Оборотная сторона героя - глава 6

«Не надо было срезать», - испуганно подумала Гили, когда её окликнул один из стоявших у входа в подъезд парней. До станции электрички идти, в общем-то, недалеко, но девушка решила сократить путь и срезать через дворы. Незнакомый безлюдный район новостороек на окраине, несмотря на то, что во многих окнах горел свет, казался совсем нежилым этим холодным зимним вечером, и, пересекая зажатые между панельными коробками голые дворы, Гили ёжилась не столько от холода, сколько от страха.

Она уже видела проспект в проёме между многоэтажками, когда, завернув на угол, налетела на стоявшую у одного подъезда компанию. Человек шесть, короткие стрижки, чёрные куртки, сигареты в руках и злой огонёк, заговершийся в глазах, когда они увидели цветные цыганские юбки Гили.

Один из парней что-то ей крикнул. Девушка не ответила, даже не повернула голову и только ускорила шаг. И когда кто-то резко схватил её сзади, громко вскрикнула от неожиданности.

Они окружили её молча. Кто это? Малолетние уголовники, обкурившиеся травы? Или скинхеды, ненавидящие всех «чёрных»?

- Что вам надо? – дрожащим голосом спросила она – и сильный удар свалил её на землю.

…Когда всё вдруг прекратилось, девушка не сразу это поняла. Она лежала на заснеженном асфальте, свернувшись в клубок, и боялась пошевелиться. Пинки и удары действительно перестали сыпаться – но почему? Что с ней будут делать сейчас?

Чуть приподняв голову, Гили увидела, что парни обернулись к узкому проходу между домами. Во двор, прямо к ним,  направлялся человек. Всего один.  Он шёл не таясь, уверенным неторопливым шагом. И в руках у мужчины был здоровый нож.

Незнакомец не проронил ни слова. Приблизился, мгновение смотрел на скорчившуюся на снегу цыганку. А потом морозный воздух зазвенел, рассечённый быстрым взмахом огромного ножа.

Гили тихо вскрикнула. До самого последнего мига она не верила, что мужчина действительно пойдет один против шестерых. Ждала, что он вот-вот разглядит, сколько здесь собралось человек, и повернет обратно. Парни, извлекшие из-под курток ножи и заточки, тоже до последнего были уверены, что одиночка не решится напасть на стаю.

Но мужчина напал.

Жестокость – это храбрость трусов. Ножище незнакомца завертелся с немыслимой скоростью - и парни тут же отступили при виде чужой силы.

Пистолет был только у главаря, и тот, наконец, сообразил его достать. Сжал рукоятку обеими руками и наставил на незнакомца. Он не собирался кричать: «Стой, стрелять буду!», не собирался предупреждать. Он бы нажал на курок в любом случае. Ему было всё равно, куда стрелять – в лицо или в спину. Но то, что случилось за мгновение до выстрела, поразило и его, и замершую в ужасе Гили. Мужчина увидел наставленный на него пистолет. Увидел - и, не колеблясь и не раздумывая, пошел на главаря со своим ножом.

«Вот псих!», - подумал главарь - и торопливо надавил на курок.

Мужчина упал.

На звук выстрела открылось несколько окон. Наверное, кто-то сейчас вызовет полицию.

- Уходим, - скомандовал главарь и бросился вон из стиснутого домами  голого двора. Стая последовала за ним, прихрамывая и зажимая ладонями кровоточащие раны.

 

* * *

 

Гожо примчался во двор минут через десять. Едва не на ходу выпрыгнул из завизжавшей тормозами серебристой «Тойоты» и подбежал к сестре:

- Что с тобой? Тебя отвезти в больницу? Что за уроды это сделали?.. А это кто?

Гили сидела около вступившегося за нее незнакомца – тот был без сознания, под сочащимся кровью плечом таял снег. Если кто-то из жильцов многоэтажных домов и вызвал полицию, то, видимо, на этом их гражданская самосознательность и закончилась – никто не вышел во двор, чтобы помочь.

- Его... Вот его надо в больницу. Они в него стреляли, - Гили подняла на брата заплаканные глаза.

- Да погоди ты – лучше скажи, что с тобой? – спросил Гожо, бережно поднимая девушку с земли.

- Все нормально. Со мной правда всё нормально. А вот он... Ему нужен врач, он ранен.

- А кто он? – повернулся Гожо к валяющемуся на снегу мужчине.

- Не знаю. Но если б не он...

Уговаривать брата не пришлось.

 - Тяжелый, зараза, - пропыхтел цыган, приподнимая незнакомца. Крякнул, подхватил поудобнее подмышки и потащил к машине. У задней дверцы остановился перевести дух. Бросил короткий взгляд на красивую, светло-серую велюровую обивку сидений, перевел взгляд на грязного, залитого кровью мужика, вздохнул - и принялся запихивать его в машину.

Гили, тем временем, что-то искала в снегу.

- Что такое? - подошёл к сестре Гожо, затолкав мужчину в салон.

Вместо ответа Гили показала ему огромный нож.

Гожо присвистнул.

- Вот это ножище. Это похоже больше на короткий меч. Его, что ли?

Гили не ответила. Дошла до машины, уселась назад, положила меч на пол, а голову раненого себе на колени.

 Гожо с тревогой наблюдал за ней в зеркальце заднего вида. Сестра, похоже, в норме. И даже не в шоковом состоянии. Видимо, беспокойство за вступившегося за неё незнакомца отодвинуло собственные переживания на задний план. Ну и хорошо.

- Тебе точно в больницу не надо? – уточнил Гожо, выезжая из стиснутого многоэтажками двора.

- Не надо, у меня только синяки и ссадины, - решительно ответила Гили и снова настойчиво повторила: -  А вот ему точно врач нужен.

Гожо помолчал, потом, не отводя глаз от дороги, тихо произнес:

- Его мы в больницу не повезем.

В зеркале заднего вида цыган разглядел, как наполняются слезами зелёные глаза сестры.

- Гожо, он даже не посмотрел, что их целая стая. Да если б не он... – голос Гили сорвался.

Брат сглотнул. Заговорил не сразу.

- Сестренка, спорю на что угодно – у него нет с собой документов. И тем более страхового полиса. Зато есть огнестрельное ранение. Значит, явится полиция. А его мы и дома вылечим, отец вызовет своего врача.

- И пусть! – воскликнула Гили, не обратив внимания на последние слова. - Пусть приходит полиция! Может, отыщут этих подонков!

 Гожо только покачал головой в ответ.

Ещё одна причина нежелания ехать в больницу, о которой Гожо сестре не сказал, заключалась в том, что у него на этот вечер была назначена очень важная встреча. Если везти незнакомца в БСМП, то на встречу он точно не успеет. Можно, конечно, оставить с ним сестру – пусть оформляет бумажки, отвечает на вопросы, дожидается полицию. Но бросить её там одну после всего, что только что случилось, Гожо не мог. Зато до дома их отца можно добраться за четверть часа, а то и меньше. Там позаботятся и о Гили, и о незнакомце.

Раненый завозился на заднем сидении. С трудом открыл глаза – мутные, больные. Попытался приподняться, но не смог. Медленно оглядел салон машины. Задержался взглядом на лице Гили. Цыганка улыбнулась и осторожно погладила его по голове.

Раненый тяжело сглотнул и заговорил на каком-то непонятном, странном языке.

- Этот оборвыш – иностранец? - поразился Гожо.

Гили беспомощно посмотрела на брата:

- На каком это он?

- Понятия не имею, никогда не слышал.

Для семьи – Гожо, для друзей – Лекс, а по паспорту - Алексей Алмазов, младший сын барона уважаемой цыганской общины, получил прекрасное образование в престижном ВУЗе и свободно владел основными европейскими языками. Так что если какой-то язык он даже не узнавал, значит, тот должен быть довольно редким.

А ещё Гожо очень хорошо рисовал. Настолько, что его наставники в художественной школе долго отговаривали парня, когда тот решил бросить занятия. Убеждали, что у него талант, что не стоит его губить. Но молодой цыган не слушал. Богемный образ жизни – а именно так ему виделась жизнь художника – его не привлекал. Он хотел заняться чем-нибудь более серьезным и более достойным сына уважаемого цыганского барона. Пусть даже и младшего сына... Особенно из-за того, что он – младший сын.

