3. История с дипломом КГБ. 1997-2001

Отдельный сайт с полным набором документов за 1997-2001 годы посвящен этой с истории: http://zhirnov-sergey.narod.ru/
__________________________________________

ОЧЕНЬ БОЛЬШАЯ ВОЙНА ЗА ОЧЕНЬ МАЛЕНЬКИЙ КЛОЧОК БУМАЖКИ.
"Без бумажки ты - букашка, а с бумажкой - ЧЕЛОВЕК!" *советская поговорка

Гражданин СССР Юрий Гагарин был первым человеком, оторвавшимся от поверхности Земли на первой космической скорости и полетевшим в ближайший Космос. В этом смысле он был уникальным в 1961 году. Но Гагарин уникальным (единственным в своем роде) не остался. После него в космос летали и летают уже многие десятки людей. Дошло до того, что в космос стали летать отдельные богатые "чайники" за банальное "бабло". Уже существует вполне реальный коммерческий проект космического прогулочного такси для миллионеров, счет которых на Земле тоже пошел на миллионы. Даже долларовых миллиардеров уже несколько сотен, и число их  постоянно растет, делая их все банальнее.

Экипаж американского космического корабля Аполлон-11, состоявший из трех астронавтов, был первым, преодолевшим притяжение Земли на второй космической скорости и пролетевшими 384 тысячи километров до Луны. Эти земляне, в отличие от Гагарина, остались в своем роде уникальными - кроме них на Луну пока не летал никто. Но каждый из этой уникальной троицы, не был единственным. Их было трое.

Профессия шпиона-нелегала по редкости и опасности сравни профессии космонавта, с тем отличием, что нелегалов не знает почти никто. Данный сайт посвящен действительно уникальному и единственному в своем роде человеку на планете. Который был и остается единственным бывшим шпионом-нелегалом КГБ, который впервые открыто подал на советскую (российскую) внешнюю разведку в суд и в официальном гражданско-правовом порядке документально доказал через российские высшие судебные инстанции свою бывшую принадлежность к советской (российской) внешнеполитической разведке и получение высшего специального образования в Ордена Красного знамени и имени Андропова институте КГБ СССР. Больше ни один человек на всей нашей планете этим похвастаться не может. А людей на Земле - более семи миллиардов.

В России существует еще очень небольшое число людей (гораздо меньшее, чем космонавтов), которые утверждают, что они тоже учились в этом элитном высшем учебном заведении. Утверждают голословно, так как ни один из них, в том числе Путин и ряд бывших руководителей разведки, документально никогда этого не доказал. Ни один из них не может предъявить широкой публике никакого официального документа о чекистском образовании. Факт их обучения в КИ КГБ СССР и получения диплома или справки об образовании никем и никогда не был установлен публично и документально (их собственные мемуары, книжки или официальные биографии - не в счет). Этим может похвастаться только автор и главный герой данного сайта. Первый и единственный человек из семи миллиардов землян, двухсот шестидесяти миллионов бывших советских граждан, ста сорока пяти миллионов россиян, четырех-пяти сотен тысяч чекистов КГБ, десятка тысяч "легальных" и пары сотен нелегальных шпионов (так называемых "разведчиков).

Чтобы автор и главный герой этого сайта так и остался первым и единственным в своем роде, Служба внешней разведки России незаконно засекретила и отказалась выдать ему на руки его диплом об окончании Основного факультета КИ КГБ СССР. Под нажимом хозяина диплома, подавшего в суд, СВР РФ была вынуждена реально представить документ судье Мосгорсуда Емышевой в режиме закрытого судебного заседания. Судья лично повертела в руках незаконно засекреченный диплом бывшего КГБ, полностью переписала его якобы секретное содержание в свое несекретное и публичное судебное решение, и, не моргнув глазом, явно лживо обосновала законность незаконного отказа чиновников в его выдаче хозяину. Тогда в России еще не существовало термина "басманное правосудие", который единственный правильно характеризует суть этой "судебной" процедуры.

Только три средства массовой информации в России отважились в 1999 году осветить эту уникальную тяжбу: газета "Сегодня", телепрограммы "Военная тайна" РЕН-ТВ и "Скандалы недели" ТВ-6 Москва. Испугавшись роста огласки и интереса к делу, СВР не остановилась на своей формальной победе в путинских басманных судах и секретно спровоцировала через ФСБ три уголовных дела против журналистов и самого неудобного сутяжника, вынудив его покинуть Родину и сделаться политическим беженцем, совсем как в совковую брежневскую эпоху.

На данной Интернет-страничке  вы сможете найти расширенные биографические сведения о главном герое довольно захватывающей шпионско-юридической истории, в которой бывший кадровый оперативный сотрудник Особого резерва (нелегальной разведки) КГБ СССР - СВР РФ, после увольнения по собственному желанию с действительной военной службы в запас, попытался просто-напросто получить свой собственный несекретный диплом об окончании Краснознаменного имени Ю.В. Андропова института КГБ СССР (ныне - так называемая академия внешней разведки СВР), а в результате стал политическим эмигрантом поневоле.

Разведчик-нелегал и до этого не жаловался на повышенное внимание широкой публики к видимой стороне медали его скромной персоны, с санкции высшего руководства КГБ и разведки ведя общественно-активный образ жизни в учреждениях прикрытия и будучи в течение 14 лет ведущим французских программ на центральном советском и российском телевидении. Но стал совсем уж знаменитостью после публичного освещения в российских и иностранных средствах массовой информации сюрреалистического "казуса белли" между, казалось, таким серьёзным российским шпионским ведомством и бывшим кадровым старшим офицером нелегальной разведки.

Сжатое изложение многолетней юридической баталии вокруг злополучного диплома можно прочитать прямо здесь, а что из этого вышло, можно посмотреть документально и в подробностях на отдельном сайте: "Штирлиц против путинского нацистского режима".


РЕЗЮМЕ ИСТОРИИ 
конфликта майора запаса Жирнова против недоумков и совков среди чиновников-гэбистов путинского неосталинистского, нацистского режима


КРАТКАЯ ПРЕДЫСТОРИЯ

После окончания в 1983 году Московского государственного института международных отношений МИД СССР и отработки одного года по распределению в министерстве внешней торговли, в августе 1984 года я был зачислен на действительную военную службу в Комитет государственной безопасности СССР. При этом меня привели к присяге (дали пописать ее текст) на верность делу ленинской коммунистической партии на переднем крае идеологической борьбы стран социалистического лагеря против мирового империализма  и отобрали общую подписку о неразглашении секретных сведений, которые станут мне известны по службе в органах советской государственной безопасности. Сам факт зачисления в КГБ СССР, как мне устно сообщали лица, называвшие себя сотрудниками управления кадров, должен был содержаться в тайне. Основным доказательством факта службы в органах госбезопасности является выданный мне военным комиссариатом Северного округа г. Москвы военный билет офицера запаса, в котором отражена служба в в/ч 54282 (номер, за которым зашифровывалось Первое главное управление КГБ СССР - внешняя разведка).

