Оборотная сторона героя - глава 7

Проснувшись утром, Ахилл с удивлением понял, что плечо его почти не беспокоит. Туго перетянутое мягкой повязкой, оно, конечно, причиняло некоторые неудобства, но если вспомнить о том, что рана была нанесена не обычным оружием, а молниями Зевса, то вообще удивительно, что он ещё жив.

Всё, что случилось после короткой стычки в заснеженном ущелье между огромными домами, в памяти Ахилла осталось лишь в виде смутных разрозненных картинок. Он помнил, как наездник оставил его посреди гигантских нагромождений высоких зданий, между которыми сновали целые толпы чудищ, братьев того, на котором он добрался сюда. Помнил, как возница кивал и неопределённо махал рукой в гущу этих зданий в ответ на вопрос Ахилла: «Это здесь чертог Аполлона?»

Помнил, как растерянно стоял около одного здания, и толпы людей обтекали его со всех сторон. Они ни на что не обращали внимания: ни друг на друга, ни на него, ни на рычащие чудовища, снующие среди них, ни даже на то, как какие-то странные, одетые во всё чёрное молодые воины, больше похожие на жрецов злых богов, схватили какую-то девчонку и потащили в ущелье между высокими домами. Будь здесь война, Ахилл бы и не подумал вмешиваться – победитель вправе забирать любую добычу, которая ему приглянется. Но было не похоже, чтобы поселение подвергалось набегу. Так что же – это здесь в порядке вещей, чтобы жрецы сновали среди жителей и просто выбирали себе из толпы любую жертву?

Будь рядом Патрокл и наблюдай он за тем, что сделал Ахилл в следующую минуту, он не преминул бы сказать: «Именно из-за этого ты и попадаешь в немилость к богам». Но  и это не остановило бы Ахилла: девчонка закричала так отчаянно, так пронзительно и так обречённо, что он с надеждой оглянулся по сторонам, ожидая, что сейчас кто-то вмешается. Кто-то, кто лучше знает порядки здешнего мира и сможет разобраться, в своём ли праве эти молодые жрецы в чёрных одеждах, так запросто забирающие себе человека из толпы? Но никто не остановился, даже не замедлил шага.

«Может, здесь так принято?» - размышлял Ахилл, следуя, тем не менее, за жрецами. Но то, что он увидел в ущелье, не могло быть нормальным, каким бы богам не служили эти жрецы. Да, Ахилл слышал, что некоторые кровожадные боги диких народов требовали себе человеческих жертвоприношений. Но даже для них жертву убивали быстро, не заставляли страдать. Эту же девчонку мучили. И если таких жертв и впрямь требовал здесь какой-то бог, то он не заслуживал ни поклонения, ни уважения.

Ахилл вынул меч и направился к беснующимся жрецам.

Он помнил, что те оказались перед ним совсем беспомощными, но затем  раздался грохот, плечо пронзило огнем, и дальше всё становилось смазанным. Его долго везли куда-то на одном из быстроходных чудищ, помогли дойти до каменного дома, а там над ним расшумелись незнакомцы. Потом его чем-то напоили, не иначе, отваром Морфея, потому как он немедленно погрузился в глубокий сон, и как его лечили, не помнил.

Ощупав рану сквозь повязку, Ахилл с удовлетворением убедился, что она вовсе не так глубока, как он полагал. Удивительно – он был уверен, что молнии Зевса – а то, что метали в него именно их, он не сомневался – должны были убить его прямо на месте.

Вскоре появилась молоденькая девушка, та самая, которую он отбил у жрецов в ущелье. Она сменила ему мягкие белые повязки и не отходила ни на шаг. Девочка была миленькая, смотрела на него с восхищением и обожанием, и при других обстоятельствах он бы не преминул воспользоваться так явно представляющейся возможностью. Однако сейчас ему было не до того. Ах, если бы его хотя бы кто-нибудь понимал!.. У девчонки, впрочем, довольно ловко выходило общаться с ним с помощью жестов. Но и она порой не понимала самых элементарных вещей, которые он пытался объяснить.

Позже его навестил  кудрявый черноглазый парень, ярко разодетый, с большим медальоном на золотой цепи на шее, тот самый, что увез его, раненого, из ущелья между высокими домами. У парня было одно короткое имя, которое Ахилл никак не мог повторить, и другое, давшееся ему куда легче – Лекс. Именно Лекс придумал самый удобный способ общения - рисунками. Он принес тонюсенькие белоснежные папирусы, рисовал на них удивительно живые картинки не менее удивительным стилом и медленно проговаривал названия предметов, терпеливо обучая Ахилла азам неизвестного языка.

Из рисунков грек узнал, что Лекс – брат  девушки, за которую он вступил в схватку со жрецами, и что ранили его оружием, метающим молнии. Грек очень хотел уточнить, как оказалось оружие Зевса в руках простых смертных, но, похоже, не смог объяснить свой вопрос – его руки, привычные к ксифосу, со стилом обращались с трудом, и картинки выходили плохо.

К обеду парень позвал Ахилла с собой. Если грек понял его правильно, Лекс решил попытаться найти кого-нибудь, кто поймет его речь. Ахилл с радостью согласился, а потом провел несколько долгих минут, неуклюжими картинками пытаясь объяснить недоумевающему парню, почему он не расстанется с ксифосом. Вот уж воистину безумный мир - да разве можно выходить из дома безоружным?

 

* * *

 

Когда у Шушморского капища показался УАЗик с Тарасом за рулём, не выспавшийся Илья уже изрядно замёрз – он ждал с полчаса. Мог бы, конечно, подождать и внутри храма, но не хотел искушать судьбу – а вдруг какой-нибудь грек сунет туда свой любопытный нос и увидит его там? Не стоит давать лишний  повод для подозрений.

«Умнеет», - хмыкнул про себя Илья, отметив, что волосы стажёра больше не торчали в тщательно созданном гелем беспорядке, а модная узкая куртка сменилась практичным лёгким пуховиком.

- Чего так долго? – буркнул он, забираясь в салон. Спрашивать, не нашли ли Ахилла, не стал. Если бы грека отыскали, ему бы об этом сообщили в первую очередь.

- В пробку влетел, - пожал плечами стажёр.

- Хочешь сказать, не потому, что заблудился?

- И это немножко тоже, - покраснел Тарас. Помолчал, внимательно глядя на заснеженную колею, по которой лихо подпрыгивал УАЗик, потом покосился на отогревающегося Илью и, наконец, спросил с затаённой дрожью восторга в голосе:

- Ну и как там?

- Да вовсе не так романтично, как тебе это представляется.

- Вот все так говорят, - усмехнулся стажёр, - И Петровичи, и Ян Сергеевич, и Андрей Папыч. Нет, я понимаю, что для вас это обычные будни. Но не для меня.

- Вот когда попадёшь как-нибудь в разгар войны, посмотришь на поле боя после битвы, покопаешься в трупах, разыскивая там наших пропавших - и сразу весь восторг пройдёт.

- Так для этого надо хоть раз туда попасть.

- Вообще-то, тебя не в конквесторы взяли, а в аналитики...

Стажёр вздохнул:

- Да знаю я. Только, если честно, мне очень хочется стать конквестором!

Илья покосился на восторженного узкоплечего парня и хмыкнул.

- Ну, да, ставить датчики у проходов куда интереснее, - отреагировал на молчаливый скептицизм Ильи стажёр. – Самым волнующим моментом вчерашнего дня было то, что я самостоятельно поменял датчик в Тушино, - продолжил он с сарказмом.

- Это у Алёшкинского прохода?

- Ага... Илья, а куда он ведет?

- В Тевтобургский лес.

- Сентябрь девятого года? – вспыхнули глаза Тараса.

