Судьба Элизы Христиани

   Каждый раз, слыша гимн Лиги чемпионов Европы по футболу, я вспоминаю, что в его основе – лейтмотив «Коронации» Генделя и что в 1847-49 годах эту потрясающую мелодию впервые исполняла на берегах Ангары и Лены великая, но, к сожалению, забытая виолончелистка Элиза Христиани!
Брокгауз и Ефрон назвали её в своей энциклопедии «виртуозкой виолончели». Годы жизни 1822-1853. Место смерти – Тобольск. А по другим данным - Камчатка. Но Элиза Христиани умерла в Якутске в 1849-м. Как это произошло, узнаете в конце этой новеллы.

КОНЦЕРТ В ПЕТЕРБУРГЕ
Конец лета 1847 года. У зала Дворянского собрания Петербурга цокот копыт, храп лошадей. Дама в шляпе из страусиных перьев выходит из кареты. Её приезд вызывает аплодисменты, возгласы, колыханье вееров.
- К чему ажиотаж до срока? – удивляется выпускник лицея Василий Муравьёв. Он, как и его друг, в новом офицерском мундире.
- Чем она известна? - спрашивает Бернгард Струве.
- Говорят, знаемнитость из Парижа, - говорит Василий, - Ей двадцать лет. Как раз нам пара!
- Нам - да, но достойна ли этого зала? – усмехается друг.
- Ещё как! Вон, видишь, сидят Даргомыжский и Глинка.
- Да, они просто так не придут, - соглашается Бернгард.
Конферансье объявляет:
- После успешных концертов в Париже, Вене, Берлине, Лейпциге, Гамбурге впервые в Петербурге - виртуозка виолончели Элиза Христиани!
На сцену выходит блондинка в красном платье. Обнажённые до плеч сильные руки легко несут большую виолончель. В зале – вежливые аплодисменты. Более горячий приём нужно заслужить. Друзья улыбаются друг другу, мол, в таком наряде она ещё краше.

Их поразили «Пассакалья» и «Коронация» Генделя. А когда она исполнила "Песню без слов" Мендельсона, которую композитор посвятил ей, Василий выбежал на улицу за цветами. После окончания концерта они за кулисами преподносят ей букет.
- Очарованы вашей игрой. Едем в Иркутск, где будем без музыки.
- Спасибо за цветы. А где этот Иркутск?

- В Сибири, у Байкала. Месяц езды.
- Боже! Как можно без музыки? Приходите послушать ещё.
- Василий сможет, а мне выезжать завтра, - говорит Бернгард.
- Знаете, - говорит Василий, - отец Бернгарда - директор Пулковской обсерватории, он мог бы показать вам звёзды.
- Но ничего, - усмехается Бернгард, - если поедете в Сибирь, зимними ночами оно такое ясное, а звёзды такие яркие, что ослепят без телескопа.

ПУТЬ В СИБИРЬ
Услужливые сплетницы донесли Элизе, что Василий знатного рода, в котором есть генералы, герои Бородинской битвы, покорители Парижа. Но есть и мятежники, вышедшие против царя в 1825 году. Элиза не знала о восстании, она родилась позже. Но согласилась поехать, так как ей понравился Базиль. Так она стала звать его. Узнав о решении Элизы, генерал-губернатор Муравьёв оформил ей разрешение. И осенью 1847 года они выехали в Иркутск.
- Вот наш дормез, - говорит Василий, - В нём можно спать. Он пристёгивает сзади футляр виолончели, стелет Элизе постель.
За Уралом начались морозы. Однажды она проснулась и увидела, что он накрыл своей дохой и дремлет сидя, кутая озябшие руки. Элиза пригласила лечь рядом. Так они стали спать вместе. И их пробила любовная искра. Пошли ласки, поцелуи.

Как-то ей почудилось, будто они в любовном крещендо возносятся ввысь. А оказалось, на Суксунском спуске дормез врезался во встречную тройку. Шесть лошадей, ржущие и бьющие друг друга копытами, катились вниз, запутавшись в вожжах, дугах, оглоблях. Дормез перевернулся и разбился. Пассажиры встречной тройки бросились к дормезу и застали молодых в объятьях. Первое, что сделала Элиза, встала в ночной рубашке и, открыв футляр, воскликнула: «Инструмент цел!»

