались, любили – разлука маячила на горизонте.


      Лана ехала из аэропорта, проводив Стасика. Встроилась в плотный поток осторожно, автоматически выполняя повороты, следя за светофорами, окидывая в зеркала соседние машины. Мыслями же вся была в новой картине: «Москва, Яуза, поздняя осень, ноябрь, горбатые мостики, маленькая девушка на набережной, одинокая мужская фигура на мосту…»

      Поворачивая к галерее, вдруг обратила внимание на машину сзади. Нахмурилась: «Не первый раз за собой замечаю, – понаблюдала несколько минут, похолодела душой: – Так и есть: “хвост”!»

      Торопливо набрала номер на телефоне:

      – Джейми? … Я у моста возле развязки на галерею. … Да. Встреть меня.

      Через десять минут сзади её «Кадиллак-XLR-V» уже маячил чёрный джип «Кадиллак-Эскалада» последней серии, принадлежащий Скале.

      Припарковавшись на своих местах, одновременно вышли из машин.

      Джеймс неотступно следовал чёрной громадой следом.

      – Я буду водителем. Тревога.

      – Согласна.

      Так г-жа Лана Вайт вновь стала подопечной и пассажиркой.


      Бодигард стоял за спиной повсюду, окидывая агатовыми глазами людей, а те ёжились и тихо матерились: «Не взгляд – кинжал!»

      – Что-то случилось, госпожа? – Люнг, низко поклонившись, приняла папку с новыми эскизами. – Скала нервный. Зубами скрипит. Инцидент?

      – Тревога.

      – Понятно. Душу не обманешь.

      – Говори, – посадила подругу и помощницу в кожаное кресло напротив себя. – Ну?

      – Я так давно Вас знаю, госпожа… – тихим мягким и мелодичным голоском Люн начала издалека, сохранив милый китайский акцент и манеру разговора.

      Говоря, раскосых красивых глаз не поднимала от стола, алела нежным румянцем на атласной коже щёк цвета слоновой кости, сжимала маленькие алые губки, так и оставшись, после стольких лет жизни в Канаде, настоящей китаянкой: скромной, старательной, прилежной и воспитанной. Никак не желала мириться с панибратством. Лана так и осталась «госпожой», которую всегда приветствовала уважительными и искренними низкими поклонами.

      – Может, ещё сказывается тот факт, что картины Ваши проходят через мои руки, – сдержанно улыбнулась, пожав узкими покатыми плечиками, – но как-то незаметно я сжилась с Вашей жизнью и персонажами, стала их слышать и чувствовать.

      – И я слушаю тебя, – улыбнулась хозяйка, сияя в узкие тёмно-карие глаза китаянки широкой синевой русских озёр. – Рассказывай, что от них узнала, милая.

      – Хорошо. Как скажете, босс, – поклонившись слегка, посерьёзнела. – Я несколько раз видела один и тот же сон, – погрузилась в себя, возвращая видение. – …Ночь, маленький городок, тревога, Россия. В ночи на холме сверкает золотыми куполами собор. Где-то восходит солнце, лучи достигли крестов храма. Оно взошло, но такое странное: тёмное, мутное, холодное, словно умирающее. Светит так слабо, что едва освещает местность вокруг. В этой болезненной серовато-розоватой дымке звучит колокол. От его резкого мощного звука в небо взмывает над собором туча больших чёрных птиц. Начинают кружить над ним, кричать всё громче и громче, всё быстрее кружат над куполами, нервничают, мечутся. Невозможно их сосчитать – много, в движении все. Никак не могут успокоиться, а улететь или сесть почему-то тоже не в состоянии. От усталости и измождения начинают падать на храм, скатываются по крышам и куполам, падая вниз на площадь. Я стою, а вокруг целое поле мёртвых чёрных птиц. Колокол смолкает и разливается такая могильная тишина, что хочется, чтобы они ожили и опять кричали. Только бы не слышать эту жуткую, мёртвую тишину среди мёртвых птиц вокруг мёртвой площади, которая лежит в мёртвой местности, освещаемой таким мёртвым солнцем. Тишина… Мертвые чёрные птицы вокруг… – вздрогнув, открыла мокрые глаза, смущённо вытерла платочком. – Простите, госпожа.

      – Город узнала? – Лана стала методично разбираться.

      Люни покачала отрицательно головой.

      – Другие особенности ландшафта, постройки, река неподалёку, лес?

      Вновь отрицание.

      – В хранилище найди папки с эскизами того самого маршрута, по «Кольцу…», и постарайся опознать.

      – Сделала сразу. Не нашла похожего. Соборы, схожие по архитектуре, есть, а подобного нет.

      – Попытаемся логически рассуждать, – Лана откинулась на спинку кресла. – Чёрные птицы – вороны. Они издавна селились в колокольнях. Это понятно. Почему не улетели?

      – Можно?

      Шагнув от стены к столику, Джеймс удивил неимоверно – никогда не вмешивался.

      – Давай, родной, – находясь в замешательстве, хозяйка даже осипла голосом.

