Женские бои без правил

ЮЛИЯ ВАНАДИС - http://www.proza.ru/avtor/vanadis  -  ПЕРВОЕ МЕСТО В КОНКУРСЕ «ЛАУРЕАТ 20» МЕЖДУНАРОДНОГО ФОНДА ВЕЛИКИЙ СТРАННИК МОЛОДЫМ


      – Я ненавижу свою дочь, – бархатный голос чуть дрогнул.
       София внимательно посмотрела на сидящую напротив молодую женщину:  «Вот оно что». Холеная, элегантная, с обворожительным лицом то ли ангела, то ли демона, эта женщина сразу удивила своим появлением здесь.
       «Теперь не спугнуть бы», – София привыкла к странным посетителям.
       – Как вас зовут?
       – Алика,  – женщина перестала мять в руках ремешок дорогой сумочки и бросила, словно вызов:  – Я ненавижу свою дочь! Нет, не так. Я не люблю свою дочь и за это ненавижу себя.
       «Час от часу не легче…» – София слегка изломила в удивлении бровь – посетителю не показывают эмоции.
       – Сколько вашей дочери?
       – Шесть.      
       «Оптимистичное начало».
       Работа в реабилитационном центре приучила ничему не удивляться. Нередко приходилось сталкиваться с резким неприятием родителями собственных детей, но там или наркотики, или алкоголь, иногда секты, а тут… шесть лет. Чем провинилась такая кроха?
       – Алика, давайте по порядку.
       – Давайте…  – голос холодней льда.
       «Не доверяет мне. Тогда зачем пришла? Очистить совесть?»
       – Вы не любите свою дочь. Так?
       – Да.
       – И не можете себе это простить?
       – Да.
       – За что конкретно вы ее не любите? С ней много хлопот, она вас не воспринимает, хамит?..
       – Настя хамит? Что вы, моя девочка – золотой ребенок, – голос ожил негодованием.
       – Но?.. – София терпеливо ждала ответ.
       – Она некрасива. Понимаете?
      Алика оперлась ладонями о край стола, словно демонстрируя идеальный маникюр,  и слегка нагнулась вперед. София вдохнула:
       – Нет, не понимаю.
       – Сейчас, – женщина полезла в свою сумочку, предоставляя время обдумать дальнейшую тактику.
       – Вот, смотрите!  Я специально взяла…
       На праздничном фото трое: Алика, видимо её муж и девочка. София взяла карточку и внимательно всмотрелась – обычный снимок, который есть в любом семейном альбоме  – счастливые, улыбающиеся лица. Присмотрелась к дочке, тоже ничего особого: чуть грузна, черты лица грубоваты, но очень милы, улыбка просто очаровательна… Что не так?
       – Вы видите? Видите? – в голосе появились истеричные нотки.
       София перевела взгляд с фотографии на оригинал: «Бывают же такие красивые женщины». Сама она была не фотогенична – симпатичная внешность и мягкий взгляд безжалостно превращались камерой в простоватое лицо.   
       «Зайдем с другой стороны», – София кивнула на фото:
       – Это отец Насти?
       – Да.
       – Очень эффектный мужчина.
       Тот и впрямь был хорош, словно с обложки глянца: поджар, ухожен, как барин, но с открытой человечной улыбкой и колючим взглядом.
       – Теперь вы меня понимаете? – Алика достала сигареты. – Можно?
       – Курите. Что мне надо понять?
       – Посмотрите на нас с мужем. У нас должна быть совсем не такая дочь, понимаете! Совсем не такая!
       – У вас прекрасная девочка, – София пыталась сдержать сочащуюся злость. – Пусть и непохожая на вас, но не у всех детей ангельские лица.
       – Вы ничего не понимаете! Мне стыдно идти за руку с дочкой. На нас оборачиваются, шепчутся за спиной, я вижу, как мои знакомые косятся в сторону Насти… Они смеются! Да, они смеются над тем, что моя дочь уродина. Если бы был мальчик – бог с ним, но девочка…
       «Эки у тебя тараканы в голове», – София молча смотрела на дрожащий кончик тонкой сигареты. Она пыталась сдержать себя, чтобы не наговорить лишнего.