Пропустить сегодняшнюю встречу Гожо просто не мог, ведь от неё зависело так много, а успех открыл бы впечатляющие перспективы. Если всё удастся, Гожо не просто преумножит семейное состояние – он выведет их общину на совсем другой уровень. А его самого, младшего сына барона, по-настоящему зауважают.

Да, Гожо знал, что отец не одобряет традиционный цыганский «промысел», в который вовлечены многие цыгане его обширного рода. И дабы самому избежать этой же судьбы, в свое время  заявил сходке старейшин, что неплохо бы им иметь и легальные доходы, и что этим он готов заняться лично. Представил шокировавший консервативных патриархов бизнес-план по открытию сети ресторанов по Москве, занял в общинной кассе начальный капитал и потребовал, чтобы его не вовлекали ни в какие тёмные делишки, иначе вся их затея с законными доходами рухнет. Уже два года спустя цыгане убедились, что прибыли от легального бизнеса, пусть по сумме порой и уступающие валовому доходу от воровства или особенно удачно провернутым операциям с наркотиками, отличаются завидной стабильностью.

Отец придерживался прогрессивных взглядов и не настаивал, чтобы дети непременно шли по его стопам. Но все четверо старших братьев Гожо сами, по своему выбору, получив хорошее образование, направили свои силы и знания на укрепление семейного бизнеса, существенно расширив ресторанную сеть по всей Москве. За это их уважали, а отец, безусловно, ими гордился. И Гожо мечтал тоже совершить что-то такое, что доказало бы отцу, что и он, младший сын, не хуже остальных... Гожо не понимал, что он хочет доказать это не отцу – отцу доказательств не требовалось. Он хочет доказать это себе.

Цыган оставил позади шумный проспект Мира и повернул к Ленинградскому проспекту. Но, как бы он ни спешил, как обычно, проезжая неподалеку от Рижского вокзала, не мог не свернуть на Трифоновскую улицу и не полюбоваться хоть недолго на белостенную церковь мученика Трифона в Напрудном. И никогда не мог объяснить, почему. Наверное, душа художника тянула его к этой словно бы по ошибке оказавшейся на земле, изысканной в своей простоте небольшой каменной церквушке с изящной лепниной.

Гожо посмотрел на невысокий купол цвета потемневшего серебра и улыбнулся. У него все получится. Он уверен.

 

* * *

 

Весь путь обратно Одиссей, как и прочие гребцы, не отходил от весла, но едва только дно корабля заскребло по песку Троянского побережья, он перемахнул за борт одним из первых и поспешил за мрачным Ильей: забегал вперед, заискивающе заглядывал в глаза и что-то приговаривал, суетливо взмахивая руками.

Илья не останавливался и не прислушивался. И так ясно, что хитрый царек отчаянно хотел оправдаться за то, что предложил его в качестве заложника лейстэсам, и удостовериться, что грозный Ахилл не держит на него зла.

Мирмидоны дружно вскочили при его появлении.  Илья кивнул им на ходу и скрылся в палатке – не хотел никого видеть. Отцепил меч, снял доспехи и поножи, растянулся на устланном шерстяными покрывалами диффе и мрачно уставился в потолок, размышляя о том, что произошло в плавании. О том, что он сделал и, самое главное, о том, чего не сделал.

Илья не сразу заметил отсутствие Брисейды. А когда понял, что ее нет, едва не застонал – так не хотелось ему выяснять, куда делась девчонка.

- Где? – выйдя из палатки, коротко поинтересовался он у предусмотрительно сидевшего неподалёку Патрокла.

Рыжий грек медленно поднялся и вздохнул.

- Пока не было тебя, за ней микенцы приходили. Мы их не пустили. И тогда сам Агамемнон сюда пришел.

Патрокл нахмурился и отвёл глаза. Мирмидоны подчинялись Ахиллу, но, будучи дисциплинированными воинами, понимали, что должны выполнять и распоряжения вышестоящего начальника, то есть Агамемнона. И что остается делать подчиненным, когда два командира отдают им совершенно противоположные приказы?

- Давно?

- Вчера вечером.

- Ты знаешь, почему он так решил?

- Из-за Терсита, сына Агрия, - скривился Патрокл.

- Из-за Терсита?

- Да. Пока не было тебя, произошло в лагере настоящее побоище. Как только за горизонтом исчезли пентеконторы, Терсит сын Агрия во всеуслышание заявил, что мы против воли богов идем, что неприступна Троя и обречены греки на поражение, что мы здесь ни славы, ни богатств не обретём. И что надо брать с Ахилла пример – отправляться домой.

- Все же знают, что Одиссей отправился за продовольствием! – воскликнул пораженный Илья. - Все знают, что Ах… что я никогда бы не уехал без вас!

- То, что каждый знает по-отдельности каждый, не всегда знает толпа, - угрюмо заметил Патрокл.

«Ничего не меняет, - подумал Илья и криво ухмыльнулся. - Три тысячи лет, а люди всё такие же»

-  А что Агамемнон?

- Агамемнон решил, что это ты сыну Агрия велел беспорядки устроить и сделать так, чтобы армия домой отплыла.

- Какая же мне выгода, чтобы армия отправилась обратно?

Вопрос был явно риторический, потому, выдержав небольшую паузу, Патрокл продолжил:

- Солдаты поддались на слова сына Агрия. А Темен, царь аргосцев, даже своих воинов собрал, и они отплыли. Агамемнон за ними своих коринфян послал и верных ему микенцев. Те нагнали аргосцев, потопили два пентеконтора и остальных обратно вернули. После чего Агамемнон устроил публичную казнь Терсита сына Агрия. Тех, кто продолжал возмущаться, на месте убивали коринфяне и микенцы. Ахилл, той ночью сожгли мы на кострах более сотни воинов! Не после всякой битвы  с троянцами такие потери у нас были! – в голосе Патрокла слышалось искреннее возмущение. Погибнуть от руки врага – это честь. Но мало что сравнится в бесславии, чем падение от руки своих. - А потом долго каялись Темен и оставшиеся аргосцы перед Агамемноном и перед всей армией за содеянное. И после этого послал царь своих людей сюда, чтобы забрать твою пленницу, а когда отказались мы ее отдать, явился сам.

Илья завертел головой - нет ли поблизости Яна? Совет опытного товарища ему бы сейчас не помешал. С другой стороны, Илья и так знал, что скажет ему Ян. Брисейда была нужна раньше, чтобы послужить поводом к отказу Ахилла сражаться за Агамемнона. Сейчас, когда мирмидоны больше не участвуют в боях, цель достигнута, и пленница больше не нужна.

Всё логично, всё правильно – но что-то мешало Илье  как ни в чем не развернуться и скрыться в шатре Ахилла. И не только жалость к девчонке. Мешала совесть, уже и так стонущая под тяжестью вины за собственную нерешительность в истории с пиратами.

Ну, что ж, ошибки совершают именно для того, чтобы позже их не повторять. А наступать на одни и те же грабли два раза подряд он не собирается. Илья решительно расправил плечи и направился к шатру Агамемнона.

Напряжённо размышляющий о том, что будет делать, когда дойдёт до шатра царя – не станет  же с мечом в руках в одиночку отбивать девочку? - Илья не сразу заметил, что лагерь греческой армии словно опустел. Настороженно осмотрелся – может, сейчас в самом разгаре очередная битва с троянцами?

Оказалось, что большая часть солдат была занята возведением оборонительных сооружений – греки копали ров и сооружали насыпь вокруг лагеря. Работа велась активно, несмотря на сумерки, и результаты впечатляли – пусть пока и неглубокий, ров охватывал весь периметр лагеря, а перед ним поднимался песчано-земляной вал, медленно ощетинивающийся  заостренными кольями.

«Давно пора», - отметил про себя Илья; первое время его просто поражало отсутствие даже намека на фортификационные сооружения. Еще больше его поражал тот факт, что троянцы даже и не думали воспользоваться столь явным просчетом в обороне врага.

Из сумерек вынырнул Ян – он уже выяснил, что происходит:

- Вчера после битвы наши почему-то не смогли договориться с троянцами о том, чтобы, как принято, ночью беспрепятственно собрать и похоронить своих павших. Теперь Агамемнон опасается мести врага и потому согнал всех на сооружение рва и насыпи.

