Заметки о трактате De Amore

В обращении к L.


Я встретил взгляд. Не лицо, не внешность, что столь часто нам попадаются, а просто взгляд. Лица неуловимы и со временем растворяются в нашей памяти, но встреченный однажды взгляд, он остается с нами надолго.

Я встретил Тебя. Казалось, что прошел мимо, и лишь позже понял, что остановился рядом с тобой навсегда. Взгляд – это было все, что я мог тогда удержать. Ни имени, ни вкусов, ни мировоззрения, через которые мы привыкли знать человека. Но в том я нашел и повод для гордости: взгляд - не слова и не знаки, он много глубже и тоньше. И хочется верить, что он куда больше может мне рассказать о тебе.

Через пять дней я написал мелодию, обращенную к твоему образу. Месяц, и написано несколько стихов. Я впервые в жизни потянулся к кистям, краскам и холсту, в попытке запечатлеть свое воспоминание. Через полгода я понял, что открывая тебя, я открыл новый мир для себя. Прошел год, и вот уже кажется, мое существование нераздельно с мыслью о тебе. «Тобой дышу, тобой живу» - кажется, так я тогда написал. Полтора года, и я готов утверждать, что моя жизнь оправдана мгновением встречи с тобой, вне зависимости от того, что ждет меня завтра. А все началось с простого взгляда. И мог ли я знать, что через него я обрету и смыслы, и цели, и даже самого себя?

Твой взгляд стал для меня бездной, той самой, в которую всматриваешься с интересом, и не находишь дна, в которой хочется исчезнуть без остатка. Черная дыра, по мере приближения к которой, как говорят, можно попасть в зону бесконечного. Ты преодолеваешь точку невозврата, и весь дальнейший путь развернут из нее. И веришь, что в конце пути - все вновь вернется в мгновенье встречи и там останется навечно. Причудливо, не правда ли?

Твой взгляд перевернул мое восприятие прежнего. Я внезапно осознал, что все мои позитивные чувства к женщинам можно легко разделить на несколько примитивных категорий. К одним я испытывал просто интерес, к другим симпатию, к третьим вожделение. Я понял, что найдется не больше десятка тех, кого я мог бы соотнести с понятием «уважение». Уважал из-за поступков, из-за образа жизни, но никогда просто потому, что они есть. Встретив тебя, я обрел новую категорию: женщина почитаемая.

Мне хочется утверждать, что это почтение возникает из ниоткуда, что оно - есть особенное внутреннее чувствование другого человека. Хотя, быть может, все дело в том, сколь значительным явлением моей жизни стало чувство к тебе. Почитание из благодарности? Нет. Я ведь отчетливо помню, как оно возникло без повода и без причины, просто однажды, из самого сердца, одновременно с чувством.

Я заметил это в одной очень простой мысли: я вдруг осознал, что ты - женщина, рядом с которой я не могу быть тем, кем я мог бы быть рядом с любой другой. И это есть требование самого моего чувства. Или, быть может, моего естества. Я так же осознал, что знакомство с тобой – есть событие, не допускающее возможности сохранения мною прежнего образа жизни и прежнего восприятия мира. Мое чувство требовало стать выше привычного силой, высотой души – попробовать любить, как не любили прежде.

Кажется, именно так все началось, когда я встретил твой взгляд.

***

«- Как ты думаешь, возможно ли, найти способ выражения чувства, эквивалентный самому чувству? Не символ, что принято считать за выражение такового, как, например, цветы, ценные вещи или всем известный, давно выцветший набор сладкозвучных слов. Всем нам прекрасно известно, сколь далеки они от силы внутренних переживаний. Я говорю о чем-то более существенном…».

Из этого фрагмента никогда не существовавшего монолога родилась завязка самого Трактата – история юноши, отправившегося в путешествие в поисках подарка, достойного его возлюбленной и выражавшего всю силу его любви. По замыслу, этим поискам подчиняется вся жизнь героя, и в этом открывается один из возможных ответов на заданный вопрос: поиск нового способа реализации любви, в сути, есть самое точное выражение чувства.