С 30 августа 1984 года по июль 1987 года я проходил дополнительное очное обучение на основном факультете специального высшего учебного заведения - Краснознаменного имени Ю.В. Андропова института КГБ СССР (ныне - Академия внешней разведки). При этом, по соображениям конспирации, принятым в органах КГБ, никаких документов по моим реальным установочным данным (фамилия, имя, отчество и т.п.) о прохождении учебы в данном заведении я на руки не получал, отношения с административными органами по месту жительства (по вопросам прописки и т.п.) велись на основании легендированных (вымышленных) данных. У меня сохранился подлинник легендированной справки от 13.03.87., в которой я фигурирую в качестве научного сотрудника Вычислительного центра Научно-исследовательского института проблем информации (ВЦ ВНИИПИ). По этим же данным мною получено в 1985 году водительское удостоверение (копия свидетельства о прохождении обучения в автошколе ВЦ ВНИИПИ и о сдачи экзаменов прилагаются).

Единственными реальными и подлинными документами в этот период были разовые отпускные удостоверения и запросы на приобретение льготных проездных документов, установленных для военнослужащих. Копий этих документов у меня нет, однако я неоднократно пользовался такими запросами (при поездках на отдых на Кавказ, в Прибалтику и в Казахстан в 1984-87 гг.). Кроме того, в КИ я вступил кандидатом в члены, а затем и в члены КПСС. По заведенному порядку прием в члены партии на всех этапах (от получения рекомендаций до выдачи партбилета) проводился партийными органами по истинным установочным данным. Партбилет однако был выдан уже по частично легендированным (вымышленным) данным. В частности, не соответствует действительности факт выдачи билета Ленинским райкомом КПСС города Москвы. Копия кандидатской карточки, партбилета и учетной карточки прилагаются (партбилет и учетная карточка имеются у меня в подлиннике).

По окончании полного трехгодичного очного курса обучения на основном факультете КИ КГБ СССР, в июле 1987 года я успешно прошел установленную обязательную итоговую аттестацию - государственные экзамены, после чего, на основании соответствующих протоколов, государственной квалификационной комиссией на мое имя был выписан несекретный правоустанавливающий документ единого государственного образца о втором высшем образовании и соответствующей квалификации - диплом серии КВ номер 067069. В соответствии с порочной практикой советского КГБ, в нарушение даже действовавшего в советский период законодательства, на основании не установленных и не предъявленных мне ведомственных инструкций, после пятиминутного ознакомления указанный документ у меня был принудительно изъят кадровиками для хранения в секретном личном деле в архиве КГБ СССР, якобы в целях конспирации. Опасаясь преследований и других негативных последствий для служебного роста, я в то время был вынужден воздержаться от истребования принадлежащего мне индивидуально-определенного правоустанавливающего документа из незаконного владения.

После окончания КИ, я был зачислен в кадровый состав КГБ СССР. Мне было выдано удостоверение сотрудника КГБ СССР. В 1988 году мне были вручены юбилейная медаль и удостоверение к медали, подписанное заместителем начальника Первого главного управления КГБ СССР, начальником управления "С" ("нелегальная" разведка) генерал-майором Дроздовым Ю.И. Данное удостоверение не носит грифа секретности, а книга Ю.И. Дроздова официально издана в России несколькими тиражами. Любой смышленый человек может сделать вывод о моей принадлежности к конкретному подразделению (однако, этот вывод останется на совести этого смышленого читателя). Насколько мне известно, Ю.И. Дроздов не преследуется в судебном порядке за разглашение сведений, составляющих государственную тайну.

В августе 1992 года, после распада СССР, упразднения Комитета государственной безопасности, после целой цепи переходов к противнику сотрудников советских спецслужб, с некоторыми из которых я был связан по работе, опасаясь за свою безопасность, я инициативно написал раппорт об увольнении из органов. Он был удовлетворен в декабре 1992 года с формулировкой “в связи с переходом на работу в гражданское учреждение”. В тот период я находился в длительной загранкомандировке во Франции, и управление кадров окончательно оформило увольнение задним числом лишь в мае 1993 года после возвращения в Россию и моих неоднократных настоятельных напоминаний.

При этом оно допустило целый ряд небрежностей и нарушений действующего законодательства, а именно:

- не выдало мне на руки вышеуказанный документ об образовании,
- не заполнило с трудовой книжке сведений о прохождении службы в в\ч 54282.

В выписанном мне Объединенным военным комиссариатом Тимирязевского района Северного административного округа г. Москвы военном билете офицера запаса (единственном официальном личном документе, который в принципе в настоящее время может подтвердить мою военную службу в течение 8 лет) получение второго высшего и специального военного образования также не указано.

После длительного изучения казуистики вопроса и консультаций с юристами, в начале декабря 1997 года я направил по факсу через отдел по связям с общественностью письмо на имя руководителя службы-правопреемницы с просьбой устранить вышеуказанные нарушения и небрежности, выдать мне на руки развернутую справку о прохождении службы с органах КГБ и хранившийся в архиве СВР несекретный и выписанный на мое имя диплом единого государственного образца о высшем образовании - об окончании мною в 1987 году основного факультета Краснознаменного имени Ю.В. Андропова института КГБ СССР (ныне Академия внешней разведки) по специальности "Международные отношения". Чтобы понять, что заставило меня обратиться с такой необычной (с точки зрения кадровиков СВР) просьбой, необходимо вкратце вспомнить исторические условия, сложившиеся в нашей стране и в органах госбезопасности в целом, а также некоторые конкретные детали моей профессиональной биографии, в частности.

После неудавшегося путча в августе 1991 года и последующего подписания "беловежских" соглашений" СССР как государство перестал существовать. Еще до распада Союза был расформирован КГБ СССР, а его Первое главное управление (внешняя разведка) было поэтапно в течение 1991-92 гг. преобразовано в СВР. Краснознаменный институт в 1994 году был преобразован в АВР. Все эти коренные структурные преобразования и целая цепь предательств в конце 80-х - начале 90-х годов, в том числе среди высокопоставленных руководящих сотрудников разведки, имевших допуск к самым широким и обобщенным сведениям в области разведывательной деятельности, привели к полной утрате актуальности и целесообразности отнесения к государственной тайне огромного массива информации и документов бывшего КГБ СССР, которые в соответствии с требованиями ст. 13 нового российского закона "О государственной тайне" подлежали обязательному формальному рассекречиванию в целях экономии бюджетных ресурсов на сокращении дорогостоящего хранения в государственных спецхранилищах.

Выявление еще советской контрразведкой Пигузова, бывшего секретаря парткома КПСС в Краснознаменном институте КГБ СССР, в качестве секретного агента ЦРУ и его осуждение законным советским судом за измену Родине в форме шпионажа к высшей мере наказания - расстрелу, уже тогда сделали очевидной широкомасштабную и систематическую расшифровку сотен сотрудников, прошедших через руки этого предателя, имевшего по должности доступ не только ко многим самым секретным обобщающим документам разведки, касающимся организации системы подготовки кадров для органов госбезопасности, но и к личным делам практически любого сотрудника тогдашней "Лесной" школы, содержащим полные и истинные установочные данные. Лично со мною Пигузов дважды предметно и углубленно общался (как того требовал Устав КПСС) - не по легендированным, а по истинным установочным данным - во время приема в кандидаты и в члены КПСС в 1986-87 годах в период моего обучения в КИ.

