Всё смешалось... Глава 38. Часть четвёртая

 
                ЧАСТЬ  ЧЕТВЁРТАЯ

                БУДЕМ ЖИВЫ  -  НЕ ПОМРЁМ

                "На маленьком плоту
                сквозь бури, дождь и грозы...
                в мир новых красок полный..."
                Юрий Лоза


       Когда Илья Ольшанин передал мне свои тетради с записями, то он сказал мне
 следующее: "Саш, для чего люди пишут воспоминания, мемуары - если они не писатели? 
Так вот, я думаю, что они прежде всего делают это для себя, чтобы не только попробовать
 свои способности в письме, но непременно с целью доказать самому себе, что, вот: я не
 просто жил всё это время изо дня в день впустую, - а мечтал о чём-то, делал что-то,
 даже, может быть, пользу какую-то принёс. Короче... - пишут, чтобы оправдаться перед
 собой же, что жил не зря. А то, ведь, порой любого человека такая заразная мысль заесть
 может:  жил ли ты вообще-то все эти годы? Ведь, будто и не было тебя! Ничего-то от тебя
 и не осталось: ни хорошего, ни плохого!..  Вот ты, Саш, хочешь рассказать: что со мной
 случилось... да и со всеми нами в наше не простое время, но... это уже ты будешь
 доказывать себе - на что ты способен. Пробуй! Авось - кто-нибудь случайно прочтёт всё
 это однажды и узнает не только по учебникам Истории: как мы жили?"


                38

                "Всё смешалось..."