Василий крикнул людям: «Чего уставились? Как вам не стыдно?» Все засмеялись. И тут он увидел, что дормез повис на краю обрыва. Ещё чуть, и они бы улетели вниз вслед за лошадьми.
В Тобольске дормез переставили на полозья, утеплив кошмой. Дальнейшее путешествие стало более мягким без тряски. В Иркутске их встретил Бернгард Струве и сразу понял, что их «пробила искра».

ИРКУТСК-БАЙКАЛ-КЯХТА
Элиза, едва отойдя от стужи, достала виолончель. Струны не лопнули от мороза. Она поднастроила их и начала играть.
Василий и Бернгард, как адъютанты, жили на первом этаже дома генерал-губернатора, на берегу Ангары. Они сопровождали его, выезжая в окрестные сёла. Элизе поселили на третьем этаже, где она спала и играла на виолончели.

Элизу очаровали Иркутск и Ангара. Город показался милым, уютным. Удивило гостеприимство простых сибиряков и множество людей, говорящих по-французски. Особо ей понравилось в доме Волконских, где их дочь Нелли назвала её голос виолончельным.
- «Боже, как здесь хорошо! – сказала она Василию, - Но я всё вспоминаю дормез. Как прекрасно мы ехали в нём!» Василия как раз посылали в Монголию, и он взял её с собой. Паром через Байкал, заснеженные скалы над ним, долина Селенги. А у них – объятия, ласки. В пути они решили пожениться.

Пока Василий ездил в Ургу, куда её не пустили пограничники, она жила у купцов Сабашниковых и дала несколько концертов в Кяхте. На обратном пути Элиза играла в Селенгинске, Верхнеудинске. Концерты прошли в домах Бестужевых и Курбатова.
Вернувшись в Иркутск, Василий один поехал на Байкал и 13 января 1849 года погиб. Элиза хотела уехать на родину, но Муравьёва предложила переждать морозы и выехать весной.

После месяцев траура Элиза возобновила игру на виолончели. Чтобы отвлечь её от горя, жена Муравьёва предложила ей дать концерт в дворянском собрании Иркутска. Аккомпанировал начальник штаба войск генерал Бронислав Кукель, друг Бестужевых и других декабристов. Он удивил публику яркой игрой на рояле.
Главную виновницу успеха упросили дать ещё несколько концертов. Весной Муравьёвы стали готовиться к путешествию на Камчатку. Катрин однажды вздохнула:
- Как же трудно будет мне, женщине, среди мужчин.
Услышав это, Элиза задумалась и предложила свои услуги.

- Вася для нас был как сын, а после его гибели ты стала для нас как дочь. Я очень рада твоему решению поехать с нами.
- Хочу пройти путь, в котором могла быть рядом с Базилем.
Катрин растрогалась и рассказала о знакомстве с мужем.

- Николай Николаевич прибыл на мою родину, в Лотарингию, с Кавказа. Рука перебинтована, но он стойко переносил боль. Меня поразили его изысканные манеры, великолепный французский язык, остроумие. Выздоровев, он начал танцевать кадриль. По пять раз за вечер! Уезжая в Россию, он попросил разрешения писать. Я думала, из вежливости. Уедет – забудет. Но он стал писать и через год пригласил в Россию.

Пошла к гадалке Ленорман. Она предсказала императорство Наполеону, когда тот был офицером. Рылееву напророчила виселицу, модистке Полине Гебль - замужество с русским. Её муж Иван Анненков стал декабристом, и его сослали в Сибирь. Полина и сейчас с ним. Ленорман заявила мне: «Этот генерал – твоя судьба, будешь с ним счастлива!»
Я поехала в Тулу, где Николай Николаевич был губернатором. Далее - крещение в православие, венчание в церкви. Всё, как у заграничных принцесс, выходящих замуж за русских царей, но скромнее. Потом Государь предложил мужу пост генерал-губернатора Сибири.
- И вы как истинная христианка поехали с ним.

