Бурный секс с училкой
(Из романа "Однажды в СССР").
1.
- Ваша поэма?
- Моя, то есть не моя… Нет, не моя.
- Слушайте, Кандидов, вы совсем заврались!
«Я не писал «Простодушного»! – отпирался Вольтер, когда из него вытягивали: вы написали «Кандида» или нет? Чувак был что надо, ему тюряга светила за смелость мысли и слога, и на допросах он ни в чём не сознавался, отвечал твёрдо: не писал я «Кандида», идите вы все в жопу!
Дежавю!.. Когда же это было? Да не с Вольтером, со мной! Кажется, года два назад… Как раз тогда я и закончил эту знаменитую в узких кругах «Конвергенцию», ходил по университету гоголем – такое нахреначить!.. Поэма быстро разошлась в списках, девчонки наши читали и ахали, восхищаясь моей смелостью. Это был четвёртый курс, да, точно, четвёртый!.. А вот, как она появилась на свет божий.
Философию нам преподавал Лев Евгеньевич Штуцер, которого за глаза мы звали Лев Пантерыч или Лунатик. Большего дурака мир не рождал! В принципе, это был не человек, а недоразумение. Весь в перхоти, как в снегу, седой-преседой, глухой и какой-то страшный неудачник. Сидел в кафе, кушал салат из морковки и холодные макароны. За соседним столом началась драка. Кто-то кому-то звездарезнул по башке бутылкой, кто-то в кого-то ответно бутылку кинул, не суть. Человек, в которого кидали, нагнулся и бутылка врезала Штуцеру хорошо так по кумполу! Вышел из больницы, стоял на переходе. Мимо ехал «камаз» и боковым зеркалом снова двинул его по башке!
Откуда он взялся, где живёт и была ли у него семья, никто не знал. Он был просто ниоткуда. Инопланетянин без намёка на чувство юмора. Ему до пенсии оставалось чуть-чуть, он уже на все забил и преподавал так, что его предмет мы возненавидели уже назавтра. Из гигантского объема общемировой философской мысли, он выковырял только марксизм-ленинизм и кормил им до усрачки. Это выглядело так. Входил в аудиторию и орал из-за глухоты: «Здравствуйте, товарищи детки! Садитесь, пожалуйста!». Нет, каково, а! Детки! Доставал из старого, тёртого-перетёртого портфеля конспект и начинал диктовать медленно и нудно, чуть не по слогам: «…Выступая на торжественном заседании, посвящённом 50-летию Союза Советских Социалистических Республик, Генеральный секретарь ЦК КПСС Л.И. Брежнев заявил…».
Иногда отрывался от текста, поднимал седую башку и спрашивал участливо:
- Успеваете, детки?
А детки ему отвечали:
- Да пошёл ты!
Как будто это диктант, класс первый, текст из «Родной речи» про братца Иванушку сестрицу Алёнушку!
- А имя-отчество товарища Брежнева расшифровывать? – наши его подъёбывали остервенело, а он и не понимал. – Или только первые буквы - «х» и «у»?
- Можно только буквы… Стоп, стоп, а почему у вас «х» и «у»? Неверно! Брежнев Леонид Ильич! Должны быть «л» и «и», так будет правильно… Не отвлекайтесь, детки!.. Заявил, значит, что… КПСС исходила и исходит из того… исходит из того, что классовая борьба двух систем – капиталистической и социалистической – в сфере экономики, политики и, разумеется, идеологии, будет продолжаться… Продолжаться… Иначе и быть не может, ибо мировоззрение и классовые цели социализма и капитализма противоположны и непримиримы... Противоположны и непримиримы… Успеваете?
- Помедленней, гаупштурмфюрер, - говорит мой сосед по парте еврей Сашка Венгеровский. Разлегшись, рисует в тетрадке голых чертей с членами и женскими грудями; у него тяжёлое похмелье, он мешал водку с вином, а смешивать два разных типа спиртов – зерновой и виноградный – нельзя категорически, есть риск причинить ущерб здоровью, в частности, головному мозгу и я так чувствую, ущерб причинён сильный. - Ни хера не успеваю за вашей мыслью!
На лекциях Льва Пантерыча мы отсыпались, играли в карты, а один раз даже попытались покурить, но он, собака, унюхал. Мухи от скуки падали на столы, засыпая, а в углу аудитории паук безмятежно плёл и плёл свою паутину. Иногда был слышен храп.
- Но мы будем добиваться… будем добиваться, чтобы такая исторически неизбежная борьба… борьба… перешла в русло, не угрожающее войнами… не угрожающее войнами… опасными конфликтами, бесконтрольной гонкой вооружений…
- Я больше не могу! - хнычет Сашка. Его ломает и крутит, как наркомана, сейчас он полезет на стенку. – Шилов, убей этого гада!
А гаду хоть бы хрен, знай дудит в свою дуду:
- …Это будет огромным выигрышем для дела мира… для дела мира во всем мире, для интересов всех народов, всех народов и всех государств…
Кто-то самолетики пускает, метясь прямо в голову Штуцеру, кто-то вяжет. Витька Хартман, наш культурист, отжимается на полу, раздевшись до трусов. В дальнем углу пацаны затеяли игру в городки. Как в пионерлагере! Штуцер посмотрит на всё это, вздохнёт глубоко и дальше про интересы народов и государств.
А мне этого старого никому не нужного дурака что-то жалко стало. Зачем живёт, небо коптит? Ни детей, ни плетей? И созрела мысль сделать из Штуцера личность. За пару дней на лекциях я накатал поэму «О конвергенции» про нашу жизнь с её дефицитом, запретами и прочей херней. Начал стихами, потом надоело, перешёл на прозу. Про больного Л.И., который правит, не приходя в сознание. Нет, но тоже – дело! На Западе у власти вменяемые люди, а тут видно невооружённым глазом – трудно человеку ходить, говорить, а уж про управлять, вообще молчу. На глаза попался справочник «Болезни и их лечение», кто-то из девчонок вечером подрабатывал в больнице санитаркой, и его забыл. Я и его использовал в поэме, нашёл место, добросовестно перекатав сотни болезней для моего дурака-диктатора Королиссимуса, который вешает поэтов, а последний поэт Одиноков влюбляется в его дочку. Вспомнил «Королеву Марго», стихи Пастернака, вспомнил, как латышский поэт Янис Райнис бежал от жандармерии в 1906 году, вспоминил, как во все века власть строила поэтов в боевые шеренги, а они разбегались, не желая шагать в ногу со всеми. Короче, перешёл резко на прозу, меня понесло, и я, размахав весёлый сюжет про жизнь в подземном мире, подписав это всё «Лев Штуцер», на философии пустил поэму по рукам.