- Ай! - вскрикнул Илья и схватился за обожженное внезапной болью предплечье. Кожу рассекала глубокая царапина.

 «Троянские лучники?» – удивлённо огляделся он. Не – поле между греческим лагерем и Троей пустовало. Зато болезненные вскрики стали доноситься со всех сторон.

Что-то снова ударило Илью в плечо и соскользнуло на землю. Он наклонился поднять снаряд и секунду спустя с изумлением уставился на внушительных размеров птичье перо.

- Это еще что такое? –обернулся он к Яну. И обнаружил, что конквестор  уже плотно вжался спиной в насыпь и обеими руками держал над головой щит.

- Стимфалийские птицы, - пояснил Ян, когда Илья пристроился рядом.

Теперь в воздухе отчетливо слышался резкий свист пикирующих на землю перьев, и греки, сбиваясь в группы, торопливо формировали импровизированный панцирь из сомкнутых над головами щитов. Илья не мог оглядеть всю панораму, но даже в пределах его видимости на земле корчилось человек пять-шесть, и тела их были утыканы перьями.

- Я думал, это миф...

- Миф – это то, что у них клювы, когти и перья медные. А всё остальное – правда. Перья у них, сам видишь, крепкие; насмерть, конечно, не убьют, но если в тебя попадет с десяток, ты вполне можешь успеть истечь кровью, прежде чем их из тебя извлекут и перебинтуют раны.

- А откуда они взялись?

- Троянцы послали.

- Они что – их разводят?

- Ну, можно и так сказать. Видишь ли, этих птичек совсем недавно, лет так, может, пятьдесят-шестьдесят назад из Аркадии успешно изгнал Геракл. Я, правда, не верю, что он смог справиться с этими милыми пташками в одиночку, и полагаю, что аркадийцы как-то сами их прогнали. Вполне возможно, при непосредственном участии Геракла, не зря ж ему приписывают этот подвиг. Как они это сделали – меня не спрашивай, понятия не имею, - предупредил Ян вопрос Ильи.

- Да я не о том, я о Геракле хотел спросить. Он что – незадолго до Троянской войны жил? Я почему-то думал, что намного раньше.

- Да, незадолго. Ты уже встречал Тлеполема? Предводителя родосцев? Такой голубоглазый седой великан с наглым прищуром. К твоему сведению, это сын Геракла. И, кстати, нынешний правитель Трои Приам в юности побывал у Геракла в плену.

- Серьезно?

- Вполне. Мифы ты невнимательно читал, Илья, а там, между прочим, много полезного. Папаша Приама, Лаомедонт, озадачился возведением неприступных стен города и созвал на эти работы всех, кого мог. Награду пообещал, видимо, значительную, раз сам Геракл согласился помочь стройке. А как пришло время выдавать зарплату, Лаомедонт её зажал. Геракл, не долго думая, жадного царя прикончил, а сыночка его, Приама, забрал в плен. В итоге троянцы выкупили-таки молодого престолонаследника, переплатив во много раз обещанный Лаомедонтом гонорар. Вот так экономия царя вышла Трое боком, - с улыбкой закончил Ян вольное изложение легенды.

 Илья, тем временем, попытался осторожно выглянуть из-под щита и тут же отдернул голову, а совсем рядом с ним в песок глубоко вонзилось птичье перо – темно-серое, с зеленоватым отливом, длиной с полруки взрослого человека

- Пока они не улетят, лучше не высовываться.

- Да я уж понял. Кстати, ты рассказ про птичек так и не закончил – что с ними случилось дальше?

- Ах, да, птички. Птички перелетели на ПМЖ куда-то ближе к Черному морю. В районе Трои они появлялись регулярно, вроде как сезонная миграция, и кому-то пришла в голову замечательная идея изловить как можно больше стимфалийских птиц и устроить из них летучий отряд. Полагаю, рассуждали, что убить, может, и не убьют, но беспорядок в ряды противника своими перьями точно внесут. Как троянцы их дрессируют – ума не приложу, но знаю только, что после налета птицы и впрямь возвращаются в Трою. Может, это объясняется тем, что стимфалийские птицы  - это священные птицы Ареса, а в Троянской войне, как ты знаешь, Арес за троянцев.

 - Арес, да? – скептически переспросил Илья.

- Илья, - с мягкой усмешкой покачал головой Ян, -  я уже не раз говорил, что в мифах далеко не так много сказочных выдумок, как это принято считать. Не хочешь верить мифам – ну, так верь хотя бы собственным глазам. Да, стимфалийские птицы – это миф. Но ведь ты их сейчас видишь. Они действительно существуют в этом времени, как существуют циклопы и кентавры. А раз есть они, то я допускаю, что есть в этом времени и какие-то вполне реальные неизвестные нам силы, которых мы в нашем времени знаем как греческих богов.

- Ну, циклопы – это я еще понимаю, какие-нибудь генетические отклонения, - упорствовал в своем атеизме Илья. - У нас такие и сейчас рождаются, просто они нежизнеспособны. Но кентавры? Да быть того не может!

- Может – не может, но в лагере найдется немало людей, которые расскажут тебе, что лично с ними встречались.

- Может, врут?

- Не думаю.

- Почему?

- Потому что я сам их видел. Правда, не в этом проходе, а лет так за двести до Троянской войны, где-то в Фессалии. Точнее не скажу, потому что тот проход был нестабильным и, похоже, совсем закрылся.

- Ничего себе! – покачал головой Илья. - А как они выглядели?

 - Ну, если я сообщу, что наполовину конь, а наполовину человек – это будет полностью соответствовать истине, но ведь ни капли не поможет тебе представить реальную картину, правда? - усмехнулся Ян. Выглянул из-под щита и сообщил: - Обратно улетают. Пошли отсюда, скоро троянцы пойдут в атаку.

И впрямь, темная масса троянского войска медленно перемещалась от стен города к лагерю. Греки торопливо подтягивались к незаконченной насыпи и пытались создать подобие строя. К счастью, грядущая битва не имела к Илье никакого отношения – мирмидоны сегодня не сражаются за Агамемнона.

Агамемнон!   Взбудораженный встречей с легендарными стимфалийскими птицами, Илья только сейчас вспомнил, что вообще-то шёл на выручку Брисейде.

 - Ян, ты не знаешь, где сейчас Агамемнон?

- Зачем?

- Он Брисейду забрал.

- И ты идешь требовать ее обратно?

- Вроде того...

На секунду Ян нахмурился, а потом нехотя, с сомнением, но всё-таки кивнул:

- Ну, да, Ахилл не потерпел бы, что его собственность вот так запросто забрали. Сходи. Только не особо упирайся – он же все равно её тебе не отдаст.

- Я, вообще-то, хотел бы девчонку забрать, - Илья встретил хмурый взгляд Яна и добавил, словно оправдываясь: - Жалко её там оставлять.

- Советую тебе чаще вспоминать, что всё, что происходит вокруг, уже давно случилось, - жёстко сказал Ян. - Люди, которых ты видишь, умерли тысячи лет назад. Привязываться к ним не стоит. И рисковать из-за них – тоже.

Илья нехотя кивнул. Как бы ни жестоко звучали эти слова, как бы ни становилось не по себе от такой ледяной логики, Ян прав. Но то, что так хорошо понимал ум, не так хорошо принимало сердце.

До сей поры Илье ни разу не приходилось сталкиваться с подобной проблемой; он задерживался в проходах не дольше, чем на пару дней. Да и не так уж много у него пока их было – «своих» проходов. А те что были, подчинялись единственной цели – найти пропавших. Сфокусированный только на ней, Илья не обращал внимания на встречавшихся ему в проходах людей и потому никогда не воспринимал их как «настоящих». Или просто ни разу об этом не задумывался. Но сейчас всё было по-другому. Люди, окружавшие его - и веселый рыжий Патрокл, и испуганная Брисейда, и хитрющий Одиссей, - все они никак не походили на умерших три тысячи лет назад. Здесь и сейчас они были живы, здесь и сейчас всё, что происходило с ними, было по-настоящему.

До шатра Агамемнона Илья так и не дошел – царь сам попался ему на пути. Смерил строптивого подданного ледяным взглядом, а потом, сделав над собой видимое усилие, процедил:

- Я твоих мирмидонов не вижу в строю.

- И не увидишь.

- Я приказываю тебе присоединиться к войску!