Можно было, конечно, надеяться на чудо, предполагая, что предателю не удалось передать противнику всю имевшуюся в его распоряжении секретную информацию и, в частности, касающуюся лично моей принадлежности к кадровому составу органов госбезопасности, но в деятельности специальных служб следует всегда предполагать самое худшее. Иначе - по наивности или преступной небрежности - можно сознательно поставить под удар за границей не только отдельного конкретного сотрудника, но и судьбу всей агентуры, с которой он работает, и перспективы всех оперативных мероприятий, в которых он принимает участие.

С партийными деятелями КПСС мне явно в жизни не повезло. Окончательная моя расшифровка в качестве кадрового сотрудника разведки перед западными контрразведывательными службами произошла в 1990-91 годах после предательства и перехода на сторону противника майора ПГУ Михаила Буткова (школьная фамилия "Батов"), находившегося в долгосрочной загранкомандировке в резидентуре КГБ СССР в Норвегии под журналистским прикрытием. Будучи в течение 3 лет секретарем партбюро курса в КИ КГБ СССР, Бутков по партийной должности также знал мои полные установочные данные (он лично дважды готовил и проверял мои партийные анкеты и характеристики), а также языковую специализацию и закрепление за управлением "С" (нелегальная разведка). Кроме того, он имел возможность собрать практически исчерпывающие сведения о личных качествах всех однокурсников по КИ КГБ СССР, позволяющих составить их психологические и профессиональные портреты. Бутков впоследствии попросил политического убежища в Великобритании и получил британское гражданство.

Надеяться на то, что именно меня, по каким-то неведомым причинам, Бутков - Батов не выдал норвежской и английской контрразведкам было бы верхом наивности. В любом случае, я не собирался рисковать ни собою, ни подлинными интересами государства и службы, а посему, еще будучи сотрудником Особого резерва КГБ и находясь в длительной загранкомандировке (как стипендиат французского правительства, проходя обучение в Национальной школе администрации при премьер-министре Франции), я инициативно подал рапорт об увольнении из разведки в запас, который был удовлетворен директором СВР в декабре 1992 года.

После этого я в частном порядке и вполне успешно стал заниматься международной консалтинговой и журналистской деятельностью, регулярно выезжая в командировки во Францию и Швейцарию. При этом, отсутствие прямых вербовочных подходов ко мне со стороны спецслужб стран НАТО во время моего нахождения за границей все эти годы, несмотря на мою очевидную расшифровку как бывшего сотрудника разведки, я воспринимал скорее как настораживающий, а не успокаивающий момент. Тем более, что по роду гражданских профессиональных занятий мне приходилось близко контактировать с крупными российскими бизнесменами и политиками, а также с управлением делами Президента РФ в такой деликатной сфере как деловое, банковское и медицинское обслуживание VIP в Швейцарии, что явно представляло интерес для западных спецслужб.

Чтобы исключить даже самую малую возможность принуждения меня к секретному сотрудничеству со стороны спецслужб противника, компрометируя на прошлой работе в кадровом составе КГБ СССР, мне была необходима полная и окончательная легализация моего увольнения из разведки, в том числе и перед иностранными партнерами. Такую возможность могло дать публичное получение диплома об окончании КИ КГБ СССР. Совершенно очевидно, что открытое наличие подобного документа (несекретного, уже давно устаревшего, но ясно и подлинно подтверждавшего прошлую связь с органами госбезопасности) на руках у бывшего сотрудника спецслужбы и его публичная демонстрация западным контрагентам в глазах любых специальных служб (включая и саму СВР) реально и окончательно ставило бы "крест" на самой возможности моего дальнейшего использования для любых специальных операций, что исключало и вероятность компрометации меня со стороны западных спецслужб, обвиняя в сокрытии факта принадлежности к советской разведке или даже просто в сообщении неполных или ложных данных при получении виз.


НАЧАЛО ИСТОРИИ С ДИПЛОМОМ КИ КГБ СССР


Именно с этой целью, я тихо и спокойно обратился с официальным письмом через ЦОС СВР к ее директору Трубникову в декабре 1997 года, по прошествии 5 лет после увольнения из разведки в запас и 10 лет после окончания КИ. Однако даже в самых смелых предположениях я не мог надеяться на ту публичную огласку, которую получит вся эта история, из-за исключительной глупости, на которую оказались способны чиновники-недоумки из управления кадров Ясенево. Столкнувшись с не совсем обычной ситуацией и вместо того, чтобы просто пригласить меня на личную беседу к руководству управления кадров СВР, дабы вдумчиво и основательно разобраться в сути вопроса, они бюрократически истолковали мое безобидное желание по ностальгическому обладанию старым чекистским документом как прямую угрозу своей безопасности и вошли в полный ступор, заведя простейшее дело в полные дебри.

Мое заявление неожиданно подействовало на кадровиков из СВР как красная тряпка на быка.  Мне ничего не оставалось, как только принять навязанную мне роль матадора и начать манипулировать потерявшими всякое ощущение реальности и буквально обезумевшими ясеневскими бюрократами, регулярно провоцируя их на очередной бестолковый шаг. Усилиями недоумков из СВР,  вопрос с дипломом из безобидного кадрового казуса постепенно превращался в идеологически-политический. Довольно скоро к этому локальному конфликту подключились сначала высшие надзирающие и контролирующие, а затем и судебные органы страны.  Когда история получила огласку в средствах массовой информации и особенно после прихода к власти бывших чекистов КГБ,  локальный конфликт с чиновниками-чекистами перерос в полномерное философское и идеологическое противостояние с гэбистско-совковым режимом.


СОКРАЩЕННАЯ ХРОНОЛОГИЯ КОНФЛИКТА
(полная хронология с документальными материалами дана на тематической страничке "Роман в письмах")

1997 год
- Декабрь По факсу, через отдел по связям с общественностью, направлен первый запрос директору СВР. По телефону получено подтверждение о получении запроса и о его переадресации соответствующим должностным лицам . Неоднократные попытки должностных лиц СВР давления по телефону с целью отказа от продолжения. 


