Потерпи, костлявая, - мы ещё поживём. Глава 45

   

                45

                "Потерпи, костлявая, - мы ещё поживём".

       Илья очнулся первым: по кабине КамАЗа снаружи сильно тарабанили чем-то тяжёлым
и матерились. Он толкнул в бок Юрия, и тот тяжело поднял голову и с трудом разомкнул
 заспанные глаза. Прямо перед ними поперёк дороги стояла с зажжёнными фарами  иномарка
 тёмного цвета, - какая? - Илья ещё не научился различать их. Дверцы в иномарке были
 распахнуты и в одну из них высовывался наполовину  мужчина; хорошо видна была только
его седая, почти белая голова. А вокруг кабины КамАЗа ходили и стучали по ней, и громко
 матерились двое парней, и в руках у одного из них Илья увидал обрез охотничьего ружья.
 Если бы не громкий стук - он мог бы подумать, что всё это сон с продолжением какого-то
 фильма: ему всегда казалось, что подобное может случиться с кем угодно (или в фильме),
 но только не с ним.
       - Я порожний!.. Порожняком иду! - прокричал им Юрий и развёл руками, как бы
 показывая, что в машине ничего нет.
       - Открывай! - ещё сильнее застучали по его двери снаружи.
       И Юрий приоткрыл окно.
        - Я же говорю - я порожняком иду! - ещё раз проворчал он.
        - Вот и лучше - разгружаться не придётся, - почему-то засмеялись снаружи. -
Ты - водила?
        - Да.
        - А это кто с тобой?
        - Попутчик...
        - Попутчики - нам не нужны. Серый, прыгай в машину - будешь дорогу показывать
 водиле. А  ты - не вздумай шалить - дольше жить будешь, - пригрозил вооружённый
 незнакомец Юрию.
        - Илюха - беги! - вдруг прошипел сквозь зубы Юрий, даже глаза его как-то дико
 блеснули в темноте. И это было такое серьёзное предупреждение-приказ, какое Илья мог
 слышать раньше только в армии от командира, и оно требовало немедленного исполнения.
        - А как же ты? - прошептал Илья.
        - Беги, говорят тебе! - крикнул Юрий, и для убедительности даже больно пнул Илью
 по ноге.
        И Илья, не раздумывая, исполнил приказ; у него даже в голове никакой мысли не
 мелькнуло о последствиях этого поступка. Казалось - всё случилось в одно мгновение: он
 настежь распахнул дверцу со своей стороны и тут же прыгнул с высоты кабины на обочину в
 кювет, приземлился удачно и кинулся стремглав в темноту, в кусты. Он хорошо слышал
 выстрел из ружья, но не слышал свиста заряда, потому что трещали и хлестали его нещадно
 ветки насаждений лесополосы.
        - Придурок! Ты на хрена палишь!? - закричал белоголовый из иномарки. - И на х...
 нам шум? Садись, вон, к водиле - и поехали!
        - Да он так сиганул - я не удержался! Охотничий инстинкт, - расхохотался парень.
        - Кретин! Только мокрухи нам не хватало! Давай, трогай быстро за нами!
        - Да я так... только попужать... Я и не попал вовсе… - оправдывался парень с
 обрезом, влезая в кабину к Юрию.
        Через пару минут обе машины уехали по пустой трассе в ночную темень, и всё стихло.
        Илья бежал по лесополосе до тех пор, пока мог терпеть хлесткие удары веток по
 лицу и телу, и пока не запнулся об корягу и не упал на опавшие листья и ветки.
  Прислушался, затаив дыхание. Глубочайшая тишина вокруг! Полежал ещё несколько минут
 так, затаившись, стараясь дышать ровнее и спокойнее. Чувствовалась боль возле плеча, где
 была рана, да и бинты, что ему оставили на перевязке в больнице, чтоб он мог доехать до
 дома, сбились на сторону. Так вслушивался и всматривался он в ночь минут пять, а может
- и десять - циферблата на часах видно не было; и ничто не нарушало тишины. Потом Илья
 приподнялся и осторожно стал пробираться к дороге, но в сторону от того места, где они
 заночевали. Когда заросли кончились и различимой стала дорожная насыпь, он огляделся, но
 никаких признаков ни автомобиля, ни людей - не было. Уже смелее Илья поднялся на насыпь
 и прошёлся по дороге предположительно в ту сторону, где несколько минут назад всё и
 случилось. Минут двадцать он ходил по дороге и даже спускался с насыпи - искал, а чего
 искал - и сам не знал. И только когда убедился, что ничего нет - или найти невозможно в
 темноте? - только тогда остановился. "Значит, Юрия они взяли с собой... Значит, он
 живой, он им нужен вместе с машиной, - успокаивал Илья сам себя. - Может, ещё всё
 обойдётся... Иначе бы они его здесь бросили. Надо же, как нарочно - ни одной машины ни
с какой стороны! А до утра ещё далеко..."