 Вокруг собиралась толпа любопытных.

- А я тебе повторю, раз ты не понял меня с первого раза, - чеканя слова, ответил Илья. - Ты забрал у меня одну пленницу, и я перестал сражаться. С той поры ты не выиграл ни одной битвы. Я думал, ты усвоил урок. Но нет – ты забрал у меня и вторую пленницу... Готовься к поражению, Агамемнон, сын Атрея, - пафосно закончил он и медленно, с чувством собственного достоинства, направился к лагерю мирмидонов.

Вскоре его нагнал Ян. Он выглядел довольным, в  уголках голубых глаз собрались лучики. Одобрительно похлопал по плечу:

- Хорошо сказал!

 Илья не ответил. Сказал-то он, может, и хорошо, но снова ничего не сделал, Брисейда так и осталась в лагере Агамемнона.

 

* * *

 

Полковник Непыренко уже несколько лет назад мог бы спокойно подать в отставку. На накопленные за годы службы деньги он мог бы сменить двухкомнатную хрущевку в Москве на небольшую виллу на пляже в Коста-Рике, а расплывшуюся сварливую супругу - на молодую красавицу-жену. Он мог бы обзавестись солидным счетом в надежном банке и «Феррари» с откидным верхом, кушать на ужин лобстеров, пить элитное французское бордо и жить, ни в чем себе не отказывая, на банковские проценты. Но давно научившись лихо использовать рыночную экономику в своих интересах, то есть воровать, тратить вырученные деньги Сергей Михайлович просто-напросто боялся. Потому он оставался в хрущёвке, с надоевшей женой и на прежней должности и, имея доступ к складам оружия, продолжал своё дело. Потому что иначе просто не мог.

Полковник успешно продавал оружие так много лет лишь потому, что был предельно осторожен. Он никогда не торопился, предпочитая действовать медленно, но верно. Выбирал партии небольшие, непременно из-за Урала. Чем дальше путь, тем больше остановок по дороге, тем чаще он, отвечающий за транспортировку, мог менять конвой, тем больше накладных, тем длиннее и запутаннее бумажный след. И даже если армейская бюрократия и хватится пропажи, то через заботливо созданные им бумажные дебри она вряд ли продерётся - запутается и сдастся на третьей перекладной. Никогда не выходил на покупателя напрямую и всегда действовал только через многократно проверенных посредников. И никогда даже не помышлять расширить дело, потому что всегда помнил – постоянным игрокам в незаконной торговле оружием лучше не переходить дорогу. А игроки в этой сфере просто мега-серьёзные, не зря ведь торговля оружием – самый прибыльный из незаконных бизнесов в мире, доходнее даже, чем наркотики.

Правда, иногда бывало искушение нарушить собственные правила. Например, не так давно Сергей Михайлович получил очень неплохую партию из Сибири, но обычные его заказчики всё не торопились предлагать цену. И тут на полковника вышел какой-то молодой цыган, сообщивший, что узнал про него от своего родича, с которым Непыренко когда-то давно имел дело. Обычно Сергей Михайлович не работал  с непроверенными людьми, и в иной ситуации он не стал бы парня даже слушать, но - время шло, оружие лежало на складе, и риск обнаружения товара возрастал с каждым днём. И Непыренко решил рискнуть.

 Цыган же о полковнике услышал совершенно случайно, столкнувшись как-то с одним из своих дальних родственников, то ли четвероюродным братом, то ли троюродным дядькой – Гожо точно не знал, во второразрядном клубе на северной окраине города. Когда-то тот жил вместе с кланом Алмазовых, но затем барон его выгнал. За что - Лекс не знал. А пьяный родич, расчувствовавшись, когда Гожо заказал ему очередной стакан виски, начал изливать душу. Из его пьяной исповеди Лекс узнал, что отец выгнал того за разные незаконные махинации, которые родич проворачивал на стороне. Тогда же услышал про полковника Непыренко, у которого время от времени можно прикупить неплохую партию оружия. Услышал – и забыл... До тех пор, пока не встретился с Хохломой, которому как раз требовалось оружие.

Гожо не собирался идти по стопам старших братьев и присоединяться к семейному бизнесу, однако заниматься незаконной торговлей оружием в его намерения точно не входило. Но, похоже, так совпали звёзды - у Лекса вдруг появилась информация и о продавце, и о покупателе, и не воспользоваться ей казалось просто глупым.

 Хотя Гожо и бросил художественную школу и принялся искать занятие, которое бы показалось достойным его отцу и всей общине, в душе он так и остался художником. Под настроение цыган делал наброски, нередко встречался с бывшими однокашниками,  живо интересовался новинками в мире художественного искусства, время от времени ходил на выставки. Потому, когда однажды Гожо услышал от приятелей, что где-то на окраине Свиблово они случайно обнаружили ну очень необычную галерею под названием «Сёстры Хилтон», он не мог туда не заехать. Зашёл внутрь - и замер, пытаясь понять, что же напоминают ему развешенные по стенам картины. Сплошь чёрные холсты, яркие, броские краски, чёткие линии, а все сюжеты – исключительно на покерные темы. Что-то это ему напоминало...

А когда появился сам владелец галереи, цыган тихо ахнул про себя – Хохлому он узнал с первого взгляда, несмотря на разительные перемены в его внешности и то, что видел он Хохлому его всего пару раз, да и то давно.

Про Хохлому в художественном училище, куда поступил Гожо, ходили легенды. Талант, бунтарь, неформал, хулиган  – такими эпитетами его награждали наставники. Он отказывался следовать классическим канонам и признавать авторитеты. Когда Гожо только начал учиться, Хохлома был как раз на грани отчисления – и на пике славы: одну из его «хулиганских» картин под названием «QQ» за какую-то совершенно немыслимую сумму приобрёл известный частный коллекционер. Хохлома бросил училище, и с той поры о нём ходили самые невероятные слухи: что он уехал заграницу и открыл там свою галерею, что он стал придворным художником короля Бахрейна, что он спился и теперь бомжует, что он заделался учителем рисования и преподаёт в средней школе, что его картины висят в какой-то солидной галерее...

Когда Гожо мельком видел Хохлому в училище, тот всегда был в джинсах и черной майке без рукавов, с цветной татуировкой, покрывающей всю левую руку; нижние веки подведены черным карандашом, всколоченные черные волосы до плеч перевязаны на рокерский манер свёрнутой банданой. Человек, стоявший перед Гожо сейчас, ничем не напоминал того Хохлому. Строгий темно-серый костюм, светло-серая рубашка, чёрный галстук, очень бледное лицо, иссиня-черные волосы, гладко зачёсанная набок чёлка спускается на правый висок.

- Это ты! – выдохнул Гожо и, увидев, как Хохлома чуть приподнял тонкую чёрную бровь, пояснил: - Я поступил в художественное училище как раз тогда, когда ты уходил. Ты себе даже не представляешь, сколько всего я о тебе слышал!

Хохлома подходил к цыгану мягким, вкрадчивым шагом. Остановился напротив и, глядя на него бледно-голубыми, почти прозрачными глазами, сильно, словно делал упражнение на растяжку, наклонил голову вбок.

- Ты кто?

- Алексей. Лекс, - широко улыбнулся цыган и протянул Хохломе руку. Тот неловко ответил на рукопожатие левой рукой и слабо улыбнулся.

С той поры Лекс стал время от времени наведываться к «Сёстрам Хилтон», и холодный, сдержанный Хохлома понемногу разговорился с цыганом. Вскоре Гожо узнал историю художника-бунтаря. Картина «QQ», расклад в две дамы, ещё называемый на покерном жаргоне «Сёстры Хилтон», так и осталась единственным значительным успехом Хохломы как художника. Взлёта, который он вообразил себе после прорыва «QQ», не произошло. Частные коллекционеры не выстраивались в очередь под его дверью, галереи искусств не предлагали организовать выставки. Да, его работы покупали, галерея позволяла держаться на плаву - но и только. А амбициозный Хохлома хотел большего. И уже не обязательно в сфере искусства.

Открыв при своей галерее художественную студию для таких же неформальных гениев, как и он сам, Хохлома постепенно сколотил себе команду единомышленников, и вот уже третий год они успешно промышляли полулегальными операциями с антиквариатом и контрабандой произведениями искусства.