О, как был счастливы люди, как стонали от чувств пацаны и с какой любовью смотрели на меня девчонки! Это ж такая развлекушка! Но, странное дело. Все знали, кто автор поэмы, но почему-то лавры достались Штуцеру. Его вдруг полюбили, перестали под жопу класть кнопки, кидать в него шелуху от семечек и подожжённую фотоплёнку, а Сашка Венгеровский присвоил Штуцеру очередное звание «оберштурмфюрер».
Когда Штуцера спровадили на пенсию и он пришёл прощаться, девчонки наши, обнимая его, плакали. Разве что не голосили - на кого ты нас покинул! Вот она, волшебная сила искусства! Он мне руку пожал сердечно, в глаза заглянул и говорит: спасибо, товарищ Хартман, за всё! Я говорю, мол, не за что, не забывайте нас, товарищ Шпиндель! Он: да-да, время летит и мы уже не те, что были.
Свято место преподавателя пустовало почти целый семестр, и мы начисто забыли и про Штуцера, и про марксистско-ленинскую философию. Полно было других забот! Но каким же добрым и нежным словом вспомним мы бедного Штуцера, когда придёт в наш дом беда в лице новой преподавательницы философии!
2.
Ей было лет тридцать. Может, тридцать два. Красивая, натуральная блондинка, под метр 80, такая оглобля на длинных ногах. Походка мужская, решительная, взгляд острый и безжалостный, как клинок дамасской стали. Естественно, когда красивая женщина входит в аудиторию, у парней первая реакция (не эрекция!) сказать ей что-то хорошее. Например: «О-о, а ножки-то от ушей!». Тот, кто это сказал, был тут же выставлен за дверь. За ним следующий, попытавшийся продолжить тему жопы («ах, какая попка!») и грудей («вот это буфера!»).
Ёе звали Грета Александровна и она быстро стала Тётя Гретхен из СС. Всегда ходила в чёрном: юбка чёрная, чёрный пиджак, чёрные чулки (иногда чёрные брюки), чёрные туфли, белая рубашка и опять же чёрный – галстук. Такой вот чернорабочий от философии. Дополняли вышеперечисленное чёрные очки в роговой оправе, густые светлые волосы, собранные на затылке в большой крепкий пучок – такими изображают в кино охранниц нацистских концлагерей! Ей в руку хлыст, на голову пилотку с черепом, на плечи витые погоны – всё, полный комплект!.. Но и без хлыста Гретхен стала внушать ужас. Мы звали её так за характер! Это с виду она была женщина, но на самом деле это было злобное чудовище. Ей бы родиться мужиком, но бог не дал яиц. Она была отъявленной, стопроцентной садисткой! Страх на наших плохо умытых с утра рожах доставлял ей удовольствие. Входя на высоких каблуках в аудиторию, и бросив нам: здрасьте, сесть, кто отсутствует, брезгливо-холодным взглядом прибивала нас к стульям. Вопрос: «Имманул Кант и его учение. Кто смелый?». Когда она шарила глазами в поисках самого смелого, то казалась змеёй, поводящей жалом или выискивающей жертву. Сейчас выберет и ужалит молниеносно, безжалостно и до смерти.
И жалила, гадина! С первого раза у неё не сдавал никто. Для неё мы были людьми пропащими, стадом баранов, которых нужно гонять без жалости с пастбища на пастбище. В поддержку ей были Фромм, Юнг, Ясперс, Кьеркегор и Гегель с Фейербахом, которые стали нашими злейшими врагами. Списывать не давала, ответы выслушивала с кривой презрительной улыбкой, и в один прекрасный день стало ясно, что из-за этой садистки мы остаёмся без стипендий. Нам было суждено пасть от голода из-за её ведьминского характера.
За неделю до экзамена староста группы Витька Хартман собрал в курилке пацанов нашей группы, чтобы трезво обсудить ситуацию. Девчонок не приглашали, не желая лишний раз травмировать их психику. Те боялись Тетю Гретхен смертельно и от одного имени пани философа у них могли начаться преждевременные роды. Даже у девственниц.
Итак, стипендия не светили никому, и это был непреложный биологический факт. Зато светила переэкзаменовка, нервотрёпка и потерянное лето. Большинство предлагало мылить верёвки, резонно считая, что выучить 30 билетов за семь дней просто не реально. Меньшинство в моём лице предлагало бороться до победного конца.
- Но как? Что мы можем? – вопрошали меня перебздевшие от переживаний друзья, лица которых осунулись и приобрели землистый цвет рудокопов. – Убить её? И в землю закопать? И надпись написать?
3.
Я предложил рассуждать вместе. Во-первых, Гретхен всё равно женщина, хоть и смахивает на мужика. Или гермафродита. Надо понять: кто она и зачем ей нас мучить? Какой видит в этом смысл? И почему ходит в чёрном?
- Первое, что приходит в голову: у неё была драма с любимым человеком. Тот её бросил и, как это бывает, она мстит всему свету. Работай эта шиза в зоопарке, она била бы по харе обезьян. А тут мы.
- Ты хочешь найти того, кто её бросил и попросить вернуться назад?
- Ну да, прислать в коробке с красным бантом!
- Живым или мёртвым?
- Да ну, ребята, бред!
- Слушайте, может она лесбиянка? Потому и парней ненавидит? – предположил Сашка Венгеровский, тряхнув пышной гривой хиппаря.
- А на хера катить баллон на девчонок? – был резонный ответ. – Нет, она нас не делит по половому признаку.
И тогда я предложил всем заткнуться, сформулировав фактическим образом план действий против этой суки Гретхен. Как? Да очень просто. Я предложил её скомпрометировать. Консультации дома даёт? Даёт. Зачёты на дому принимает? Принимает. Значит, предложил я, кто-то из наших набивается к ней на приём, хорошо её подпаивает, чтобы вызвать желание, а когда дело доходит до секса, заявляет, что если она не прекратит моральный террор нашей группы, человек этот, этот прямо скажем, камикадзе, не сходя с места подаёт заявление в деканат, мол, эта маньячка, используя служебное положение, пыталась добиться сексуального контакта. Ну и вылетает она из универа пулей!
План был прост, циничен и его оценили все.
- Саня, ты гений, дай пять! – пожал мне руку наш староста, двухметровый Витька Хартман. – План Барбаросса отдыхает!
«Отдыхали» и план ГОЭРЛО (десяток дружеских тычков от коллег) и план бегства Наполеона с острова Эльба (ещё дюжина ударов от души по плечам) и даже план высадки людей на Луну (руки были занесены добить меня, но я успел увернуться). Вдруг стало тихо. После вопроса Славки Тимофеева.
- Луна, высадка… Хер бы с ней с Луной. А у кого на Гретхен, извините, встанет? На эту безжизненную пустыню, лишённую воздуха, воды и всего мало-мальски человеческого? Кто с ней ляжет рядом и не обосрётся от страха?
Все просто тряслись от этой чёртовой куклы Гретхен!
- Я на амбразуру не-ет, - сразу дал задний ход Сашка Венгеровский. – Я не Александр Матросов, хоть и тёзка! Я не трус, но я боюсь. Пусть идёт самый смелый. Кандидов, например, он всё придумал!
