Тут Шура звонит

Тут Шура звонит и с легким волнением в голосе начинает: «Вер, как дела?»

Я говорю: «Нормально, Шур, мы же вчера виделись».

— Виделись, Вер, виделись, — Шурка, когда волнуется, начинает нижнюю губу подволакивать до милой шепелявости.

Кстати, мужчинам это нравится. Им кажется, что Шурка от их присутствия слегка цепенеет. Это у мужчин охотничье восприятие. Если антилопу заденет стрела с отравленным концом, то ноги у животинки начнут подволакиваться, притормаживать и даже слегка отказывать. Легкая добыча для охотника, даже если он промахнулся, лишь чуть-чуть задев лесную дикарку.

Хотя Шурка для антилопы грузновата, она сдобные пироги топлеными сливками запивает, но талия у Шурки на месте. А если талия на месте, то грудь и бедра уже непременно читаются. А тем более читаются, если правильной формы. А у Шурки всё правильной формы. Шурка с ног до головы образцовая.

— Шур, говори громче.

— Я не могу, — говорит Шурка пониженным голосом, — мне борода мешает.

— Какая борода? — не поняла я.

— Моя.

— Вы там что, пьете?

— Ты с ума сошла? — Шурка что-то невнятно бормочет, потом голос снова обретает четкость: — Я в костюме Деда Мороза расхаживаю, привыкаю к бороде.

— Зачем? — я присаживаюсь на стул возле телефона. На всякий случай.

— Мы утром дом закончили, — голос Шурки радостно звенит, — сегодня надо поздравить инвестора от имени Деда Мороза и вручить ему символический серебряный ключ.

— А ты-то при чем? — я пытаюсь определиться со здравым смыслом. — Шур, ты звеньевая штукатурной бригады, там что, мужиков нет? Или ты сама вызвалась?

— Я вчера тут ляпнула про костюм Деда Мороза, — чуть запнувшись, говорит Шурка, — а они заржали, а потом велели его принести. Я принесла. А они — надень. Я надела.

— А они?

— А они сказали, не снимай. Вечером поедешь к инвестору. Вручишь ключ — получишь три дня отгула. Три дня, Вер. Представляешь, как киндер обрадуется? Я в новогодние каникулы всегда авралила, а тут они сами мне три дня предлагают. В кои-то веки.

— Подозрительная доброта, — проворчала я.

Господи, на что только соглашаться приходится ради своих близких. Лично я не представляю Шурку с бородой и посохом. Но раз начальству нравится, значит, начальству виднее.

— А костюм у тебя откуда? — на всякий случай уточняю я.

— На распродаже купила, два года назад, — говорит Шура, — красный халат с подстежкой, на холоде можно работать. И варежки теплые, даром.

— Деловая ты, Шура, — говорю я, — погоди, у меня пироги сгорят.

— Пироги? Хочу пирогов. А с чем?

— С капустой. Перезвони вечером, Шур.

— Погоди, Вер, теперь о главном. Мне для поздравления Снегурочка нужна.

— Чего-чего?

— Ты пироги вынь и возвращайся, — сказала Шурка, — разговор есть.

— Даже не думай, — я просто дар речи потеряла, — Шур, даже не думай.

Пироги я вытащила. Правда, чуть не уронила в спешке. У меня стеклянный поднос, сразу видно, подгорели или нет? Успела, уфф.

— А пирогов много? — интересуется Шурка.

— Большой противень. Тебе хватит.

— Верунь, у тебя есть шубка беленькая, кроличья. И сапожки беленькие, с застежками золотыми. Ну ты же вылитая Снегурочка.

— До свидания, Шура.

— Вер, — голос Шуры становится жестким. Уж чего-чего, а командовать моя антилопа умеет, — тебе ничего делать не надо. Я сама поздравлю, шампанское выпью и ключ вручу. А ты так постоишь, для вида. На все про все полчаса.

— Нет, Шур, нет, — я пытаюсь отбиться, — у меня сегодня вечер занят... это... ну, я не могу...

Не умею я врать. Вернее, не хочу. Ну как я буду врать Шурке?

— Вер, я боюсь идти одна, — добивает меня Шура, — а вдруг он меня свяжет и надругается?

— Кто он?

— Инвестор, кто же. Я его в глаза не видела. А если он маньяк?

— Ты серьезно?

— Ничего нельзя исключать, — страдальчески говорит Шура, — я столько богатых извращенцев через стекло видела, когда откосы штукатурила. Сейчас время такое, за деньги можно всё. А отказаться я не могу. Три дня отгула. Выручи, Вер?

— А если он нас двоих свяжет и надругается? — говорю я и понимаю, что даже если так и будет, Шурку я всё равно не брошу. Если бы Шурка не боялась, я бы не пошла. Но тут-то совсем другое дело.