Незадолго до того, как в «Сестрах Хилтон» появился цыган, один из регулярных заказчиков Хохломы, владелец шикарного дворца в некогда разорённой войнами, а теперь процветающей благодаря федеральным субсидиям республике, между делом обмолвился, что вдобавок к ореховому, с сусальным золотом, дивану восемнадцатого века для его малого кабинета, он был бы не прочь, если бы Хохлома смог отыскать ему ещё и партию оружия.

- Не для украшения на стену, не антиквариат, - пояснил он. - Нормальное такое современное оружие. Ну, знаешь, автоматы «АК», пистолеты ТТ/ПМ, винтовки типа «УЗИ». «Муха». В идеале бы ещё и несколько комплектов «Гроза». А то что-то беспокойно у нас там, дома становится.

Хохлома ничего не пообещал. Он был не дурак и не собирался  ввязываться в незаконную торговлю оружием – этот рынок давно поделен. Но, казалось, так совпали звёзды. В «Сестрах Хилтон» появился Лекс, а у Лекса, как выяснилось, была возможность выйти на человека с партией оружия. При таком раскладе возможность получить большие деньги вдруг показалась очень простой. И Хохлома решил рискнуть.

Встреча цыгана с Непыренко, на которую он так торопился, когда сестра попала в беду, прошла на удивление быстро. Полковник коротко изложил свои требования – цыган выступает в роли продавца, отдаёт Непыренко фиксированную сумму, забирает товар из указанного места – и всё, на этом участия Сергея Михайловича заканчивается. Кому продаст цыган партию, когда и за сколько, его не волнует, он не желает, чтобы к нему вёл какой-либо след.

Такие условия цыгана вполне устроили. Устроили они и Хохлому, к которому Лекс заехал сразу после встречи с полковником. Сидя на высоком стуле в тёмной студии, пустующей в поздний час, Хохлома молча слушал Гожо и задумчиво точил карандаш. Он держал нож в левой руке, движения были плавными и выверенными, однако, в них вкрадывалась какая-то едва заметная неловкость, казалось, что орудовать правой рукой Хохломе было бы сподручнее, но он почему-то этого не делал.

Когда цыган закончил рассказ, Хохлома долго молчал, продолжая строгать мягкое дерево карандаша, а затем уставился на Лекса прозрачными голубыми глазами и медленно, чуть покачивая головой, словно старинная фарфоровая статуэтка, сказал:

- Люди, для которых я покупаю этот товар – очень серьёзные. Если я дам им обещание и не смогу его сдержать – мне не поздоровится. Так что ты должен быть уверен, что с твоей стороны ничего не сорвётся.

- Не сорвётся, - твёрдо пообещал цыган.

- Это хорошо, - отозвался художник, втягивая голову в жёсткий воротничок рубашки. – Но пока операция не закончится, с тобой побудет начальник моей охраны.

- У тебя есть охрана? – удивился Лекс, а в студию, тем временем, вошёл высокий, коротко стриженый русый парень лет двадцати пяти - покатый лоб, нахмуренные брови, мутно-зелёные глаза.

- Ломец, - буркнул он.

- Сергей Ломцев, - поправил его Хохлома и повернулся к цыгану: – А охрана не у меня, а у галереи. Нельзя держать галерею с ценными экспонатами искусства и при этом не позаботиться об охране.

Гожо едва не ляпнул, что раз художества Хохломы так и не были признаны шедеврами, достойными лучших выставок и вернисажей, значит, не такие уж они и ценные. Но промолчал. И так ясно, что должность охранника - это просто официальное прикрытие для исполнителей Хохломы, воплощавших в жизнь его не связанные с живописью планы.

- А зачем он мне?

- Для гарантии, - отвернувшись в сторону, ответил Хохлома.

- Для чьей? Твоей – или моей? – напрягся цыган, вдруг сообразив, как мало он знает о Хохломе как о человеке.

Но так и не дождался ответа.

 

* * *

 

Своей наивной просьбой подежурить за него, а Папычу сказать, что он заболел, Арагорн умудрился вывести обычно невозмутимого брата из себя.

- Ты что как маленький? Так и вижу, приду я сейчас и скажу: «У него живот болит», а Папыч мне - как в школе: «А справка от врача у него есть?»

Арагорн не ответил, но бросил на Василия такой жалобный взгляд, что тот раздраженно чертыхнулся, а потом не выдержал и отвернулся, пряча скупую улыбку. После свидания с Алессандрой брат прилетел домой чуть не на крыльях, то и дело скалился, словно дурачок, и наблюдать за ним, пребывающим в состоянии подростково-восторженной влюбленности, было забавно.

- Ну, и какие у тебя планы на завтра?

- В Коломенское пойдем.

Василий с сомнением покачал головой, потом все-таки заметил:

- А стоит ли морозить тропическую девушку?

- Она сама захотела погулять, посмотреть красивые места Москвы.

- Отвел бы ее на Красную площадь.

- О какой романтике может идти речь, если ты окружен толпой туристов, фотографирующих гробницу фараона двадцатого века?

Василий едва слышно фыркнул.

- Чёрт с тобой, романтик, гуляй.

Арагорн улыбнулся, а потом притворно нахмурил брови. Сейчас, когда брат уже пообещал выполнить его просьбу, можно было, наконец, предъявить ему накопившиеся претензии.

- Вот и замечательно. А теперь скажи мне на милость, почему у тебя такое извращенное чувство юмора?

Василий, внимательно слушавший выпуск новостей, не отвел глаз от экрана телевизора, лишь слегка повернулся к Арагорну.

- Я про красивый еврейский псевдоним, под которым я вынужден был представиться Алессандре.

- Имя как имя. Зато точно не забудешь.

- Да иди ты! Думаешь, мне очень приятно, когда Алессандра зовет меня Эбрахам?

- Ну, пусть зовет Эйби, если тебя Эбрахам не устраивает.

Арагорн покачал головой:

- Мало того, что я – член жюри, о чём я пока умолчал, так ещё и с Абрамом придётся выкручиваться. И вот что она обо мне подумает, когда всё узнает? Что я – заправский враль! И будет права.

Василий, всегда безошибочно улавливающий момент, когда брат перестает шутить и начинает говорить серьезно, оторвался от экрана телевизора и уже собрался что-то сказать, как вдруг из прихожей донесся тихий щелчок замка. Не раздумывая ни секунды, братья слаженным коротким движением – многолетние навыки, никуда не денешь! - переместились к дверям в зал, встав по обе стороны от них, и Василий быстро выглянул в коридор. Потом прищурился и послал Арагорну поистине убийственный взгляд:

- Ты замок так и не сменил, да?

Арагорн понял, к чему был этот вопрос, за секунду до того, как в дверях показалась Жанна. Сапожки на высоких каблуках, модная дублёнка, продуманно уложенные светлые локоны, нежный румянец - и  выражение простодушной наивности на лице.

- Ой, а что это у вас, мальчики, дверь открыта?

- Знаешь, что меня поражает? – обратился Арагорн к брату, демонстративно игнорируя девушку, - Ведь знает, что уж перед кем-кем, а передо мной строить дурочку бесполезно, и, однако, упорно продолжает это делать.

Василий, как обычно, молча пожал плечами.

Жанна мило улыбнулась:

- Ребят, можно с вами поговорить?

- А если мы скажем «нет», тебя это остановит? – кисло осведомился Арагорн.

Василий демонстративно повернулся спиной и уселся перед телевизором.

- Не хочешь пригласить меня войти, выпить чашечку кофе? – поинтересовалась Жанна, расстёгивая пуговицы дублёнки.

- Ты и так уже вошла, - буркнул Арагорн и прислонился к косяку кухонной двери так, чтобы загородить проход. Жанна одёрнула полы приталенного пиджака, поправила воротничок шелковой блузки и спокойно протиснулась мимо него в кухню. Достала банку кофе, включила кофеварку, похлопала дверцами шкафов.

- Да, негусто, - резюмировала она, проведя осмотр холодильника, - Сразу видно, один живешь, съедобного не водится.

- Если мне не изменяет память, пока здесь жила ты, в холодильнике от этого еды не прибавлялось.

- Как получилось, что вы с братом представляете «СталЛКом» на конкурсе?

- Почему ты упорно ищешь сенсации там, где их нет?

- Вы работаете под прикрытием? Это такое спецзадание?