      И вот - вновь осень, вновь ноябрь... Только зима ещё где-то далеко:  и не пахнет
 ею, и ветерок тёплый, и снега нет совсем. Зато ночи такие тёмные, безлунные, тихие, и
 звёзды с неба сыплются горстями, и яркими полосками чертят по небу, будто соревнуются
 между собою: кто ярче, кто дальше и дольше прочертит небо. И редкие ночные прохожие
 невольно останавливаются и, задрав голову, любуются таким завораживающим зрелищем
 космического масштаба. Когда ещё увидишь нечто подобное? Осенний звездопад в безлунную
 ночь! Что ещё может быть прекраснее?
      А в больничном парке, что разросся вокруг двухэтажного здания старинной постройки
  с массивным фундаментом в человеческий рост и с огромными окнами, - была сплошная
 темень.  И единственным источником и света и звуков - было только это здание. Да и
время подходило к полуночи. Илья нервно курил и уже трижды обошёл  вокруг роддома, иногда
 останавливаясь, прислушиваясь к звукам и голосам, и напряжённо всматриваясь в светящиеся
 окна, на многих из которых были наклеены бумажки с номерами палат. Уже более часа
 прошло, как он приехал сюда на автобусе вслед за "скорой помощью", на которой увезли его
 Дашу. Но из приёмного отделения его выгнали, сказали: чтобы он "до утра сюда не
 появлялся и не мешал". А на его вопросы о Даше - отвечали очень просто и однозначно:
 "Рожает... А тебе здесь делать нечего. Не шуми и не мешай. Приходи утром - тогда и
  узнаешь всё». Но уйти он никак не мог, потому что здесь находилась его Даша и ей было
 очень больно, она страдала и он не мог её оставить, потому что ему вдали от неё было бы
 ещё хуже. "И как этого не могут  понять все эти люди в этом здании с такими толстыми
 стенами? Толстокожие они, как эти стены!" - ворчал он про себя беспомощно.
      Вот он и ходил под окнами вокруг здания, всматривался и вслушивался, и нервно
 курил, и ему было очень плохо, потому что он себя считал виновником Дашиных страданий,
и со злостью понимал, что он ничем не может ей помочь.
      Наконец его внимание привлекли два окна на втором этаже в левом крыле здания. Одно
 из окон было ещё с лета обтянуто марлей от мух и немного приоткрыто, поэтому из него
 слышались голоса и звуки, которые то совсем затихали, то ворчал чей-то приглушённый
 голос, поэтому отдельных слов разобрать было невозможно, и голос этот был спокойный, но
 требовательный. Иногда из окна явственно слышались стоны и, даже, вскрики. Вот эти-то
 вскрики и пугали и настораживали Илью, и мурашки бегали у него по спине, и руки
мелко-мелко дрожали.
      "Это Даша мучается! - убедил он себя. - Это она кричит! И... возможно, ей совсем
 плохо... и они тоже не могут ничем ей помочь... и уже режут её скальпелем! Вон...
 бренчат инструментом... А я тут!.. Это я во всём виноват! Если бы не я - она бы сейчас
не страдала! Боже мой, как ей больно!.. За что ей такие страдания? Она же ни в чём не
 виновата, она никому ничего плохого не сделала! Это я эгоист, это из-за меня она так...
 и умереть может!.. Дашенька, если бы я мог тебе помочь! Прости! А я себе не прощу...
 Теперь она возненавидит меня!.." Илья, как загипнотизированный, стоял под окнами,
 слушал, проклинал себя и не мог сдвинуться с места. Долго он так простоял. Потом
 очнулся, закурил, вновь сделал круг под окнами, но  вернулся на то же место, и
 прислушался. И так несколько раз. Он уже начал понимать,  что, сколько бы он не терзал
 себя и не казнил, - он бессилен что-либо изменить и помочь Даше, хоть всю ночь топчись
и кружи он тут под окнами и у закрытых дверей. Но вновь стучаться в громадные двери
 приёмного отделения и нарываться на грубости - ему тоже не хотелось. И пришла к нему
 хорошая мысль: дойти до автобусной остановки, где он видел телефон-автомат, и позвонить
 оттуда. Так он и сделал. В кармане нашлась "девушка", а номер телефона роддома он
 запомнил, когда вызывал "скорую".
       - Роддом, - услышал он в трубке спокойный женский голос.
       - Я... Я насчёт Даши Ольшаниной. Сегодня вечером к вам поступила. Как она? - голос
 его был жалкий, измученный.
       На какое-то время в трубке наступила тишина и, когда Илья вновь хотел повторить
 вопрос, то услышал тот же голос, только человек, который говорил тем голосом, - должно
 быть улыбался чему-то.
       - Ну и кого вы хотели, папаша, - сына или дочь?
       Илья не сразу понял: с кем разговаривает та невидимая женщина, - ну, не с ним же!
       - Да... мне-то что?! - пробормотал он сам себе под нос. - Я спрашиваю: как
 самочувствие Даши!?
       - Ну, папаша, какой же вы!.. - обиделся голос в трубке. - Да нормально с ней всё!
 Держалась молодцом. Сейчас отдыхает. Без осложнений. А у вас только что сын родился! Три
 шестьсот вес, и пятьдесят один - рост. Поздравляю... папаша! С сыном вас!
       Илья и ответить что - не нашёлся, совсем потерялся.
       - Спасибо... - прошептал он растерянно. - Спасибо большое! - наконец чуть не
 прокричал он, начиная соображать: насколько важное событие произошло только что!
       - "Спасибом" - не отделаешься! - засмеялись в телефонной трубке и - всё затихло.
       "Значит - всё хорошо обошлось!.. Сын родился! - повторил он несколько раз про
 себя, как бы привыкая к этому новому для него слову - "сын"... - Надо же - у меня сын
 родился!..  Теперь я - папа!? У меня теперь не только Даша, но и... сын есть! - кричал и
 смеялся от радости в Илье его внутренний голос. - Вот какая теперь у меня семья... самых
 близких и родных!.."
       "Да, жизнь продолжается!.. - размышлял он и всё ещё улыбался от приятных мыслей и
 чувств, когда ехал домой на последнем автобусе. - Сын!.. А мы так конкретно и не решили:
 как его назовём. Всё на потом откладывали, когда будет точно известно: сын или дочь у
 нас. Я бы хотел Игорем назвать... в честь Игоря Талькова... недавно его убили... прямо
 на концерте. Только... и Даша, и другие могут не согласиться, скажут: Тальков достоин
 "Памяти и памятника", но... дать имя ребёнку в честь его - повторить судьбу человека.
 Хотя... как посмотреть на это: меня - бабушка Полина настояла, - чтоб назвали Ильёй,
как мама мне рассказывала, потому что бабушка Полина очень любила своего родного брата,