И все хором повернули ко мне свои рожи. Вот гад патлатый!
- Э-э, - говорю, - с чего это я - самый смелый?
Я только маленькую попытку сделал отбиться, как надо мной навис старослужащий Витька Хартман, шкаф размером семь на восемь, восемь на семь:
- Ты нам зубы не заговаривай, салабон, дух вонючий! Встать и вперёд!
- Э, нет! Я – пас. Я не пойду в клетку!
- Пойдёшь! Кобель здоровый! Тебе доверие оказывают, а ты – пас?.. Кандидов, выбор у тебя небольшой. Или – ты за нас, или - головой в унитаз!
Дедовщина, сержантский беспредел!
Хлопнул меня Марк Крысобой, собака, по плечу, чуть не вогнав по колена в цементный пол туалета и пожелал, проявив недюжинное остроумие:
- Бурного секса с училкой, Кандидов!
И пошли, гады, напевая хором: «Эй, вратарь, готовься к бою, часовым ты поставлен у ворот, ты представь, что за тобою полоса пограничная идёт!..».
Спасибо, друзья, никогда не забуду вашу доброту, думал я, потирая плечо.
4.
В дорогу меня собирали всем миром. Купили в складчину бутылку коньяка «Арарат», сунули в карман. Выдали галстук поновее (где-где взяли, с мертвеца сняли, тебе какая разница?), белую рубашку (перед смертью желательно в чистом и в белом). Дали и денег на проезд (вот тебе всё, что есть - 20 копеек и не барствуй!), благословили на подвиг.
О чём я думал, когда ехал на край города к Гретхен, долго говорить не буду. Мысли были очень простые. Про то, что инициатива наказуема. Что болтать надо меньше. И что коллектив всегда не прав. Другой вопрос, что если ты плюнешь на коллектив, он умоется. А если коллектив плюнет на тебя – утонешь! Если честно, мне было страшно, поджилки тряслись, и в горле пересыхало. Кроме того я не верил в положительный исход дела, которое сам и задумал. Мне стало казаться, что я иду на преступление. Придумать – это одно, а вот как реализовать это придуманное?
Начал я набрасывать в голове план разговора. Войду и спрошу непринужденно: «А вас не в честь Греты Гарбо назвали?». Она сразу удивится: «Какой вы, бля, догадливый!». Или нет, не так. Она спросит: «О, вы знаете эту актрису?». А как же, отвечу я, отлично знаю. Гарбо – сценический псевдоним американской актрисы шведского происхождения Греты Густафсон; родилась 18 сентября 1905 года, окончила школу драматического искусства в Стокгольме. Впервые снялась в кино в 1922 году в короткометражном фильме «Бродяга Петер». Потом переехала в Германию. В 1925 году сыграла главную роль в фильме режиссёра Пабста «Безрадостный переулок». В 1926 году дебютировала в Голливуде в сентиментальной мелодраме «Поток». Известность ей принес фильм «Плоть и дьявол». Самые заметные роли в фильмах «Любовь» (1927 год, по мотивам «Анны Карениной»), «Божественная женщина» (1928 год, о французской актрисе Саре Бернар), «Поцелуй», «Загадочная драма», «Какой ты меня желаешь?», «Королева Христина» и «Дама с камелиями». Глубокий драматизм, психологическая глубина, искренность. Во всех фильмах её любовь становится роковой и для тех, кто её любит, и для неё самой.
А после этой небольшой лекции (позаимствованной из «Кинословаря»), можно перейти к теме любви легко и просто: а вот вас почему так назвали? Имя ведь о многом говорит. И, что интересно, я даже увидел, как всё будет. Вперед заглянул, раздвинув силой воли время и пространство. Прямо-таки «Воспоминание о будущем», фильм такой показывали недавно, режиссера-немца ДеникЕна, не путать с генералом-белогвардейцем Деникиным… Народ на него валил. Там про то, что пирамиды строили для контакта с иными цивилизациями. Тоже далеко вперед заглядывали люди.
Видимо, это у меня от страха способности прорезались. Вот я вхожу, она в красивом белом платье до самого пола. На голове диадема в виде римской триеры с драгоценными камнями. Улыбается мне доверчиво: «Здравствуйте, здравствуйте, Кандидов, давайте выпьем на брудершафт!». «С превеликим удовольствием!», - отвечаю я, наливая в рюмки коньяк. «За что мы пьём, Саша?». «Давайте, - говорю, - Грета, за любовь. За нашу любовь».
Она говорит: «За любовь так за любовь!». Берёт бутылку за горло и ка-ак даст мне по башке: «И вся любовь!».
Тут автобус дёрнулся и я проснулся! Уснул сидя! Но башка ныла, словно мне по темечку точно двинули бутылкой. Какая-то парапсихология сплошная!
5.
Гретхен жила на пятом этаже «хрущёвки» Пурвциемса, на окраине Риги. Квартира не была похожа на свою хозяйку. Тут всё не вписывалось в образ нашей Гретхен, всегда собранной и всегда под ружьём! Царил вселенский беспорядок, хаос. Тёк на кухне кран, а в сортире унитаз, громоздилась до потолка давно не мытая посуда. На диван было свалено грудой не глаженное после стирки белье. Квартира под завязку забита книгами по философии, этике и эстетике, на русском языке, на немецком и на английском. Такое ощущение, что человеку всё до фени… Это было первое впечатление разведчика о логове врага. Встретив в дверях, она долго и с непонятно-странным интересом, смешанным с плохо скрытым удивлением меня разглядывала, как будто примеривалась, куда вонзить нож Штирлицу – под рёбра или прямо в глаз? Сразу или чуть погодя? Поджилки мои предательски затряслись, и я запутался в рукавах куртки.
- Вам помочь? – участливо-издевательски спросила она.
- Спасибо. Я сам.
- Сам так сам… Да проходите уж! Что вы топчетесь как в ирландском танце? – сказала сердито, уступая мне дорогу. Чёрный пиджак снят, на ней белая рубашка, чёрная юбка, чёрный галстук. Ева Браун, только без партийного значка со свастикой! Проталкиваясь мимо неё через узкий предбанник, машинально втянул в себя грудь, живот и кадык, как сделал бы каждый, увидев рядом электрического ската, морду проплывающей мимо акулы или проползающую гадюку.
- Сюда сесть! - указала на свободный от тряпок кусок дивана. Я сел.
- Сели? Теперь снять штаны! – приказала она. – Давайте, давайте!
- Как это – штаны? – промямлил я. Ни хэрэ себе, вот это темпы! Прямо стахановские! Какая там лесбиянка! Да она просто сексуальная маньячка! – Я вас чего-то не понимаю, как это штаны? У меня зачёт.
- У всех зачёт. Давайте быстрей!
- Я так быстро и не могу, я не готов даже. А это… поговорить?