Юноша, принадлежавший к одной из прошлых эпох, весьма образованный для своего времени, искал подношение, достойное возлюбленной и соразмерное его чувству. Он знакомился с разными культурами, странами и эпохами, но не обнаружил в них ничего значимого и ценного. При ближайшем рассмотрении, любой из считавшихся драгоценными подарков – не был оригинален, и очень далеко отстоял от силы его любви. Примитивность содержания открылась герою и в самом понимании любви различными культурами. Отвергая одну позицию за другой, он осознал необходимость произведения подарка из самого себя, из чувства, его наполнявшего.

Параллельно с поисками и разрешением парадоксов восприятия любви мыслителями прошлого, произошла эволюция самого чувства героя. Так, от привычного стремления «быть подле», герой пришел к отчуждению себя самого от возлюбленной и к возвышению ее образа. «Странно, что мы так часто забываем, что удовлетворить и насытить можно лишь желание. Очарование, влюбленность, любовь - это чувства, и лишь одного они могут требовать – выражения. Подлинной любви чужды собственнические настроения» - так он говорил, все четче определяя прежде им не осмыслявшееся чувство. В момент достижения кульминации диалектического развития его чувства, он осознал, что лишь одно в нем самом осталось стремление – преподнести невесте в дар путь, что он внутри себя прошел и ей единственной посвятил.

На поиски ушла большая часть жизни героя. Возвращаясь в ее земли, он узнал, что слишком долго искал достойное подношение: его возлюбленная много лет назад была выдана замуж, была счастлива в браке, родила детей, и не так давно покинула этот мир. И герою лишь осталось – записать свою историю в назидание будущим поколениям и уйти в мир иной, вслед за своим Абсолютом.

***

Я долго и старательно пытался расколдовать загадку твоего взгляда и его влияния на меня. Как возможно, что один лишь взгляд становится источником глубочайшего почитания женщины, и вместе с тем – переворачивает все мировоззрение?

Взгляд Евы. Тот самый, что пленил когда-то первопредка. Адам встретил этот взгляд и назвал свою супругу Жизнью. Взгляд самой жизни, быть может, именно его я встретил в тебе.

Тогда давно Бог создал двух людей, мужчину и женщину. Говорят, он создал их, чтобы они следили и ухаживали за его садом. Он создал мужчину, но тот был одинок. Забота о вверенных ему животных и растениях не приносила мужчине удовлетворения, равно как и молитвы к Богу. В самом его естестве откуда-то появилась потребность в общении с равным. Бог его не понимал, но все же сотворил равную ему женщину, надеясь тем развеять печаль мужчины.

Женщина. Способны ли мы представить весь масштаб потрясения первого мужчины, который встречает первую женщину! Подлинно мир для него перевернулся. Что есть забота о райском саде, снисходительная любовь Бога, когда перед тобой Женщина! В тот самый момент на свет появились поэзия и музыка, живопись и все другие, мыслимые и немыслимые искусства. В душе человека родилось первое слово:

- Ева.

Сад, молитвы к Богу – все это растворилось в ее взгляде. Мужчина полюбил женщину. Она полюбила его. Они уединились, спрятались от всех под сенью оливы, чтобы никто не мог нарушить их покой.

- Где ты, Адам? – безответно звучал голос Бога в райском саду. Всевидящий Бог не мог их найти, словно некая пелена скрыла Адама и Еву от его взора.

Когда Бог все же нашел их, он сильно разгневался. Он развел их по разные стороны и хотел наказать. Адам и Ева перестали заботиться о саде, и перестали обращать к Богу свои молитвы. Они стали безразличны ко всему, что было вне их чувств друг к другу, и в том, безусловно, согрешили пред ним.