         Идти дальше по трассе среди ночи одному было "не разумно", - решил Илья, поэтому
 он пошёл осторожно в сторону от трассы и, когда закончились насаждения, внимательно и
 напряжённо стал всматриваться в темноту. Звёзд на небе не было, вместо луны - бледное,
 размытое пятно, но всё равно можно было разглядеть горизонт, чёрную землю, тёмные
 скелеты деревьев.  Илья понял, что перед ним перепаханное  поле и на нём  стог или
 большая куча соломы, и он пошёл в ту сторону, без конца запинаясь об глыбы затвердевшей
 земли; ночной воздух был холодный, и где-то надо было дождаться утра.
         Неожиданно и неприятно стало у него "подсасывать где-то под ложечкой" -
 захотелось покурить, затянуться тёплым, кисловатым дымом, даже голова закружилась от
 такого сильного желания. "Плохо… - подумал печально Илья. - Плохо, что - как бросил
 курить - перестал с собой носить спички, или зажигалку. Вот так - понадобится для
чего-нибудь - а даже посветить нечем будет... И костёр развести, чтоб погреться". И
тут же Илья понял, что сейчас костёр совсем неуместен.
        Действительно, это была солома, большущая куча, и он разгрёб для себя углубление
 в ней и весь забрался в образовавшийся грот, и вновь завалил вход той же соломой. Пахло
 пылью, пшеницей и теплом. И только тут он вспомнил, что в машине остался его портфель.
В нем были продукты, бритва, кой-какие его вещи, а, главное - командировочные документы.
 Больше всего было жаль документы.
        "Ну и судьба же у этого портфеля! - с усмешкой подумал  Илья. - Когда ездил в
А. за Дашей - пришлось оставить его в камере хранения, потому что мы с Дашей убегали с
 другого вокзала. Хорошо - Наташе оставили номерок, она забрала его, потом и отдала нам,
 когда мы приезжали просить прощения у Дашиных родителей... Пётр Сергеевич тогда только
 усмехнулся, глядя на нас - будто побитых и виноватых, мы глаза боялись поднять. А мачеха
 схватила полено у печи и замахнулась на нас: "Так бы и прибила обоих! Всё не как у
 людей: собачью свадьбу сыграли! Глаза бы мои вас не видели!.." - вспомнил Илья те
 незабываемые дни. - И в Москве - меня подстрелили, но портфель-то не потерялся! Хорошие
 люди побеспокоились о нём и обо мне. А, вот, сейчас... не до него было... Хорошо хоть -
 паспорт и выписка из больницы - в кармане... целые, при мне. А то бы совсем плохо было...
  А как же Юрий? С ним-то что теперь будет?" - размышлял Илья, зарываясь в колючую солому
 и ощупывая побитое ветками лицо и руки. Не знал он и того, что ему делать дальше, утром.
  За себя он как-то не волновался: хорошо ли - плохо ли, но до людей он доберётся,
 главное - жив, а, вот, - "Юрий как? Что с ним? Как ему-то помочь?!"
        "Ну и праздновал же я сегодня труса! Драпанул так, что даже испугаться не успел!
 - уже смог шутить над собой Илья. - Вот что значит - армейская привычка: исполнять
 приказ молниеносно, не раздумывая.  Но как же я Юрия оставил одного?!  Но и чем бы я
 смог ему помочь? Он-то им нужен, они могут его не тронуть... хотя бы вначале. А я, вот,
 точно им мешал... Да-а, дважды за две недели быть обстрелянным - это уж слишком!.. Не
 простые времена настали; ещё лет пять назад ничего подобного даже в дурном сне не
 приснилось бы... "Лихие времена"!.. Нам надо держаться вместе. Надолго не разлучаться.
И как там Даша с детьми?  Потеряли уж меня. Переживают. Наверное, надо было дать
 телеграмму из Москвы... А, может, и лучше - что не дал? А то сейчас, вот, подстрелили
бы меня, а она... и там все получили бы телеграмму - и ждали бы, а меня бы уж - и не
 было. И не скоро хватились бы искать... Когда бы ещё нашли меня здесь, в этом поле?"
- размышлял Илья, а страха смерти у него почему-то совсем не было, да и не думалось о
 плохом... "Обошлось всё - и ладно", - отгонял он от себя дурные мысли. Но почему-то
всё равно подумал он и о таком, о чём раньше и думать не хотелось: "А тетради-то с
 "сочинением" моим надо отдать Сашке насовсем. Уж очень просил... Пусть теперь он
 сочиняет, раз ему хочется. Может, он допишет... до чего-нибудь. Хоть ему сгодится...
А то, вот так - подстрелят меня - и всё... только Даша да дети и останутся от меня..."               
         Долго-долго тянулось время до рассвета, Илья даже задремал или забылся. И не
то приснилось ему, не то ещё что, но то, что случилось с ним дальше - никогда, никогда
 ранее ничего подобного с ним не случалось.
         Не так уж тепло оказалось в стогу под соломой, и он постепенно начал ощущать,