- Снимайте, снимайте портки, после поговорим!
Крупно повезло сволочам- однокурсникам!
- Ну, знаете, - взыграла во мне мужская спесь и я вскочил, - мы так не договаривались!
- А мы с вами никак не договаривались. Это вы там договаривались между собой. Впрочем, я, кажется, нарушила ваши секретные планы! Вы же сначала напоить меня должны, не так ли? До положения риз!.. Ладно, вот вам стаканы! Снимайте портки и открывайте, что вы там притащили для распития?
Вот так номер! Она всё знает! В нашей группе «крот», предатель, Иуда, и этот «крот», меня заложил! Но кто, какая тварь-тварюга? Когда успел? От страха у меня подкосились ноги. Чтобы не упасть на пол, я рухнул на стопку книг, сваленную на банкетке.
- Я так и думала, что этим кончится! Обморок? Вам нашатыря не дать? Казанова хренов!.. На словах вы все смелые! – Парни, да эта гадина просто в открытую смеялась надо мной! – Что, слабо Тетку Гретхен трахнуть? Эх вы-и! Вот ведь племя младое, незнакомое, молодежь, не задушишь, не убьёшь!.. Учиться они не хотят, зато на какие шутки горазды!.. Но вот, что я вам скажу, Саша Кандидов! Ваш план был исключительно оригинален. Подпоить училку и её же этим шантажировать. Но! Он страдает двумя изъянами: у вас там, в альма-матер на улице Висвалжу много добровольных помощников милиции, стукачей, по-простому, а во-вторых, я сплю только с мужиками, а не с засранцами, коими вы и являетесь!.. А теперь гоните вашу зачётку и выметайтесь, пока я не позвонила ректору. Исключение из университета, а потом и армия – это ваши перспективы на ближайшее время, будь я из того же теста, что и вы! Где, где зачетка? Ну!
6.
С непонятной злостью вырвала у меня сумку «Adidas» и вывалила содержимое на стол. Грохнула о деревянную столешницу бутылка коньяка «Арарат».
- А, вот и орудие возмездия! ФАУ-1976? «Юбилейный», 5 звёзд? «12 рублей ноль-ноль копеек без посуды». Не пожалели для «училки» или стащили у кого-то? Впрочем, понятно, в магазине стащили!..
Пачка початых болгарских «Rodopi», паспорт, проездной билет, ключи от съёмной квартиры, голландские презервативы «Satisfaction» с усиками и пупырышками, с надписью на пакетиках о том, что «доводят до оргазма ещё до полового акта»... На столе эти дефицитные резинки смотрелись чужеродно.
- Что, «неуд» поставите?
- Нет, молодой человек! Раз вы с презервативами, то ставлю вам «уд», хотя это звучит очень двусмысленно, если знать старо-русский язык… Уд это то, что у настоящих мужчин в штанах, а у вас для подписывания трусиков. И вашим трусливым «подельникам» поставлю по трояку. Не хочу брать грех на душу, а то импотентами станете со страху. А вас бы, именно вас, герр Кандидов, за вашу космическую наглость и как автора плана «Гретхен», я бы всё-таки проучила. Заставила бегать с голым задом по району, к примеру. Чтобы ночью посидели в «обезьяннике» с алкашами для полноты ощущений. Но беда в том, что для такого ответа Керзону нужен ваш уровень развития, неандертальский... Придётся вас так отпустить. Ну где, где зачётка?
Не было чёртовой зачетки! Зато на стол вывалилась тетрадка с моей поэмой и - с крупным заголовком:
«О конвергенции».
- Чего, чего? О ком, о чём? О конвергенции! Господи, да что вы в этом понимаете? – она стала листать страницы, быстро пробегая глазами мой текст. Листала, листала, листала, ничего не говоря. Просто какая-то сумасшедшая! Прочла, закрыла и вдруг задумчиво, медленно, словно смакуя, продекламировала наизусть - несколько понравившихся? вызвавших отвращение? оцененных по достоинству?– строк из моей чёртовой поэмы:
Лежит девчонка,
задрав юбчонку.
Громилы нету,
пошёл по свету.
Кого ограбит,
кого порешит,
Жизнь его не балует,
Вот он и спешит...
- Девчонка-юбчонка. «Жизнь его не балует»… Ваше?
- Моё?.. Да, то есть, нет… Нет, конечно, нет!.. Вот вы спросили, я аж растерялся!.. Откуда моё, я такого не пишу!.. То есть, тетрадка моя, а что внутри, ещё не смотрел. Нашёл на полу в автобусе…
- Совсем заврались! Я не я и корова не моя… У вас что, жизнь тяжёлая, что такие невесёлые вещи пишите?
- Да нет, вообще-то не тяжёлая, - пожимаю плечами и вдруг понимаю – она глядит на меня с интересом! Чем-то я её задел! Внутри всё запело: неужели моё слово обрело силу пули? Подействовало на садистку моё творчество! Сострадание и интерес, я же нюхом это чую, меня на мякине не проведёшь, я тёртый калач в женском вопросе! Да просто гений! Ай, да Пушкин, ай да сукин сын!.. Я, я, Саня Кандидов, свалил этого железобетонного Сфинкса! Этого Железного Дровосека! Эту грозную Жанну д;Арк с башкой Сократа! Я растопил этот ледяной айсберг! Всегда говорил: пацаны, хороший литературный текст вроде эфира, он валит с ног любую, даже если она почти мужик!
7.
- Кандидов, а вы в курсе, что такое «конвергенция»?
- Более-менее.
- Так «более» или все-таки, «менее»?
- Вражеская такая теория, буржуазная, - промямлил я. Такого поворота событий я не ждал. – Ну, это про то, что социализм и капитализм на каком-то этапе сплетутся и срастутся, и будет на планете один такой страшный монстр – капсоц или соцкап...
- Эх, Кандидов, Кандидов, лень-матушка вперёд вас родилась. Конвергенция от латинского «conversio» - сближать, объединять. Да, этот термин используют наши недруги, учёные буржуазных стран. Согласно гипотезе конвергенции «единое индустриальное общество» не будет ни капиталистическим, ни социалистическим. Оно соединит преимущества обеих систем, и при этом не будет иметь их недостатков. Один из вариантов теории конвергенции принадлежит академику Сахарову. Ещё в конце 60-х годов он заявил, что сближение капитализма и социализма, сопровождающееся демократизацией, демилитаризацией, социальным и научно-техническим прогрессом – это единственная альтернатива гибели человечества. Вы это имели в виду, когда писали вашу поэму?
- В общем-то, конечно, - приободрился я. – А как же, именно это!
- Да? А вы можете хоть минуту не врать?
- В каком смысле?
- Да в прямом. Сказали бы честно: понравилось звонкое слово, вы краем уха что-то там уловили и для восторженных девочек накатали эту вашу, с позволения сказать, поэму.
Я пожал плечами.