- Да. А знаешь, что там было?

- Конечно! – возбужденно воскликнул стажёр – ведь история была его коньком, – Германские племена под руководством Арминия нападают на марширующую через Тевтобургский лес колонну Квинтилия Вара. Начавшееся с обстрела римлян из леса трехдневное сражение заканчивается гибелью трех легионов, шести когорт и трех конных отрядов... Если верить сведениям Веллея Патеркула, конечно.

- Не верь,  - бросил Илья.

- Почему?

- Да потому, что там было вовсе не благородное сражение разодетых в пурпур римлян с разрисованными синью дикарями, которое так пафосно описал Патеркул. Там, Тарас, вонь, грязь, кровь и смерть. Отвратительная мясорубка...

- Понял, - рассеянно протянул стажёр, - Илья, а как тот проход активируется?

- А ты, я так понимаю, пытался, да?

Тарас вместо ответа преувеличенно внимательно уставился на дорогу. Илья усилием воли стряхнул с себя дрему и довольно резко выговорил:

- И ты всерьез рассчитываешь, что я тебе расскажу, как открывается тот проход? Чтобы ты мог вернуться, пролезть в него - один, без подготовки, исключительно собственного любопытства ради, и угодить в самый разгар боя? И чтобы мы потом искали твою голову среди римских черепов, развешенных на деревьях? Так?

Стажёр молчал.

- Тарас, - предельно серьёзно добавил Илья, - имей в виду, что если куда-то самовольно сунешься, то из перспектив в нашей конторе у тебя останется одна – коррекция памяти.

- Ладно, ладно, - примирительно поднял руку стажёр, – Буду терпеливо ждать своего звёздного часа... Илья, а страшно?

- Что именно? Замещать Ахилла?

- Ну, и это тоже, но я про другое. Страшно жить там и понимать, что любое событие может быть ключевым? Мне Аркаша говорил, вы это методом проб и ошибок выясняете. Не бывает, что боишься лишний шаг сделать – а вдруг он затронет событие, которое окажется ключевым?

Илья на миг задумался, потом покачал головой:

- Ты знаешь, нет. То есть, я понимаю, что чисто теоретически если я в битве у Трои убью какого-то солдата в «неположенное» ему время, есть маленький шанс, что это спровоцирует появление новой ниточки в полотне истории, и в нашем времени Аннушка разольёт масло где-нибудь в другом месте. Но мы этого никогда не узнаем, потому что это никогда не получится ни отследить, ни проверить.

- Аннушка? – недоумённо переспросил Тарас. – Какая Аннушка? Какое масло?

- Подсолнечное, - несколько обескураженно отозвался Илья. – Ну, как же - Аннушка! Берлиоз! Патриаршие!

Стажёр непонимающе поднял брови.

Илья поражённо смотрел на него в ответ.

- Что? – не выдержав, спросил Тарас.

Несколько мгновений Илья молчал, прикидывая, с чего же начать объяснять, но потом как-то обречённо махнул рукой, устроился поудобнее на сиденье и закрыл глаза.

И проспал всю оставшуюся дорогу до Москвы.

Зайдя в подъезд своего дома, Илья дал сам себе торжественное обещание, что пусть Славика хоть из прокуратуры забрали, хоть из ЦРУ, хоть из Интерпола - он и пальцем не пошевелит. И вообще, что бы ни случилось, кто бы ни вызывал – он никуда и ни к кому не пойдёт. Будет спать – и точка.

Рабочий сотовый ожил именно тогда, когда Илья переступил порог квартиры.

- В восемь вечера в «Октагоне», - услышал он лаконичное сообщение Василия и чертыхнулся. Если бы его непутёвого соседа и вправду забрал Интерпол, он смог бы выполнить данное самому себе обещание. Но братьям Петровичам не отказывают.

 

* * *

 

Идея Арагорна была проста – чтобы заинтересовать заседающих в составе жюри конкурса солидных предпринимателей в благотворительном проекте, необходимо сделать так, чтобы это проект пусть хотя бы и косвенным образом, но затрагивал их собственные, уже существующие или же потенциальные бизнес-интересы.

Нет в России ни одной сырьевой промышленности, которая бы не являлась объектом многомиллионных инвестиций, и лес – не исключение. Только вот направленные в него инвестиции привели вовсе не к расцвету бизнеса и появлению в рядах сырьевых магнатов новых русских олигархов, а к самым настоящим лесным войнам. А пока гиганты российского предпринимательства бились между собой за право создать еще одну естественную монополию, под кронами непроходимой тайги родилась очередная «черная дыра» российской экономики. Лесная мафия, сотрудничающая с зарубежными покупателями Скандинавии, Японии и Китая, покрыла всю Сибирь и Дальний Восток такой плотной сетью контрабандных точек, что справиться с нею своими силами честным предпринимателям практически невозможно. Да и особого желания добровольно соваться в одну из самых криминализированных отраслей экономики у них тоже не нет. А у государства до этой проблемы все не доходят руки.

Вот и плачут российские миллионеры, глядя на огромный поток денег, проходящий мимо их карманов. И если предложить им направить уже выделенные на благотворительность деньги на то, чтобы заострить внимание мировой общественности на этой проблеме, они вполне могут согласиться. Потому как будут рассчитывать, что широкий общественный резонанс подтолкнет-таки федеральное правительство к активным действиям, что Сибирь и Дальний Восток избавят от лесных контрабандистов, и вот тогда-то для российских инвесторов откроются вожделенные просторы богатого сырья.

Примерно это, только в несколько более облагороженной и менее циничной форме Арагорн и объяснял Алессандре. Причем преподносил очень ловко – не советовал менять структуру или содержание презентации, а всего только сместить акценты с экологических на политико-экономические и заострить чуть больше внимания не на исчезновении редких видов растений и сокращении площади лесов, а на контрабанде незаконно добытой древесины и на постоянных её покупателях.

Алессандра слушала Арагорна очень внимательно, делала какие-то пометки у себя в айфоне и задавала уточняющие вопросы. Арагорн наблюдал за тем, с каким искренним энтузиазмом девушка рассуждает о предстоящей презентации, о том, каких важных результатов она может добиться, если получит возможность воплотить свои планы в жизнь, и поражался.

Во-первых, положа руку на сердце, проблемы экологии в списке приоритетных задач у среднестатистического россиянина никогда не числились, и Арагорн не был исключением. А во-вторых, ему нечасто доводилось встречать людей, искренне верящих в то, что они реально могут сделать что-то для глобального изменения мира. Большинство из них канули в лету ещё до распада советской империей, а к оставшимся романтикам-идеалистам прагматичный современный человек стал относиться с изрядной долей цинизма. Но на красивую черноволосую девушку, сидящую перед Арагорном, это не распространялось; над ней он насмехаться не мог, ею он мог только восхищаться.

Впрочем, восхищение восхищением, но тревожные мысли посещали Арагорна всё чаще. Уделила бы Алессандра ему хоть немного внимания, если бы не считала его единомышленником и узнала, что ему нет никакого дела до вырубки драгоценной амазонской сельвы, и что он никогда не числился среди активистов зеленого движения? «Надо непременно выяснить, можно ли получить членство в Гринписе задним числом», - сделал себе мысленную пометку Арагорн.

Однако даже и с Гринписом в качестве «козырной карты» Арагорн был по-прежнему не уверен в успехе. До сих пор Алессандра ни намёком, ни взглядом не проявила к нему ничего больше дружеского расположения, да и то основанного на «экологической» почве. И хотя она была с ним общительной и приветливой, Арагорн не обольщался: он давно уже научился не путать доброжелательность и дружелюбие с чем-то большим.