- А я тоже сомневалась, - сказала Элиза, - Стоит ли ехать на Камчатку. Волконская повела меня к шаману. Он заявил: «В середине пути вас встретят духи смерти». Я испугалась, ведь они уже забрали Базиля. Шаман предложил особый молебен, но я…
- Зря отказалась, - сказала Катрин, - Теперь - о Струве. Николай Николаевич поручил ему шефство над бурятами, тунгусами. Они его полюбили. Прежние чиновники их обижали, а Бернгард стал защищать. Видела бы ты, как он смотрит на тебя. Васю не вернуть, а твоя жизнь только начинается…

МОЛЕБНЫ
В мае 1849 года свиту генерал-губернатора после молебна в Знаменском соборе провожала толпа. Увидев дам, люди говорят:
- Тыщи вёрст по тайге, рекам, а они нарядились, как на бал.
- Не в унтах же и зипунах ехать.
- Что это за дама с бандурой?
- Это мадемуазель Христиани, - говорит Николай Бестужев, прибывший на проводы, - а в футляре – виолончель, вроде скрипки или хура, только больше.
Женщины садятся в дормез. Муравьёв и Бестужев идут к горе.
- Что за бубны стучат там? – спросила Элиза.
- Это шаманы молятся за нас, – ответила Катрин, - Муж не хотел, но Бестужев сказал: «Бурятский молебен поможет». И муж согласился. А нас не пригласили, так как женщинам там нельзя.
У горы пылает костёр. Бурят-шаман стучит в бубен и камлает.

Усын эжин! Амур усын!
Ерыт наша, ерыт наша!
Танда дулат, эхэ Бальжин!
Тургэн тамархаб урагша!

- Это переводится так, - сказал Бестужев:

О дух воды! Амура дух!
Приди ко мне! Пришёл черёд
Вручить дары и спеть хвалу,
Чтобы поплыть скорей вперёд!

Ритм убыстряется. Шаман переходит русский язык:

Серый орёл летит высоко.
Серый осётр плывёт глубоко.
И не достанет их ни стрела,
Ни самая длинная острога!..

ЯКУТСКАЯ ТРАГЕДИЯ
Карбас плывёт по Лене. На берегах - льдины после недавней шуги. Муравьёв пишет, Струве подаёт бумаги. А женщины читают.
- Господа, - восклицает Катрин, - послушайте, какие строки:
«Вы ничего не видели, не видав Лены весной! Разливу вод впору гомеровское выражение: поток-океан, отражающий лесистые вершины в своём зеркале. И всё дико, и всё тихо».
- Кто автор? – спросил Муравьёв.
- Бестужев-Марлинский, брат Николая Александровича.
- Вообще все братья очень талантливы, - говорит Муравьёв.
- В Кяхте Николай Александрович, - говорит Элиза, - преподнёс мне цветы. А в Селенгинске попросил исполнить Генделя. Представляете, такая глушь, и вдруг – такая просьба!
- А что, мадемуазель, если я попрошу исполнить это же?
- С удовольствием! Я как раз хотела поиграть, но боялась помешать вам. Пусть древние скалы впервые услышат Генделя. А я хочу выступить как в концертном зале, поэтому сменю одеяние.
Уйдя в свою каморку, она переодевается и выходит в красном шёлковом платье. Её встречают аплодисменты. Она кланяется, обнимает инструмент ногами, и её бьёт дрожь.
- Извини, Элиза, - шепчет Катрин, - меня поражает эта дрожь, невольно вспомнила: виолончель по-французски - мужского рода.
- А по-русски женского рода? Странно. Да, виолончель вводит меня в мир грёз и порой олицетворяет любовную страсть.

Караван судов плывёт мимо Ленских столбов. Все слушают «Пассакалью», затем «Коронацию» Генделя.
Платье Элизы колышется на ветру. После она исполнила «Аве, Мария» Шуберта. Когда Элиза завершила игру, Струве удивил её и всех - преподнёс букет алых лилий.
- Вот сюрприз! Эти лилии так подходят к моему платью!
- Рад этому. Я нарвал их, чтобы преподнести вечером.
- А вечером, - сказала Катрин, - вы, Бернгард, надеюсь, удивите чем-то не менее неожиданным.
- Лучше - более неожиданным, дерзким, – говорит Муравьёв.
Все смеются. Элиза покраснела, Бернгард смущён. Ведь их призывают к решительным действиям. И вечером они долго сидели на плоту. Потом ушли в его «каюту»…

В Якутске Христиани заболела от простуды в пути.
- Вот и сбывается предсказание шамана, - вздыхает она.
- Какие глупости! Даже не думай так. – Пытаясь уйти от грустной темы, Катрин добавляет, - А голос у тебя понизился и, как сказала бы Нелли Волконская, совсем овиолончелился. Элиза улыбнулась хорошему воспоминанию о доме Волконских.