— Вдвоем мы отобьемся, — сразу веселеет Шурка, — короче, сегодня я за тобой заеду. Стройка машину дает. И пулей летим к инвестору поздравлять. У тебя есть белые колготки или привезти?

— Ты сама только что говорила, что боишься маньяка, — сказала я, — и тут же заботишься о моей привлекательности? Или ты решила меня ему подсунуть? Говори честно?

— Моя ты любимая-прелюбимая дура, — обожающим голосом говорит Шура, — только до вечера не слопай все пироги, оставь половину. Ох и пожрем мы с Веркой напоследок.

— Типун тебе на язык, — я вешаю трубку.

Вечером ко мне вваливается Шурка в яркой красной спецовке. Вся в снегу, веселая и горячая, как русская печка. Хохочет на всю квартиру.

— Вер, а нам «мерседес» дали, — кричит Шурка и тащит меня на кухню, — где пироги?

— Ты хоть бы спецовку сняла, — слабо протестую я, пытаясь привыкнуть к энергетическому полю Шурки.

Меня потряхивает, а вокруг нас с шипением лопаются голубые искры.

— Это не спецовка, а костюм Деда Мороза, — жуя пироги, поясняет Шурка, — а бороду решили не клеить, я резинку к ней пришила. Давай по сто пятьдесят шампанского?

— Нет уж, — наотрез отказываюсь я, — пьяной я не поеду.

— Это правильно, — кивает Шурка, — потом выпьем.

Она ест пироги и стонет от удовольствия.

— Вер, какая ты мастерица. Я вот вроде то же самое делаю, а так вкусно не получается.

— Ага, ага, — усмехаюсь я, хотя мне приятно, — говори, говори.

А чего говорить, — Шурка, кажется, наелась. Она отряхивает ладони и вытирает губы, — всю помаду с твоими пирогами съела. Дай свою косметичку, Вер.

— С ума сошла? Ты же Дед-Мороз, какая помада?

— А и верно, — засмеялась Шурка, — чего-то я не в образе. Зато ты у меня такая красавица, такая Снегурочка, такая цыпулечка-лапулечка. Шубка беленькая, каблучки на сапожках.

— Давай уже поедем, — я ищу ключи от квартиры, — зря я с тобой связалась, Шур. Лежала бы я сейчас в ванне с журнальчиком. Я еще волосы хотела покрасить.

Мы едем по вечернему городу. В салоне пахнет цитрусами. Водитель с нами не разговаривает. Да нам это и не надо.

— Значит так, — шепчет мне Шурка, — ты стой у двери, смотри, чтобы он ее не запер. А я быстро поздравлю и вручу ключ от дома. Черт, куда я его задевала?

Шурка ищет вывалившийся ключ. Находит его на полу машины. Ключ похож на маленькую серебряную кочергу.

Инвестор живет на десятом этаже модерновой башни, похожей на сверкающую спираль. Охранник сверяется со списком, потом пропускает нас в лифт.

На лестничной клетке десятого этажа нас встречает шикарно одетый мужчина с загорелым лицом и серебристым полубоксом.

— Наконец-то, — говорит мужчина и смотрит на свои дорогущие часы.

— В смысле? — спрашивает Шурка и натягивает на подбородок бороду на резинке. — Это вы кому говорите?

— Мне про вас звонили, — говорит мужчина и переводит взгляд на мои колени в ослепительно белых колготках, — я инвестор.

— Очень приятно, — говорит Шурка басом и стучит о пол деревянным посохом, — а я Дедушка Мороз, а это внучка моя, Снегурочка. Поздравляем с...

— Вы на оленях ехали? — спрашивает инвестор. — Я вас уже час жду.

Мы молчим. А что скажешь? То, что Шурка пироги трескала? Всё как-то пошло не по сценарию.

— Вот ключ от дома, — басом говорит Шура, вытягивая из расшитого кармана серебряную кочергу, — строительство мы завершили досрочно на две недели, поэтому и празднуем...

— Договорим по пути, — прервал инвестор взмахом руки. На пальце сверкнул перстень, — посмотрим дом. Хочу убедиться, что его действительно закончили.

— А нам обязательно ехать? — спрашивает Шура. — Может, вам лучше вызвать начальство? А мы люди маленькие, нам что сказали, то мы и сделали.

Инвестор пронизывает нас взглядом. Чего у него в голове? Вот всегда так, сделаешь доброе дело и потом сто раз пожалеешь.

— А вы кем трудитесь? — спрашивает инвестор.

— Я штукатур, — говорит Шура, — а она маляр.

— Маляр? — повторяет инвестор и смотрит на меня. Его глаза немного теплеют. — Я тоже маляр.

— Вы же инвестор? — Шурка от неожиданности икает и колотит себя в грудь.

— Инвестор — это профессия, а маляр — судьба, — говорит инвестор, — я до армии на стройке пахал, на всю жизнь краска въелась. Я и сейчас могу маляром халтурить, бронзирую, золочу и серебрю с закрытыми глазами.