- Да так, так! Это ж чувствуется. Вам эта конвергенция до заднего места! Хотели мир удивить, стать популярным? Знаете, что я вам скажу? Берите вашу поэму, и - в костёр! В огонь её, как можно скорее! Лавры поэта на этой почве не светят никому! Заключённого, диссидента – да. Вы просто не понимаете, во что влипли. Никогда не влезайте в политику! Что вы за мир создали, вы хоть понимаете, что до первого «стукача»!
Она забегала по комнате.
- Какое подземное царство, какой Совет Жрецов? Какой Королиссимус? Вы с ума сошли! Какая конвергенция, вы что? Теорию эту ученые СССР не разделяют. И вообще, социализм на планете победит и никакого сближения его с капитализмом не предвидится! Охмуряйте ваших девчонок, коль неймется, но как-нибудь иначе, Пушкина им читайте про «чудное мгновение», что ли... И я с вами не шучу. Сжечь, срочно сжечь! И это не просьба, а мое условие сдачи вами экзамена. Вам всё понятно?
- Понятно.
- Понятно ему… А если кто-то снял копию? Вы об этом думали? Сомневаюсь, что вы серьезно. Ну, а если честно, без ребяческих комплексов. По-мужски, так сказать… Откуда этот идиотский сюжет? Зачем это зубоскальство? И, кстати, откуда вы про конвергенцию узнали?
Ну, опять двадцать пять, пошло-поехало! Училка, она и в Африке училка! А так хорошо все начиналось!
- Ну, по «Голосу Америки» говорили…
- Так вот, что я вам скажу, дорогой мой капсоц. Или соцкап... Меньше слушайте «вражьи» голоса… Пусть ваш Сахаров поддерживает всё, что ему угодно, он слишком заметная фигура в мире и с ним не так-то легко разобраться. Но поскольку вы всего-навсего студент, правда, судя по всему, с амбициями, я вам говорю своё мнение: из-за вашего Королиссимуса вас сживут со света! Даже если сожжёте эту вашу дурацкую поэму, что-то кто-то кому-то скажет и вам конец. Поймите, тюрьма! А вы, поди, и в университете её читали - друзьям?
Я пожал плечами: писатель пишет, читатель читает.
- Молодец! Ну, просто молодец! Браво, бис! – она даже в ладоши захлопала издевательски. – Читать в вашей альма-матер, где от желающих обо всём доносить, куда надо, не отбоя, тут спорт такой, кто быстрее донесёт – просто самоубийство. Вы – камикадзе! Поверьте моему чутью и сделайте всё быстро. Очень быстро. Узнайте, были ли сделаны копии? Где они, у кого, кто их делал, если, конечно, сможете узнать? Их надо изъять и тоже сжечь! Вам не дают покоя лавры Амальрика? Зиновьева? Войновича? Гладилина? Им сломали жизнь, учтите. Романтики тут на грош! Нет, но какой дурак! – она забегала из угла в угол, по-театральному заламывая руки. - Юный, самодовольный дурак! Вы чему улыбаетесь! Никогда в психушке не были? Не слышали про карательную психиатрию? Могут и на нары, элементарно Ватсон, дадут срок лет в 100! Или изобьют до полусмерти в подъезде. Будете переходить улицу, и на переходе вас собьёт грузовик или самосвал без номеров. Что вам больше нравится, выбирайте! Короче, больше на эту тему не говорим. Руки в ноги и бегите быстро-быстро, немедленно делайте то, что я вам сказала! Вы меня поняли, Казанова?..
- Понял, Гретхен, и-извините, Грета Александровна!
- Гретхен!.. Слушайте, Кандидов… Кстати, откуда пошла ваша редкая фамилия? Странно, я ведь слышала её где-то раньше, ещё до вас…
Я вздохнул: ну, началось!
- Фильм «Вратарь» 1936 года, - даю ей подсказку, - «физкульт-ура, будь готов»! Он играет за команду «Гидраэр», потом переходит в «Водник», не выдерживает испытания славой…
- Да нет же, какой вратарь, - она вдруг раздражается, морщит лоб, вспоминая что-то, - о чём вы говорите, я даже и не знаю про такой фильм! Я вообще в кино не хожу… О, Господи, ну конечно, Вольтер, Кандид-простодушный, я тоже – молодец! Вы хоть читали его философские повести, Кандидов?
- А как же! И экзамен сдавал.
- Ну, раз сдавал, стало быть, в голове ничего нет.
8.
Тут я сделал вид, что обиделся. А может и по-настоящему обиделся, я плохо соображал после того прессинга, что она мне тут устроила.
- Как это «ничего», обижаете!
- Ну, у Страшилы опилки в голове. Что, задать вопрос на засыпку?
- Да ради бога!
- Настоящее имя Вольтера?
- Вольтер!
- Кандидов, кому вы сдавали экзамен по Вольтеру?
- Да я пошутил. Аруэ его фамилия.
- Зачёт! Франсуа-Мари Аруэ. Это легкий вопрос. Дальше пошли. Название замка, в котором жил Кандид?
- Ой, да это ж просто! Э-э, как его… Помнил, только забыл! Дело происходит в Вестфалии, живёт он у дяди-барона…
- И как фамилия барона?
- Барон фон…
- Сами вы «фон-барон»! «Белая армия, чёрный барон снова готовят нам царский трон»?.. Кандид жил в замке барона Тундер-тен-тронка. Баронесса, его супруга, весила почти 350 фунтов и «этим внушала величайшее уважение к себе», как пишет Вольтер. Её дочь Кунигунда, 17 лет, была румяная, свежая, полная и аппетитная… Ещё там есть наставник Кандида оракул дома по имени Панглос, который замечательно доказывал, что не бывает следствия без причин и говорил так: «…Свиньи созданы, чтобы мы их ели, - мы едим свинину круглый год. Следовательно, те, которые утверждают, что всё хорошо, говорят глупость, - следует говорить, что всё к лучшему…».
Да она мне целую лекцию на дому решила прочесть!
Вольтер смеялся над подобным пониманием устройства мира, издевался и над модной тогда теорией оптимизма, откуда и пошло его «всё к лучшему», и над теми, кто её проповедовали - Лейбниц в Германии, Поп, Шефтсбери, Болингброк в Англии. Устами своего героя он говорит: «Миром правит злой рок, который угнетает добрых». Так вот, говорит она, возвращаясь к вашему, Кандидов, идиотскому тексту и памятуя Вольтера, который утверждал, что «все жанры хороши, кроме скучного» и что всё вокруг создано для наилучшей цели, хочу спросить: а какая у вас была цель, когда вы создавали свой убогий и бепросветный мир будущего? От придуманного вами, говорит она, становится тошно. Мол, небольшая заслуга описывать гадости, мир и без того не совершенен, а я только прилежно констатирую это. Вольтер же, в отличие от вас, ладно уж, говорит, сравним несравнимые величины, слона и Моську, так сказать, придумал потрясающую страну Эльдорадо, где все живут в удовольствии, где все свободны и равны, где изобилие, где нет даже тюрем, судей, казней и монахов; короля Эльдорадо не надо приветствовать, стоя на коленях, а принято обнять его и поцеловать в обе щеки; двери в домах сделаны из серебра, а комнаты отделаны золотом. Все тут счастливы, потому что «это страна, где всё идет хорошо, ибо надо непременно, чтобы была такая страна».