1998 год
- Январь: Официальная письменная отписка за подписью Лыжина, повторный запрос в СВР
- Март: Официальный отказ на бланке за подписью Канторова
- Июнь: Подключение к делу Главной военной прокуратуры (жалоба)
- Июль: Повторный запрос в СВР на имя Трубникова
- Август: Официальный письменный отказ из ГВП
- Сентябрь:  Официальный письменный отказ на бланке из СВР, обжалование отказа ГВП
- Октябрь: Создание первого вэб-сайта (только заявочного)


1999 год
- Февраль: Повторный отказ из ГВП, обжалование отказа Генеральному прокурору
- Март: Информация из СВР о засекречивании диплома, запрос о его рассекречивании
- Март-Апрель: Интервью во французском еженедельнике, передача по РЕН-ТВ, создание вэб-сайта с публикацией всех документальных материалов (информация о публикациях на тематической страничке "Моя пресса")
- Май: Обращения в различные надзорные и контролирующие инстанции, письмо на радио "Свобода" и в другие средства массовой информации
- Июнь: Статья в газете "Сегодня", негласное возбуждение ГВП уголовного дела по факту разглашения гостайны, негласное расследование ФСБ, наружное наблюдение, прослушивание телефонных переговоров (полная хронология развития уголовного преследования на тематической страничке "Следствие ведут знатоки")
- Июль: Передача "Скандалы недели" по ТВ-6
- Август: Допросы в изоляторе ФСБ в Лефортово, обжалование этих действий в различных надзорных органах. Начало судебного обжалования действий СВР (полная хронология судебного обжалования на тематической страничке "Встать! Суд идет!")
- Сентябрь: Создание анархических сайтов СВР и ФСБ, публикации в Интернете и в газете "Известия", обжалование действий СВР в Мосгорсуде 
- Октябрь-декабрь Слушания в Мосгорсуде, незаконное затягивание процедуры судье Емышевой, негласное возбуждение второго уголовного производства в ФСБ


2000 год
- Январь-февраль: Принятие Мосгорсудом незаконных заочных решений в отсутствии жалующейся стороны   
- Март-апрель: Обжалование и отмена незаконно принятых решений, назначение новых слушаний, активная журналистская деятельность
- Май: Закрытые слушания в Мосгорсуде, вынесение незаконного решения по делу, публикация оппозиционных материалов, активизация мер негласного надзора со стороны ФСБ 
- Июнь: Обжалование решения Мосгорсуда в Верховном суде РФ, обнаружение факта негласного обыска в квартире
- Июль: Рассмотрение кассационной жалобы, вынесение очередного несправедливого решения, многочисленные жалобы на судью Емышеву, оставленные надзорными и контролирующими органами без принятия адекватных мер, активная журналистская деятельность на правозащитные и "шпионские" темы, продолжение негласных мер надзора со стороны ФСБ 
- Сентябрь-декабрь: Обжалование дела в порядке надзора, новые запросы в СВР, начало новой процедуры обжалования подзаконных актов КГБ СССР и СВР, журналистская деятельность, продолжение активных мер негласного надзора и разработки со стороны ФСБ, слушания в военной коллегии Верховного суда по первой инстанции жалобы на нормативные документы КГБ и СВР, вынесение несправедливого решения


2001 год
- Январь-февраль: Обжалование решения Верховного суда, незаконное затягивание процедуры, рассмотрение в кассационном порядке жалобы в Верховном суде
- Январь-июнь: Активизация негласной слежки ФСБ, прослушивания телефона, перлюстрации обычной и электронной корреспонденции и т.п.
- Июнь: Отъезд в вынужденную эмиграцию за рубеж, временное приостановление дальнейших судебных процедур в России
- Сентябрь: Публикация интервью в швейцарском еженедельнике "Эбдо"
- Октябрь: Начало написания французского варианта автобиографической книги


2002 год
- Январь-сентябрь: Открытое письмо Путину, оппозиционные статьи в Интернете
- Февраль: Начало официальной процедуры получения политического убежища на Западе

Итак, как видим, изначально простое и скромное кадровое дело, набирая обороты, постепенно переросло в "конфликт гражданина со специальной службой не на жизнь, а на смерть", получило яркий скандальный оттенок и неожиданно громкую публичную огласку, после опубликования переписки с СВР в Интернете, а затем и появления статей в газете "Сегодня" и во французском еженедельнике "Charlie hebdo", демонстрации репортажей в телевизионных программах "Военная тайна" на REN-TV и "Скандалы недели" на ТВ-6.

У меня даже появилась возможность получить имидж правозащитника, особенно после того, как одни скудоумные чиновники из СВР, в нарушение закона "О государственной тайне", по прошествии 12 лет вдруг решили засекретить мой диплом, а другие недоумки - из Главной военной прокуратуры - солидаризировались со своими коллегами-бюрократами из СВР и дошли в своей чиновничьей глупости до апофеоза - заведения в июне 1999 года первого "дутого" уголовного дела якобы по факту разглашения сведений, составляющих государственную тайну. Правда, это "дело" за отсутствием состава преступления было справедливо и естественно закрыто в сентябре 1999 года после предварительного расследования следственным управлением ФСБ РФ (в противном случае, пришлось бы привлекать к уголовной ответственности высокопоставленных сотрудников СВР, т.к. именно их официальные ответы легли в основу всех публичных материалов по этому "делу"). Не претендуя на какую-то исключительность и значимость, можно смело утверждать, что по глупости, неуклюжести и нежелательным для самих государственных ведомств последствиям действий слабоумных чиновников из СВР и ГВП данное "дело" по сути могло бы сравниться с недавним скандальным налетом на офисы холдинга "Медиа-мост" и арестом Гусинского.

Все это превзошло мои ожидания. Первоначальные скромные легализационные цели, которые я ставил перед собой в 1997 году, были достигнуты уже в конце 1998 года, а теперь - многократно превышены. Однако в процессе развития данного "конфликта" мне пришлось детально заниматься юридической стороной дела, и выяснилось довольно много интересных фактов, подробностей и деталей.

Документально установлено, что ведомственный ВУЗ (АВР) не проходил обязательного лицензирования и государственной аккредитации в Минобразования РФ, что делает его дальнейшее существование как учебного заведения и продолжение его образовательной деятельности уголовным преступлением. И хотя органы военной прокуратуры, проводившие неоднократные проверки по моим заявлениям, пока продолжают нарушать требования ст. 3 Уголовно-процессуального кодекса, обязывающие их завести уголовное дело по любому ставшему им известным факту нарушения закона, это не снимает ответственности за противоправные действия с директора СВР  как главы ведомства, которому подведомственен этот незарегистрированный надлежащим образом и подлежащий по закону ликвидации в судебном порядке ВУЗ. Факты грубого нарушения Академией внешней разведки и СВР действующего законодательства об образовании уже официально установлены в судебном разбирательстве в Мосгорсуде с подачи самих "разведчиков", которые в своем желании по гражданскому делу не выдавать мне диплом любой ценой, дошли в суде до совершенно абсурдных и лишенных элементарного здравого смысла самообвинений в совершении уголовных преступлений.

Кроме того, для обоснования законности нарушения моих прав и свобод СВР продолжает неправомерно и незаконно ссылаться на неопубликованный ведомственный подзаконный акт (секретный Устав КИ, утвержденный секретным приказом председателя КГБ СССР от 06.06.86. № 0095), устанавливавший в КИ общие правила и нормы, ограничивавший права и вводивший дополнительные обязанности для различных контингентов работавших и обучавшихся в данном ведомственном ВУЗе).

Однако, согласно принятому еще в советский период заключению № 12 (2-12) от 29 ноября 1990 года Комитета конституционного контроля СССР: "1. Опубликование… нормативных актов, касающихся прав, свобод и обязанностей граждан, то есть доведение их тем или иным способом до всеобщего сведения, является обязательным условием применения этих актов… 2. …ранее принятые, но не опубликованные нормативные акты, касающиеся прав, свобод и обязанностей граждан, подлежат опубликованию соответствующими государственными органами в трехмесячный срок со дня принятия настоящего Заключения. Акты, которые не будут опубликованы, по истечении этого срока утрачивают силу".