       – Зачем же вы так, – вздохнула почти спокойно. – Ваша дочь не уродина. Она обычная девочка. Таких миллионы, они прекрасно живут, обычность никак не мешает им быть счастливыми. Иногда даже помогает.
       – Моя дочь не имеет права быть обычной. У нее прекрасные гены!
       София разозлилась: «Я зря трачу время».
       К ней приходили с глубокими проблемами, приносили боль, страх, непонимание. Она пыталась вывести людей из тупиковых лабиринтов. А здесь просто красивая самовлюбленная дура! Но девочка… Девочка не виновата, что у нее такая мать. У Софии больно екнуло в груди: «Ну почему именно сегодня?»
       – Вам повезло, – в голосе спокойствие и мягкость. – Вам и вашему мужу. Такая внешность, как у вас – подарок, но природа иногда хочет отдохнуть.
       – Но почему на нашей дочери?! – Алика вскочила с места и стала мерить шагами комнату.
       Цокот каблучков звонко отскакивал от кафельного пола. София смотрела на грациозное создание, мечущееся, словно зверь в клетке. Природа, безусловно, отдохнула и здесь. Не на внешней стороне – на внутренней.
       – Этого никто не знает. Может, присядете?
       Женщина нервно затянулась, злобно вдавила бычок в край пепельницы и села.
       – А что ваш муж думает по этому поводу?
       – Ха! Он обожает Настю, – она засмеялась колким, словно битое стекло, смехом. –  Носится с ней, как с принцессой, словно не замечает, что она похожа на гадкого утенка.
       «Хоть один нормальный в семье».
       – Из гадких утят вырастают прекрасные лебеди.
       – Издеваетесь? – Софию прожег злобный взгляд. Алика перешла на шепот: – Я разговаривала с врачами. Они отказываются делать ребенку пластику, говорят – нет показаний. Я в тупике! Я не могу видеть свою дочь, у меня разрывается сердце, когда она неуклюже бежит или спрашивает: «Я, когда вырасту, буду такой же красивой, как ты?» Что я могу ответить? Нет, доченька, ты будешь ни-ка-кой!
       – А вы не пробовали ее просто любить? Как ваш муж.
       Алика вздрогнула и уставилась в стену.
       «В точку!» – София не первый год работала с людьми.
       – Вы ведь не из-за дочери пришли, а из-за него.
       – Из-за нее тоже…
       – Не лгите мне. Я же хочу вам помочь.
       – Поймите, я не монстр. Но у меня нервы не железные. Иногда я не выдерживаю, срываюсь…
       София смотрела на прекрасное лицо собеседницы и думала, что красота – такое же проклятие, как уродство.
       – …могу ударить Настю…
       – И ваш муж случайно узнал об этом?..
       – Да. Он сказал, еще раз увидит – разведется и заберет дочь.
       «Несложно догадаться».
       – И что вы намерены делать?
       – Не знаю… – Алика всхлипнула. Смешно так, по-детски. – Поэтому и пришла сюда.
       – Может, вам завести второго ребенка? Вы будете любить его, а ваш муж – Настю. И все счастливы.
       «Что ты несешь? Ты же профессионал!» – София одернула себя. – «Никаких эмоций, ничего личного». Но эта женщина раздражала её все сильней.
       – Еще одного? – слезы высохли, не успев появиться, Алика вновь вскочила. – Еще одного я не переживу. А вдруг опять… Кто даст гарантию, что второй ребенок будет нормальным?
       «Пора заканчивать».
       – Вы пришли ко мне за советом. Вот он – разводитесь. Пусть девочка живет с отцом.
       – Что вы себе позволяете? С каким отцом? Я не собираюсь рушить свою жизнь ради этого ребенка!
       – Вашего ребенка.      