- Как ты посмел назвать ее Жизнью? Разве не я все это создал, разве не мне ты обязан своим существованием?
- Важен не тот, кто новую жизнь дает, но тот, кем она оправдывается, - ответил ему Адам, - Я мог бы жить в мире без этого сада, его растений и животных. Я мог бы, пожалуй, жить и в мире без Бога. Но жить в мире без Евы я не могу.

Возможно, Бог хотел понять причины слов Адама, но любовь мужчины и женщины, двух равных существ – оказалась недоступной его пониманию. У Бога не было равного ему существа. Он никогда не любил, не подчиняя. Он не мог понять чувства Адама и Евы, что возникли из ниоткуда, и не имели причины и цели. И потому, он не был способен принять счастье двух любящих существ.

Он изгнал их из своего райского сада. Что есть изгнание из рая, когда рядом с тобой тот, кого ты любишь? Нечто за гранью. А здесь и сейчас – любовь.

Прошло много веков, но до сих пор, порой Адам встречает Еву. И они, покинув рай, построенный на всеобщем законе подчиненности явлений, друг в друге обретают новый мир и вечное счастье.

***

Я часто ощущаю и пишу, что дышу тобой. Это дыхание – много большее, нежели просто вздох и выдох. Оно осознанное и глубоко чувствуемое. Я дышу всем естеством. Мне трудно иначе описать его: любовь – это дыхание.

Ты помнишь тот легкий ветер, что к берегу подгоняет волны? Говорят, есть духи, ответственные за него. Они живут на скалах, вздымающихся из воды, и на прибрежных дюнах. Как-то раз дух ветра, совсем еще юный, повстречал девушку. Ранним ясным утром она пришла к нему на пляж.
День только начинался, и дух был занят уборкой сухих водорослей в дальнем углу песчаной бухты, а потому не сразу ее заметил. Девушка расстелила полотенце у самой воды. Убрав очки и шляпу в плетеную корзину, она осторожно потрогала воду. Лазурь была еще прохладна после ночного шторма. Одинокая фигура вдалеке привлекла внимание юного духа. Заметив незнакомку, он резко метнулся в ее сторону и поднял в воздух массы песка, едва не засыпав им гостью. Сконфузившись, он стал осторожным, и впредь приближался к ней лишь кротким шагом. Как хороша! Точно выточена мягкими южными ветрами, изящными морскими волнами в прибрежной скале. Аромат, пылавший вокруг нее, пьянил юного духа. Никогда прежде он не видел эту девушку на своем пляже. Она его очаровала.

Гостеприимный хозяин побережья незамедлительно привел к ее ногам прекраснейшие из волн. Еще совсем маленькие, едва пенящиеся. Когда девушка вернулась к своей корзине, он нежно объял гостью теплым южным ветром, старательно сдувая пылинки соли, оставшиеся на ее ногах. Раздумав купаться, незнакомка вскоре ушла, а юный дух  пообещал себе, что никогда не забудет эту девушку, ведь еще никогда у него не было столь прекрасных собою гостей.

Незнакомка пришла на пляж на следующий день, и после она часто его посещала, купаясь и загорая, а дух побережья каждый новый день старался сделать для нее что-нибудь особенное, приятное. Еще перед ее приходом, он тщательно выдувал с пляжа весь мусор, и препятствовал раскалению песка в лучах летнего солнца. Он поднимался ввысь и разгонял облака, все, кроме тех, чья красота не вызывала у него сомнений.
Дух прибрежного ветра мог часами сидеть подле нее, охраняя покой. Он поссорился с чайкам, запретив им кричать близ его пляжа. Он бережно отбирал лучшие волны, что шумели в те дни для нее. Когда он захотел сделать нечто значимое, дух принес для девушки издалека нежный запах полевых цветов. Позже он приносил и благоухания альпийских лугов, и запахи вечернего дождя в Шварцвальде. Со старанием истового парфюмера, он подбирал лучшие ароматы, что были ему знакомы.