- Почему ты всегда отвечаешь вопросом на вопрос?

- А ты?

- Кажется, это снова был вопрос.

Жанна сделала паузу, поправила безупречно уложенный узел светлых волос, потянула было из сумочки блокнот, но, бросив настороженный взгляд на Арагорна, решила не искушать судьбу.

По кухне разливался аромат кофе, из зала доносилось приглушенное бормотание телевизора.

- Вам нужен кто-то из «СталЛКома»? Или из конкурсанток? В чем таком замешана девушка из Бразилии, что за ней отправили тебя?

Арагорн чертыхнулся про себя. Вот зараза, значит, она и впрямь за ним следила! За «СталЛКом» Арагорн не переживал – даже если Жанна и придумает сенсацию, газета не рискнет нарываться на потенциально многомиллионный иск олигарха. А вот если журналистка начнет преследовать Алессандру...

Замешкавшись, Арагорн не сразу заметил, как из зала появился брат  - пришёл на помощь.

Василий не спеша налил чашку кофе, с удовольствием втянул в себя горьковатый аромат, а потом, намеренно вальяжно развалившись на стуле за обеденным столом, пояснил, в упор глядя на Жанну:

- Место жюри на конкурсе мне предложил генеральный директор «СталЛКома».

- Почему? – Жанна подобралась, будто охотник, почуявший добычу.

- Это был подарок.

- За что?

- За одну давнюю услугу.

- Какую? – решила развить успех журналистка, не подозревая, что лимит терпения Василия она уже исчерпала.

- А вот это тебя не касается, - отрезал он и неторопливо отхлебнул кофе.

- Ещё вопросы есть? – осведомился Арагорн.

- Предположим, вы сказали мне правду, - задумчиво протянула Жанна, рассматривая идеальный маникюр на ногтях, - Тогда какой же у тебя интерес к бразильской конкурсантке?

- Ну, подумай сама, - неожиданно мягко ответил Арагорн, слегка наклонив голову, - Какой может быть интерес у мужчины к красивой женщине?

Жанна быстро стрельнула в него глазами, наткнулась на ироничную улыбку  и вдруг резко отвернулась. Вышла в коридор, быстро накинула на себя дублёнку и, не поворачиваясь, тихо сказала, прежде чем захлопнуть за собой входную дверь:

- Спасибо. Извини, что я так, без спросу...

 

* * *

 

Первую атаку троянцев греки отбили; те отступили к стенам города и до самого утра не предпринимали новых попыток нападения.  Агамемнон, однако, не спешил распускать армию – солдаты ночевали прямо у насыпи, караулы регулярно менялись. 

Чутье не подвело царя – очередную атаку троянцы предприняли в густых предрассветных сумерках. Неглубокий пока еще ров и невысокая насыпь с редкой порослью заостренных кольев не явились серьезным препятствием для слаженных действий врага.

Илья выглянул из палатки – хотел убедиться в том, что мирмидоны дисциплинированно остались на своих местах. Понял, что вряд ли уже сможет заснуть, и присел к одному горевших неподалеку костров.            Подошел Ян и опустился рядом. Вдвоём они молча прислушивались к шуму битвы, гадая, кто побеждает. Илья знал, что порой бой мог идти часами, и поражался выносливости солдат, не падавших замертво от усталости.

Время тянулось изнуряюще долго. Предрассветные сумерки сменились ярким утренним светом, солнце поднималось всё выше. Когда оно почти добралось до зенита, Илья заметил приближающуюся к лагерю мирмидонов процессию. Впереди шёл высокий, атлетически сложенный черноволосый грек, пожалуй, первый из увиденных Ильей, кто внешне вполне соответствовал совершенным канонам, по которым лепились знаменитые греческие статуи: прекрасное телосложение, прямой нос, высокий лоб, короткая бородка.  В руке приближающийся воин держал меч, большой щит перекинут за спину, на лице ни следа усталости, будто он и не сражался всё утро.

 - Диомед, - шёпотом подсказал Ян.

Рядом, безуспешно пытаясь примериться к широкому шагу спутника, семенил Одиссей. Курчавая борода забавно торчала из-под шлема, а доспехи на тощем царьке болтались так, словно были ему велики. Позади них двое греков бесцеремонно тащили каких-то девчонок. В одной Илья узнал Брисейду, другая была ему незнакома.

 Диомед остановился шагах в десяти от Ильи, солдаты подтолкнули девчонок вперёд.

 - Агамемнон свою ошибку признает, Ахилл. Он свою пленницу возвращает тебе, отдает лучшую из наложниц своих и обещает за тебя выдать дочь свою, когда мы вернёмся, в обмен на твое дальнейшее участие в битвах.    

Илья медленно поднялся и некоторое время молча смотрел на Диомеда и на нервно переминавшегося рядом с ним Одиссея. Потом бросил быстрый взгляд на Яна, и тот чуть прикрыл глаза, подтверждая, что надо соглашаться. Все правильно, раньше или позже ему пришлось бы снова принимать участие в боях.

Диомед стоял напротив, ни жестом, ни взглядом не пытаясь торопить Илью с принятием решения; воин не выказывал никаких признаков нетерпения, и взгляд, обращенный на Илью, был спокойным и безмятежным. Да, Агамемнон знал, кого следует посылать за своенравным Ахиллом.

Всё испортил Одиссей – не в силах долго поддерживать пусть даже и напускную невозмутимость, он затараторил:

- Бой идет уже много часов, обессилели солдаты. Гектор с Агамемноном договорились, что исход сегодняшней битвы поединок решит между лучшими воинами наших армий. Ахилл, ты нам нужен! Забудь про Агамемнона, ради греков сделай это! Ты сейчас спасти можешь сотни своих соплеменников!

Диомед едва заметно поморщился, слушая экспрессивную речь царя Итаки. На кого-кого, а на своенравного Ахилла довод о «соплеменниках-греках» не подействует. Да и не только на Ахилла, честно говоря. Соплеменники – это свои люди: микенцы, тиринфцы, итакийцы, родоссцы... А объединённые греки – это миф, честолюбивая мечта желающего объединить разные племена Агамемнона, которую лицемерно разделяют лишь хитрые политики, а не воины.

Илья допущенной Одиссем дипломатической оплошности не заметил. Его сейчас больше всего волновала перспектива поединка с лучшим воином троянской армии. Илья затравленно оглянулся на Яна. Взгляд того мог посоперничать по невозмутимости со взглядом Диомеда.

Илья стиснул зубы и на миг прикрыл глаза. Кивнул в сторону девчонок – понятливые мирмидоны ими займутся. Рассеянно собрал нарощенные волосы, ставшие на ощупь как пакля, в небрежный хвост и туго затянул каким-то ремешком – ещё не хватало, чтобы дурацкие патлы лезли в глаза во время поединка. Подхватил шлем и щит. Достал маленький плоский контейнер, вынул зеленоватую капсулу фрейтса и закинул её в рот. Всё, он готов.

 Выставленный троянцами противник сразу насторожил Илью. Он не отличался ни высоким ростом, ни выдающейся мускулатурой и был скорее поджарым, чем крепким. По его легкому шагу Илья сразу определил, что его соперник полагается не столько на силу, сколько на скорость и гибкость. Такие вот не очень внушительные на вид бойцы в деле обычно оказываются куда более опасными, чем накачанные здоровяки.

Греки, заметившие приближение своего героя, разразились радостными криками, и лица их заметно повеселели. Илья им позавидовал - еще бы, они-то видели перед собой непобедимого Ахилла и могли быть спокойны за исход поединка.

 Выйдя на расчищенную песчаную площадку, Илья встал напротив троянца и крепко сжал ксифос, вспомнив одно из многочисленных наставлений братьев Петровичей -  в бою на мечах крайне важен навык хвата; удерживать рукоять оружия в руке необходимо именно силой пальцев и кисти, и совет Василия - полагаться не на фрейтс, а на свои силы.

Стремительный, сильный  удар противника, словно сорвавшегося с места, Илья почти просмотрел, и лишь в последний момент вскинул руку. Мечи сшиблись, он пропустил лезвие противника по своему. Троянец отскочил в сторону.

Илья ошарашенно выдохнул. Даже сейчас, когда фрейтс уже подействовал, противник продолжал двигаться довольно быстро!