       – Плевать!
       – Вам на всех плевать,  – София чувствовала, как злость тянет руки к ее горлу, выпускает свои липкие щупальца и готовится к бою.
       – Как вы смеете? – Алика вскрикнула, как от пощечины. – Вам не понять моего горя. Вы сидите здесь и копаетесь в чужом грязном белье. Вся такая чистенькая и правильная…
       – Замолчите!
       Крик эхом отскакивал от стен, словно мячик в пинг-понге.
       – Не подумаю, – Алика вскочила и сделала новый выпад: – Вы ведь осуждаете меня, я вижу. Ви-ижу по вашим глазам, как вы презираете меня. Вам не понять, что значит уродливый ребенок!
       – Мне не понять?
       – Да!
       София почувствовала, как внутри лопается тормоз, и она с визгом несется под откос:
       – Сядьте и помолчите! Моему сыну десять. Когда в роддоме мне сказали, что у него тяжелая форма ДЦП, со мной была истерика – не поверила, потом думала написать отказ, потом решила, что справлюсь. Я понимала, что будет тяжело, но я не знала, что впереди меня ждут вот уже десять лет ада…
       Две женщины взглянули друг другу в глаза. Тяжелая, липкая тишина связала их невидимой нитью.
       – Вам больно видеть свою дочь? – на побледневшем лице Софии глаза казались бездонными черными впадинами. – Вы просто не знаете, что такое настоящая боль! Вы не представляете, чего стоит видеть, что твой ребенок живет, словно растение, знать, что он никогда не станет хоть чуть-чуть похож на других и, самое страшное, – надеяться, что он умрет раньше тебя, потому что без тебя он ничего не может и никому не нужен... И вы рассказываете мне, как вам плохо?
       – Простите, я же не знала… – Алика отвела взгляд.
       – Не знали. Да. Каждый видит только свои проблемы… – она вздохнула. – Вы не способны любить свою дочь такой, какая она есть? А вы попробуйте представить, как можно любить беспомощное, уродливое существо, которое даже сказать ничего не может, а лишь мычит и улыбается. А у вас разрывается сердце от страха, отвращения и боли, потому что это ваш ребенок и вы его все равно любите! Каждый день, каждый час, каждую секунду вы наступаете себе на горло, и вам никто не может помочь…
       – А отец?.. Его отец, – в шепоте любопытство и страх.
       – Мужчины ломаются быстрей… – София, не мигая, смотрела в стену. – Он ушел, когда я наотрез отказалась от второго ребенка.
       – А как же вы?
       – А я пришла работать в этот центр, чтобы хоть как-то заглушить свою боль, чтобы видеть, что я не одна такая, чтобы помочь другим и стать от этого сильней.
       – Стали? – Алика проглотила подступивший к горлу комок.
       – Не знаю… Моя жизнь давно принадлежит не мне. – София закрыла ладонями лицо. В голосе металлический хруст:  – У вас есть муж, у вас здоровый, хоть и не похожий на вас, ребенок. И вы смеете жаловаться на жизнь!?
       Алика привстала, стараясь не смотреть на сидящую за столом женщину, подошла к двери и обернулась у самого порога:
       – Спасибо. Спасибо вам за все… Пожалуй, я пойду.
       – Идите, – София убрала ладони с глаз, открыв пустоту, поднялась и медленно подошла к окну.
       «Какого черта ты все это наговорила?! Нельзя срываться, нельзя!.. Знаю. Просто сегодня такой день…» – вздохнула, словно вскрикнула, и замерла. Она привыкла встречаться со своей болью один на один. Ей некому звонить, некого просить о помощи. Этот бой – только её бой. Она разбила небо, в котором над ней посмеялся Бог, разбила… и осколки никак не собрать.
       За окном метель. В день рождения ее сына всегда идет снег…  Слез нет. Их давно не стало. С тех самых пор, как десять лет назад она подписала отказ от собственного ребенка.

(фото Игоря Волошина "Кто, если не я")