- Знаете, - спрашивает, - как назвал Вольтера Белинский?
- Белинский? – ни хера не помню, как его назвал, но не сдаюсь. - «Могучей кучкой»!
Она вздохнула.
- Вас спасает, Кандидов, лёгкость вашего характера. Правда, есть опасность обрести лёгкость мысли, если во время не остановиться. Как у Хлестакова. Знакомый персонаж, верно?
Я покраснел.
- Краснеете, значит, не всё потеряно… Другой на голубом глазу будет спорить, мычать нечленораздельно: знаю, но забыл или спросите что-нибудь другое! Так вот, Белинский назвал его «первым в мире остроумцем и балагуром», мастером философской аллегории! А Пушкин о нём писал: «Всех больше перечитан, всех менее томит». Из-за этой вещицы, из-за «Кандида» Вольтера тащат сперва в Бастилию, потом в сумасшедший дом, потом хотят выгнать из Франции и лишить жизни. Он скрыл своё авторство и отпирался на допросах, утверждая, что никакого отношения к «Кандиду» не имеет: «Я не сочинял «Простодушного», я никогда бы не стал его сочинять, я невинен, как голубка»… Главный прокурор считал его своим личным врагом, грозился его уничтожить… У Вольтера во врагах не только прокурор, но и церковь. «Раздавите гадину!» - это призыв Вольтера и церковь это ему не простит до самой смерти. Католическое духовенство его ненавидело и боялось одновременно. Потому-то, дорогой Кандидов, Вольтер и живёт в веках, а его «Кандидом» восхищаются поколения. А кто будет восхищаться вашей идиотской «Конвергенцией»? Вольтер хотел людей просветить, а вы захотели – просвистеть! Это же чистой воды конъюнктура!
Она закурила, удивив меня: ещё и курит!
- Чем вы лучше какого-нибудь придворного писаки? Тот славит власть, но хоть за деньги. А вы? Дай-ка я выдам что-то такое, от чего все упадут! Собрали мусор, что в людских головах, сочинили, тяп-ляп, сюжетец – готово, ай да я, ай да смельчак! Я же вижу, для кого вы старались. Для девочек-соплюшек, которые знать не знают, что за страна Эльдорадо и кто такой Вольтер? Господи, откуда такие дураки берутся?
9.
Она не на шутку взволновалась, эта Гретхен. Из-за меня! Если честно, гордость переполняла! Кайф был обалденный! Фиг с ней с тюрьмой, в которую я, если честно не верил. Такая женщина идёт в мои руки!
- Я не пойму, Кандидов, вы дурак или прикидываетесь? – смотрит на меня в упор голубыми глазами. - Неужели нет другого способа девчонок охмурять? Вот эта минута славы – она вам что, сердце греет? Придаёт весу в собственных глазах? Или я чего-то не понимаю? Другое поколение, иной взгляд на мир? Мне всегда казалось, что если хочешь стать на ступеньку выше, изучи серьёзно что-то, чтобы это и было ступенькой. Потом – ещё и ещё. Тогда тебя заметят. А вы сразу – на пьедестал? Но, позвольте вам возразить! Чем выше пьедестал, на который вскарабкался карлик, тем лучше видно, что он карлик! Сверху и падать больнее. Да и пьедестал этот из воздуха! Нет, я не понимаю. Разве хуже то, что я вам предлагаю? Серьёзно изучать науки? Постигать сущность различных явлений? Чтобы потом просвещать людей, как это делал Вольтер. А не хулиганить, не скоморошничать: вы только гляньте, как я здорово тявкаю на слона! «Задранные юбчонки», гибель цивилизации? Или ваши пассии поголовно мазохистки?
Вот, что я скажу: эта шикарная баба уже почти моя, она медленно, но верно идёт ко мне в руки! Жалеет бедного поэта, боится за меня и даже, кажется, бедняжка, уже ревнует к тем, кто её моложе!.. Ещё чуть-чуть и кинется мне на шею! Когда заглотнёт крючок, надо резко подсечь, чтобы оторвалась от действительности и упала в мои объятия!.. И кто сказал, что она страшная, совсем не страшная. Да она вообще ничего, миловидная, даже красавица, очки только эти ужасные снять и выкинуть в окно, они её портят; ноги у неё, действительно, стройные и грудь высокая, упругая, как у девушки… А губы? Ах, какие сладкие у неё губы! И, кажется, давно не целованные. Да она вся давно не целованная, вон как её шибает от общения со мной, как током, вся на нерве, на месте не сидит ни секундочки! Погоди, будут твои ноги на моих плечах, будут, красота ты моя уходящая! Я – не я, если это не так!
Кобылица молодая,
честь кавказского тавра,
Что ты мчишься, удалая,
И тебе придёт пора.
Не косись пугливым оком,
Ног на воздух не мечи,
В поле чистом и широком
Своенравно не скачи!
Погоди, тебя заставлю
Я смириться подо мной
В мерный круг твой бег направлю
Укороченной уздой.
Кто не знает, Александр Сергеевич Пушкин, перевод из Анакреонта, поэт такой был в Древней Греции. Бабник был этот Анакреонт. Любитель много и вкусно пожрать, ну и поддать, ясное дело. Очень боялся состариться и умереть, о чём и писал стихи, которые исполнял под лиру. Умер аж в 85 лет и не от старости, как люди, а подавившись косточкой от маслины. Всю жизнь обслуживал тиранов, пел им, говнюк, гимны, оды слагал! Слаб, слаб поэт во все исторические времена и на передок, и на деньги, и на желание покоя от толпы! Маяковский, тот тоже пыжился, тужился: «Я себя под Лениным чищу, чтобы плыть в революцию дальше», а потом – бац и пулю в висок. Есенин полез в петлю. «Поэты ходят пятками по лезвию ножа…». До поры, правда. Впрочем, не до поэзии в данный отрезок времени, другой исторический момент!
10.
- Что вы там бормочите, Кандидов? – вернула меня на землю.
- Я? Готовлюсь.
- К чему? К полёту в космос? Или посуду мыть?
- К экзамену… То есть, в смысле, к зачёту…
Оглядываюсь по сторонам, лихорадочно ищу тему для общения с Гретхен, - пора, давно пора запускать маховик обольщения! И тут мой острый глаз индейского разведчика выхватил на столе рамочку с фотографией молоденького лейтенанта-моряка, даже, кажется, моего возраста. Судя по значку «За дальний поход» над карманом кителя – подводника.