Вышеуказанные ведомственные секретные нормативные документы КИ и КГБ СССР опубликованы не были до настоящего момента и утратили силу еще 1 марта 1991 года. В отношении выдачи документов об образовании ВУЗами СССР (включая специальные и закрытые ВУЗы системы КГБ СССР) безусловно действовали только положения ст. 44 Основ законодательства Союза ССР и союзных республик о народном образовании, которые исключали всякий отказ от выдачи этих документов на руки выпускникам ВУЗов или возможность их засекречивания и хранения в ведомственных архивах. Эти права выпускников не были ограничены и принятым впоследствии федеральным законом РФ "Об образовании", а обязанности ВУЗов по выдаче документов об образовании даже были усилены и детализированы (см. преамбулу и ст. 27 закона).

СВР неоднократно ссылалась в своем отказе также на более поздние, уже российские неопубликованные секретные подзаконные акты (Указ № 1999-с от 17.10.94. президента РФ и принятый позднее Устав АВР), не имеющие прямого юридического значения для моих правоотношений с КИ КГБ СССР, возникших до принятия этих подзаконных актов, но также устанавливающие общие правила и нормы в отношении различных категорий работников и слушателей АВР, т.е. затрагивающие права, свободы и обязанности граждан (в соответствии с требованиями к Уставу образовательного учреждения по диспозициями п. 5-з и п. 8 ст. 13 федерального закона от 13.01.96. № 12-ФЗ "Об образовании"). Однако, в соответствии с п. 3 ст. 15 новой российской Конституции: "…любые нормативные правовые акты, затрагивающие права, свободы и обязанности человека и гражданина, не могут применяться, если они не опубликованы официально для всеобщего сведения".

Таким образом, принятое по первой инстанции, в нарушение ст. 120 Конституции РФ, в пользу СВР 22 мая 2000 года незаконное (основанное на вышеуказанных не имеющих юридическую силу подзаконных актах, противоречащих ясным и прямым нормам законов) судебное решение коллегии по гражданским делам Мосгорсуда под председательством судьи Емышевой подлежит безусловной отмене в кассационном порядке Верховным судом РФ и, во всяком случае, Конституционным судом РФ. Те же нормы в отношении обязательности публикации любых нормативных документов, устанавливающих дополнительные обязанности и ограничивающих законные права и свободы граждан, действуют и в международном праве (см., в частности, итоговые документы Венской встречи 1989 года и Копенгагенского совещания Конференции по человеческому измерению ОБСЕ 1990 года). Общепризнанные принципы и нормы международного права, в соответствии с п. 4 ст. 15 Конституции РФ, являются составной частью российской правовой системы, причем ее приоритетной частью, что дает чрезвычайно большие судебные перспективы в мою пользу при рассмотрении дела не только в высших российских, но и в международных судебных инстанциях.

Было совершенно очевидно, что руководству СВР следовало остановить дальнейшее развитие этого абсурда и данными ему по закону полномочиями принять честное и волевое решение, достойное руководителя серьезного российского ведомства и просто мужчины, отменив незаконные решения по необоснованному засекречиванию несекретного документа в марте 1999 года, по неправомерному и необоснованному отказу в рассмотрении моего запроса о таком рассекречивании в июне и августе 1999 года. Однако, ни бывший директор СВР Трубников, перешедший на дипломатическую работу по протекции своего патрона Примакова, ни его преемник на посту руководителя российской разведслужбы Лебедев на такой простой и мужественный поступок оказались не способны.

По закону у них были полномочия и даже обязательство в связи с изменившимися обстоятельствами снять давно устаревший гриф секретности с приложения к диплому (выписки из зачетных и экзаменационных ведомостей), в котором содержатся лишь названия специальных дисциплин, и так уже давно известные каждому школьнику по многочисленным публикациям в открытой печати бывших руководителей разведки, включая ректора АВР Грибина. У директора СВР было право (в том числе и на основании ст. 18 закона "О внешней разведке"), не дожидаясь новых судебных разбирательств, принять решение о выдаче диплома. Но российские чиновники  не воспользовались своим правом и не исполнили своих обязанностей во благо личности, как это предусматривается статьей 2 Конституции РФ.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ.

Лично мне в этом деле терять было абсолютно нечего: поставленные первоначальные цели мною уже давно были достигнуты (с активным участием недалеких подчиненных Трубникова и Лебедева), у меня было много свободного времени, я не являлся должностным лицом, не состоял на государственной службе, не занимал высокопоставленных постов, продвижение по службе или благосостояние моих родственников и мое собственное не зависело никоим образом от исхода данного дела. Я даже не тратил на эту тяжбу нервных клеток, так как давно перестал к ней относиться как к значимому личному делу. Не слишком меня пугала и возможность совершения  должностными лицами СВР, ФСБ и других государственных органов противоправных и преступных действий (вроде  неоднократных выявленных негласных проникновений в мое жилище, предположительно с целью последующей компрометации на якобы совершенных мною уголовных преступлениях - хранении наркотиков, оружия и боеприпасов, занятии незаконными промыслами и т.п., о чем я уже ставил в известность компетентные органы). Для меня теперь эта тяжба - дело сугубо юридического, гражданского принципа и элементарного здравого смысла.

Многие друзья неоднократно упрекали меня в некоторой пассивности позиции, позволявшей время от времени моим противникам одерживать тактические победы в этом административном и судебном соревновании. Конечно, еще Уинстон Черчилль говорил: "Пока правда еще только обувается, ложь уже заканчивает кругосветное путешествие". И действительно, правде следовало бы сразу надевать семимильные сапоги, чтобы не позволить лжи обогнать ее. Но, так или иначе, будучи убежденным, что все тайное рано или поздно становится явным, я всегда подчеркивал, что формальное получение пусть даже очень важной, но все же бумажки не являлось для меня самоцелью в данной тяжбе.

Своей стратегической сверхзадачей (по Станиславскому) я считал необходимость дать возможность  недалеким и упивающимся своей безнаказанностью российским чиновникам самим, лишний раз,  прилюдно и откровенно показать на данном конкретном примере, как, под завесой мнимой секретности и лжи, спецслужбы России творят административный произвол и беспредел.

Доблестные гэбисты из Ясенева, судя по ностальгически-патетическим заявлениям, регулярно появляющимся к праздничным чекистским датам, претендуют на некую историческую преемственность, якобы высоко неся знамя создателей этого ведомства с сомнительной репутацией и будто бы чтя высочайшие требования первого председателя ВЧК Ф.Э. Дзержинского к моральному облику оперсостава (горячее сердце, холодная голова, чистые руки и т.п.). Уверен, что "железный" Феликс не раз уже перевернулся в своей могиле на Красной площади, когда его наследники из СВР, не моргнув глазом, публично врали не только своему руководству, но и формально надзирающим прокурорам и судьям.  Высокие слова "доблесть" и "честь", претенциозно начертанные на гербе современного шпионского ведомства Российской федерации,  явно понимаются нынешними гэбистами каким-то особым, одним им ведомым способом, позволяющим совершенно удивительно сочетать высокопарные патриотические претензии с откровенной подлостью, неприкрытой ложью и отвратительной низостью реальных поступков. Правильнее было бы связывать традиции и дух, царящие в наши дни за бетонным забором в Ясеневе, с идейным гулаговским наследием кровавых сталинских наркомов Ежова и Берия. Если именно такие "рыцари" без страха и упрека, а точнее сказать - без чести и совести, убогие гомо-советикусы,  шариковы и швондеры, якобы стоят на защите государственных интересов России за рубежом.

