Подарок

               
Понятно, что от судьбы не уйдешь, но  каждый старается  жить по собственному разумению. ..
Одни, амбициозные и деятельные,  годами взбираются  вверх по крутой лестнице. Другие, слабые и безвольные, сползают  вниз по грязноватым ступенечкам.
Третьи принимают жизнь    такой, какая она    есть,  доверчиво        подчиняясь обстоятельствам.  Ничего не желают менять, хотя  возможности для этого    имеют.

        Это про нашего героя  Ивана: родился, учился, женился и  живет в родной деревне. Даже после развала колхоза в начале девяностых он,   толковый технарь, непьющий и работящий,  не ринулся в городскую суматоху.  Остался  дома.
Когда закрыли детский садик, где работала воспитательницей любимая жена Любаша,  пришлось   вплотную заняться   хозяйством. Купили корову, завели поросят, взяли в аренду полгектара земли, и на  сносное житьё-бытье   двоим  хватало — детишек Бог не послал...

Незаметно бежит время в тяжких крестьянских  трудах. Лишь зимой выдаются  свободные вечера. Тогда заходят в гости   Любашины  подружки. Почти все одинокие, ведь    хороший  муж в деревне, что иголка в стоге сена.
 
   А какое   застолье без песни? Раскрасневшиеся от рюмочки  женщины   начинают всегда   одинаково:
- Ледяной горою айсберг
          Из тумана вырастает....

Иван при этом скептически  хмыкает, представляя  приторного городского красавца, почему-то обязательно жгучего брюнета,  в наказание за женские мученья закованного в  ледяную глыбу. Но скоро об иронии забывает:  от протяжно печальных  голосов, тоскующих о  любви,  на душе теплеет.

И когда жена,   поливая перед сном  разноцветные герани на подоконнике, напевает про утопленные под талой водой мужские печали,  он    ласково  улыбается в пышные усы. Она  же нежно  поглядывает на него через плечо:
- Что, Ванечка ?

Вот такие у них маленькие радости, будто  изредка мелькающие  солнечные зайчики в хмурые осенние дни.
 
К концу прошлого года работа в колхозе  вовсе закончилась. Да и охотники   задаром спину гнуть перевелись. Немногая молодежь в селе  давно не задерживалась. Кто постарше,  горбатились на своих подворьях или пили горькую.

       Иван   понимал - пора  уезжать, а всё  не решался:
- Ну, добротный дом  дачники купят. Квартирёшку в городе осилить можно.  А как  без  Деревни жить-то?  Без  Реки? Лугов? Кладбища с родительскими могилками? Утренних зорек?  Зимнего леса?
 
Горько размышляя, тянул время.  От тоскливой неопределенности  будущего болело сердце.   
Именно тогда   уже пятый по счету,  явившийся из самой Москвы новый русский, купил  обветшавшие фермы, поля да  полуразрушенный сельский дом культуры впридачу. Купил. И сразу  начал творить  чудеса.
Распорядился натыкать по всей    усадьбе     зоркие      видеокамеры, что теперь   круглосуточно бдят за  «членами сельхозкооператива». Взял на работу фельдшерицу  Нюсю, и коллективно трудящееся  население по утрам отправляется в медпункт дышать в трубку на предмет наличия в их     организмах алкоголя.  Пятерых  добровольцев хозяин лично отвез в город и закодировал. За воровство    увольняют сразу, но зато молоко и хлеб    можно выписать по дешевой цене.
Зарплату, невиданное дело,  платят  строго раз в месяц.  Правда,  перечисляют на банковские карточки, и каждого     двадцатого числа возле новенького банкомата в конторе выстраивается чинная очередь. К слову  сказать,   культурное    ожидание   время от времени    прерывается  отборными матюками по поводу опять забытого или неправильного набранного пин-кода.         
    
     Весной, впервые  за двадцать лет, засеяли все поля. Иван  так  истосковался по настоящей работе, что с утра до ночи не вылезал из кабины трактора. Часто и ночевать оставался в поле.
 Через месяц благодарная земля покрылась  густой   изумрудной   щеткой  всходов, а   за лето    высокие колосья налились золотой спелой тяжестью.               
 