С ветрами до пляжа доносились отголоски сладкозвучных песен птиц со всех краев света, шум ручьев и водопадов. Ему удалось принести гостье и эхо с китайских болот, запечатлевшее раскрытие сотен лотосов навстречу рассвету. В своих руках дух нес к ногам девушки причудливые лепестки цветов, подхваченные на полях Прованса и Тосканы. Однажды ночью он прокрался на проходившую мимо пляжа роскошную яхту, отвязал висевшие на верхней палубе воздушные шары, и аккуратно по волнам привел их на пляж. Ему было приятно, радостно видеть следующим утром ее восхищение.

Время шло, и с каждым днем юному духу становилось все труднее придумать нечто новое, уникальное для гостьи. Все сложнее было ее отпускать. Его гостеприимство и привязанность давно уже преобразились в сильное чувство, пылавшее внутри. Он был готов быть подле девушки и днем, и ночью, не расставаясь ни на миг. Но как?

Однажды, обессилев от расставаний и мертвых надежд, он стал совсем легким, как воздух. И девушка его вдохнула. Он растворился и стал навечно частью ее дыхания.

Любовь – дыхание, не иначе.

***

Полгода назад у меня выдался откровенно неважный день. Дело даже не в конкретных обстоятельствах, но в общем утомлении от разворачивавшихся вокруг меня событий. Я был эмоционально истощен. В подобной ситуации, верующий человек, наверное, обратился бы к богу, попросить о помощи в молитве. Но я уже давно исключил богов из своей жизни, и обращаться за помощью, будь то даже просто ради успокоения, мне было не к кому.

Я не помню отчетливо, как это случилось. Кажется, совершенно спонтанно я обратился к твоему образу. Но в этот раз, помимо источника вдохновения и объекта моего чувства, я обнаружил в нем нечто иное. Или не обнаружил, но я точно помню, как внутри себя я произнес: «Приди ко мне и укрой взглядом своим заботливым, нежным». В тот вечер я произнес эти слова еще не раз, но куда важнее было то, что я в них обрел.

Мне не нужен был всемогущий исполнитель желаний, не нужно было ощущение чего-то, много превосходящего меня. Просто вновь ощутить исходящие от тебя тепло и нежность, в которые я мог бы завернуться и унестись далеко от бытовых проблем. Прикосновение к настоящему, в котором я ощутил вечность.

Когда наутро я вернулся к работе над Трактатом, скрыть очевидное преображение действительности было не возможно. Кажется, нечто подобное должен чувствовать человек, вновь обретший веру после многих лет неверия. Но существенным было то, что на том месте, куда обычно помещают бога, в моей душе появилась ты.

В тот момент, я понял, что добавлю в Трактат новое, религиозное измерение. Мне вдруг пришла идея сконструировать внутри героя совершенно конкретное религиозное почитание невесты. Так, от введения ее в сравнение с древними духами он пришел бы к осознанию ее богоподобия. А после – ее образ бы вытеснил и Бога, прочно заняв место Абсолюта. Мог ли знать, что описывая и разрабатывая данный мотив, я невольно и сам обрету глубокую веру?

Я не дописал Трактат, и не отобразил задуманное измерение. Мои разработки остались лишь в разрозненных дневниковых записях и внутри меня самого. Возможно, так получилось от того, что я пытался описать путь мною не пройденный, т.к. в моей собственной душе произошла не эволюция, а полноценная революция, мгновенная и бесповоротная. Сейчас мне, честно говоря, даже не хочется подробно рассказывать о том, что планировалось описать в Трактате. Я обрел веру, воздвиг храм внутри себя, и все это мне кажется куда более значимым, нежели задуманный текст, полный скучных даже для меня самого размышлений. Я прошел путь внутри себя и именно он для меня значим, а не его скупое отражение на бумаге. Так что, я буду краток.

В какой-то момент мой герой должен был осознать, что впредь для него нет явления значительнее его возлюбленной. Она уже не муза Бога и не сам Бог. Она много больше вселенной, в сути она – есть Жизнь. Да, актуальна лишь для самого героя, явление индивидуального исповедания, но это ведь не умаляет ее значения в его судьбе.