Служба внешней разведки не является хозяйствующим субъектом, и выставить обоснованный многолетний конфликт гражданина с федеральным органом исполнительной власти, как это делали в Кремле в отношении НТВ, ТВ-6, Газпрома или нефтяных компаний, не удастся - СВР прямо подчинена Главе государства. А посему отсутствие адекватной личной реакции  Владимира Путина, как прямого вышестоящего начальника и верховного главнокомандующего вооруженными силами, на наглое  и систематическое нарушение нижестоящими чиновниками из СВР закрепленных ст.2 Конституции и ст. 27 федерального закона "Об образовании" прав и свобод тысяч граждан, служивших и служащих в этом ведомстве, может свидетельствовать о том, что президент, на имя которого неоднократно поступали аргументированные обращения о принятии соответствующих и находящихся в его прямой компетенции мер административного воздействия, оставленные без необходимых последствий, солидарен со своими подчиненными из закрытой для общественного контроля структуры, с которой он знаком изнутри и выходцем из которой является. Это также говорит о том, что сила пресловутой вертикали исполнительной власти используется Путиным исключительно для сведения счетов с неугодными региональными лидерами, а на прямо подчиненных ему федеральных чиновников не распространяется. Система двойных стандартов в "наведении порядка" и в "верховенстве федеральных законов" очевидно стала в России нормой.

По сути систематических незаконных административных, прокурорских и судебных решений всех уровней, вынесенных по данному делу, оно является абсолютно знаковым и стоит в одном ряду с другими сфабрикованными делами последних лет (Пасько, Никитина, Сутягина, Моисеева, Поупа и т.п.), хотя формальный повод и внешняя сторона этой истории (получение безобидного чекистского диплома) многим сторонним свидетелям поначалу  казался просто смехотворным. Но в том-то и дело, что именно ничтожность требуемой у СВР гэбэшной бумажки по сравнению с могучим арсеналом административных ресурсов, открытых и негласных способов давления, задействованным в ответ российским секретным сообществом, выявили всю серьезность проблем, наглядно показав, какой реальный уровень опасности для общества представляют бесконтрольные спецслужбы, откровенно попирающие действующую Конституцию страны, международные нормы права, общепризнанные права и свободы граждан, безнаказанно скрывающие свои грязные дела за мутным щитом произвольно понимаемой ими ведомственной целесообразности и совершенно извращенной секретности. И все это - при попустительстве или недееспособности прокурорско-судебного корпуса, политически и материально полностью зависимого от установившегося в России цинично-полицейского режима авторитарно-имперской исполнительной власти .

Учитывая развязывание в стране, в атмосфере большевистской нетерпимости к любому инакомыслию, истерической кампании шпиономании с целой чередой постыдных уголовных процессов в сталинистском стиле против правозащитников, журналистов и научных работников, а также исходя из того, что должностные лица специальных служб России явно перешли границы дозволенности,  неоднократно пытаясь за последние три года воздействовать конкретно на меня неправовыми методами, включая незаконное наружное наблюдение, постоянную перлюстрацию обычной и электронной почты, неоднократные негласные обыски и выемки документов, фабрикацию подложных документов и уголовных дел, я, фактически уже находясь с июня 2001 года в вынужденной эмиграции за рубежом, начал в феврале 2002 года процедуру получения на Западе политического убежища от репрессий  российской правоохранительной системы, произвольно и незаконно использующей служебные полномочия для давления на правозащитников при полном попустительстве или даже по заказу руководящих, надзирающих, контролирующих и судебных органов всех уровней, включая президента Путина.

В декабре 2004 года вышеуказанная процедура, занявшая почти 3 года, полностью завершилась в самом положительном для меня ключе. Все, кто знаком с существующей на Западе практикой предоставления убежища, поймут, что уже только один факт такого положительного решения в моем случае прежде всего говорит о всей абсурдности ситуации, в которую поставили меня и всю страну современные последователи Железного Феликса.

В любом случае, я намерен продолжать активную правозащитную деятельность за границей, используя все доступные возможности для достижения справедливости и для демонстрации международному общественному мнению не экспортного приукрашенного варианта российской действительности, который Путин целеустремленно пытается навязать западным партнерам во время официальных визитов, а реального положения дел в Российской федерации, которая все более необоснованно претендует на высокое звание правового и цивилизованного государства.
_________________________________________


Семейное совокупление в закрытом кругу порождает дебилов и даунов.

Теперь лишний раз на практике доказано, что любая авторитарная диктатура способствует катастрофическому и безвозвратному понижению общего интеллектуального и профессионального уровня всех её составляющих.

Поскольку, в отсутствие всякой критики и реальной конкуренции, первое лицо всегда и безвозвратно дуреет само собой. Поскольку главным критерием отбора кадров на повышение и руководство является не наилучшее соответствие деловым требованиям, а банальная личная преданность одуревшему кремлёвскому (лубянскому или ясеневскому) пахану. Преданные (потому что замазанные общей воровской и жульнической деятельностью) Путину, чекистской хунте и кооперативу "Озеро" идиоты заменили собой профессионалов на всех этажах чиновной вертикали, в том числе на Лубянке и в Ясенево.

Если при явно одуревшем Путине стали заметно чаще падать самолёты, вертолёты и ракеты, чаще тонуть корабли и подводные лодки, чаще случаться техногенные катастрофы, при которых определяющим фактором риска является фактор человеческой некомпетентности, то почему сия чаша должна была минуть его специальные службы – разведку и контрразведку? Которые должны были правильно и дальновидно просчитать выгоды и потери от истории со Сноуденом, но не предусмотрели и не просчитали.

Только непосвящённые обыватели и непросвещённые дилетанты считают, что в разведку и контрразведку отбирают самых лучших. Это – благоглупость. Высокие интеллектуалы в разведке и контрразведке всегда были скорее исключением, чем правилом. Хотя прикормленные спецслужбами писаки, сценаристы, журналисты и режиссёры сознательно распространяли выгодный чекистам миф о мнимой чекистской исключительности, опираясь на очень редкие исключения из чекистских правил, только подтверждающие эти правила об общей серости чекистов. Недаром в ГБ-ЧК так любили носить серые костюмы, ставшие понятием нарицательным.

И раньше, при Берии и Андропове, на весьма специфическую службу в ЧК брали не столько свободно мыслящих и высоко талантливых, сколько идейно преданных и надёжных. Крепкий середнячок, весьма относительно владеющий не только иностранным, но и русским языком, считался лучшим оперативным кадром, чем заумный, думающий, философствующий и вечно сомневающийся интеллигент-перфекционист, говорящий на нескольких языках как на родном и много читавший иностранной литературы в оригинале. После захвата власти чекистской путинской хунтой в разведку и контрразведку стали тупо брать уже просто преданных дебильному режиму. Проблема для путинского режима заключалась в том, что в таких условиях почти не осталось профессионалов, а только дебилы с отмороженными ушами.
 