- Эйби, ты сможешь прийти сегодня на полуфинал? – вывел его из мрачных размышлений голос Алессандры.

- Э-э, - замялся Арагорн. Он уже начал серьезно напрягаться по поводу предстоящего вечером шоу. Что подумает Алессандра, если увидит его среди членов жюри? Рассказать ей сейчас? Нет, пока еще не время. Надо это сделать в подходящий момент.

Остается надеяться, что под прицелом ярких прожекторов и многочисленных камер взволнованная девушка не будет слишком пристально рассматривать сидящих перед сценой людей, да и строгие смокинги сделают всех членов жюри на одно лицо.

- Я не смогу, - ответил он  и развёл руками, - Работа. Но я встречу тебя сразу после того, как закончится представление. С большим букетом и поздравлениями с выходом в финал. И мы будем отмечать твой успех. Если, конечно, у тебя  будет время  и желание.

- Ты так уверен, что я выйду в финал?

- Да, - коротко ответил Арагорн. – Так куда пойдём отмечать?

Алессандра помолчала, изучая его лицо, а потом медленно улыбнулась:

- Удиви меня.

Арагорн сдержанно кивнул, скрывая радость – похоже, её интерес к нему всё-таки не ограничивается одним лишь Гринписом.

 

* * *

 

У раненого мужчины не нашлось ни паспорта, ни вообще хоть какого-нибудь клочка бумаги, проливающего свет на его историю. Ещё удивительнее было то, что иностранец шатался по столице в таком непрезентабельном виде и не понимал ни слова по-русски – всё-таки, собираясь в другую страну, обычно хоть несколько фраз, да выучишь.

Гипотез и предположений у Лекса было хоть отбавляй, а вот истина по-прежнему оставалась неизвестной.

«Начнем с языка», - решил для себя цыган и провел изрядную часть дня, разъезжая с раненым по знакомым лингвистам.

Помощи они не оказали.

Ближе к вечеру, уже от безысходности, Лекс заехал на кафедру к своему хорошему приятелю Витьку – тот прозябал младшим преподавателем на факультете иностранных языков в Пединституте. Там-то ему и повезло.

В который раз за день цыган картинками попросил своего спутника сказать что-нибудь вслух, и в тот самый момент, когда иностранец, утомлёно взглянув на Гожо, заговорил, в дверях кабинета нарисовался молоденький аспирант в пиджаке и цветном шарфе, разыскивающий какого-то профессора. Послушал незнакомца, разинул рот, а потом восторженно выпалил, обращаясь к приятелю Лекса:

- Виталий Николаевич, неужели у нас, наконец, появится нормальный преподаватель на истфаке?

- При чём тут истфак? – не понял Витёк.

- Ну как же, вы разве не знаете? Мы давно уже подавали в деканат заявление с просьбой найти нам хорошего специалиста по древним языкам. А то те, кто проводит исследование по древности, находятся в неравном положении с теми, кто выбирает себе темы начиная от средневековья и до современности. Они-то могут обращаться непосредственно к первоисточникам, а мы?

Гожо с Витьком изумлённо уставились на аспиранта. Первым пришел в себя цыган.

- И на каком же языке, по-твоему, разговаривает этот товарищ?

- На древнегреческом, - совершенно уверенно заявил студент.

- А ты... это, - начал было Гожо и замолчал. Сколько версий он уже за сегодня слышал, включая и самые фантастические, вплоть до того, что мужик был похищен инопланетянами для исследований или является представителем какой-то малочисленной редкой народности, скрывающихся от цивилизации где-нибудь в глухой тайге... - Ты сам по древнегречески понимаешь? В смысле, говорить умеешь?

- Говорить? Ну-у, - протянул аспирант, - Я так, самоучкой, да и до архаичного не добрался.

- Но что-нибудь ты его можешь спросить? – нетерпеливо спросил цыган, - Что-нибудь такое простое, чтобы смог понять ответ.

Парнишка неуверенно кивнул, а потом, запинаясь, произнес несколько слов, обращаясь к безразлично глядящему в пустоту мужчине. Тот слегка вздрогнул, перевел взгляд на аспиранта и медленно, коротко ответил. Теперь вздрогнул парнишка, а потом растерянно улыбнулся.

 - Ну, что, что? – не выдержал цыган.

- Я спросил, как его зовут. А он ответил – Ахиллеус. Типа, Ахилл, -  аспирант неуверенно оглянулся на Витька: - Виталий Николаевич, это шутка такая?

Его перебил назвавшийся Ахиллом. Шагнул вперед и что-то спросил. Аспирант кивнул, с трудом подбирая слова, что-то ответил, послушал ещё немного, сосредоточенно морща лоб, а потом ошарашенно уставился на Витька:

- Слушайте, а он, часом, не из психушки сбежал?

- В смысле?

- Ну, я смотрел передачу, бывали случаи, что с людьми что-то происходило, и они напрочь забывали, кто они, откуда, даже родной язык. Зато начинали в совершенстве говорить на чужом, а иногда даже на давно исчезнувшем языке. Не узнавали родных и вообще ничего из прошлой жизни не помнили. Считали себя совсем другими людьми.  Вот этот парень заявил мне... Я, правда, не все понимаю – наречие очень необычное, похоже на архаичный греческий, только, кажется, ещё... э-э... архаичнее... Гм, да... Так вот, он говорит, что он с острова Эгина, и что не знает, как здесь оказался, но еще несколько дней назад он был с войском под Илионом.

 - Илион? Это что?

 - Это Троя.

 Витек крякнул и повернулся к цыгану:

- Ну, что скажешь?

 - Не знаю, - пожал плечами Гожо.

Версия аспиранта про психушку звучала правдоподобно. Лекс сам когда-то видел репортаж про женщину, которая, очнувшись после клинической смерти, заговорила на древне-итальянском. Правда, русский она не забыла, но зато рассказывала такие подробности о своей прошлой жизни в Генуе, что историки-специалисты по итальянскому возрождению только диву давались. Может, и с этим тоже что-то похожее случилось? Только, видимо, его ну очень прилично по темечку приложили, раз у него так много всего отшибло. И родной язык напрочь забыл, и свое прошлое заодно. И мечом вдруг научился размахивать. И рисунки-то его очень похожи на те фигурки, которыми расписаны древние амфоры, запоздало осенило Гожо, до этого не раз безуспешно пытавшегося понять, что же они ему напоминали. И еще он разучился пользоваться обычными вещами, вроде вилок и телефона, а на машины поглядывает с опаской...

Да, что-то не вяжется... Ну, и куда теперь везти этого «Ахилла»? В «Жди меня»? Или в психиатрическую больницу, для пополнения коллекции Наполеонов и Чингисханов?

- Спроси-ка его, а другой какой-нибудь язык он знает?  - попросил Гожо аспиранта.

 - Фракийский, хеттский и еще какой-то, только я не понял, - через минуту перевёл аспирант.

- Супер, - кивнул цыган. Час от часу не легче. – А в вашей библиотеке что-нибудь типа русско-древнегреческого словаря есть?

- Словаря нет. Но есть что-то типа.

- Будь другом, сгоняй, возьми, и запиши на мое имя, - попросил Витёк студента, протягивая ему свое университетское удостоверение.

 Аспирант испарился, а Витёк выжидающе уставился на цыгана.

- И чего ты будешь с ним делать?

- Не знаю пока, - пожал плечами Гожо, - Попробую выяснить, не разыскивает ли его кто.

- А чего ты с ним возишься? Сдал бы в психушку, и дело с концом. Куда проще.

Действительно - проще.

Цыган прикрыл глаза и вспомнил перепуганную сестренку, ползавшую по грязному снегу. Нет, не отправит он этого Ахилла, или как там его на самом деле зовут, в психушку. У отца дом большой, лишний человек никого не стеснит. А там видно будет.