      – Возможно, им некуда было садиться.

      – Умница! Рухнула колокольня! Птицы растерялись в полумраке! – воскликнула возбуждённо.

      Набрала на телефоне номер.

      – Я. Возможно, это имеет отношение к исчезновению. … Да. Рухнувшая колокольня или старинный собор. … Да. Могла эта история её заинтересовать. … Да. Спасибо.

      Отключившись, подняла глаза на Фэй, молчащую в почтении и… восхищении.

      – Благодарю, Люни.

      – Рада была Вам помочь, госпожа, – поклонилась, сложив руки перед грудью, посмотрела настороженно на хозяйку. – И ещё…

      Оглянулась, убедилась, что никого рядом нет, а Скала опять замер чёрным изваянием у стены, понизила голос до шёпота:

      – За Вами следят.

      – Я заметила. Под контролем. Спасибо, – пожала китаянке руку, раскрыла папку. – Ознакомься. Ночные зарисовки. Жду честных и строгих замечаний, – улыбнувшись лукаво, занялась делами.


      Неожиданно новой экспозицией заинтересовались в Штатах.

      Не успела Лана опомниться, как с десятками картин, Люн и Джеймсом оказалась в маленьком частном самолёте.

      – Куда летим?

      Смеялась, пытаясь поесть. Мутило. Вздохнув, выпила только минералки.

      Скала вовремя подставил полотенце – всё вылетело обратно.

      – Спасибо. И простите.

      – Все живые люди.

      Джеймс вытер белое худое лицо хозяйки влажным холодным полотенцем с кусочками льда.

      – Врача?

      – Не стоит, – откинулась на подголовник, стало легче.

      Охранник тут же подложил под ноги скамеечку, на лоб мокрую салфетку.

      – Сколько летим?

      – Минут сорок.

      – Куда?

      – Не интересовался. Служба.

      – Как Тони отвечаешь!

      – Служба!

      Сверкнув белоснежными зубами и белками глаз, полыхнув агатом зрачков, отступил в сторону и присел на боковое сиденье неподалёку.

      – Люни?..

      – Просили не говорить, госпожа, – улыбнулась, поклонившись.

      – Только не говори мне, что летим в Саванну!

      – Нет, – лукаво сверкнула глазами, покосившись на Скалу.

      – Заговорщики! – Лана рассмеялась громко.

      – Вам понравится, госпожа, мы уверены, – в унисон.


      Понравилось – Филадельфия! Красота!

      После недели напряжённой работы нашла в себе силы выдержать двухчасовую пресс-конференцию в прямом эфире главного национального канала. Посадив, всем чертям назло, рядом с собой Люнг Фэй, рассказала во всеуслышание о её чудесном таланте и показала на слайдах работы, рекламируя и восхваляя гения.

      Устроители молча проглотили самоуправство именитой художницы, которая ещё и поставила за своей спиной чернокожего двухметрового амбала-бодибилдера, личного телохранителя.

      Он так свирепо зыркал белками глаз в угол масс-медиа, что у журналистов руки тряслись, перепортив массу материала!

      Эффектная и запоминающаяся конференция получилась.


      – …Вы их лица видели? – художница забавлялась.

      Втроём хохотали за чашкой кофе в самолёте.

      – Они были абсолютно бессильны что-либо сделать – эфир-то прямой! – обмахивалась огромным веером из страусиных перьев – презент поклонника, местного умельца. – Джейми, теперь ты звезда и знаменитость, создавай своё бюро, поможем. Пора многолетний опыт передавать молодёжи. Порадуй мальчиков серьёзной работой, поделись. Не жадничай!

      – Перебьются! – сверкал крупными белоснежными зубами «в три ряда».

      – Не жмись, парень, – заглянула в глубину глаз цвета африканской ночи. – И с женитьбой не задерживайся – хочу успеть крестить твоих мальчишек.

      Думала, что чернокожие не краснеют – сильно ошибалась. Ещё как краснеют! Как и… китаянки.

      – Боже… Люнг! – привстав в шоке, рухнула на кресло, закатившись в таком смехе, что он скорее смахивал на истерику. – Глазам не верю! Джейми! Я убью тебя!..

      – Тогда, некого будет крестить, – тихо и грустно ответил, побледнев и посерев лицом.

      – Люни… – задохнувшись от волнения и жуткого предчувствия беды, Лана не сводила с подруги потрясённых глаз, – а как же чистота крови? А клан? А твои родные? – едва дышала – сердце прыгало в груди, как заячий хвост. – Ты так к семье и традициям привязана… – поперхнулась.

      Фэй побледнела до синевы, сжала губки в ниточку. Молчала.

      «Да… вот где настоящая трагедия!» – тяжело вздохнув, Лана задумалась надолго.

      – Вы такая чудесная пара… Боже… Как жаль, ребята… – убито выдохнула.