Шпионский диплом как способ выявления ясеневского идиотизма и басманного правосудия.

Если кто-то считает, что проблема вырождения и дебилизации государственной системы в России и в её спецслужбах возникла в нынешнем 2013 году в связи с делом Сноудена, он сильно ошибается. Идиотизм поздне-ельцинских и ранне-путинских спецслужб был выявлен лично мною в ходе значительно меньшего сноуденовского по масштабу, но всё-таки довольно смертельного номера, практического судебного эксперимента в 1997-2001 годах по поводу получения якобы секретного диплома шпионской школы – Краснознамённого института (так называемой академии внешней разведки).

Истории, выявившей задолго до нынешнего прокола со Сноуденом полный идиотизм руководящего состава российских спецслужб. Истории, выявившей задолго до процессов Ходорковского, Пусси-Райот и Навального, до "Болотного дела", продажность и нелегитимность российской системы судопроизводства и так называемого прокурорского надзора за законностью. Когда термина "басманное правосудие" ещё не было, а сам феномен уже был.

Почти никого из российских журналистов и совершенно никого из российских "правозащитников" мой казус не заинтересовал в то время, как не интересует и по сей день, хотя правильность всех моих выводов, сделанных в ходе многочисленных судебных процессов с СВР, о системной болезни российской системы правосудия и всего государства была многократно подтверждена более громкими делами.
 
Мои предсказания стали пророческими. Но защита социальных прав шпионов почти никого не волновала, даже если в её ходе высвечивались все язвы нашего государства и его специальных служб, на которые потом, как на грабли, мы наступали много раз и продолжаем тупо наступать.



В нашем безнадёжном деле самое главное – вовремя сделать ноги.

После четырёх лет борьбы в одиночку с ветряными мельницами, без надлежащей поддержки СМИ и не существовавшего в России гражданского общества, мои шансы на победу против российской внешней разведки (СВР) и контрразведки (ФСБ), путинской чиновной, правоохранительной, правонадзирательной и судебной системы были ничтожны. И, как реалистически мыслящему индивиду, мне пришлось уехать из России. Как Гарри Каспарову – чемпиону мира по шахматам, вынужденному переселиться из путинского режима в американский Нью-Йорк.

Но не как Сноудену, тайно сбежавшему из несвободной Америки – до начала судебной битвы в своей стране и сразу рассчитывая на помощь иностранных спецслужб. А вынужденно. Когда ничего другого, кроме путинской тюрьмы, меня не ждало. Когда путинская система уже вяло, но неуклонно готовилась сажать меня в тюрьму грязными и кровами руками Лубянки, последовательно возбудив три уголовных дела о мнимом разглашении государственной тайны, в том числе по факту моих нашумевших статей "Академия внешней разведки: кузница кадров или отрыжка совкового прошлого?" и "Дом, который построил Штирлиц".

Надо отдать должное лубянским чекистам, в начале они повели себя вполне корректно и откровенно фабриковать дел не стали. Они, под давлением руководства внешней разведки, их формально завели, но потом закрыли за отсутствием события и состава преступления. Их особого геройства в этом, конечно, не было. Просто сказались давнишняя неприязнь и война разведки с контрразведкой. Кроме того, я так хитро построил защиту, втянув глупое ясеневское руководство в историю с дипломом в нужном и выгодном мне ключе, что если бы чекисты вознамерились меня сажать, вместе со мной пришлось бы посадить пару-тройку генералов из Ясенева. И первые уголовные дела Лубянка спустила на тормозах.

Против меня лубянские чекисты стали готовить что-то иное – типа обвинения якобы в неуплате каких-нибудь налогов или ещё какой-нибудь придуманной "бытовой" грязи (мало ли поводов может придумать изощрённый чекистский ум): чтобы и меня посадить, и коллег из Ясенева не заляпать грязью. Когда мне это стало очевидным, по наличию почти ежедневного наружного наблюдения (слежки), выбора не оставалось.

Но в отличие от Сноудена, в вынужденную эмиграцию во Францию я уехал без четырёх ноутбуков с совсекретной информацией для потенциальной продажи иностранным врагам. Зато с нормальной многократной визой и законным правом пребывания на территории Французской республики, а не в транзитной зоне парижского аэропорта имени Шарля де Голля.

В предоставлении статуса политического беженца мне, бывшему советскому шпиону, тогдашними французскими властями, взасос целовавшимися с диктатором Путиным, было первоначально отказано после чуть не года ожидания. Процедура обжалования растянулась ещё на два долгие года. Хотя я и жил в своей собственной скромной квартире, но без права на работу и без средств для комфортного существования, а не в транзитной зоне, я всё же на своей шкуре знаю, что сейчас должен испытывать брошенный всеми шпион Сноуден.

Больше того. В случае его принудительной высылки на родину, ему грозит нормальный американский суд, а мне грозила экстрадиция в путинскую Россию и "басманное правосудие" с обвинением, как Игоря Сутягина и многих других невинно и незаконно осуждённых, в несуществующем разглашении государственной тайны. А это – не "двушечка" как Пуссям или "пятёрочка" как Навальному, а как минимум "десяточка", а то и "пятнашка".
 


Шпион, который пришёл с холода.

Возможно, если бы я предложил свои шпионские услуги французским или американским спецслужбам, вопрос с предоставлением статуса беженца решился бы быстро и положительно. Но в отличие от Сноудена, у меня больших иллюзий и надежд на призрачную помощь западных спецслужб, формальных противниц СФР и ФСБ, изначально не было.

Давно и безвозвратно ушла в прошлое далёкая и благодатная эпоха "холодной войны", когда простого желания остаться на Западе, в пику СССР и КГБ, как в показательном случае Эдуарда Савенко (литературный псевдоним "Лимонов"), было достаточно для автоматического получения не только статуса политбеженца, но и гражданства, солидной материальной поддержки, помощи в обустройстве на новом месте, получении приличной работы.

Сотрудники Французского офиса беженцев и апатридов (ОФПРА) не верили в реальность моей романтической истории с многолетней судебной тяжбой по поводу чекистского диплома КГБ, так как не могли себе представить такого пещерного дебилизма российского государства и наших доблестных чекистов. Они были склонны подозревать меня в лучшем случае в мифотворчестве, в худшем – в попытке экстравагантной шпионской легализации и нового закрепления во Франции под анекдотическим предлогом. Как в романах Джона лё Каррэ про шпионов, пришедших с холода.

Случай с Савенко-Лимоновым, его возвращением в Россию, идеологическим разворотом на 180 градусов, переходом с критики СССР и КПСС на крайние, коммунистические, левацко-экстремистские позиции и превращением в ярого противника тех западных стран, которые раньше ему давали убежище (США) и гражданство (Франция), не способствовал на Западе укреплению доверия к оппозиционерам, выходцам из России.