 Витёк, тем временем, продолжал рассуждать:

- Ты заметь, люди с такими симптомами появляются регулярно. Нормальный здоровый мужик, никаких повреждений или признаков насилия, абсолютно адекватно себя ведет, но ничего про себя не помнит. Вообще ничего. А потом, когда у него находятся родственники, выясняется, что его обнаружили за тридевять земель от дома, и совсем непонятно, как он там очутился, и где все это время был. Или, ещё слышал, пропадет человек на какое-то время, на месяц  или на год, потом находится, а вспомнить, где был, что с ним происходило, не может. Все остальное помнит, а это – словно вырезали. Думаешь, просто так у людей мозги отключаются? А я вот не верю. Как пить дать над ними спецслужбы опыты ставят, а потом их «осечки» всплывают. Как бы еще у тебя из-за него проблем не было.

- Нормально, - невпопад отозвался цыган.

 - Слушай, а мне вот почему-то его рожа кажется знакомой. Как будто я его где-то видел, - протянул Витек и прищурился. – Черт, не могу вспомнить, хотя прямо так и вертится. Где же, где же? По телевизору, что ли?

Его размышления прервало появление аспиранта с книгой под мышкой.

- Эх, ничего себе, - выдохнул Гожо, раскрыв томик наугад, - А как это читать?

Значки на странице на китайские иероглифы, конечно, не походили. Но и до кириллицы с латиницей им было далеко.

- Ну, это же просто, - без тени насмешки отозвался аспирант, - Почти все буквы произносятся по первому звуку своего названия. То есть бета – бэ, гамма, соответственно, гэ, дельта – как дэ, каппа – ка, лямбда – эл, ну и так далее.

- А это что за закорючки такие? Вот эта и вот эта?

- Дзета и тета. Ага, а еще, кстати, новички поначалу эту с ню часто путают.

- Кого-кого с ню путают? И что за ню? – заинтересовался Витёк.

- Ну, буква Эта пишется похоже на нашу русскую нэ. Но здесь звуку нэ соответствует буква ню... Да, и еще не перепутайте архаичную сам и сампи с мю – это две принципиально разные буквы. Там на первой странице алфавит есть с транскрипцией, посмотрите.

- Все, - решительно оборвал цыган, - Хватит с меня грамматики для идиотов.  Спасибо. Витёк, если вспомнишь, где ты его видел, дай мне знать, окей? – попросил Гожо приятеля и направился к выходу.

Тут подал голос Ахилл.

- Он говорит, что ему надо вернуться обратно в Илион. И еще спрашивает, не знает ли кто из нас, где можно найти... э-э... Аполлона, - сообщил уже переставший удивляться аспирант.

- Скажи ему, про Аполлона не знаю, - немного подумав, серьёзно заявил цыган, - Но очень постараюсь помочь ему найти дом.

Незнакомец выслушал перевод аспиранта, вперил в Гожо тяжёлый взгляд, словно высматривая что-то в его глазах, а потом неожиданно шагнул вперед и, приложив сжатую в кулак руку к груди, на короткий миг резко наклонил голову.

Цыган растерянно пробормотал в ответ «Пожалуйста» и подумал про себя, что еще ни разу в жизни не встречал человека, чьи скупые, в общем-то, жесты выходили бы такими выразительными весомыми.

 

* * *

 

Илья проспал до обеда. Встал с ломотой во всём теле – спасибо вечерней тренировке на мечах у братьев Петровичей. Залез в ванную и с наслаждением отмокал там почти час. Побрился. С отвращением принялся за свалявшиеся нарощенные волосы, сломал несколько зубчиков расчески, пытаясь пробраться сквозь спутанную гущу, прошелся не самыми лестными словами по людям, вовлекшим его в эту авантюру, а также их родственникам. Наконец более-менее расчесал неживые волосы, собрал в хвост – длинные пряди, падающие на лицо, все еще чувствительное после салонных процедур, раздражали.

Придирчиво рассмотрел себя в зеркале. Темный загар и хвост светлых волос, измененный татуажем разрез глаз, огрубевшие черты лица... Стилист что-то говорил насчет того, что татуаж будет бледнеть, а со временем и вовсе исчезнет. Интересно, со временем – это как скоро? Пока что-то не заметно.

Потом Илья уныло побродил по кухне. Разумеется, съестного там не нашлось, не считая кофе и банки сгущённого молока. Но ни то, ни другое принимать на голодный желудок не хотелось. Илья пошарил по шкафам ещё немного, а потом сдался и заказал себе пиццу. Пока ждал доставки, заварил себе кофе и, делая неспешные глотки, постоял у окна. На улице весело светило морозное солнце и привычно гудел транспорт. Весь день впереди - и никаких дел. И, самое главное, никакой Трои. Можно не бояться сделать лишний шаг, не оглядываться через плечо, не прислушиваться к каждому звуку.

Доставленная на дом пицца была уничтожена в рекордные сроки, и после сытый и довольный Илья отправился в ближайший супермаркет. Вернулся с полным набором чрезвычайно вредных для желудка и чрезвычайно простых в приготовлении продуктов: замороженные обеды в коробках, суп в пенопластовых стаканчиках, каши в пакетиках... Разместил покупки, удовлетворенно кивнул, позвонил в «Бастион». Папыча не было, но он нарвался на  Василия, который предложил воспользоваться возможностью и провести дневную тренировку. Пришлось согласился.

На этот раз Василий погонял его на ринге «Октагона» всего пару часов, а потом отпустил. Вовсе не из-за блестящих результатов Ильи, а из-за того, что у него самого больше не было времени. На вопрос, куда это он торопится, Василий коротко ответил:

- На конкурс красоты, я вхожу в состав жюри, - и ушел, оставив опешившего от неожиданности Илью гадать, то ли это правда, то ли шутка. Илья склонялся к последнему, только вот очень уж не вязались шутки с невозмутимой физиономией всегда предельно серьезного Петровича.

А около собственного дома Илью неожиданно остановил полицейский патруль и довольно вежливо потребовал документы. Илья пожал плечами и полез во внутренний карман. Он настолько не ожидал подвоха, что пропустил момент, когда полицейские разом навалились на него, скрутили руки, бесцеремонно запихнули в зарешеченный УАЗик и повезли в ближайшее отделение. По пути они радостно гомонили и напрочь игнорировали все попытки Ильи дознаться, в чем же дело.

В тёмном коридоре отделения его конвой нос к носу столкнулся со Славиком. Тот Илью узнал далеко не сразу, но все-таки узнал, вытаращил от изумления глаза и немедленно поинтересовался у коллег:

- За что это вы его?

- Так он в розыске, - довольно пояснил один из провожатых и ткнул на оставшийся позади стенд, увешанный ксерокопиями, среди которых красовалась и фотография Ахилла с очень даже кругленькой суммой под ней. Илья бросил короткий взгляд назад и заржал в голос – ну, стилист, ну, постарался!

- Не, ребят, я его знаю, это сосед мой, - заявил Славик.

- Да ты посмотри, - упирались рассчитывавшие на солидную премию полицейские, - Одно лицо!

Илья снова оглянулся на стенд. Как так получается, что распечатки «Их разыскивает полиция» всегда такого отвратительного качества? Вот взять того же Ахилла – ведь фотографию Папыч дал хорошую, качественную, цветную. Как же ее преобразили в такую смазанную картинку? Зато сходство между ним, Ильей, и расплывчатым нечетким изображением на распечатке действительно заметное – этого не отнимаешь.

«Ну, да, - констатировал про себя Илья, - ради такой награды, которая назначена за Ахилла, они будут за меня держаться до последнего».