Важно то, сколь многое открывается герою через его веру и любовь к его возлюбленной. Он внезапно понимает, что именно отсутствие подобной веры значительно тормозило развитие мира вокруг него. Он переосмысляет философию через призму идеи женщины, как личного Абсолюта для мужчины, и открывает для себя совершенно новые грани окружающего. Например, герой предлагает веру в женщину как наиболее совершенный способ преодоления шопенгауэровской Воли. И речь идет не о вере в некую отстраненную недостижимую абстракцию, но о почитании конкретной женщины, из плоти и крови.

Почитание, вера, Абсолют… Да, я задумал создать религию, индивидуальную, в которой конкретный мужчина обращен в поклонении к почитаемой им женщине. Не религию желаний и стремлений, но религию чувства. Веру, не сфокусированную на неизвестной перспективе, а формирующуюся из естества человека здесь и сейчас.

Я хотел сформулировать Символ веры, «молитвослов», быть может, даже некоторую систему обрядов. У меня осталось несколько эскизов храма, первого храма, сооруженного не для бога, но для любимого человека. В конце концов, кто в жизни мужчины более достоин храма и самозабвенного поклонения, если не женщина, что наполняет его жизнь смыслом и содержанием?

***

Вера в женщину. А что, если именно из этой веры возникли все религии?

Осень. Примитивный человек бродит по лесу в поисках еды. Он не отходит далеко от своей пещеры. Уже на закате он встречает посреди леса женщину. Она почти такая же, как и он, но другая. Они подходят друг к другу, рассматривают, трогают, пытаются уловить незнакомый запах. Он улыбается ей, она смущена, но тоже улыбается. Обратно в пещеру они уходят вместе.

Проходят дни. Мужчина уходит на поиски еды все дальше от дома, все меньше времени проводит рядом с ней. Ему это не нравится, но ведь он не может взять женщину с собой, кто-то должен следить за их пещерой. Ему так хорошо рядом с ней. Он берет камень и высекает из него ее фигурку. Показывает ей, и она краснеет.

На следующий день он берет ее фигурку с собой на охоту. Он уходит прочь от пещеры, и когда ему становится грустно, он смотрит на нее. Ощущает тепло и уют. Она здесь, рядом с ним.
Охота удается – еще никогда он не ловил такого крупного зверя! Он смотрит на фигурку, представляя, как сможет похвастаться перед женщиной своей добычей. И вдруг он понимает, что это фигурка, его женщина помогла ему в охоте.

Впредь, прежде чем уйти на охоту, он будет просить женщину к нему прикоснуться, благословить. Он всегда будет брать с собой ее фигурку. Когда будет плохая погода, когда зверь будет ускользать от него, он обратится к ней, и она обязательно поможет.
А когда мужчина состарится – он передаст фигурку своему старшему сыну. Или сын, подобно отцу, сделает себе фигурку своей женщины. И это станет традицией.

Быть может, так все началось.

***

Я говорил, что обрел веру и построил храм внутри себя. Именно так, вслед за текстом Трактата. Или это сам текст вытаскивал из меня то, что я еще не до конца понял. Возможно, я когда-нибудь составлю молитвослов и сформулирую Символ веры. Я напишу апологетические трактаты, раскрывающие содержание задуманной мной религии, и опубликую философские труды, что покажут несовершенство религиозных традиций прошлого, в сравнении с верой в женщину. Я напишу тексты, в которых через новую концепцию будут открыты недоступные прежде ракурсы известных мировоззренческих парадигм. Быть может, действительно построю, из камня, древесины и стекла храм, тебе посвященный. Но пока я затрудняюсь даже просто представить подходящий для него пейзаж. Столько всего надо учесть, что бы храм был подлинно достойным тебя посвящением.

