Врубель - вестник иных миров

Я очень люблю наш «Русский музей», бываю в нем очень часто. Не пропускаю новые экспозиции, непременно прихожу и на открытые чтения, которые там проходят, но всегда происходит одна странная вещь –  я оказываюсь в зале  Врубеля. Как будто сами ноги меня несут туда, или какая-то неведомая сила влечет к этому месту. Взгляд перевожу от живописных картин к  графическим зарисовкам, а от них к «Демонам». Особенно не отпускают глаза, проникновенные. От них невозможно избавиться и переключиться. И так происходит всякий раз, когда я –  в «Русском музее».

Кто видел эти полотна, тот меня поймет: они на фоне «солнечных» картин выглядят мрачновато. Врубель добавлял в краски бронзовый порошок, чтобы придать им блеск, который вскоре и разрушал картину, делая ее неузнаваемой. Мы не можем видеть, к сожалению, сверкающих красок первоначального замысла художника, о них мы можем только догадываться.

Я смотрю на «Демонов» Врубеля и вспоминаю слова князя Мышкина у Достоевского: «Перед ним было блестящее небо, внизу озеро, кругом горизонт светлый и бесконечный, которому конца-края нет. Он долго смотрел и терзался... Мучило его то, что всему этому он совсем чужой».

Почему «чужой»? Отчего эта тема доминировала в творчестве художника? Что нужно было такое пережить в жизни, чтобы писать такие картины? Такие глаза. Они же в каждой живописной работе и даже в скульптуре. Глаза, полные глубокой, глубокой боли и печали. И что удивительно, картины не изменились, они те же, какими их сотворил в долгих творческих поисках художник, а вот выражения этих глаз всякий раз меняется: они то бросают исступленный вызов этому миру, которому оказался он чужим, то взор ясный и добрый, то вдруг становится жалким, молящим о сострадании.
Я пыталась сама ответить на эти вопросы. Ведь не зная Врубеля как человека, можно подумать, что демоническое было в нем самом.

Врубель был небольшого роста, хрупкого телосложения, общительный и приветливый. Джентльмен с безукоризненными манерами, невероятно начитанный, блестяще образованный, говорил  на восьми языках. Он – человек «мгновенных порывов, неожиданных поступков, внезапных причуд».

Родился в Омске в семье строевого офицера. Отец его был  участником Крымской кампании, который затем стал военным юристом. Предки со стороны отца - выходцы из прусской Польши. Когда отец находился на военной службе, семья была вынуждена постоянно переезжать из города в город: это был Омск, Астрахань, Саратов, Петербург, Одесса.

Он останется рано без матери, отец вскоре женится на женщине доброй, любящей, нежной. Она  сможет обогреть своим чутким сердцем маленького Мишеньку и старшую сестру Анну, которая для него –  самый верный друг. Потом появятся в их семье еще братья и сестры, но к Мишане все равно будет особое, нежное отношение. У него было слабое здоровье, он начал ходить поздно, в три годика, но при этом был милым, живым и веселым малышом. Нет у него и  мальчишеской грубости, а девочки будут от него в восторге, особенно им понравятся романтические игры по Майн Риду и Фенимору Куперу, которые он будет организовывать.

Он полюбит Санкт-Петербург. Этот  загадочный город будет манить его. Он напишет из Одессы  своей сестре Анне, слушательнице педагогических курсов: «Тысячу, тысячу раз завидую тебе, милая Анюта, что ты в Петербурге: понимаете ли вы, сударыня, что значит для человека …читать письма петербуржца, от которых так, кажется, и веет свежестью Невы». 

Он оканчивает, по наставлению отца, юридический факультет Санкт-Петербургского университета, оканчивает блестяще, с золотой медалью, но к этим «наукам» окажется равнодушным.

Влюбляется в оперных актрис, спорит об искусстве, увлекается философией Канта, посещает Эрмитаж, много рисует и вскоре понимает, что это его призвание. Несмотря на слабое здоровье, отбывает воинскую повинность. И в 24 года поступает вольнослушателем в Императорскую Академию художеств в класс Павла Чистякова.
Вот такой долгий путь в большое искусство.

Павел Чистяков, как педагог, окажет на него огромное влияние, хотя произведения учителя немногочисленны, большей частью незакончены и мало известны. У него будет особая система обучения, он превратит уроки рисования в интеллектуальный процесс. Он будет убежден, что «рисунок — мужская часть, мужчина; живопись — женщина».
Он научит рисовать линиями объемную форму в пространстве. Эти линии будут подобны кристаллам, которые чудным образом заиграют красками и оживут под умелой рукой мастера. А Врубель так увлечется этой «игрой» движений и красок, что станет подобно ювелиру чеканить зыбкие поверхности, прощупывать  форму вплоть до малейших ее изгибов. У него появится свой, особый врубелевский художественный почерк, и это придаст его произведениям некую фантастичность, изысканность.


 «ПРИНЦЕССА ГРЕЗА»

«Врубель благоговел перед женщинами, и всегда одна из них гостила в его сердце. Во всех изображенных им в известный период жизни женских фигурах сквозят черты той, которой он увлекался в тот момент», – так будут говорить о нем, но произойдет встреча, которую он сам притянет к себе силою своей мысли, силою своего воображения и тайными фантазиями. И с тех пор на всех полотнах всюду и везде будет господствовать  одна фигура, одно лицо – лицо его жены Надежды Ивановны Забелы. Именно его несравненная Забела будет и Морской  Царевной, и Маргаритой, и Музой, и Снегурочкой, и Весной.