- Да ну я вам говорю, это сосед мой. А тот, - кивок в сторону стенда, - из психушки, вроде, сбежал. Да вы документы у Илюхи посмотрите!

- Славик, - вмешался тут Илья, - Мне бы один звонок сделать, и мы немедленно выясним все недоразумения.

- Сейчас-сейчас, - закивал благодарный за недавнее спасение сосед, - Я мигом устрою, - и побежал было за телефоном.

- Я и по своему сотовому могу, только мне бы вот наручники снять.

Полицейские на это согласились крайне неохотно, и, хоть и не повели Илью в камеру, оставлять его без присмотра не спешили - с уже почти полученной, почти разделенной и почти потраченной наградой расставаться никак не хотелось.

Илья позвонил Папычу и весело сообщил, что задержан и доставлен в отделение полиции по подозрению, что он находится в розыске. Шеф, похоже, был занят чем-то другим, потому не сразу сообразил, о чем речь. Затем заржал и, ничего не говоря, бросил трубку.

Илья не знал, на кого вышел Папыч и кто в итоге позвонил начальнику отделения, но то, как резво грузный майор выскочил из кабинета и каким елейным голоском извинялся за вышедшее недоразумение, изрядно его развлекло. Славик получил лишнее доказательство своим предположениям насчет рода деятельности соседа. Огорчившиеся из-за сорвавшегося вознаграждения задержавшие его полицейские извинились и по приказу начальства даже подвезли Илью до дома.

Вечер Илья провел перед телевизором. Сериал, реклама, фотография Ахилла с вознаграждением за любую информацию, ток-шоу, кино, реалити-шоу, фотография Ахилла, реклама... Илья щелкал по каналам и зевал. Надо воспользоваться возможностью и отоспаться в комфорте. Уже собираясь выключить телевизор, он задержался на новостях:

- Вчера вечером было совершено дерзкое покушение на депутата Государственной Думы, лидера Прогрессивно-реформисткой партии России, ПРПР, Козельского Александра Артуровича, - вещала строгая дикторша, -  По сообщениям очевидцев, около двадцати одного часа депутат подъехал к ресторану «Авлос» на Пречистенской набережной. Спустя всего несколько минут после того, как Козельский зашел внутрь ресторана, в его автомобиль на полной скорости врезался черный «Хаммер». В салоне «Хаммера» не было водителя и пассажиров, и это, по мнению правоохранительных органов, исключает возможность случайного столкновения с депутатской машиной. При осмотре «Хаммера» в салоне обнаружено три пистолета Макарова и шесть полных боекомплектов к ним, а также два грамма кокаина и десять граммов марихуаны. Владельцем «Хаммера» является двадцатипятилетний Ломцев Сергей. В результате активных оперативно-розыскных мероприятий он был обнаружен уже через четверть часа, в нескольких метрах от места происшествия, со следами тяжелых побоев. При задержании Ломцев заявил, что о покушении ничего не знает, и что его автомобиль угнали. Пояснить, почему он лежал на тротуаре избитым, Ломцев затруднился, и прежде чем отправить его в больницу, с него была взята подписка о невыезде до выяснения всех обстоятельств дела... В Иркутске совершил экстренную посадку самолет ТУ-134, следующий рейсом...

Илья выключил телевизор и сладко зевнул... Интересно, и кому это мог понадобиться известный крикун и скандалист Козельский?

 

* * *

 

Выйдя от Витька, цыган понял, что опаздывает к Хохломе. Заехать домой и оставить там Ахилла он бы ни за что не успел и потому – делать нечего – вынужден был отправиться  к «Сёстрам Хилтон» вместе со знатоком архаического греческого.

Кем бы ни был этот Ахилл – психбольным, жертвой спецслужб или пришельцем из прошлого, его манеры и жесты, его настойчивый отказ расстаться со здоровым ножом, больше смахивающим  на короткий меч, убеждали Гожо в том,  что в напряженной ситуации незнакомец не будет полагаться на дипломатию и скорее схватится за оружие. В том, что ножище мужчина держит при себе не для красоты, цыган не сомневался - порезанные скинхеды являлись наглядным тому доказательством.

- Ахиллеус, - медленно начал Гожо, то и дело останавливаясь, чтобы извлечь слово из книги, а не найдя нужного, вспомнить его из современного греческого в надежде, что оно окажется понятым - или же нарисовать совершенно «безнадежные» вещи на бумаге, - Ахиллеус, обещай, что ты не будешь никого убивать.

Незнакомец молча смотрел на него, на лице застыло совершенно непроницаемое выражение.

- Ахиллеус, обещай, что не будешь убивать, - упорно повторял цыган на все лады, надеясь, что сможет угадать с произношением слов давно умершего языка и донести смысл до молчаливого собеседника. – Я обещаю, что обязательно помогу найти твой дом, а ты обещай, что не будешь убивать.

Что-то дрогнуло на застывшем лице Ахилла. Он нахмурился, словно борясь с собой, и чуть опустил голову. Почти немедленно её поднял и пристально посмотрел на цыгана.

И снова Гожо поразился тому, какими весомыми выходят у этого незнакомца его скупые жесты.

«Ну, дай Бог, и впрямь не станет хвататься за нож», - понадеялся про себя цыган и глубоко вдохнул – пора!

Как ни представляй себе самый первый раз, как ни рисуй его в воображении, черпая информацию из криминальных романов, газетных статей и бандитских фильмов, действительность почти никогда не соответствует придуманным образам. Гожо прекрасно это понимал, но в сознании все равно всплывала картинка «а-ля девяностые» - темный переулок, стиснутый каменными стенами домов, черные, с тонированными стеклами джипы, включённые фары, хмурые неразговорчивые мужики с низкими лбами и широкими  мордами, и чемоданы, набитые деньгами...

В реальности же всё происходило культурно и цивилизованно. Где-то в Подмосковье помощники Хохломы принимали товар и сообщали ему о том, как всё проходит,  по сотовому, банки переводили суммы с одного счёта на другой, а Гожо с Хохломой сидели в одном из помещений  «Сестёр Хилтон» - в просторной комнате с удобной мягкой мебелью, приятным приглушённым освещением, стойкой бара и бильярдным столом и пили кофе с коньяком.

Правда, развалившийся в кресле Хохлома всё ещё изучал Гожо и незнакомца, которого сегодня зачем-то привёл с собой цыган, подозрительным взглядом. Собственно, встреча вообще началась не так, как виделось Лексу – едва он вошёл в студию, как Хохлома сильно наклонил голову вбок и огорошил его неожиданным вопросом:

- Я что-то не понял, Лекс, ты меня кинуть, что ли, решил?

- Что? – удивился цыган.

 - Мы, вроде, договорились по-хорошему, решили, чтоб все культурно, а ты?

Цыган почесал бровь и вежливо осведомился:

- Может, все-таки объяснишь мне, в чем дело?

- Мой начальник охраны – помнишь его? - должен был товар принимать. Так вот, он куда-то пропал, - сообщил Хохлома и выжидательно уставился на цыгана.

- А почему ты решил, что я имею к этому какое-то отношение? В нашей сделке я крайне заинтересован, и кидать тебя совсем не в моих интересах.

Хохлома прищурился, задумчиво пригладил левой рукой зализанную набок длинную чёрную чёлку, и его внезапно пронзила неприятная догадка - может, этот цыган появился у него в галерее вовсе непроста? И ни в каком художественном училище он вовсе и не учился? Может, он работает на кого-то очень серьёзного? Такого, кто способен походя размазать Хохлому и ещё с десяток ему подобных? Да и продавца оружия он нашёл так быстро, как удастся не всякому профессионалу. Очень всё это подозрительно... Если Лекса заслали, то кто? Зачем? Прознали про его, Хохломы делишки?