- Нелли, сказавшая это, такая милая девочка, - говорит Элиза и вдруг вздрагивает, - Но её заслонил лик Эрлэн-хана.
- Ну и какой он? - спрашивает Катрин, пытаясь шутить.
- Владыка подземного царства поднял колотушку, хочет ударить в бубен, но пока молчит. «И всё дико, и всё тихо».
- Не думаешь ли ты, что бурятский шаман навлёк беду?
- Что вы! - говорит Элиза, - Буряты – добрый народ, я зря отказалась от особого молебна.
- Хочешь, я приглашу якутского шамана? - спросила Катрин.
- Боюсь, поздно. Но я довольна - скоро увижу Базиля.
- О, дорогая! Не торопись. Ты выздоровеешь и сыграешь.
- Да, я хотела бы дать концерт. Попробую сейчас поиграть.

Её бьёт дрожь от прикосновения к виолончели и от озноба. Она начинает играть «Аве, Мария». Но кашель прерывает игру.
- О нет, Элиза, хватит. Сначала надо выздороветь.
- Спасибо вам и Николаю Николаевичу за доброе отношение, но скоро я поплыву по подземной реке в челне Харона. И увижу Базиля…

Элизу хоронили на католическом участке Троицкого собора Якутска. Гроб усыпан лилиями. Она в своём красном платье. На деревянном кресте надпись на французском языке: «Elise Christiani. 1827-1849». Сиплая фисгармония играет «Аве, Мария». Ксёндз-поляк читает молитву на латыни. У гроба стоят супруги Муравьёвы, казаки охраны. Прощальное слово произносит Струве.

- Мы провожаем прекрасную женщину, выдающуюся виолончелистку. Мадемуазель Элиза выступала с концертами во Франции, Австрии, Германии. Первой из музыкантов Европы приехала в Сибирь. Нашла признание поклонников в Иркутске, Верхнеудинске, Кяхте. Нашла и личное счастье. Но, к сожалению, оно оказалось таким же кратким, как и её жизнь…
К гробу подходит генерал- губернатор.
- Не по силам мадемуазель Элизы оказалось то, на что она отважилась, а мы не уберегли её. Да простят нас Бог и сама мадемуазель Элиза. Её прах будет покоиться вдали от Франции, в вечной мерзлоте. Но вечной будет и любовь к ней тех, кто хоть раз слышал божественную музыку этой женщины с божественной фамилией Христиани! Её имя навсегда войдёт в историю Сибири!
Звучит «Пассакалья» Генделя. В оркестровом исполнении светлая мелодия обретает трагическую окраску.

Дата смерти Элизы - 1849 год - взята из 2-томной  книги Ивана Барсукова "Граф Муравьёв-Амурский! Известие о её смерти дошло до Европы год спустя. Там её помнили любители музыки Парижа, Берлина, Гамбурга, Вены. Элизе посвятили свои произведения Мендельсон, Оффенбах. Ей поклонялись Жорж Санд, Генрих Гейне, Иоганн Штраус. В России её игрой восхищались Глинка, Даргомыжский. И вот пришло время воздать ей должное всем россиянам.
***
Дважды побывав в Якутске, я пытался найти могилу Элизы, но никто из краеведов и учёных не смог показать ни её креста, ни памятного камня. Между тем, прах Элизы Христиани можно найти. Вечная мерзлота наверняка сохранила её облик. Стоило бы установить в Троицком соборе Якутска обелиск или мемориальную доску. Думаю, руководство Якутии и посольство Франции в России
могли бы провести эту благородную акцию.

Писатель Станислав Федотов в своей трилогии о Муравьёве-Амурском продлил жизнь Элизы до 1853 года. В Сибирь её сопровождает ординарец Муравьёва, штабс-капитан Вагранов. Там он становится её сожителем, хотя она его не любит. У неё рождается сын, к которому Элиза тоже прохладна. Главное в её жизни - шпионаж против России, в пользу Франции. Федотов сделал её неопрятной в быту. Сказалась богемная жизнь в Париже. Элизу убивает некая шалава Антонина Кивдинская. Из ревности стреляет в неё из дробовика в центре Иркутска, рядом с домом генерал-губернатора. Странно, что столь громкое событие не отражено в Летописи Иркутска. Вот и выбирайте, дорогие читатели, какой образ вам ближе. Шпионка, офицерская подстилка или прекрасная виолончелистка, первой из европейских музыкантов, познакомившая сибиряков с классиками мировой музыки.