     Урожая я ждали большого, но с   середины  августа  вплоть до конца октября  зарядили  дожди.    Лишь изредка ветер разгонял тучи,  и  техника с трудом ползла по кисельному месиву. Казалось,  многомесячный труд  пойдет прахом, однако люди не сдались -  люди ведь много  сильнее машин, если им дать хоть капельку надежды.  Сделали всё, что могли, даже больше.  Восемьдесят дней вместе с хозяином работали без выходных. Всё собрали. И зерно. И овощи.
Иван же стал лучшим механизатором в районе, за что получил приглашение на областной Праздник работников сельского хозяйства.
Это удивительно, дорогой читатель, но у нас в России  до сих пор ежегодно отмечают  этот     День повсюду. Даже там, где  сельское хозяйство почти исчезло. Подводят итоги «соревнования среди  тружеников полей и ферм» и       победителей чествуют  в районных      и областных центрах, а    самых-самых - аж в столичном   Кремлевском концертном зале. Там перед ними выступает  Президент или Председатель Правительства, а чаще министр, после чего   поют и танцуют именитые артисты. 

Наш герой       приехал в город на  старенькой «Ниве». Долго, чертыхаясь,  искал, где бы припарковаться.  Не спеша походил по сельскохозяйственной выставке, подивился на заграничные, начиненные хитрой электроникой трактора и комбайны -  на цену каждого,  примерно равную стоимости  их  колхоза.    Из  россыпи разной вкусной  продукции выбрал  гостинцев домой  и занял почетное место в третьем ряду.
Открывшего  собрание   Губернатора, как и многие другие, снял  на сотовый телефон, чтобы показать Любаше.

Почти два часа на сцену робко поднимались доярки, птичницы, трактористы, комбайнеры, фермеры.  Поувереннее шагали агрономы,  зоотехники и руководители хозяйств.
Областные начальники  вручали грамоты и подарки, а красивые девушки  дарили каждому желто-красные цветы. Почествовали и Ивана. Смущенный, он прошел на место, сжимая в потной ладони букетик, думая, куда теперь  его девать.
 
       Перед перерывом объявили,  что на концерте будет петь Игорь Николаев. Наш герой хотел бы, конечно,  «Любэ»  или «Трофима». Но живого Николаева он тоже никогда не видел и решил остаться. 
Певец оказался не особо привлекательной внешности, зато сильно модным. Длинные волосы по-бабьи спускались       по плечам. Серебристый пиджак в обтяжку переливался всеми цветами радуги. Под воротником рубашки — даже не ненавистный Иваном галстук -  черная бабочка. В общем,  лучше было бы  уехать домой. Но как подняться на виду у всех?
 
Игорь закончил  рассказывать о песнях, музыку к которым сочинил и  начал негромко:   
- Ледяной горою айсберг
  Из тумана вырастает...

Иван улыбнулся, вспомнив их деревенские посиделки.  А   зрители  вдруг разом  подхватили. Да так, что через пару минут  песня    разлилась по огромному  переполненному залу  и всё росла.      Женщины пели  уверенно, четко произнося  слова. Мужчины - несмело, раскрывая рты иногда невпопад.
Иван прикрыл глаза и  увидел жену в ночной сорочке с голубыми розочками. В лучиках вечернего света  искорками поблескивали  водяные капельки  на цветущих геранях  и   золотистые   пряди  Любашиных волос...

Музыка смолкла.  Тишина ударила в уши. Но только на секунду.  Вновь раздалось  знакомое:
 
- Упала ранняя звезда, в полях прохлада...

Зал вдохнул и слаженно продолжил:
- Плывет паром, поет вода о чем-то рядом.
И там, где светится река у тихой рощи,
Соединяет берега седой паромщик.

На припеве забасили  прибавившиеся мужские голоса:
- Разлук так много на земле и разных судеб,
Надежду дарит на заре паромщик людям.
То берег левый нужен им, то берег правый.
Влюбленных много - он один у переправы...

Певец  всё понял. А может, с самого начала  знал, что легко и ненавязчиво будет   управлять  тысячным хором простых и усталых людей? Конечно,  со сцены он заметил    не очень ухоженные лица,  немодные прически и скромную одежду своих сегодняшних слушателей.  Понятно, они  были не из его жизни.
Возможно, он без особой охоты согласился      на этот концерт, но сейчас  работал честно, возвращая зрителей в беззаботную молодость и в радостные   воспоминания о пережитом.
Поэтому   они снова  самозабвенно  повторяли  и повторяли наивные строки:
- Там где-то старая мельница крутится-вертится
Бьется о камни вода
Старая мельница, все перемелется
Только любовь никогда.