Цыган говорит, что ни при чём. Ну, сказать-то можно что угодно, но это не поможет, ведь доказательств нет – ни того, что цыган причастен к пропаже Ломца, ни его невиновности.  Хохлома снова покосился на невозмутимого спутника Лекса, он вызывал у него какое-то непонятное беспокойство. Крепкий загорелый мужик со светлыми волосами до плеч оглядывался вокруг с поразительной смесью детского любопытства и звериной настороженности.

Неизвестно, чем бы все закончилось, если бы у Хохломы не ожил сотовый.

Звонил Ломец, угрозами и громким матом вынудивший персонал БСМП разрешить ему воспользоваться телефоном в регистратуре. Не сводя взгляда с невозмутимо курящего цыгана, Хохлома выслушал сбивчивую историю оправдывающегося Ломца о том, как вчера вечером большая группа буйных спортсменов-дзюдоистов без причины набросилась на него, когда он тихо-мирно покупал пиво в киоске, и избила и его самого, и ребят, бросившихся к нему на помощь, а потом угнала машину. Скривившись, Хохлома коротко сообщил своему начальнику охраны о его принадлежности к семейству полорогих из подсемейства парнокопытных, попросту говоря, обозвал козлом и бросил трубку.  Выходит, Лекс и впрямь ни при чем.

Через полчаса Хохлома получил подтверждение, что товар принят, а Гожо – что за товар уплачено. Можно было отмечать успешное завершение сделки, только вот возникшие у Хохломы подозрения насчет цыгана не спешили рассеиваться – несмотря ни на что. Он поглядел на спутника Гожо и, сильно наклонив голову вбок, спросил:

- А зачем ты этого с собой привел, Лекс? Раньше ты один приходил.

Гожо  неопределённо пожал плечами.

- Телохранитель?

- Нет, - мотнул головой цыган, - Не телохранитель. Так, приятель.

Хохлома пригладил гладкую чёлку. Может, и не стоит выискивать подставы там, где ее нет, однако...

- Ладно, посидели – и хватит; мы, пожалуй, пойдём, - прервал затянувшуюся паузу Гожо и поднялся. - Было приятно иметь дело.

Хохлома не ответил. Проводил цыгана и его молчаливого спутника задумчивым взглядом и нахмурился – что-то тут всё-таки не так.

 

* * *

 

Красочное шоу второго тура конкурса МММ оказалось нешуточным испытанием для нервов Арагорна: каждый миг на глаза Алессандре мог попасться либо он, либо Василий. Да и соперницы у девушки оказались серьёзные. Какие бы чувства не владели Арагорном, у него доставало объективности признать, что некоторые из вышедших в полуфинал двадцати конкурсанток составляют его красавице сильную конкуренцию. Например, яркая, с точеной фигурой и обаятельной улыбкой мулатка из Гватемалы или ослепительная белокожая блондинка из ЮАР.

Однако в финал Алессандра всё-таки вышла – вместе с отмеченными Арагорном главными соперницами, а также симпатичной австралийкой русских корней и тоненькой большеглазой испанкой.

Обрадованный Арагорн захватил заранее приготовленный букет и, немного посомневавшись,  позвонил в «Марриотт» и зарезервировал там роскошный номер. Ну, не пригодится – и чёрт с ним. Но зарезервировать стоит. Как говорится, никогда не пророчь себе неудачу

Девушка еще не отошла от переживаний конкурса, и радостные эмоции хлестали через край. Увидев Арагорна в холле, Алессандра просияла, порывисто его обняла и воскликнула:

- Я прошла в финал!

- Кто бы сомневался, - улыбнулся Арагорн, с удовольствием обнимая её одной рукой за талию, и вручил букет: - Послезавтра будешь примерять корону.

- Спасибо, очень красивые, - улыбнулась девушка.

- Я рад, что тебе понравилось. Ну что, отмечаем выход в финал?

- Готов меня удивлять? – лукаво прищурилась Алессандра, вспомнив, что сказала ему прошлый раз при прощании.

- Готов,  - уверенно отозвался Арагорн.

- И куда идем? Что будем делать?

- Ну, если я скажу тебе сейчас, то тогда сюрприза не будет, так ведь? – чуть усмехнулся Арагорн нетерпению девушки.

...Он попал в десятку  - танц-клуб с зажигательной латинской музыкой заставил Алессандру ахнуть от неожиданности:

- Ты танцуешь?

Арагорн придержал ответ, который так и рвался с языка: «Только если меня к этому принуждают». Танцевать он не любил, но умел – родители старались дать сыновьям разностороннее образование, и в школьные годы они с братом чередовали спортивные секции со школой современных и бальных танцев. Хорошо хоть в музыкалку их не записали – да и то вовсе не из-за их с братом нежелания, а по причине качественно просимулированного ими на прослушивании отсутствия голоса и слуха.

- Уж поверь, я тебя сюда привёл не для того, чтобы у бара торчать, - улыбнулся он её изумлению.

- Не ожидала, - честно призналась девушка.

«Да и я, как бы, тоже», - подумал про себя Арагорн. Он бы предпочёл более классический путь – хороший ресторан, ужин при свечах, приглушённая музыка, романтика... Но Алессандра хотела сюрприза. К тому же, во всём свои плюсы - очаровать девушку в танце обычно легче, чем за бокалом вина и столиком с накрахмаленной скатертью.

И вот уже вечер завертелся каруселью цветных огней танцпола, энергией раскованной толпы и всепоглощающим, всепроникающим ритмом музыки, в котором всё ярче блестели глаза, всё откровеннее становились движения и  всё намереннее - прикосновения. И когда Арагорн увидел отражение своего пожара в глазах Алессандры, он крепко взял ее за руку, решительно вывел из клуба, усадил в такси и повез в «Марриотт».

И шумная Москва исчезла из их вселенной до самого утра.

 

* * *

 

Едва они вернулись домой к Лексу, девчонка с зелеными глазами немедленно захлопотала над Ахиллом: сменила повязку на плече, принесла еду, выспрашивала картинками и редкими словами, которые извлекала из толстой стопки папирусов, найденной Лексом, не нужно ли ему чего. Словом, старалась предупреждать малейшее желание.

Ахилл ловил себя на мысли, что такая забота вызывала у него очень странные ощущения. Непривычные. Он всегда имел дело исключительно с рабынями и пленницами. Те старательно прислуживали ему, выполняли все его прихоти и требования - но не по собственному желанию. Будь их воля, они бы не держались от него подальше, как это делали все свободные женщины – даже окружавший его ореол легенды, который должен был бы возбуждать в них любопытство и желание познакомиться с прославленным героем поближе, не пересиливал страх.

Впрочем, Ахилла это никогда особо не заботило. Он видел, как женщины вешаются на шею к куда менее известным воинам, но это его не задевало, не вызывало досады. Он даже и не задумывался о том, что ни одна женщина не приближалась к нему по своей воле - до сей поры.

Только в диком неизвестном мире, куда закинул его мстительный Аполлон, грек впервые испытал на себе необычное ощущение от заботы, проявляемой к нему не из-за страха, угроз или безвыходности своего положения, а совершенно искренне, по собственному желанию. Сначала старик у леса, теперь вот эта девчонка. И ещё её брат со своим участием и обещанием помочь ему вернуться домой... Лекс попросил у него слово, что он не будет никого убивать, и он, Ахилл, неукротимый и яростный герой греческой армии, - немыслимое дело! – дал ему это слово. Воистину, безумный мир! Безумные люди. И он тоже становится здесь безумцем...    