Широкая, до ушей улыбка, круглое весёлое лицо, чёрная пилотка с крабом лихо заломлена на затылок. Кто ей этот тип? Для мужа больно молод… Сын? Брат? Неважно, я уже знал, с чего начну приступ этой крепости: «Внученька, запомни, в жизни должна быть одна большая любовь! А у тебя была, бабушка? Была. А кто? Моряки!»…
На рейде тихо в час ночной,
тебе известно лишь одной,
когда усталая подлодка
из глубины идёт домой.
Это репертуар Бурлика, школьного моего дружка! Столько и ещё пол-столько! Да у меня про моряков – на неделю разных тем для беседы! Про подводную лодку в степях Украины и про то, как Наполеон не принял проект подлодки Фултона, сказав, что это оружие нечестных людей. Да много чего есть про наш доблестный подводный флот! Держись, Гретхен, чёртова кукла! Я сделаю из тебя настоящего моряка! Каменную Галатею оживят по методу А.И. Кандидова, Советский Союз, вернут ей забытый вкус к жизни! Туш!.. На арену выползают ползучие гады!.. Эх, коньячку б для храбрости!.. Команда: «На всплытие! Продуть цистерны главного балласта»!
- Грета Александровна, - ну, лиха беда начало! Или грудь в крестах или голова в кустах! – А можно вас спросить? Это кто на фотографии? – и показываю пальцем. – Ведь он подводник? Это не муж ваш в юности?
- Любовник! – ответила она холодно.
- Кто-о? Любовник?
- И подводник, да.
Нет, чего-чего, а такого откровенного и обезоруживающего ответа я не ожидал.
- А где ж тогда муж, раз, так сказать, любовник?
- Любовника уже нет… А муж расстрелян по приговору трибунала. Он был капитаном первого ранга, - сказала это так буднично и спокойно, словно капитанов первого ранга у нас расстреливают каждый день пачками прямо на улицах городов.
- Но за что?!
11.
Ой, зря спросил! Уж не за «измену ли Родине»? За что у нас стреляют людей в погонах, если не за измену Родине?.. Не за пьянку же!.. Недавно был случай, и об этом говорили в Риге, но, оглядываясь по сторонам, шёпотом, под страшным секретом: мол, какой-то большой военный корабль сорвался с парада 7 ноября и под командой не то лейтенанта-диссидента, не то замполита, который вдруг спятил, на всех парах помчался в Швецию, просить политического убежища. Новоиспечённый крейсер «Очаков», лейтенант Шмидт-2... И будто бы за этим гадом (лейтенантом? капитаном? замполитом?) пошла часть команды. Честных советских офицеров (или нечестных матросов?), не захотевших подчиниться бунтовщикам (или решениям съезда партии?) засадили в трюм. И, якобы, бунтовщики послали радиограмму самому Л.И. Брежневу, требуя такого, что, мама дорогая! - изменить социальный строй, раздать всем землю и ввести на неё частную собственность. Утописты чистой воды, диссиденты, броненосец «Потёмкин»! Кстати, говорили, что именно из-за этого фильма весь кипеш и случился. Моряки его посмотрели, вот и возбудились, решив: а чем мы хуже? Какая-то мистика с этим «Потёмкиным»! Автор родился и жил в Риге, а в тридцатые его тут запретили к показу. Янис Райнис выступал в прессе, просил разрешить фильм к показу – там же восстание против царя! Да, но снято за советские деньги и в советской стране, возражали ему буржуйские цензоры.
По слухам, которые циркулировали в Риге, кораблю дали «зеленый» в Балтику, чтобы народ не пугать, а в открытом море, говорят, на бунтаря и накинулись. Не то самолёты его разбомбили, не то вертолёты, не то его из космоса лазерным лучом порезали на четыре ровных куска, как колбасу, а экипаж арестовали высадившиеся на парашютах десантники. Бунтовщиков скрутили, надавали хороших тумаков, ну и, как положено, дали всем «вышку».
По другой версии экипаж спасла подводная лодка «Челябинский комсомолец», которую на флоте называли «Жидовский комсомолец», потому что на ней, по слухам, служили чуть ли не одни евреи. И тут же рассказывали, что командир лодки, еврей, конечно, после история с кораблем-диссидентом решил свалить в США. Партийные газеты «Циня» («Борьба») и «Советская Латвия» послали к нему корреспондентов по заданию ЦК: раздолбать предателя! Ну, приехали они за интервью к подводнику, он жил на Югле в высотке, чтобы его раздолбать, как раздолбали тот корабль, что в Швецию бежал или куда-то там еще.
А этот еврей, сразу налив журналистам по стакану коньяка без закуси, говорит: ребята, дорогие, всё, что угодно, помогите, спасите, без вас никак! Не разрешают вывезти парадную форму морского офицера ВМФ СССР и мой личный кортик! А как я на Брайтон-бич на День Победы, в трениках, что ли, выйду и в майке? Как командировочный? Мой отец воевал, дед воевал, я - потомственный военный, я не могу 9 мая без парадной формы и кортика! Показывает копии писем во все инстанции: командующему Прибалтийским военным округом – мимо, командующему Балтийским флотом – отказать, начальнику тыла – не разрешить! Ещё куда-то и ещё. Целая канцелярия на дому! И каждый день звонят какие-то люди, угрожают – ему, семье, обзывают предателем, иудой. Журналисты, видимо, коньяк так подействовал, загорелись: а если позвонить самому министру обороны СССР? Нам, говорят, евреям, всё по херу, всё равно уезжать! Моряк им: нет, ребята, не надо ля-ля. Это я – еврей, а вы – нет (там были латыш Блауманис и хохол Стюшенко), мне, говорит, ничего не будет, а вас разжалуют в рядовые матросы и сошлют драить гальюн. У меня, говорит, есть предложение, за дружбу народов! Те: нет, будем прямо сейчас звонить министру обороны, давай сюда телефонный аппарат!
Если верить слухам, дозвонились аж в Пентагон, те перезвонили в Москву, министру обороны. Тот – в Ригу, что, мол, за херня, какие трусы и носки отняли у хорошего человека и не отдают? Короче, вернулись те двое в свои редакции, а их уже уволили. Они взяли и повесились прямо у входа! Оба в одну петлю слазали по очереди. За достоверность не ручаюсь.
12.
- Муж расстрелян за убийство.
- Как это за убийство? Кого?
- Моего любовника…
О, бля! Я аж вспотел от таких коллизий! Вот это женщина! И так спокойно об этот говорит! Вот это страсти-мордасти! Тереза Ракен, леди Макбет Мценского уезда, Катя Измайлова! Голова мужа – направо, руки-ноги любовника – налево!..