      – Мы справимся, – едва слышный голосок Люнг «поцарапал» душу хозяйки. – Я не могу переступить через семью, – не смогла сдержать слёз, – Вы совершенно правы, госпожа. Огромное спасибо за своевременное и такое необходимое для меня напоминание. Прошу Вас: делайте это почаще, не щадите, умоляю! Буду Вам лишь искренне благодарна за урок, клянусь жизнью!

      Вот тогда стало совсем не до смеха.

      «Это тебе, Светка, не Стасика из России выдернуть. Там большие деньги и нужные связи дело решили, а здесь пострашнее преграда – расизм. Это круче любых Органов “гэбэшных”. Само расовое сознание восстанет – вековое рабство душ и религий; всеобщее людское осуждение и презрение: и здесь, в Америке, и там, в Китае. То, что влюбились – не удивительно: столько лет рядом, но есть один аспект, который работает против них – возраст Люнг: ещё пара-тройка лет, и для неё всё будет поздно. Скоро сорок – критический возраст. Годы».

      Долго переживала, остро сочувствовала несчастным влюблённым.

      – Я на вашей стороне – знайте это. Если нужно будет убежище – поможем. Понадобится, в Россию перебросим, в глушь, в Сибирь! Только быстрее решайте, не затягивайте. Время работает сейчас против вас. Как ни жаль расставаться, мы пойдём на это.

      Фэй покачала головой и, извинившись, убежала прочь в слезах.

      Джеймс безмолвно занял своё место у иллюминатора, страдая в одиночку.

      Света бессильно обмякла, стала смотреть в иллюминатор.

      «Вот такая насмешка судьбы: развёл Господь родные души по разным расам и континентам. И нет даже малюсенькой надежды на счастье! Ни малейшей. Что может быть трагичнее: найти, узнать “своего” человека, полюбить всем существом и не иметь на него права? Вообще! Никакого! Это страшнее вдовства или беспросветного одиночества. Или когда любви не ведаешь вообще».

      – Джейми, если поймёшь, что больше не можешь находиться рядом с ней, скажи… – не смогла договорить, захлебнувшись горечью и осознанием варварства, дикости, безвыходности ситуации.

      – Я справлюсь, госпожа.

      То, каким голосом это было сказано, вызвало у неё жгучие слёзы обиды: «Как несправедлив бывает мир…»


      …Настал сентябрь, дети пошли в школу.

      Будни закружили семьи в водовороте занятий, праздников, выставок, маскарадов.

      Неожиданно, в последней декаде сентября, звонок от Тони:

      – Мы летим домой!

      Сорвались всей семьёй!

      Лимузин едва успел прибыть вовремя в аэропорт.

      Когда стали выходить пассажиры, Вайты-Мэннигены увидели, что возле Энтони идёт… незнакомая женщина.

      Лишь подойдя вплотную, она неспешно развязала большую павловопосадскую шаль, опустила на плечи, встряхнула черноволосую голову с отросшей стрижкой «каре», сняла, наконец, с лица огромные тёмные очки…

      – Вероника!

      Накинулись, закричали, заплакали, словно не в канадском Торонто встреча происходит, а в «Шереметьево» московском советском!

      – Мамочка!

      – Никиша!

      – Сестра!

      – Доченька!

      Слёзы потоком, поцелуи, объятия, заплаканные лица у всех членов большой семьи.

      Еле-еле дождались багаж!

      – Позже прибудет контейнер. Картины, – Ника: тихо, с хрипом, непривычно.

      – Ого! Ты там хоть отдыхала? – Света встревожилась, заволновалась.

      – Увидишь…

      Дочь другая, незнакомая, с чужими глазами; насторожена и встревожена, нервы – кровеносные сосуды: не тронь, истечёт кровью, погибнет.

      – И почувствуешь…

      – Всем домой! Там погорите! Хватит их веселить!

      Стас и Тони, натискавшись, сгребли семью в охапку и потащили на выход, увлекая за собой и беснующуюся орду прессы.

      – Пронюхали откуда-то! Кто им сообщил?

      – Это их хлеб, – Энтони понимал.

      Он обнимал Веронику за плечики, поддерживая и прикрывая широкой спиной от жадных посторонних взглядов.

      Едва расселись в огромном лимузине, Стас достал хрустальные бокалы, ведро с шампанским. Разлил всем поголовно!

      Звон бокалов, смущённые лица детей: «Колючее!», радость на лицах.

      – С возвращением из ада! – внимательно, прямо в глаза дочери.

      – В России тоже есть жизнь… – глухой голос Ники насторожил, окатил ледяной волной ужаса родителей. – И там всё ещё светятся в ночи следы пропавших без вести…***

                * Laudem Madonna pro auxilio et gratia Eius… (латынь) – Хвала Мадонне, за помощь и милость её…
                ** Sanctificetur sit nomen Eius! Amen. (латынь) – Да святится имя Её! Аминь.
                *** http://www.proza.ru/2017/09/29/1569 – История отображена в романе «К истокам припаду…»


                Ноябрь 2013 г.                Продолжение следует.

                http://www.proza.ru/2013/11/26/1904