Однако хоть Ахилл мало что понимал в окружающем его мире, чутьё, отточенное во многих битвах, чутьё, благодаря которому он ввязывался в смертельные для любого другого поединки и выходил из них живым, чутьё, обеспечившее ему легенду о неуязвимости, едва не выло от ощущения нависшей над ним опасности. Только вот грек не мог понять, что же ему грозит – ведь со всех сторон его окружили заботой.

Ахилл не был склонен к тщательному наблюдению и анализу происходящего вокруг. Мир был прост и делился на две стороны, граница которых проходила как раз по острию его меча: по одну сторону – друзья, по другую – враги. Но, видимо, жизнь в постоянной настороженности в неизвестном ему мире заставляла его обращать внимание на вещи, которые раньше он просто игнорировал. Ахилл заметил, что дом Лекса был переполнен людьми, что все они были взволнованы. Он видел, как напряжена ухаживающая за ним девчонка. Он слышал громкие, возбуждённые мужские голоса, доносящиеся из-за стены. Наконец, он ловил на себе взгляды набившихся в жилище Лекса незнакомцев, и взгляды эти часто были угрюмыми и подозрительными.

Там, в привычном ему мире, если люди и смотрели на него так, то только в спину, и только убедившись, что Ахилл их не видит. Редко кто из награждавших его недобрыми взглядами в открытую проживал дольше двух минут – оскорблений, пусть даже и бессловесных, Ахилл не сносил. Здесь же его репутация и его умение обращаться с ксифосом ничего не значили. Ну, убьет он обидчиков – а дальше что? Куда он пойдет, как будет выживать?

Впервые за свою бурную, насыщенную опасностями жизнь Ахилл ощутил, что значит быть беспомощным, растерянным и, самое главное, зависимым от кого-то. А ещё – ему впервые пришлось сдерживать свой гнев. Это было унизительно: до сей поры на свете не находилось силы, способной заставить его отступить. Даже жалкий царек Агамемнон – и тот вынужден был выполнять его требования, чтобы удержать в своей армии. Да что там Агамемнон – Ахилл мог посоперничать и со многими богами. А тут простые смертные - и ему приходится удерживать руку, тянущуюся к мечу, потому что он находится под крышей человека, являющегося его единственной надеждой на выживание в этом мире. Никогда раньше Ахиллу не приходилось думать о последствиях своих поступков; он делал то, что велели ему его инстинкт и нрав воина. Он  всегда брал всё, что хотел, и никогда ему не приходилось поступаться своими желаниями из-за мыслей о том, что он может ими кого-то оскорбить или чего-то не получить. А здесь вот пришлось научиться. Крайне неприятные ощущения. Они раздражали грека, и он был бы рад никогда их не испытывать.

Против воли Ахилл прислушивался к гулу доносящихся из соседней комнаты раздраженных, возмущенных голосов, словно старался понять, что же там происходит, и неприятное беспокойство крепло у него внутри.

В гостиной цыганского барона Тагира Алмазова, тем временем, шли бурные дебаты.

- Я говорю – сдать надо. Сами же прекрасно понимаете, что за простого домушника такое вознаграждение предлагать не будут.

- И правда, подозрительно. Кто он, откуда взялся – никто не знает...

- Если за него столько дают, то, наверное, это очень важная шишка. Или же наворотил таких дел, о которых даже подумать страшно.

Вернувшись домой, Лекс узнал, десятилетний Бахти, двоюродный племянник барона, просидевший весь вечер перед телевизором, в огромном рекламном потоке выловил объявление о поиске Ахилла. И не просто выловил, а сообщил:

- А дяденьку, которого вчера раненого привезли, по телевизору показывают.

Разумеется, на слова мальчишки обратили внимание далеко не сразу. У взрослых были свои дела и заботы, так что они отделывались кивками и рассеянным «Да-да...», пока, наконец, мама Бахти не увидела тот самый ролик, про который твердил ее сын. И теперь таинственная персона Ахилла активно обсуждалась на большом семейном совете.

Многие из присутствующих высказывались за то, чтобы сообщить властям о месте нахождения разыскиваемого. Другие, помня о том, что незнакомец спас Гили, сомневались. И те, и другие, правда, сходились во мнении, что личность этого мужчины, без сомнения, подозрительна. Кто он, откуда взялся и даже на каком языке говорит – неясно. К чести присутствующих, солидное вознаграждение, предлагаемое за «сбежавшего из психиатрической клиники буйного пациента», ни разу не прозвучало в качестве довода.

- Может, его к нам заслали? – подозрительно спрашивали одни.

- Что вы тут шпионские страсти раздуваете? – откликались более хладнокровные. – Кому мы нужны, чтобы к нам кого-то засылать? Да и если бы засылали, то выбрали б, наверное, кого-нибудь менее заметного.

- Вы же видите, в объявлении сказано, что он – пациент психиатрической лечебницы. К тому же буйный. В клинике ему будет лучше, чем у нас.

- Буйный – не то слово, - саркастически заметил Гожо, до сей поры молча следивший за развитием дискуссии.

- Да не будут сбежавшего психа разыскивать с таким размахом и с таким вознаграждением! И телефон-то, обратите внимание, не в больницу, а в органы. Ясно же, это просто прикрытие, - сказал кто-то, и в просторной гостиной воцарилась тишина.

Прикрытие. Кто же он, этот незнакомец? Преступник? Агент? Шпион? Или  - жертва?

Хмурый барон, высокий щеголеватый мужчина лет сорока пяти с тонкими чертами лица и  иссиня чёрными, нетронутыми сединой волосами,  сосредоточенно думал о чем-то своем. Он обвел взглядом посерьёзневшие лица родичей, задумавшихся над тем, кто и для чего разыскивает раненого незнакомца. Встретился глазами с младшим сыном, с удовлетворением прочитал в них то, что хотел увидеть, и веско, словно оглашая приговор, сообщил:

- Никому мы его сдавать не будем. Он дочку мою из беды выручил. Я принял его к себе в дом, здесь его лечили, здесь он ел с нами за одним столом. Вы что, предлагаете уподобиться тем, кто спокойно сдаёт своих? Так вот, я этого не потерплю. Наша сила в том, что мы все стоит друг за друга. Если он захочет уйти – домой или еще куда – мы его держать не станем. Но пока он живет с нами, он член нашей семьи, ясно?

Гожо незаметно выдохнул. Если бы Ахилла решили сдать в психушку, он бы воспротивился. Хорошо, что отец решил все правильно.

Впрочем, отец всегда всё решал правильно. Потому он до сих пор и барон; цыгане слушаются вожака только до тех пор, пока его решения справедливы.

 

* * *

 

Сомнения, наконец, оставили Хохлому, и он пребывал в благостном расположении духа. Цыган не подвел, товар отгрузили, состав - на пути к заказчику, и скоро на его счету окажется очень кругленькая сумма. И если заказчик останется доволен, то, может, порекомендует его своим друзьям, тоже проживающим в субсидированных федералами дворцах в республике, вот уже несколько лет пребывающей в состоянии вооружённого мира. Только надо будет у Лекса узнать, кто – поставщик, а потом избавиться от цыгана – зачем ему лишнее звено? А, вообще, дело-то, похоже, выгодное – куда лучше антиквариата, которым он занимался до сих пор.

Настроение Хохломе испортил выпуск ночных новостей. Он помрачнел, переключил на другой канал, потом  на следующий. Слушал, как падкие на  сенсации репортеры превращают заурядное происшествие у «Авлоса» в громкое преступление и  приглаживал гладко зачёсанную набок чёлку. Выполняющие самые разные поручения приближённые – все как один числились у Хохломы в охранниках галереи - хорошо знали, что это плохой знак, и держались подальше от наливающегося яростью начальника.