 как у него начали мёрзнуть и ноги, и руки, и спина, и всё остальное. И он невольно начал
 натягивать на себя невесть откуда взявшееся здесь толстое, ватное, стежёное одеяло;
 только было оно почему-то невероятно тяжёлое, прямо-таки - железобетонное! Но холод не
 давал покоя Илье и он умудрился натянуть это одеяло так, что укрылся им полностью, с
 головой. Но тут же почувствовал, что воздух под одеялом быстро кончается и ему всё
 труднее и труднее вдыхать пыльный, холодный воздух. Он захотел открыться, освободиться
 из-под одеяла, но оно оказалось неподъёмным! И он понял вдруг, что силы его иссякли, что
 он уже совсем задыхается, но пошевелить не может - и не только руками и ногами, но даже
 пальцем! Из последних сил Илья захотел закричать, позвать на помощь, но уже и на это не
 было у него ни воздуха, ни сил! Он был совсем беспомощным, тело не подчинялось ему, оно
 с невероятной скоростью отмирало, и пока работала только голова, точнее - один мозг. И
 этот мозг в смертельном ужасе понимал, что это конец:  ещё две-три секунды - и он
 отключится навсегда.  Илья понял, что это смерть придавила его, и он уже не ощущает
 биения сердца, оно уже встало! Он слышал, он чувствовал - что оно остановилось! ВСЁ!..
          Но мозг понимал, что у него есть ещё ОДНА секунда:  ещё одну секунду, но он
 будет жив! в сознании! И душа Ильи... или Ангел хранитель его? - собрала всё... всю
 энергию, что ещё теплилась в нём, и не силой мышц, а силой воли, неимоверным усилием он
 приподнял одеяло, которого не было на самом деле, и...  разрывая лёгкие, Илья  втянул в
 себя вместе с пылью и соломой столько воздуха, что только сильная боль в левом боку -
 остановила его и не дала разорваться груди. "А-а-а-арр!" - ревел и свистел воздух в его
 горле, а Илья подлетел на своём соломенном ложе и неистово замахал руками и ногами,
 оживая, приходя  в чувство, а сердце его уже скакало, как взбесившаяся лошадь, и
 остановить его и успокоить - не было никакой возможности. "Лишь бы не разорвалось!"
- даже мелькнула мысль у Ильи, когда он держался обеими руками за грудь.
         Забегая вперёд, должен сказать, что позже, на очередном медосмотре на работе
- врач, изучая его анализы и кардиограмму - даже воскликнул: "Такой молодой, а
 микроинфаркт уже заимел!" Но в то холодное, туманное утро, разгребая солому, и вылезая
 из стога - он не мог знать об этом. Но ему долго было плохо, долго он не мог
 успокоиться, прийти в себя, и долго была сильная слабость во всём теле. Так что встать
 на ноги и сразу идти куда-то - он не мог, и ему потребовалось не менее получаса, чтоб
 почувствовать в себе силы достаточные для каких-либо дел. "Да-а... силён же мой
ангел-хранитель, однако! - удивлялся Илья. - Уж который раз он спасает меня в серьёзных
 переделках!.. Если бы знал я, как ему спасибо сказать... отблагодарить - непременно бы
 сделал это!"
        Илья невольно посмотрел вверх, где должно было быть небо, но там ничего не было
 кроме серого, холодного тумана, но откуда-то оттуда должен был прилетать к нему его
 Ангел-хранитель, которого ему и хотелось отблагодарить. И вдруг ему подумалось:
"Господи! Да для чего же ты меня испытываешь и оставляешь жить дальше? Для чего? Что я
 ещё не сделал? Что я ещё должен пережить? Или ты меня готовишь для чего-то? - смотрел
 Илья в сумерки, прислушивался, но... ничего не менялось на небе, и тишина была
 необыкновенная, мягкая, как губка: все звуки впитывала в себя и ничего не оставляла
 Илье. - Как жить дальше?.. - не раз задал он сам себе вопрос, но ответа не находил.
- А, ведь, самое ценное в жизни - это сама жизнь, должно быть?.. Чего же ещё? Вот: дышу
 сейчас - и то уже счастье! Разве не так? Чего же обманывать себя? Чего ещё-то надо?
 Остался жив - и радуйся! - вдруг Илья сам удивился столь простому ответу на свои же
 вопросы. - Даже вот этот промозглый туман видеть и ощущать - и то уже счастье! И всё
 равно: чем ты занимаешься в этой жизни, какая твоя "миссия". Что ещё нужно?.. Нужно
 просто жить... и, по-возможности, оставить о себе хорошую память... быть человеком, а
не сволочью. А меня-то всё время мучила совесть: а что такое - Я? и для чего Я живу? и
 для чего Я родился? и что Я должен делать?.. А нужно просто жить... с человеческим
 лицом. Так что, Илюха, - ещё не всё кончено, ещё поживём!.."      


               
                46

                Лихие 90-е