Я пытаюсь вспомнить, что я знаю про бронзирование, золочение и серебрение. Знаю совсем мало. И тут инвестор поворачивается ко мне:

— А вас как зовут?

— Она Вера, — говорит Шура, — а я Шура.

— А я Евгений Федорович, — инвестор пригладил серебро стрижки, — ну, поехали?

У инвестора был черный лакированный микроавтобус, офис на колесах. Всё в коже, кругом компьютеры, принтеры, сканеры, модемы. В стенах сверкают праздничные огоньки, и салон окутывает потрясающий аромат. Я различила бергамот, имбирь и мускус.

Сданный дом встретил нас темнотой окон и запертой входной дверью.

— Это нормально, — одобрительно сказал инвестор, подергав за ручку двери, — но почему лифты стоят во дворе?

И действительно, в снегу стояли ящики с новыми лифтами. Они стояли уже вторую неделю. Их привезли еще до моего отпуска.

— Мне всё понятно, — сказал инвестор.

— Будете вызывать начальство? — бесцветно спросила Шура.

Я смотрела на лифты, как на могильные памятники Шуркиных отгулов.

— А пусть Вера скажет, вызывать или нет? — инвестор взял меня за руку.

Рука у него была уверенная и сильная. А пальцы жесткие, рабочие. Я выдернула руку и убрала ее за спину. Получилось по-детски.

Инвестор усмехнулся.

— Молчание, Вера, это знак согласия.

— А при чем тут Вера? — вмешалась Шура. — Говорить должна я. А Вера тут для мебели.

— Ах, для мебели, — сказал инвестор и неожиданно улыбнулся..

Улыбка его молодила. И на подбородке проявилась ямочка. И вообще, он был симпатичным человеком. Это такая редкость среди богатых людей. Уж я-то насмотрелась на них, на хозяев бизнеса.

— Ладно, девчонки, согласен, — махнул рукой инвестор, — поздравляйте меня с домом, вручайте ключ, делайте то, что хотели. Черт с ним, с вашим начальством, я его прощаю.

— Ой, правда? А можно мне бороду надеть? — захлопотала Шура. — Я с бородой речь репетировала.

— Надевай, — сказал инвестор, — и посохом стукни. Гулять так гулять.

— Ага, — Шура набрала в грудь воздух и стукнула посохом, — дорогой Евгений Фёдорович, с Новым Годом вас, с новым счастьем! И примите от нас со Снегурочкой ключ от нового дома. Удачи вам в бизнесе и в личной жизни.

Евгений Фёдорович с поклоном принял серебряный ключ и вытянул из кармана плоскую золотую фляжку:

— Обмоем по традиции углы?

— Обмоем, — кивнула Шура, — а то ситуация какая-то дурацкая. Даже неудобно в глаза глядеть.

— Мне удобно, — сказала я, — я пить не буду.

— Первые слова Веры за всё время, — заметил инвестор.

Они выпили.

— Махнем в ресторан, мастерицы?

— Нет, Евгений Фёдорович, мы с Верой домой, — твёрдо сказала Шура, — нам рано на работу.

— Жаль, жаль, — сказал инвестор, — ну что же, тогда позвольте мне развести вас по домам. Сначала Шуру, а потом Веру.

— Мы вместе живем, — сказала Шура, — мы двоюродные сестры.

— Я это заметил, — сказал инвестор.

Шура взяла меня под локоть, и мы пошли к лакированному микроавтобусу.

Дома мы быстро скинули наряды и уселись в ванной комнате.

— Какой мужик, да? — Шура разбирала мои мокрые волосы на пряди и осторожно наносила краску. — Не стал скандалить, взял ключ, угостил коньяком. А всё почему?

Я молчала, наблюдая за ловкими движениями Шуркиной кисточки.

— Ну чего ты молчишь, Вер?

— А что говорить?

— А то, что инвестор на тебя запал, — Шурка скосила глаза, чтобы поймать мой взгляд, — ты поняла?

— Прекрати свои бредни, Шур.

— Святая простота, — вздохнула Шура, — мне бы твою внешность, Вера, всё равно ты ею пользоваться не умеешь.

— Умею, когда надо, — сказала я.

Шурка молча работала, тщательно промазывая корни волос. Потом сказала:

— Спасибо, что одну не бросила.

— Ага, толку от меня.

— Ты спасла мои три отгула, — с чувством сказала Шура.

— Ты сама их спасла, — возразила я. — Я молчала, как дура.

— Лучше молчать, как дура, чем говорить, как я, — заявила Шура. С ней невозможно спорить.

Шурка набрала пирогов и уехала домой.

А я достала с книжной полки давно забытый словарь маляра-штукатура и стала читать главу про бронзирование, золочение и серебрение.

Выйду на работу — попробую. Ну а потом и с завязанными глазами смогу.

Прав инвестор, маляр — это судьба.