Их встреча – подобна сказке. Он будет увлечен пьесой Эдмона Ростана «Принцесса Греза», которая была восторженно принята русской читающей и театральной публикой. Врубель  покорен сюжетом и мечтает о такой встрече с принцессой, прекрасной и недостижимой, как в этой пьесе. Он жаждал любви. И это случилось. Он ее сначала увидел, а потом услышал.

Он придет на репетицию в Панаевский театр на «Гензель и Гретель» по  сказке братьев Гримм, услышит ее голос, который как молния поразит его. Он, взволнованный,  забежит на сцену, поцелует ей руку, восторженно воскликнет: «Какой голос!», – чем приведет в шок и недоумение Забелу. Он тогда ее почти не разглядит, на сцене будет достаточно темно, но голос, этот волшебный голос очарует его. После этой встречи они уже никогда не расстанутся. Ему будет 39 лет. Как долго он ждал и шел к этой встрече.

Надежда Ивановна Забела окончила петербургскую консерваторию, училась в Париже, пела в театрах Киева, Тифлиса, Харькова; в московской частной опере Саввы Мамонтова, была ведущей солисткой  Мариинского театра в Санкт-Петербурге, неизменно завораживая публику своими сценическими образами и дивным голосом.
Он полюбит ее сразу, будет восхищаться ее красотой;  ее ласково-томные глаза, «зазывно-недоуменная» улыбка  будет сводить его с ума, а многие, особенно женщины, в недоумении не находили  ее красивой, считали, что черты лица ее неправильные, что художник просто придумал ее.

Он сделает ей предложение. Она, смеясь, ответит, что если у него удастся картина, над которой он работал в тот момент, она согласится. «Я дам тебе все, все земное – Люби меня!..» Картина удастся, и  вскоре они обвенчаются в Женеве.

Это будет удивительный творческий союз: он будет плодотворно работать, она петь свои арии; будет рисовать о ней и для нее; будет сопровождать ее всюду, выучит все ее партии наизусть. Это будет жизнь, полуреальная, полуфантастическая. Он научит ее «видеть в реальном фантастическое»: он видел музыку в цвете, она – его цвет в музыке.

Она для него – постоянный сюжет, сюжет-сказка. Она его муза. Он боготворит ее и не верит своему счастью. Он создает для нее не только сценические, но и повседневные костюмы. Он сделает для нее необыкновенно красивую мебель в доме; начнет оформлять сцену и декорации к ее спектаклям. Как  же будут фантастически красивы  эти декорации! Сколько в них любви, нежности, обожания и восхищения!

Он приходит вместе с ней на спектакль и сам лично «наряжает» ее с «чулка до головного убора», для него это будет таинство, подобно творчеству. Каждый шаг ее вызывает в нем восторг. Она – его любимая модель. Она  вся соткана для него из звуков, цвета и прекрасной формы.

«СЧАСТЬЮ БЫТЬ ОСТАНЕТСЯ НЕДОЛГО»

Они были счастливы в своей сказке, а счастью быть останется совсем недолго. Вскоре у них родится желанный и долгожданный сын, назовут его Саввой, в честь Саввы Мамонтова. У малыша будет «заячья губа», что вызовет мучительную боль у Врубеля. А ведь ему казалось уже, что он победил внутри себя метущегося Демона, Демона отверженного. Он неистово начинает работу над картиной «Демон поверженный», но Демон окажется рядом. Безмятежное счастье закончилось, началась борьба за каждый день жизни, борьба с самим собой.

У него начнутся сильные головные боли. Забела будет бороться за каждый день его жизни, но она будет бессильна, в нем как будто будет парализована какая-то сторона его душевной жизни. Это будет безумием грез и цветов, но это – только начало страшной трагедии, платой  за их недолгое счастье.

Забела и Врубель с сыном едут к другу в имение под Киевом, чтобы подправить хрупкое здоровье малыша.  В дороге Саввушка заболевает и умирает в Киеве на руках у своих, убитых горем, родителей. Это был последний удар. Снова –  клиники, доктора, и ни малейшего шанса на выздоровление, отчаяние, которое сменялось покорностью судьбе.

Он не прекращал работать, не прекращал писать, но, одержимый работой, не мог отрешиться от этого состояния: он стал следить за собою, постоянно помня о своей болезни. Все это время с ним будут рядом его Забела и сестра Анна: они  читают ему книги, поют песни, водят на ежедневные прогулки. Он получает звание академика, но это никак не придаст ему жизненных сил. Он станет терять зрение. Такая жизнь станет для него мучительной и невыносимой: в январе месяце в жуткий мороз он стоит под открытой форточкой, получает воспаление легких. Ждать осталось ему уже недолго...

Он будет похоронен на кладбище Новодевичьего монастыря в Санкт-Петербурге. Вдохновенную речь на похоронах произнёсет Александр Блок и  назовет его «вестником иных миров». «Перед тем, что Врубель и ему подобные приоткрывают человечеству раз в столетие, я умею лишь трепетать. Тех миров, которые видели они, мы не видим».

Жизнь Забелы угаснет через 3 года, и эти три года она посвятит двум великим художникам, для которых она была Музой-вдохновительницей  – Михаилу Александровичу Врубелю и Николаю Андреевичу Римскому-Корсакову, который будет писать для нее один шедевр за другим. Так закончится сказка и для нее.

Я смотрю на полотна Врубеля, где неземная красота и нечеловеческая грусть, и понимаю, насколько художник был заколдован «Демоном» Лермонтова и своим собственным. «Именно в нем наше время воплотилось в самое красивое и самое трагичное, на что оно только было способно... Возвращаясь в своих созданиях постоянно к «Демону», он лишь выдавал тайну своей миссии. Он сам был демон, падший прекрасный ангел, для которого мир был бесконечной радостью и бесконечным мучением...»

Как велика расплата за столь короткое счастье…