А позже  одобрительно грустно замолчали, задумавшись -  Игорь запел о Дружбе:
-  Мой друг, ты уж меня прости
За всё, что  пришлось пройти...
Мой друг, на повороте дней
Слышу я всё ясней,
Кто настоящий друг...

Иван вместе со всеми в каком-то светлом полузабытьи покачивался на волнах Памяти, Музыки и Слов. А стал участником общего хора   неожиданно для себя, когда услышал «Комарово» и  вспомнил,  кажется,  навсегда забытый вечер. Будто вчера он, молодой и сильный,  насвистывал эту песенку, идя по предутренней  улице после жаркого свидания с Любашей.

Вот тут-то наш герой заметил,     что никто не преподнес певцу ни одного подарка. А  так хотелось      по-доброму отблагодарить за Праздник этого яркого, совсем не деревенского, на вид чужого  человека в узких черных штанах и лаковых ботинках.
- Неправильно это. Неправильно, - повторял он, вставая и пробираясь мимо сидящих.

На глазах у всех на сцену поднимался крепкий, высокий  мужчина в не очень ладно сидящем на нем сером костюме,  держа за длинные ручки  цветной пластиковый пакет. Бдительный охранник,  заглянув внутрь,  улыбнулся и  отошел в сторону.

Николаев вежливо поздоровался -  пальцы музыканта утонули в мозолистой лапище.  Гость протянул ему пакет. Игорь       попытался вежливо отказаться от непонятного подарка, но смутившийся мужчина вдруг присел и вытащил на всеобщее обозрение  большую гусиную тушку, приговаривая:
- Да Вы не сомневайтесь. Это        арзамасский гусь. Они раньше на всю Россию славились. Я себе ещё куплю. Возьмите, пожалуйста. Вам в Москве потушат. Очень вкусно.

Его слова, усиленные микрофоном, разносились по  залу.
Ошарашенный певец,  резко откачнувшись  назад,  молча смотрел на розовую тушку, рапластанную на цветной пленке.
Зал сначала одобрительно шикал и посмеивался, затем хмуро выжидательно замер.

Затянувшуюся паузу прервал шустрый человечек, выбежавший из-за кулис. Он почти вырвал несчастного гуся у застывшего от смущения дарителя    и исчез.

Николаев поднес     микрофон к губам и,     тщательно    подбирая слова,  холодновато поблагодарил за немного странный подарок. Иван, сгорбившись, медленно уходил в общем молчании.
 
Он больше не остался на концерте. Уже почему-то не стесняясь, вышел, оделся в пустом гардеробе, а через час медленно двигался в пробке на выезде из ненавистно галдящего города.
На душе сначала было муторно. Но вскоре дорога успокоила.
Ничего. Завтра  рано утром он как всегда выйдет из дома, посмотрит на лес и речку, сядет на трактор. К вечеру Любаша баньку спроворит. А в выходной придут её подружки, подивятся  на снимок губернатора, выпьют по рюмочке  и обязательно споют...

Прибавив скорость,    включил радио.     И, словно     нарочно,  услышал  беззаботного Скляра:
- На недельку до второго
Я уеду в Комарово...

Крякнул обреченно:
- Екут твою Ваня! Ну, что ты будешь  делать?

Однако вскоре по-доброму вздохнул и, улыбаясь, вместе с исполнителем  шёпотом допел любимые строчки:
- Водолазы ищут клады.
 Только кладов мне не надо.
 Я хочу, чтоб в синем море
 Не тонули корабли...
 
Он  смотрел на бегущую навстречу полосу асфальта  и, насвистывая в такт песне, представлял, как Любаша ласково ворчит:
- Ну, что ты свистишь, ровно мальчишка какой. Денег ведь не будет. Чудо ты моё! Кладоискатель деревенский!

А ямочки на её щеках так и играют, так и играют... 
   
 

       

   P.S. Автор присутствовал на этом концерте. И наблюдал, как неизвестный зритель вручал Николаеву свой  «странный» подарок.


фото из интернета