В моём шпионском случае, в начальные годы раннего Путина официальные французские власти, заигрывавшие с ним в псевдоэкономические игры и даже в сотрудничество спецслужб в так называемой всемирной войне против международного терроризма после 11 сентября 2001 года, были поставлены примерно в то же патовое положение, что и нынешний путинский режим со Сноуденом и "другом Бараком": и выдать меня вроде было не вполне удобно, и обидеть "друга Владимира" не хотелось.

Особенно в высшей мере тщеславному президенту Жаку Шираку (впоследствии уголовно осуждённому за старые электоральные махинации и незаконное партийное финансирование), который возвёл бывшего опера контрразведки советского КГБ в высшее достоинство Ордена Почётного легиона, в обмен за то, что Путин сделал его кавалером ордена Андрея Первозванного первой степени.

Французские иммиграционные чиновники, находящиеся в патовой ситуации, умышленно и даже незаконно затягивали мою процедуру прошения статуса беженца, надеясь на то, что у меня не хватит выдержки, морально-психологической устойчивости, собственных денег (по тогдашнему закону иностранным просителям не разрешалось работать, как это делается сейчас). И я, от безысходности и волокиты, или сам куда-нибудь уеду (у меня тогда была открытая многолетняя и многократная виза в США), или наложу на себя руки, как это сделал, по моему глубокому убеждению, в Голландии нацбол и другорос Александр Долматов (родственникам и близким которого я выражаю свои искренние соболезнования).

В 2003-2004 годах уже многим на Западе стало понятно, что такое Путин и путинский режим. И постепенно переменилось отношение к беглецам из России в положительную сторону. И я добился получения статуса беженца через двухлетнюю процедуру обжалования, добился окончательно в феврале 2005 года – с ретроактивным (с эффектом обратной силы) признанием статуса начиная с июня 2001 года, то есть с момента первоначального законного пересечения границы Франции. Но, даже после формального признания законности моего статуса в полном объеме и со всеми вытекающими правами, подозрительное отношение многих чиновников ко мне как к бывшему шпиону даёт о себе знать и по сей день. Чего пока ещё до конца не осознал Сноуден.

Я это лишний раз практически почувствовал на своей шкуре в 2009 году, когда, смеху ради, воспользовался рекомендацией одного моего безрассудного приятеля-однокурсника по Национальной школе администрации (ЭНА) при премьер-министре Франции и поступил на внештатную работу в русскоязычную команду телевизионного канала "Евроньюс", располагавшегося в живописном пригороде Лиона Экюли. Безрассудным советом потому, что "Евроньюс" является четвёртым по значимости международным шпионским гнездом во Франции после парижских штаб-квартир ЮНЕСКО и ОЭСР и европейской штаб-квартиры Интерпола-Европола в Лионе.

Всей своей бывшей шпионской шкурой я физически ощущал напряжение, возникшее при моём там появлении как у резидентур российской и украинской внешних разведок, белорусского КГБ, так и у разведточек ЦРУ, МОССАДа, МИ-6, БНД и прочих шпионских ведомств, операми и агентами которых кишмя-кишела эта якобы чисто тележурналистская компания. Кроме того, было очевидно, что моё нежелательное присутствие ломало и давно отлаженные схемы оперативно-агентурной разработки всех этих многочисленных иностранных шпионов местной французской контрразведкой (ДСТ-ДСРИ), которую моё несанкционированное появление в шпионском логове явно застигло врасплох.

Несмотря на все подпольные войны, спецслужбы всего мира обладают корпоративной солидарностью. Не мудрено, что ко всеобщей радости и по молчаливому согласию моих французских нанимателей, иностранных разведывательных и местных контрразведывательных служб, меня оттуда тихой сапой оттерли через четыре месяца, несмотря на мой 14-летний и богатый опыт тележурналистики в Гостелерадио СССР и ВГТРК, на многолетнюю хроническую нехватку русскоязычных профессиональных кадров, имеющих законное право постоянного проживания и официальной работы во Франции, которая наблюдается и по сей день, и в отсутствие каких бы то ни было претензий к моей работе с точки зрения профессиональной тележурналистики.

Это произошло ещё и потому, что, на самом деле, и я сам, посмотрев на неё изнутри, не сильно желал продолжения сотрудничества с глубоко разочаровавшей меня телекомпанией.
 
Которая – с подлинно журналистской колокольни глядя – имела столь же мало прямого и истинного отношения к настоящему международному телевидению, как и так называемая "разведточка" КГБ в Дрездене, где в своё время подвизался провинциальный чекист Путин, к настоящей внешней разведке.

Но для меня, тридцать пять лет профессионально занимающегося международными отношениями, экономикой, разведкой, журналистикой и лингвистикой, имеющего три диплома самых элитарных высших школ, ощущающего себя за границей, как рыба в воде, имеющего давнюю психологическую закалку, прошедшего многоуровневый, жёсткий, кадровый отбор в КГБ, во внешнюю и в нелегальную разведку, специальную шпионскую подготовку на морально-психологическую устойчивость в условиях подпольной нелегальной работы, такие испытания не оказывали и не оказывают критически негативного воздействия. Скорее наоборот: борьба и противостояние для меня, по складу характера, являются факторами положительными и мобилизующими психологические и интеллектуальные резервы.

Но большинство людей к подобным тяжелым морально-психологическим испытаниям не готово. И общая атмосфера жизни в вынужденной эмиграции им знакома плохо. Как была плохо знакома гику и хакеру Сноудену, привыкшему к комфортной и размеренной американской жизни. Как она плохо знакома многим выходцам из современной России, даже неоднократно бывавшим за границей, которые, тем не менее, не могут предвидеть и понять очевидной разницы поверхностного взгляда на заграницу туриста и реальности повседневной и долгосрочной жизни за рубежом в вынужденной эмиграции в полном или почти полном отрыве от родственников и друзей.
 


Иллюзии смертельно опасны.

И сейчас, при всем резко негативном отношении западной общественности к путинскому режиму, российским оппозиционерам не стоит строить иллюзий и надеяться на то, что в случае больших проблем их встретят на Западе с распростертыми объятиями.

Многие, если не большинство из просящих в Европе убежище людей, и не только россиян, искренне и наивно считают, что западные официальные организации, вроде ОФПРА, профессионально занятые рассмотрением их прошений, являются их системными союзниками в борьбе с несправедливостью, за свободу, демократию и права человека. Чаще всего полное сотрудничество и откровенность просителей используется этими организациями не для наивно ожидаемой и формально декларируемой помощи гонимым, а для лучшего чиновного обоснования отказа в предоставлении им статуса беженца.

Иностранные просители не знают, что у всех подобных западных государственных специализированных организаций есть большой план отказов и экстрадиций и мизерная годовая квота разрешений. И это плановое, чиновное хозяйство работает намного эффективнее советского Госплана, цинично и автоматически штампуя многие тысячи отказов в год. Уже давно нормой является именно почти автоматический отказ, а предоставление статуса беженца – весьма редким исключением из правил.

Практически ни одна страна в мире давно уже не соблюдает ни букву, ни дух Международной Женевской конвенции об апатридах и беженцах 1951 года. Но ни одна страна и не способна честно в этом признаться или официально отозвать свою подпись под этим обязывающим её международным документом.


Москва, Париж, Лозанна, 1997-2015 годы.