Разрабатывая религиозное измерение трактата, я открыл для себя множество совершенно удивительных параллелей между своим чувством к тебе и хорошо известными мне явлениями религиозной жизни человека. Возьмем, к примеру, преображение человека Духом Святым, да и вообще всю «деятельность» данной ипостаси Бога. Даже при поверхностном взгляде нельзя не заметить значительных сходств с тем, как преображает мужчину любимая им женщина. Взгляд ее – нескончаемый фаворский свет, не иначе! Душа мужчины преображена, и будто бы уже пребывает в раю. Разница лишь в том, что благодать Господа нужно заслужить. Женщина же преображает наше естество без всякой на то причины, просто, самим своим существованием, в один миг одухотворяет нас. Одним лишь взглядом.

Женщина. Конкретный человек, со своей историей, который также как и все мы, когда-нибудь уйдет. Не абстракция, что при всей своей отстраненности, непостижимости и недоступности, дарует призрачную идею будущего спасения, которое может быть никому в сути и не нужно. Просто женщина. Но ведь мы знаем, сколько содержания в этом нежном явлении. Сколь много чистоты и близкого нам в ее естестве. Несравненна. Лишь мгновение, случайное соприкосновение, и ощущаешь благодать. Это соприкосновение с Вечностью.

***

Ты преобразила меня, и я преклоняюсь пред тобой в вечном почтении. Удивительный подарок, масштабы которого я пока еще даже не решаюсь оценить. Попытки хоть как-то ответить - и мне не хватает ни слов, ни музыкальных нот, вкусов, цветов и запахов. В тебе я вдруг понял, что этот мир остро нуждается в изобретении чего-то нового, возможно даже в перерождении. Необходимо открыть новые краски, слова и ноты. Прежних отчетливо не хватает для ответа твоему взгляду.

Мы слишком долго зажимались в привычных знаках и символах. Мы говорим, что любим, но веками выражаем свое чувство в таких незначительных вещах… Цветы, безусловно, при определенном осмыслении, становятся ценны, но от того ли мы их дарим? Быть может, просто мы привыкли так поступать, когда в душе у нас торжественно тревожно.

Сколько храмов, памятников мы поставили женщинам, которых мы так любим? Сколько времени от жизни мы уделяем им? Мы воюем, зарабатываем деньги и самоутверждаемся, но что из этого мы делаем во славу и в благодарность тем, что единственно могут сделать нас счастливыми здесь и сейчас? Говорим, что любим… Что мы вкладываем в эти слова?

Сколько раз я прежде их произносил? Не много, и искренне этому рад. Сколько раз я называл любовью, то, в чем после обнаруживал незначительное? Промолчу. Мне не стыдно, но просто жаль. Мы слишком размыли это понятие, научились включать в него все то, что хоть сколько-нибудь нас согревает в непогожий день. Это бесчестно, даже в отношении собственного чувства. В нем столько всего сокрыто, а мы, может быть, от бессилия своего пред ним, повсеместно пытаемся его усреднить, свести к обыденному и бытовому.

Возможно, я не прав. И кто-то скажет, что обезумел. Но, знаешь, это безумие, которое ты мне подарила – ради него стоит жить. И обретя его, продолжать о нем мечтать, но не о более глубоком погружении, а о том безумии, которое уже есть. Ведь именно в настоящем, о котором мы мечтаем, и угадывается счастье.

***

Я хотел закончить Трактат строчками о том, что пройдя этот путь, мой герой, не смог ответить на многие вопросы. Быть может от того, что проходил свой путь в одиночестве. По завершении пути, он лишь понял, что то, что он искал – не существует в мире, т.к. нет ничего, подлинно достойного величия любимой женщины. И стремление к выражению своего чувства – это, пожалуй, единственная возможность быть сколько-нибудь благодарным тому дару судьбы, что любимая женщина собой являет. И в этом бесконечном стремлении мы не имеем права находить пределы, так как бесконечно счастье любви к женщине.

Я заканчиваю свои заметки по несостоявшемуся «Трактату о Любви». Уже не важно, что будет дальше. Главное – я для себя самого в тебе состоялся. И бесконечно тебе благодарен.

J'aime, donc j'existe.