А вот Ломцу, выпущенному, наконец, из больницы, не повезло – он выбрал именно этот момент, чтобы показать в студии свою перевязанную голову.

- Значит, говоришь, спортсмены тебя отделали? – голос Хохломы звучал подозрительно мягко, тонкие пальцы художника поправили туго завязанный галстук.

- Они, - кивнул Ломец и с чувством добавил: - Уроды!

- И машину вашу тоже они забрали?

Ломец, не заметив опасности в спокойном голосе старшака, опрометчиво решил, что сможет-таки  удачно свалить всю вину за случившееся на мифических дзюдоистов.

- Забрали, - уже более уверенно подтвердил он.

- И сколько их, говоришь, там было?

- Десяток, не меньше.

- А потом все десять в один «Хаммер» набились?

- Не видел. Они нас мордами на асфальт уложили.

- Да что ты мне тут гонишь?! – взорвался Хохлома, - Звезда эфира, мать твою! По всем каналам засветился!

Подскочив к Ломцу, он ударил его кулаком по лицу. Тот даже не пытался прикрыться. Бить старшак толком не умел – он ударял почему-то всегда левой рукой, хотя казалось, что правой ему было бы сподручнее, а пальцы складывал в кулак неловко, оставляя большой палец снаружи. Такой удар был призван не столько причинить боль провинившемуся, сколько позволить старшаку сорвать злость и показать подчинённому степень его недовольства.

 Чуть поутихнув, Хохлома принялся возбужденно расхаживать по студии, не спеша поправляя несколько чёрных прядок, выбившихся из зализанной набок чёлки. Утихнувшие было вчера подозрения снова появились. Кому-то на руку, чтобы Хохлома оказался под пристальным вниманием органов. И вряд ли это случайность, что шумиха с псевдо-покушением на депутата началась сразу же после операции с оружием. Кто же заслал к нему цыгана? Кому так нужно их подставить?

-  Кто вас отделал? Ну? – Хохлома остановился прямо над Ломцом, и тот весь сжался.

- Не знаю, босс, реально не знаю. Какой-то крутой кекс.

- Один?

- Один.

- Один? Троих отделал?

Ломец шмыгнул носом и повесил голову - ему было стыдно.

- А с машиной вашей что случилось?

- Босс, я ж, в натуре, не видел. Этот меня об асфальт приложил, а когда я очухался, вокруг нас уже полиция с мигалками.

- Придурок, толку от тебя! – зло выплюнул Хохлома.

 Забинтованный Ломец затрясся от страха и отчаянно попытался изобразить на своей разукрашенной физиономии самое искреннее раскаяние и глубокую преданность. Хотя незнакомым с ним людям их старшак не показался бы даже самую малость опасным, Ломец, уже третий год работающий «начальником охраны» в «Сестрах Хилтон», знал, что Хохлома на многое способен.

- В общем, слушай сюда, - решил Хохлома, нервно приглаживая чёлку левой рукой, - Найдешь мне того, кто вас отделал, и доставишь ко мне. Мне надо знать, кто под нас копает. Даю сутки. Как и где искать – это твоя проблема. А не найдешь...

- Ясно, - понуро кивнул Ломец. Он понимал, что шансов отыскать неизвестного парня у него почти нет, и потому несказанная вслух угроза старшака звучала почти обещанием.

Хохлома же, сорвав зло на незадачливом Ломце, немного успокоился, уселся на высокий крутящийся стул перед чистым мольбертом  и принялся размышлять над ситуацией. Пока ничего непоправимого не произошло – бывало и хуже. Куда хуже. Но разбираться надо, и чем быстрее, тем лучше.  Ясно, что никого Ломцев не отыщет. Значит, придется максимально эффективно использовать имеющиеся зацепки.

И начать с цыгана.

Хохлома сосредоточенно прикидывал план действий, когда его размышления были прерваны, причем довольно бесцеремонным образом - дверь в студию широко распахнулась от сильного пинка ногой.

Хохлома вскинул голову и, чуть прищурив прозрачные глаза, собирался было рявкнуть на подчиненных за безответственность – почему позволили посторонним его побеспокоить? – но, увидев посетителей, закрыл рот и неосознанно потянулся к галстуку, пытаясь ослабить затянутый узел.

В проеме показалось двое хорошо одетых крепких парней, а за ними – невысокий  мужчина лет сорока с невыразительным лицом и странной стрижкой, словно у католических священников позапрошлого века – очень короткий горшок спереди и полукругом спадающие на шею волосы сзади. Шедших впереди Хохлома видел впервые, но мужчину с «горшком», хотя не разу лично не встречал, узнал. Его знали все, кто когда-то заходил за ту грань закона. Дмитрий Кацупа, более известный как Глушитель. Официально – один из директоров крупной торговой компании. На деле – правая рука Координатора, человека, который обеспечивал организованность и системность едва не всем преступным формированиям столицы – лже-предпринимателям с их финансовыми махинациями и «гангстерам» с их традиционным рэкетом-наркотиками-проституцией,  расхитителям, занимающимся аферами с куплей-продажей государственной собственности  и этническим группировкам, обирающим «своих».

Парни невозмутимо встали по обе стороны от двери, а Глушитель, недовольно окинув взглядом стоящие тут и там мольберты, а затем - высокие вертящиеся стулья, нехотя взгромоздился на один из них и негромко спросил:

- Ты знаешь, кто заказал у вас оружие?

Представляться нужды не было. Соблюдать правила вежливости – тоже.

- Да.

- Ты знаешь, что этот рынок уже давно поделен?

- Да, но...

Глушитель прервал Хохлому нетерпеливым жестом и жёстко впился глазами в бледное лицо художника.

- Тогда какого ... вы вообще влезли?

- Это первый раз, вы же наверняка знаете, что я занимаюсь только антиквариатом и предметами искусства, - торопливо ответил Хохлома. - Но в этот раз заказчик, когда делал свой обычный запрос на антиквариат, сказал, если вдруг я ещё и оружие найду, то было бы неплохо, - художник облизал тонкие губы и тщательно пригладил левой рукой зализанную чёлку, стараясь успокоиться и говорить медленнее. –  И я даже не собирался искать – откуда у меня такой товар, я же им никогда не занимался. Но просто партия как бы сама нарисовалась, вот я и...

- Сама нарисовалась... – перебил Глушитель. – И откуда же она у вас так кстати нарисовалась?

Хохлома пожал плечами и, ни минуты не раздумывая, сообщил всё, что знал об Алексее Алмазове.

Выслушав, Глушитель, сложил ладони домиком и ненадолго задумался. Потом сообщил:

- Значит так. Чтобы завтра же партия была в Москве. Оружие твои заказчики не получат. Но и вы его обратно не получите – его заберем себе мы.

Вымогательство столь же наглое, сколь и откровенное. Но попробуй тут возрази!

Глушитель вышел, не прощаясь.

Хохлома откинулся на спинку высокого стула и закрыл глаза. Две вещи волновали его больше всего. Он уже пообещал заказчику партию, и тот будет очень... разочарован, когда узнает, что товар не придёт. А его заказчик – не из тех, кого стоит... разочаровывать. Разочаруешь одного – и про это узнают все остальные. Кроме того, за товар Хохлома заплатил Лексу из собственного кармана, заказчик должен был перевести деньги позже. И это были большие, очень большие деньги. Отдавать которые Глушителю за просто так ну очень не хотелось.

Хохлома ещё немного посомневался, но всё-таки взял телефон, позвонил ребятам, сопровождающим партию оружия, и коротко распорядился:

- К заказчикам ехать не надо, в Москву не возвращайтесь и оставайтесь на связи. А пока потеряйтесь где-нибудь. Хорошенько так потеряйтесь.