- Муж служил старшим офицером на атомной подводной лодке проекта 667БДР «Кальмар», в натовской классификации «Дельта» III. Он гордился службой и своим кораблем. Это был поистине уникальный корабль: сто тридцать членов экипажа, автономность плавания 90 суток, глубина погружения 320 метров, два реактора и длина 155 метров… Один только залп её баллистических ракет, а их на борту 16 штук, уничтожает половину городов США… А Серёжа, мой любовник, служил в гарнизоне, его с подводного флота списали по болезни, он не мог долго находиться в замкнутом пространстве… Чёртова клаустрофобия… Господи, как же он переживал это списание, словно его к смерти приговорили, он же с детства мечтал о подводных лодках, грезил ими! Чуть с собой не покончил, даже начал пить… Он младше меня на целых десять лет, хорошо развит физически, был одно время чемпионом округа по борьбе самбо… Наша близость давала нам обоим просто феерическое наслаждение, я не помню, чтобы какой-то другой мужчина доводил меня до такого бешенства страсти... Зато после – как будто пустота... Не о чем говорить, нет общих интересов… Он же мальчик почти, красивый, хорошо сложенный мальчик… Знал только свою БЧ-5, да Устав корабельной службы… И знай твердил: «Уходи от этой гориллы!». Так он звал мужа за его высокий рост и атлетическое сложение. Для него это было делом принципа, чтобы я ушла к нему. Что будет потом, его мало волновало… А я, дура, не могла решиться… Муж вернулся из похода, он в тот раз впервые был подо льдами Северного Ледовитого океана, он был горд и счастлив, его встречали на пирсе с жареным поросёнком, так принято у подводников отмечать победы… Все были в приподнятом настроение, ведь такой серьёзный поход прошёл без единого чэпэ… Он пришёл домой с чемоданом шоколадок, им каждый день на лодке выдавали их, как средство против радиации, но он шоколад не любил и привозил мне… «Алёнка», девочка румяная в платочке, как сейчас помню… И моя соседка Лидия Федоровна Небарачек, которая работала в гарнизонной библиотеке и, как у вас в молодежной среде говорят, давала каждому, кто попросит, донесла ему, что у меня есть любовник, кто он и где служит… Всё до мельчайших подробностей!.. Муж давно меня подозревал, мне с каждым разом было всё труднее и труднее притворяться после Сергея, который просто опустошал меня, я пыталась изображать для мужа страсть, но никакой страсти, как вы понимаете, уже не было…
Муж, узнав имя любовника от этой сучки Небарачек, ничего не сказал Грете. Только бросил: «За сигаретами!»… Она видела в окно, как он шёл по деревянным мосткам, весь Снежный, по её словам, в таких мостках, а потом зашел в «Плотвичку»… Это такой маленький ресторанчик в центре Снежного, где 117-ая гвардейская эскадра из года в год отмечала радостные события в жизни подводников: новые звёзды на погонах, назначения, дни рождения, отпуска, ордена, встречи друзей после «автономок», перевод на другое место службы…
13.
Ей потом рассказал следователь военной прокуратуры, что муж заказал целый графин водки, выпил без закуски чуть не залпом и ушёл, никому не сказав ни слова. Он в тот момент уже решился на убийство. Из дома вынес парадный кортик и этим кортиком зарезал любовника прямо на пирсе…
- Сергей был на корабле… Муж через часового вызвал его к трапу и когда тот подошёл, не говоря ему ни слова, вонзил кортик в сердце до самой рукоятки… Мужа судили, а потом объявили приговор: расстрел... Мне пришлось уехать из Снежного… Когда я шла по улице, мне в спину шипели женщины: из-за этой, простите за выражение, гулящей ****и, погибли моряки!.. Я благодарю бога, что не дал нам с мужем детей! Что бы я им говорила, спроси они: где папа? Теперь у меня ни мужа, ни любимого… Пустота. Бессмысленность. Книги, правда, университет, дураки-студенты. А так, знаете… Впрочем, вам всё это знать не обязательно!
Тут она замолчала, отвернулась к окну. Смотрит в окно, молчит. А может, думаю, плачет?.. Она поворачивается резко, через левое плечо, как солдат и я вижу, что ни фига подобного – смеётся!
- Ну не дура ли я, а? Зачем я вам всё это говорю?.. Утоляю ваше детское любопытство? Надеюсь, в университете мою тайну узнают тут же, как только вы откроете двери Главной аулы? Или чуть позже? – она глядела на меня пытливо-презрительно.
- Да вы что! Да чтобы я!.. Я никому не скажу! Вот гад буду, поверьте!
- Ладно, поверю. Будем считать, что у нас паритет, откровенность за откровенность. Не признайся вы в авторстве поэмы, я бы вам тоже ничего не рассказала. А сейчас мы квиты, не так ли? У вас есть тайна и у меня, так?
Я кивнул.
- То-то же! А теперь идите и не попадитесь, ради бога, в КГБ или ещё куда, с вашей, в кавычках, «конвергенцией». Испортите себе жизнь. Идите!
- Как это так, «идите»? – я даже растерялся от этого «идите» и сделав обиженный вид, нагло предложил, набрав полную грудь воздуха: - А по стаканчику на посошок?
Она поглядела на меня с откровенно-сердитым изумлением:
- Слушайте, Кандидов, у вас не все дома? Вы от радости последнего ума лишились? Чтобы я, Грета Любарская - с вами - пила? Да вы что!? Что вы там в своей голове такое нафантазировали? У вас больное воображение, вам лечиться надо! Я, извините, ваш преподаватель, нравится вам мой стиль работы или нет... Пить с вами коньяк или, извините за выражение, сношаться с вами, я не собиралась и не собираюсь… Да я себя после этого уважать перестану! Так что, идите уж, не преувеличивайте своей сексуальной неотразимости!.. После гибели моих мужчин секс для меня потерял всякий смысл, вам ясно? Боюсь, впрочем, что нет… Так что, давайте, товарищ Кандидов, кру-угом, шагом марш! Топайте, топайте, привет! И смотрите, чтобы я не прищемила дверью ваше безразмерное эго!..
- Грета Александровна, а можно личный вопрос?
- Сколько мне лет?
- Нет. Почему вас назвали Грета?
- Что, не подходит?
- Да нет, наоборот. Не в честь Греты Гарбо?
Она усмехнулась:
- В честь, в честь. Мать была её фанаткой. Ещё вопросы? Нет? Тогда у меня к вам вопрос. Вы всё поняли, Кандидов, что я вам сказала про вашу поэму?
- Ну да. Сжечь?
- Сжечь. А пепел развеять над Даугавой! Адьё!
И грохнула за мной дверью.
…- Ну и как эта сука? Попалась рыбка на крючок?– набросились на меня пацаны.
- Сорвалась! – сказал я и повторил с нежностью: - С-сука!
Так я влюбился в женщину, которая была старше меня лет на 15. Но она об этом не узнала. Через несколько месяцев после той нашей встречи она уволилась из университета. Помню, когда она вдруг исчезла, я напился до охренения. Пил и плакал горючими слезами, приговаривая:
- Где ты, моя Гретхен? Моя первая эсэсовская любовь?
Свидетельство о публикации №213120701200