Он не стал дожидаться второй атаки – стремительно сократил расстояние до соперника и нанес ему рубящий удар сверху вниз. Тот не стал его отбивать. Угадав траекторию движения по замаху, легко ушел из-под несущегося на него ксифоса одним коротким движением и резко рубанул мечом по открытому боку Ильи. Острое лезвие соприкоснулось с доспехами.

Пристально наблюдающие за поединком греки ахнули, троянцы радостно завопили.

Но меч, вместо того, чтобы разрубить доспехи и глубоко вонзиться в тело, с лязгом отскочил, и соперник, никак не ожидавший подобного, едва удержал его в руках. Вот так и рождаются мифы о неуязвимости Ахилла! Благословенна будь Катерина Федоровна, спрятавшая под медью бронежилет.

Удар повредил троянцу куда больше, чем Илье. Конквестор-то отделается синяком, а вот его противника теперь одолевают сомнения – как можно сражаться с человеком, которого не берет обычное оружие?

Илья воспользовался замешательством троянца и пошел в атаку – простую, без изысков. Противник рефлекторно вскинул меч, защищаясь. Илья попытался изобразить финт, троянец легко отвел его контратакой. Сделал продольный – соперник от него ушёл. Вертикальный разрубающий – ксифос троянца его перехватил. Низкий горизонтальный - противник мгновенно отпрыгнул... «Если бы я не принял фрейтс, шансов бы у меня просто не было», - подумал Илья, наблюдая за стремительными движениями вражеского воина.

Троянец защищался, но пока не атаковал. Видимо, всё ещё вспоминал удар, разрубивший бы любого другого воина, но не причинивший вреда Ахиллу. Илья понимал, что долго так продолжаться не будет – противника захватит угар боя, и он перейдёт в наступление.

Времени на раздумья не было. Раз уж на мечах он не силен, надо брать другим. Илья намеренно открылся, подпуская троянца ближе к себе и, внутренне содрогнувшись, принял удар сверху на плечо. Когда ксифос соперника снова бессильно соскользнул, не выдержав сопротивления многослойного кевлара, Илья мгновенно выпустил свой меч, правой рукой перехватил запястье троянца, левую выбросил вперёд, сжал болевую точку на шее, резко потянул на себя и вниз, стремительно повернулся, надавил на локоть соперника плечом и опрокинул его на землю. Троянец распластался на песке. Илья добавил ему рубящим ударом ладони по горлу – и тот судорожно задёргался, пытаясь вдохнуть.

Греки разразились радостными воплями. Илья поднял ксифос с песка, медленно выпрямился и приставил острие к горлу поверженного.

- Убей! Убей! – неслось со стороны греков.

Троянец уже пришел в себя. Он не пытался подняться и смотрел прямо в глаза Илье. В его взгляде не было ни страха, ни отчаяния, только сосредоточенная готовность принять неизбежное.

Илья медлил. Ну не мог он так просто взять и убить человека, спокойно лежащего под его мечом! Не мог – и всё тут!

- Гектор! – повинуясь внезапному импульсу, во все горло заорал он.

Из троянского строя немедленно вышел человек и направился к Илье, предусмотрительно обнажив ксифос. Когда между ними осталось не больше десятка шагов, Илья медленно отвел острие от горла лежащего троянца. Тот не пошевелился.

- Битва на сегодня закончилась? – обратился он к Гектору и невольно отметил, какой же суровый троянский военачальник, оказывается, лопоухий – даже пышная кудрявая шевелюра этого не скрывает. Впрочем, несмотря на торчащие уши, смуглый мужчина с крупными чертами лица и блестящими черными глазами - перевязать ему голову платком, и будет настоящий пират – выглядел весьма грозно.

Гектор кивнул и медленно убрал ксифос в ножны. Пристально посмотрел на Илью, словно раздумывая над чем-то, а потом спросил:

- Почему ты не убиваешь его?

Так и не придумав, что можно сказать, Илья пожал плечами, а потом повернулся спиной к Гектору и направился в сторону греческого лагеря. От кого-кого, но от троянского принца удара в спину Илья не опасался. А если он все-таки ошибся в оценке благородства Гектора, бронежилет по-прежнему на нем.

Греки приветствовали Илью сдержанным шумом, в котором, впрочем, слышались недоумевающие нотки, а наблюдавший с насыпи за поединком Агамемнон проводил его злым взглядом.

Рядом пристроился Ян – выгоревшие светлые брови сошлись на переносице, вид предельно серьёзный.

- Ахилл бы непременно убил его, - напряжённо заметил он.

- Я знаю, - едва слышно ответил Илья.

 

* * *

 

Алессандра так радовалась прогулке, что Арагорн, давно переставший обращать внимание на знакомую красоту Коломенского, заразился восторгом девушки и сам рассматривал архитектурные памятники словно впервые. Впрочем, они все равно интересовали его куда меньше спутницы. В узких светлых брюках, короткой ярко-желтой дубленке и такого же цвета шапочке с выбивающимися из-под нее блестящими черными локонами, девушка казалась яркой драгоценностью в укутанном белым снегом парке. 

К сожалению, Арагорн не знал названий башен и церквей и их истории. На его счастье, Алессандра и не очень-то интересовалась. Она раз за разом обходила бревенчатые стены острогов и монастырей, восхищалась изящными стройными колокольнями, ахала при виде ярко-бирюзовых крыш дворцового павильона, а перед церковью иконы Божьей матери и вовсе замерла и, затаив дыхание, долго глядела на белокаменные стены, словно выросшие из снега, и на теряющиеся в глубоко-синем небе темно-синие купола, различимые лишь по золотому сверканию крестов в лучах солнца. В морозном воздухе разносился пронзительно-чистый колокольный звон, и сложно было поверить, что совсем рядом, за укрытыми снегом деревьями, устало взирают на плотный, шумный поток машин дряхлеющие высотки проспекта Андропова.

Девушка была очарована прелестью сохранившегося почти в первозданной красоте уголка древней Руси, а Арагорн радовался, что она довольна, и планировал остаток дня.

Во-первых, надо бы увести ее куда-нибудь с улицы, потому что непривычная к зимним морозам девушка, да еще в такой коротенькой дубленке, рискует простудиться, а перед финалом конкурса это крайне нежелательно. Затем, надо бы завести с ней разговор по поводу предстоящей презентации и подумать, как преподнести её выступление так, чтобы заинтересовать всех членов жюри; времени до финала оставалось всего ничего, а в том, что Алессандра станет финалисткой, Арагорн не сомневался. Ну и, наконец, хотелось бы закончить день в уютном ресторанчике, располагающем к продолжению приятной беседы в куда более интимной обстановке.

Решив, что план хорош, Арагорн строго его придерживался. Когда холодное солнце вышло на финишную прямую своей короткой зимней трассы по небу, Арагорн повез девушку в «Княгиню Черкасскую», симпатичный ресторан недалеко от Большого Каменного моста, с прекрасным видом на Храм Христа Спасителя. В залах ресторана воссоздали атмосферу дворянской усадьбы восемнадцатого века, на кухне готовили блюда по старинным русским рецептам, и, самое главное, могли предложить уютные столики, почти полностью скрытые от посторонних глаз.

Именно там после долгого романтического ужина Арагорн поинтересовался у Алессандры, какую тему она выбрала для презентации в финале конкурса.

- Зачем беспокоиться о финале, когда полуфинал еще только завтра, и неизвестно, пройду ли я? - пожала плечами она.

- Ты не можешь не пройти! – с чувством возразил Арагорн, и девушка улыбнулась.

- Спасибо, Эйби.

Арагорн едва заметно поморщился. Эйби, английская версия Абрама, конечно, была лучше Эбрахама, но его всё равно коробило. Как и глупые «конспиративные» очки на носу. Поддавшись импульсу, он снял их и убрал в карман. Пусть это будет первый шаг на пути от притворства к правде.

- Такие презентации за два дня не делаются. Я уверен, что ты уже провела подготовительную работу.

- Провела, - с улыбкой призналась Алессандра, - Я собираюсь посвятить свою презентацию проблемам нелегальной вырубки и контрабанды леса. Я разработала программу, ориентированную на три страны – Россию, Бразилию и Индонезию. Все они - держатели крупнейших пакетов мирового фонда древесины.

