2. Русичка

               
На свидание Пашка Анну всё-таки вытащил.  Позвонила  в один распрекрасный день Любаша Котова и уговорила её  в гости заглянуть, а там и Пашка нарисовался. Лысый, хорошо упитанный, с поросячьими глазками, в кожаной тужурке и со связкой ключей на брелоке. 

Вежливо обнялись, чаю попили, фотки посмотрели. И Пашка опять быка за рога:

- Встречу на дому организуем в начале января. Говорят, ты стишками балуешься?  Напиши уж чего-нибудь к этому событию. Надо, Анечка, надо. Очень.

И по плечу её рученьками гладит.

- Кыш, Пашка, руки не распускай! – дернула плечиком Анна. – Не пойму никак: до 40-летия ещё два года,  не рановато ли ты хлопочешь о юбилейных стихах?

- А мы порепетируем нашу будущую встречу! – нашел аргумент Пашка.

- А учителей на репетицию слабо пригласить? – усложнила задачу Анна.

- Найду и привезу всех, кого захочешь увидеть! – воскликнул в организаторском  запале Дубов.

-   В живых только наша  русичка да математичка остались, -  подключилась к разговору Любаша.

- А немочка ещё! – возразил ей Пашка. – И физик!

- Ну, ладно, - сдалась Анна. – Русичку привези. Ей уж 80 скоро, она может и не дожить до нашего 40- летия. В этом случае грех не поторопиться и не обмануть время.

- Да чё ей сделается! – вдруг воскликнул Пашка и зло добавил:  Я б её ещё 100 лет не видел!

- Ты чё, Дубов, одурел? – толкнула его в бок Любаша.

- Я не забыл, как она мне тюрьмой грозила! – огрызнулся в своё оправдание Дубов.

- Ой, ребята, с Вами не соскучишься, - подвела черту под нерадостным общением Анна и, выйдя из-за стола, напоследок  напугала Пашку: Раз Лена  сказала, что тюрьма по тебе плачет,  значит, тому и быть.

- Да тьфу на тебя! – выругался Пашка. – И ты туда же! Все вы,  русички, на голову больные.  Всё  каркать любите. Чё денег себе тогда не накаркаете, коль умны…

Увидев глаза Аньки, Пашка, осекся и засуетился вокруг неё, подавая  в прихожей с вешалки верхнюю одежду.

- Ты это, не пропадай, я ещё позвоню! - мягко заговорил он. – Да,  вчера  Танечка Гнедых из Польши звонила по скайпу, привет тебе передает!

               
                ****

« Какое счастье дожить до пенсии, когда  учителя и родители ещё живы и все они пребывают  в добром уме и здравии», - думала Анна, возвращаясь  со свидания с одноклассниками домой.

И хоть родителей у неё  25  лет как уже не было в живых, она всё равно искренно радовалась мыслям о том, что есть на белом свете ещё немало людей, которые помнят её  ребенком.

Ей вдруг очень – очень захотелось увидеться со своей  русичкой  и превратиться, хотя бы на миг,  в юную девочку с косичками, у которой всё ещё впереди. 

- Интересно, - думала Анна, -  как  Елена Леонидовна теперь живет, о чем думает и, главное,  как  оценивает    произошедшие  перемены  в стране.

Однажды Анна где-то вычитала,  что для душевного равновесия человеку нужны три точки опоры: семья, работа и ... секс. Анне край хотелось узнать у любимой учительницы мнение о   её собственном недавнем открытии.

Она  к старости  вдруг обнаружила, что трех оснований для адекватности в современной жизни маловато будет. Есть, на её взгляд, более важное слагаемое в этой жизненной теории – нравственный и культурный  стержень  человека. Люди, не имеющие этого стержня, быстро ломаются, не выдерживают витальных  испытаний.

Права ли?

                ****

Елена Леонидовна, как бы сейчас сказали,  была, без всякого сомнения, для Анны  словесником высшей квалификации.  Закончив литфак, Анна много лет  при подготовке к  урокам   пользовалась записями  из  своих   школьных тетрадей, продиктованными  когда-то  русичкой. Никакие вузовские методисты не смогли ей дать того опыта и мастерства, которое она получила от своего главного по жизни педагога.

 Елена Леонидовна так преподавала литературу, что она, литература,  казалась Анне самым важным для жизни предметом. Многие  её мудрые суждения и размышления Анна запомнила   на всю жизнь. И чем дольше жила она на белом свете, тем больше удивлялась прозорливости и  справедливости оценок окружающего мира своим учителем.

- Лесков поталантливее Льва Толстого будет! Обидно, что он не «вхож» ныне  в школьную программу, - сетовала  Елена Леонидовна в начале семидесятых ушедшего столетия.

А сейчас, с радостью убеждалась Анна, Лесков занял прочное место в ряду  школьных классиков.

- Представляете, дети,  Есенин был так наивен, что верил в то, о чем в газетах пишут! – сообщала она, всплеснув от удивления руками.

- На стыке веков с людьми происходят ужасные вещи: волна самоубийств, многие сходят с ума, теряют память и смысл жизни, растет агрессия, рушатся семьи! - предваряя встречу  с творчеством поэтов начала 20 века, с чувством материнской тревоги констатировала она выстраданную  лично  страшную мысль.   