 который был всего года на два старше её и у неё самые приятные и яркие впечатления
 детства связаны с ним. А в честь его - потому что он погиб, когда ему было всего
 двенадцать лет, погиб геройски: они в то лето гостили в деревне у родственников и ночью
 деревенские мальчишки баловались махоркой, курили за колхозным зернохранилищем, а
 колхоза тогда только-только создавались, - и случился пожар. Виновники-то пожара
 разбежались, а Илья тушил, боролся с огнём до последнего, пока сам не обгорел и не
 лишился сознания. Его потом, как героя, увезли и лечили в Ленинграде, но не спасли, и
где-то там есть его могилка и ухаживают за ней школьники близлежащей школы. Но, вот -
мне уже за двадцать лет - а я ничего героического не совершил... и в пожаре не сгорел.
А моя мама согласилась назвать меня Ильёй, потому что я родился крупным и басистым, как
 "богатырь" - как выразилась акушерка, и ещё потому, что она где-то прочитала, что Илья
 значит: похожий на мать, заступник матери; она и сама не помнила потом, где это она
 вычитала, но в память это значение имени ей запало. А я, вот, и не похож и не
 защитник... - Илья грустно смотрел в окно автобуса на тёмные окна спящего города. -
Как жаль, что не с кем прямо сейчас поделиться радостью - все спят, весь город спит...
А мама, так вообще... узнает о том, что она стала бабушкой и у неё есть внук - скорее от
 чужих людей, чем от меня», - тяжело вздохнул Илья и улыбка сошла с его лица, и грустные
 мысли пересилили радость сегодняшней ночи.
       Да, к сожалению, не долго держался "мир" в их доме. Илье никогда не нравился образ
 жизни его родителей и того круга знакомых - среди которых они жили, и ему всегда
 хотелось жить иначе, не так как они. Но первое время, как он вернулся из армии и привёз
 Дашу, - приходилось терпеть. Тяжелее всего ему было от присутствия в доме Николая: ну
 совершенно разные они были с ним! Ни сделать что-либо совместно, ни поговорить даже -
 было невозможно, и уступать, подстраиваться один под другого - они тоже не хотели. Как
 два магнита с одинаковыми полюсами - они могли только отталкиваться друг от друга. Но
 хуже всего было то, что в этих натянутых отношениях Анна Васильевна почему-то винила
 только Дашу, что будто бы та настраивала её сына против Николая и против неё, - хотя
 Даша была совсем ни при чём! Она наоборот старалась сгладить все "острые углы" в
 отношениях членов семьи. И, как ни странно, чем сильнее Илья защищал жену и объяснял
 матери, что Даша ни при чём, а это он, Илья, не может наладить отношения с Николаем, -
 тем больше Анна Васильевна злилась на сноху и винила её во всех "смертных грехах". И не
 было никакой возможности доказать ей обратное! Будто какое-то затмение нашло на неё...
 Как бы там ни было, но жить вместе, одной семьёй - стало невозможно. Илья это понял в
 тот самый вечер, когда он пришёл домой с работы, а Даша, с большущим животом, сидела в
 их комнатке вся "зарёванная", а пьяненький Николай на кухне разводил руками и бормотал,
 как бы оправдываясь: "Ну, ничего же не сделал!.. Совсем - ничего!.."
        Уже позже, когда улегся в доме шум, и Илья смог более-менее спокойно
 проанализировать: что же все-таки произошло дома без него, - оказалось, что Николай
 пришёл домой "уже выпивши", да ещё и домой принёс с собой "поллитровку", что очень не
 понравилось Анне Васильевне и она "подняла скандал", а Николай на неё грубо
 "огрызнулся", чуть ли не с "матом", что для Даши было совершенно непривычно, даже
 "дико", - поэтому она "заступилась за маму" и "забрала со стола бутылку с водкой, чтоб
 спрятать её", а Николай... отобрал ту бутылку у неё, и, при этом - так толкнул Дашу, что
 та больно ударилась животом об угол стола... Но заплакала она не так от боли и от страха
 за здоровье будущего ребёнка, как от слов Анна Васильевны: "И что ты лезешь не в свои
 дела!? Кто тебя звал сюда!? Без тебя разберёмся! И вечно ты не вовремя... и под руку
 лезешь!" И так далее, и так далее... Не заступилась за неё свекровь, не оценила того,
 что Даша на её стороне, а наоборот - её же и обвинила во всём! Вот что было более всего
 не понятно бедной девушке, и обида выливалась ручьями слёз! Илья, когда узнал, что
 Николай "толкнул" Дашу - в драку кинулся, но Даша чуть не на коленях перед ним сумела
 удержать его и убедить, что будет только хуже, и они же будут во всём виноваты в глазах
 матери и та скажет, что это она, Даша, "натравила сына"... Да-а, жить вместе под одной
 крышей - стало невыносимо; это поняли все. Жаль только, что "виноватой во всём" осталась
 одна Даша... А Илья так и не смог понять причину перемены настроения матери: "в чём они
 провинились перед ней?"
       Помощь молодым пришла неожиданно, и откуда её и не ждали. Даша и Илья уже
 работали, уже у них появился новый круг знакомых, среди которых нашёлся человек, который
 им помог подыскать небольшой частный домик и договориться о покупке его. А с деньгами
 помогли Дашины отец и родная тётка по отцу, которая скоро выходила на пенсию и жила в
 деревне одна без семьи. Они  приехали к молодым, привезли деньги и даже "приданное" -
 две огромные пуховые подушки.  Пётр Сергеевич предлагал им перебираться к нему в А.,
где он бы помог Илье с работой, да и по дому и в саду ему было уже тяжело управляться,
но Даша отказалась... из-за мачехи. Вот так они и приобрели свой домишко, и начали "вить
 своё гнёздышко". Анна Васильевна была же в такой обиде на них, что, живя в одном городе,
 - они не виделись уже несколько месяцев.
       Но жизнь продолжалась, не стояла на месте. Летом Илья сдал экзамены в институт и
 поступил на заочное отделение, что на работе только приветствовали. Кстати, тут и я с
 ним познакомился, и мы быстро сошлись, а дальше уже и семьями стали дружить. И вот -
 осенью у него родился сын. А далее, как он не боялся, что Даша "возненавидит" его за
те страдания, что пришлось ей пережить во время родов сына, - через год и пять месяцев,
 весной - она родила ему дочь! Семья росла - и они были счастливы, жили дружно, делали
 всё согласовано, помогали друг другу, и любили друг друга так же, как в первые дни их
 встречи...
      

                39

                "Под холодный шёпот звёзд
                Мы сожгли последний мост..."