Арагорн медленно кивнул; у него начал вырисовываться смутный план касательно того, как можно будет организовать презентацию Алессандры таким образом, чтобы заинтересовать российских олигархов.

- Как думаешь, она понравится членам жюри?

- Уверен, - твердо ответил Арагорн, и, помня о своей цели, решил двинуться в нужном ему направлении: - Если позволишь, завтра я дам тебе несколько советов касательно того, как лучше преподнести материал.

«Завтра» не встретило никакого сопротивления, и Арагорн поздравил себя с удачным ходом. На его предложение дать совет девушка тоже не обиделась, только удивленно приподняла брови:

- Ты так хорошо знаком с этой проблемой?

- Нет, - честно признался Арагорн, - но я хорошо знаком с менталитетом российских бизнесменов и могу ответственно заявить: то, что проймет американского предпринимателя до слез, на нашего не произведет ни малейшего впечатления.

Алессандра слегка наклонила голову, признавая его правоту.

- Значит, до завтра, – кивнула она, накручивая на палец черный локон.

Потом была медленная прогулка по набережной Москвы-реки, непринужденная беседа и легкий мороз, замерзшая в тонких перчатках ладошка, греющаяся в руке Арагорна, и яркий ночной Кремль впереди. Редкие прохожие шагали вдоль широкого проспекта набережной, высокие фонари разливали аметистовый свет, серебристая пудра медленно падала с бархатного темного неба, обрамлённые огнями мосты казались берилловыми браслетами, украшающими руку реки. Даже густо усыпанные снежной крошкой строгие сталинские высотки и старинные особняки, словно солдаты на параде, в ряд вытянувшиеся вдоль набережной, казались большими шкатулками для драгоценностей.

А затем в установившуюся идиллию бесцеремонно вмешалась трель телефона.

- Извини, я на минуту, - попросил Арагорн, увидев, что звонили из «Октагона».

Алессандра кивнула сторону привлекшей ее внимание витрины небольшого магазинчика, расположенного в правом крыле старинного двухэтажного здания темно-красного цвета с узкими окнами и классической лепниной:

- Я пока зайду туда, посмотрю. Заодно погреюсь.

Арагорн с удовольствием провожал взглядом стройную фигурку в короткой яркой дубленке, краем уха слушая, как менеджер «Октагона» жаловался, что входную дверь и все окна их спортзала оклеили снаружи яркими плакатами с надписью «Не трать здесь время на ерунду,  познай настоящее боевое искусство. Казаки-ниндзя и славянское кун-фу - открой для себя диканьский боевой гопак».

Сзади приблизился и медленно поехал, прижимаясь к бордюру, массивный черный «Хаммер». Сквозь тонированные стекла Арагорн заметил бритые затылки, а потом из приоткрытого окна до него донесся возглас:

- Глянь, Ломец, какая тёлка!

Арагорн проследил за взглядами вытаращенных глаз и с неудовольствием отметил, что пассажиры «Хаммера» уставились вслед Алессандре.

- Что за вопрос – что делать с плакатами? Содрать их, конечно, - бросил Арагорн в трубку. - А если вы ещё и поймаете того, что это сделал, то я вам лично премию выпишу, - пообещал он и прибавил шаг.

- Краси-ивая, - протянул чей-то голос из «Хаммера». Видимо, того самого Ломца.

- Может, предложим ей с нами покататься? – спросил первый.

- А если она не захочет? – засомневался второй.

- А это смотря как предложить, - важно отозвался третий голос, в котором по мере того, как он рассуждал, всё отчётливее звучали очень неприятные  интонации. – Если будешь слишком вежливым, то, конечно, не захочет. А не будешь спрашивать – у неё и выбора не будет, ей придётся сделать так, как мы хотим.

Арагорн не стал ждать, как будет развиваться дискуссия среди пассажиров «Хаммера».

- Я вам позже перезвоню, - оборвал он менеджера, жалующегося на излишне хорошее качество клея, которым приклеили плакаты.  Быстро убрал сотовый, перебежал дорогу и бросил взгляд на витрину магазинчика. Алессандра уже затерялась где-то внутри, значит, ничего не увидит. Решительно подошел к  автомобилю, кое-как притиснувшемуся к плотно заставленной машинами обочине - в левом крыле здания располагался известный на всю Москву, забронированный на год вперед модный ресторан «Авлос», свободной парковки рядом почти никогда не было - и постучал по стеклу.

- Парни, а у вас документы на эту машину есть? – непосредственно поинтересовался он, когда опустилось водительское стекло.

- Чего? – опешил коротко стриженый русый парень с мутно-зелёными глазами.

- Да у меня два дня назад машину угнали, один в один как ваша, даже наклейка на заднем стекле такая же. Вот я и думаю, может, это моя тачка?

Бритый парень молча разинул рот. Похоже, он просто опешил от такой наглости. Кроме того, это было первое авто, которое он, Ломец, купил по всем правилам, у дилера, на честно заработанные... ну, хорошо, просто на заработанные деньги с тех пор, как оказался у Хохломы. 

- Вы мне покажите документы, - не унимался Арагорн, - а то я в полицию позвоню.

 - Ща я тебе покажу документы, - обозлился Ломец, и трое парней дружно вывалились из «Хаммера».

Полную картину произошедшего дальше не мог восстановить ни один. Ломец успел заметить только несущуюся прямо ему в лицо широко раскрытую ладонь, а потом его спина впечаталась в землю с такой силой, что из легких мгновенно вышибло весь воздух. Не успевший сориентироваться Ренат запомнил лишь острую боль, пронзившую его затылок. Третьему повезло больше – до него очередь дошла в последнюю очередь, и он видел все случившееся. Но совершил большую ошибку, когда самонадеянно – он в детстве занимался самбо - потянулся к ножу в кармане, а не к пистолету под мышкой. Затем была стремительная серия коротких ударов по корпусу и теплая кровь, хлынувшая из сломанного носа, а следующим после поглотившей его темноты воспоминанием было недовольное лицо дородной пожилой медсестры.

 На всё про всё ушло не больше полуминуты. Арагорн бросил настороженный взгляд на витрину магазина, увидел только одно прилипшее к стеклу лицо – молоденькой продавщицы с перепуганными глазами, подмигнул  ей, а потом наклонился поднять с земли выпавшие из раскрывшейся руки Ломца ключи.

- Нет, ребята, не моя это машина, а чужая мне не нужна. Думаю, вам она тоже больше не нужна, - проворчал он, внимательно осматривая заставленную дорогими машинами обочину.

Через мгновение Арагорн услышал громкие вопли, доносящиеся от входа в «Авлос». Сделал несколько шагов вперёд, увидел припаркованное неподалеку от «Хаммера» шикарное серое авто с федеральными номерами с флагом, а после - и часто мелькающего на экранах телевизоров депутата, кричащего на невозмутимого швейцара в строгом синем сюртуке:

- Я вам ставлю в известность, что вы сюда немедленно должны мне вызвать начальника ресторана и начальника «Авлоса». Ко мне, вот сюда. Будет встреча, буду с ними разговаривать. Немедленно! Сюда! Ко мне! И поставьте их в известность, что  дни вашего «Авлоса» сочтены. А потом я буду вам срывать этот ваш сюртук! И пенсии у вас не будет, и сюртука не будет! Что вы занимаетесь произволом? Стоите здесь как бандит и говорите мне: «У вас не забронировано». Как это – не забронировано? У меня? Да ты знаешь, кто я такой? И сюртук этот сними. Сними этот сюртук, подлец! Нарушаешь власть, нарушаешь закон, Конституцию нарушаешь, негодяй! Ты у меня плохо кончишь! У нас много народу плохо кончает! Колчак плохо кончил, Ленин плохо кончил! Где начальство? Оно тоже у меня сейчас плохо кончит!

Арагорн улыбнулся, залез в салон машины, вставил ключ в замок зажигания, аккуратно сдал назад, поставил трансмиссию на нейтралку, а потом с удовлетворением наблюдал за тем, как массивный «Хаммер» сминает бок припаркованного депутатского авто. Затем нырнул в магазинчик, нашел глазами Алессандру, кивнул ей, подошел в продавщице, обаятельно улыбнулся и спросил, беря ее за руку:

 - Вы не будете против, если мы с подругой воспользуемся служебным выходом?

И свернутая в трубочку купюра перекочевала из его ладони в ладонь продавщицы.