 Мудро просчитав, что именно на середину  жизни сидящих перед ней  учеников  выпадет фатально и беспощадно именно этот,  коварный своим сумасшествием,  «стык веков»,Елена Леонидовна, конечно же, ни в коем случае не  ставила под сомнение  всеобщую веру в скорую победу коммунизма.

Но зерно-то в голову Анны какое посеяла! Из чистого золота!

- Фамусов – замечательный отец! – неожиданно вносила учительница   положительный штрих в характеристику отрицательного литературного персонажа.- Он знает, что для женщины  удачно выйти замуж важнее всяких заоблачных карьер.
 
-  Удачно выйти замуж? Здорово! –  мусолила потом пол-урока услышанную мысль Анна, но вывод делала по-детски наивный: -  Это может означать только одно  -   замуж надо выходить по любви!

                ****

 Анна  так крепко держала в  памяти житейские  «афоризмы» своей русички, что при необходимости  вынимала их из своей головы горстями:

- Есенин был таким честным и порядочным человеком, что женился на всех женщинах…

- Эх, если б Катерина внимательно слушала Варвару, то не бросилась бы в Волгу…

- Катерина – цельная натура: сердце и разум в ней не спорят, «в унисон» живут. А надо бы дружить с головой ближе и крепче, чем с сердцем…

- Лев Толстой был несправедлив по отношению к своей жене, обвиняя её в нездоровом интересе к завещанию. Господи! В чем же она виновата? Она же не о себе думала, а о детях: на что их содержать она будет после его смерти…

- Лев Толстой был так к себе беспощаден в своих дневниках, что многие страницы из него до сих пор не опубликованы…

- Дети, обратите внимание, Шолохов подметил и отобразил важную вещь: трагическое и комическое в жизни  всегда рядом!

Это была  «потрясная»  информация  к  размышлению   для   девочек и мальчиков, потому что

а) содержала в себе вопрос «почему» (Почему Фамусов замечательный отец, а отец Андрея Болконского тогда какого эпитета достоин?)

б) рожала сомнение (неужели в газетах неправду пишут?);

в) требовала аргументов «за» или «против», т.е. включала мозги.

Таким образом, благодаря таланту Елены Леонидовны,  литература для Анны в школьные годы была не столько  искусством,  сколько учебником жизни. 

А потому в выборе ею будущей профессии не было ни толики сомнения – только литфак!
               
                ***
Хороша была Елена Леонидовна.  Спору нет. Но её, русичку,  Анины одноклассники терпеть не могли. Даже те, которые считались умненькими и которых сама русичка обожала до самозабвения.

И причина была до обидного несерьёзная. Елена Леонидовна, как женщина,  выглядела   немодной, неинтеллигентной.

В 40 лет у неё была откровенно лысеющая голова да ещё и  грушевидной  формы.

Рыхловатая фигура, осточертевшая     повседневностью  серая мешковатая юбка со старомодной кофточкой, сморщенные на щиколотке коричневые чулки в резинку делали её портрет достойным только насмешек, которые она мудро не замечала.

А ещё её дурацкая привычка при объяснении нового материала закатывать глаза, разыскивая  подходящие слова на   потолке.  И вечный насморк. И следы от навоза на широкой подошве немодельной обуви.   

Елена Леонидовна, увы, держала корову, а это многим  казалось не комильфо. Убирать вилами  навоз и держать в этих же руках с обломанными ногтями томик Блока было «фи, как некультурно». 

Глупые дети, к сожалению,  очень часто оценивают учителя по одежке, а не по уму. Но не такой была Анна.

У Анны был талант от природы – видеть глубоко суть людей. Она ценила людей не по одёжке, а по уму с первой же встречи с ними. И потому она без всякого стеснения и с величайшим благоговением черпала в  своей любимой  русичке, как из бездонного колодца, разумное, доброе и вечное.
               
                ****

Закончив вуз, Анна вернулась преподавателем в родную школу. На один из первых уроков к ней в качестве наставника пришла  постаревшая на пять лет  Елена Леонидовна. Она прослушала весь урок новоиспеченного литератора  с необычайным вниманием, а по окончании, уже наедине, задала своей ученице приличную трепку.

- Молодец! – начала она с похвалы. – Говоришь сама прекрасно. Соловьем поёшь. Заслушаешься. Хороша, ой, матушка, хороша! Многому выучилась, много знаешь. Молодец!

Потом  Елена Леонидовна замолчала на минуту и закончила свой анализ уже не восклицательными, а вопросительными предложениями:

- А дети, Анна Михайловна,  тебе зачем на уроке нужны? Им какая роль отведена? В рот тебе глядеть? Подумай над моими словами, когда к следующему уроку готовиться будешь!

Анна вспыхнула от хлесткого замечания своей литературной «мамки», как от пощечины, но задумалась. Крепко. На всю жизнь. 

И с той поры, садясь за конспекты к урокам,   она всегда делила мысленно  страничку на две части: первая называлась «Я учу», вторая «Дети учатся».

                ****
-Неужели я её скоро увижу? – ликовала душа Анны. – Ах, как нам будет с ней о чём поговорить! Только не заболейте, милая моя и дорогая Елена Леонидовна. Если б Вы знали, как Вы  мне нужны!

                (продолжение следует)

                http://www.proza.ru/2013/12/02/395