3 декабря

Высказывания Л. Толстого об искусстве

       Искусство есть деятельность человеческая, состоящая в том, что один человек сознательно, известными внешними приемами передает другим испытываемые им чувства, а дру­гие люди заражаются этими чувствами и переживают их.
      

    1
      
       Настоящее произведение искусства делает то, что в сознании воспринимающего уничтожается разделение между ним и художником, и не только между ним и художником, но между ним и всеми людьми, которые воспринимают то же произведение искусства. В этом-то освобождении личности от своего отделения от других людей, от своего одиночества, в этом слиянии личности с другими и заключается главная привлекательная сила и доброе свойство искусства.
              Искусство есть один из двух органов прогресса человече­ства. Через слово человек общается мыслью, через образы ис­кусства он общается чувством со всеми людьми не только настоящего, но и будущего.
       Как происходит совершенствование знаний, т. е. более истинные, нужные знания вытесняют и заменяют знания ошибочные и ненужные, так точно происходит совершенствование чувств посредством искусства, вытесняя чувства низ­шие, менее добрые и менее нужные для блага людей высши­ми, более добрыми, более нужными для этого блага.
       В этом назначение искусства.
      

    2
      
       Музыка показывает человеку те возможности величия, которые есть в его душе, говорит Эмерсон. То же можно сказать и про всякое истинное искусство.
      

    3
      
       Искусство есть цвет жизни целого общества. Не может быть хорошим цвет такого общества, как общество жестоких паразитов высшего круга нашего христианского мира. Оно неизбежно будет развращенным и уродливым.
       Таково и есть искусство нашего общества, дошедшее в последнее время до высшей степени развращенности и урод­ливости.
      

    4
      
       Если бы был поставлен вопрос о том, что лучше нашему христианскому миру: лишиться ли всего тою, что теперь счи­тается искусством, вместе с ложным, и всего хорошего, кото­рое есть теперь, то я думаю, что всякий разумный и нравст­венный человек опять решил бы вопрос так же, как решал его Платон для своей республики и решали все христианские и магометанские учители человечества, т. е. сказал бы: "Лучше пускай не было бы никакого искусства, чем продолжалось бы то развращенное искусство или подобие его, которое есть те­перь".