Это любовь?!

Давно, ещё в пору своей молодости, довелось мне говорить с одной женщиной средних лет. Разговор сначала никак не вязался, перескакивал даже не с темы на тему, а с предмета на предмет. И вот, уж и не упомню как, заговорили мы о супружестве, взаимоотношениях в браке. Мне не о чем  было рассказывать, и  я со вниманием слушала собеседницу.

…Познакомились мы с моим мужем «на торфу», как тогда говорили,  то есть на торфяных разработках. Прибыли мы туда с подругами по «вербовке», хотелось заработать хоть немного деньжонок. Молодёжи там со всей страны собралось множество. Я сразу заметила и выделила для себя одного парня: рост чуть выше среднего, замечательной густоты светлый чуб, губы красивого рисунка… Но он обратил  внимание на мою подругу, и почти сразу они стали встречаться. Ни единой душе я не открылась, что сохла по Серёжке. А у них всё хорошо, и вот, уже сговорились  пожениться, назначили день подачи заявления в ЗАГС.

 К указанному времени  Сергей прилетел, как на крыльях, а её нет. Ждал-ждал, не дождался. Прибегает ко мне:
- Вер, давай с тобой встречаться…
- Да ты что? – говорю, вроде, с возмущением, а у самой сердце выскакивает из груди, – твою Катю на делянку со всем их звеном срочно «выдернули». Не могла она к тебе прийти.
- А мне такая осторожная любовь не нужна. Я за любовь под суд бы пошёл.

Значит, не любит её, если такой малости не простил, где уж под суд. А сама я любила его так, что на всё бы пошла, не оглянулась… И с этой же минуты мы стали жить с ним, как супруги. Я и не спрашивала у него – возьмёт ли замуж. Каждой нашей минуточкой дорожила, боялась лишним вопросом спугнуть своё счастье. А тут война грянула. Мужчин забрали на фронт, а женскую половину по домам отправили, как срок вербовки закончился.

 Приехала я и поняла: не одна приехала. Объявила всем, что замуж вышла, муж на фронте. Пошла работать дояркой, на его фамилию пишусь. С меня никто и не спросил документов о браке. Пришло время, родила девочку, Валюшкой назвала. Серёжу отцом записала. А родителям своим, людям не знаю, что и говорить: ни одного письма от него нет, ни единой весточки за все четыре года.

 Закончилась война. Вдруг телеграмма: «лежу в госпитале по ранению.  Если нужен, забери меня». Мама еле уговорила меня переодеться – я минуты не могла терять, в чём была, хотела бежать на станцию. Привезла Серёжку. У него обе ноги ранены, все в осколках.
 -Ничего, залечим,- успокаиваю его.
 И, правда, скоро он уже вышел на работу, а осколки пожизненно в ногах носил.
 -Вер, надо подумать, где мы побыстрее на свой дом заработаем. Не дело жить в одной избе с твоими родителями.

 А мне и самой с ними тяжело: мама готовит отцу его любимые молочные каши и молочные супы, а Серёжка не ест этого, во дворе  сидит, курит, пока мы трапезничаем.

 Пошла я к председателю. А он обрадовался, увидев меня. Сам хотел за нами посылать: на полевом стане, самом большом в колхозе, место освободилось. А стан этот расположен у огромного пруда, и возвели на его берегу гусятники. За птицей нужно ухаживать. Во дворе технику ставят, всё охранять надо. Да избу держать в готовности: колхозники в непогоду в ней ночуют. Их и покормить необходимо. Работы много, требуется молодая работящая семейная пара.

 Прибежала я домой, рассказала Серёжке, что можно уже отдельно жить. Мы и на день не задержались. На следующее утро переехали на быках, их за нами и закрепили  - возить гусям корм  и продукты со склада для колхозников. Зажили мы - припеваючи: овечек, корову завели. Заработки хорошие и жильё отдельно.

Только замечать я стала за Серёжкой: на бабёнок поглядывает маслянистыми глазками, а поедет в село, так и на двое суток пропадёт… Молчу, ничего не говорю. А он работает исправно, со мной обращается хорошо, на дом деньжат откладывать стали. Однажды возвращаемся с ним на стан. Едем на быках, тихонько разговариваем, посмеиваемся на одного – ленивый, да хитрый. Навстречу Маруська, одинокая разбитная бабёнка, на конной повозке едет. Поравнялись мы с ней, мой Серёжка, не долго думая, соскочил с нашей повозки и прыгнул к ней на телегу. Смотрю я им вслед и даже крикнуть не могу – язык к нёбушку прилип.

 А быки идут своим ходом. Тут почуяли они воду и бегом. Я кричала-кричала, да что там – одно слово - быки… Вошли они в воду по брюхо, напились и стоят. Плачу на берегу, пучком травы их выманиваю, и ласково вызываю – бесполезно. А вожжей-то у меня нет и узды на быках тоже нет. Хоть залезь к ним в воду и выводи - да боязно.
Уж стало солнце к закату клониться. Дёрнул один бык, за ним второй, вытащили они повозку из воды и побрели на стан. А там и птицу, и скотину надо обихаживать, ужин готовить. Бегаю по двору, делами занимаюсь, а слёзы ручьями бегут, даже лицу щекотно. Смахну их и опять за работу. Но и на мгновение не допускала мысли расстаться с Серёжкой.

 Вот так и жили. Год за год - в ударники мы вышли. На отчётных собраниях нам благодарности да денежные премии дают. А однажды наградили меня ножной швейной машиной, на зависть всем женщинам. Дом мы построили большой. Долго в селе у  нас одних такой  красивый был, а в нём  уже и сынок наш растёт. Я опять дояркой работаю.

 Зашла как-то ко мне соседка.
- Вер. Маруська хвалится бусами. Говорит, твой Серёга их ей подарил. Так меня за сердце взяло, что я просто света не взвидела.

 - Валюшк, иди к тёте Марусе. Возьми у неё бусы, скажи, что они тебе нужны: в школе на утреннике  выступать.
Дочка, конечно, пошла. Возвращается в бусах, от радости сияет. Ребёнок, что она понимает. По сейчас стыдно за себя, что дочку в это втянула. Дня через два-три Серёжа увидел на дочке бусы, снял с неё и вышел, хлопнув дверью. Я слушала, смотрела на женщину и ни её, ни Серёгу, не понимала.

 Однажды, когда прошли после этого разговора десятка два лет, я ехала на машине по грейдеру этого села. Навстречу мне шла пара. Приблизившись, я узнала ту мою знакомку. Она шла со своим Серёжей: постарели, конечно, но нарядные, и оба широко  улыбались.
И тут я поняла:  ради вот таких минут счастья можно многое претерпеть…