Дикая собака динго. Глава 17

               

                17

                "Дикая собака Динго"

       Я вновь пришёл домой огородом, через калитку в ограде. На кухне светилось окно,
 мама была уже дома. Но только я подошёл к крыльцу, как скрипнула входная дверь и мне
 навстречу вышла Настя в накинутом на плечи стареньком пальто.
       - Ой! Илья, это ты? - удивилась она. - Напугал меня! А что у тебя с рукой?
       - Я и сам напугался! - засмеялся я. - Так неожиданно выскочила. А рука... Да
 так... Слушай, Настёна! - обрадовался я вдруг пришедшей мне идее. - Помоги мне,
 пожалуйста! Перебинтуй её как-нибудь по-другому, а то мама в обморок упадёт, как
 увидит такое.
       - Ну, ты даёшь, однако! - и засмеялась и укоризненно покачала Настя головой. -
Да ты ещё тот "подарочек"! Что - подрался с кем? Или опять кого-то из-под поезда
 вытаскивал? - говорила она, а мне слышались в её голосе интонации Ксении Юрьевны,
и покачивание головой было очень похоже. "В маму растёт! Такая же будет лет... через
 двадцать" - подумал я.
       - Нет. Пустяки, царапина. Просто бинтов много. Видимость одна.
       - Ладно. Пойдём к нам, - позвала Настя. - Мамка у вас. Не переживай: кумушки как
 сойдутся - не скоро разойдутся. Никто не увидит твою руку и не помешает нам.
       Наши дома стоят рядом, и давно уж даже забора нет между  дворами. В доме у Насти
 обстановка простая: и телевизор - старенький "Рекорд" с чёрно-белым экраном, и половицы
 в доме скрипят и "ходят ходуном" под ногами, и стены в комнатах выглядят какими-то
 состарившимися, и освещение тусклое, слабое. Чувствуется отсутствие "мужской руки".
У нас тоже всё скромно, но мама умеет так прибрать, расставить и нарядить любую вещь,
 что... и уютно в доме и приятно. А здесь всё... абы как: чисто - и ладно.
        Скинув с плеч пальтецо на кухне, Настя занялась моей рукой.
        - Илья, а ты знаешь... что у твоей мамы есть мужчина? - неожиданно спросила она
и заглянула мне в глаза, а её глаза почему-то улыбались; я понял, что Настю очень волнует
 этот вопрос и ей не терпится увидеть мою реакцию на него.
         - Да, знаю, - спокойно ответил я, и мой ответ удивил её.
         - И ты так спокоен?! И тебе что - всё равно?!
         - А что? Он такой ужасный? Ты же, наверняка, видела его. Ну, колись: какой он!?
  Он - чудовище? "Синяя борода"? - я шутливо ущипнул её за ухо с маленькой серёжкой.
        - Н... нет. Обыкновенный...- пожала она плечами и даже губки сморщила от досады
 на меня. - Я слышала: в субботу будешь с ним поросёнка колоть, вот - сам и увидишь.
 Но... он не в моём вкусе. Мне такие не нравятся.
       - Ох, Настёна! Никак ты уже взрослая?! Уже и в мужиках разбираешься? - засмеялся
я над ней.
        Настя засмущалась.
        - А то... Сам, поди, знаешь... - сказала - и тут же покраснела она, потому что
уж слишком ясный намёк был на вчерашнюю баню, и опустила голову, и её пышные рыжие волосы
 закрыли лицо; и так резко дёрнула ссохшиеся бинты, что я от неожиданности и боли ойкнул.
        Мы помолчали, пока она рылась в коробке из-под обуви, где хранилась аптечка. Но
 через минуту я вновь рассмеялся, не удержался, когда увидел на столе роман Лоренса
 "Любовник леди Чаттерлей".
       - Да-а... И книжки взрослые читаешь! Мать не ругает?
       - А она знает? Она ни одной книги не читала никогда... - сердито ответила Настя.
       - Да, ладно! Не сердись! Рыжик-Пыжик! Я же... шутейно! - подтрунил я, как
 подшучивал когда-то безобидно над маленькой девочкой за неверные ответы по школьным
 предметам во время моих занятий с ней, которые вменили мне в обязанность с первых дней
 знакомства наших родителей; сейчас у меня было хорошее настроение и хотелось, чтобы и
ей стало хорошо, хотя какое-то внутреннее чувство подсказывало, что Настя уже не та
 "сопливая девчонка" и теперь с ней нужно "держать ухо востро".
       - А что? - хорошая книжка. Мне нравится. Ты же тоже читал её, раз знаешь, -
 заметила Настя.
       - Да, написана - превосходно, - согласился я. - Просто, мне больше по душе такие,
 как - "Дикая собака динго".
       - Не читала, не знаю... Кино только раз видела. Да это ж для детей! - заулыбалась
 Настя и  посмотрела прямо на меня, а глаза её смеялись. - Тебе бы Илья не сейчас
 родиться, а... века два назад.
       - А мне без разницы - когда бы мне родиться, - ответил я ей. - По-моему, когда бы
 я ни родился - всё равно был бы таким же. Даже в диком-диком прошлом - я бы что-нибудь
 нарисовал на стене пещеры. Вот... хотя бы - отпечаток твоей руки оставил на скале рядом
 с мамонтом на память потомкам! - рассмеялся я, вспомнив живопись древнего Кроманьонского
 человека.
        Мне очень понравилось то, что Настя сделала с моей рукой: бинты она убрала
 совсем, а на подсохшую рану прилепила пластырь. Так что теперь, если не  разжимать
 кулак, - никто ничего и не заметит.
        - Ну, ты молодец! Ах, мастерица! - радостно похвалил я девушку, любуясь своей
 рукой. И, даже, чуть-чуть не поцеловал её, уж потянулся к пухленькой щёчке, уж
 наклонился... Но вовремя остановился!  А она - или увидела или почувствовала мой порыв
- и даже зажмурилась в ожидании. Вот это-то меня и остановило, наверное. Я остолбенел!
 Мне вспомнилась вчерашняя баня и она...  будто Даная, будто Венера, пышущая жаром и
 молодостью! Я даже дышать перестал, а лицо моё всё залились краской и уши запылали,
 будто всё спиртное, что я сегодня выпил, разом ударило мне в голову.
        "А девочка-то созрела! - бешено запрыгали мысли у меня. - Да она ж ещё
 десятиклассница... семнадцать лет!.. А потом что будет? Мне - год служить. Дам повод ей,
 а сам?!  А она же не то... Она же привыкла жить как... они! А я не так хочу... Я так не
 хочу!"  Я не раз потом вспоминал этот момент, этот эпизод из моей жизни и точно могу
 сказать, что... "спусти я себя с тормозов"  в ту минуту - и совсем, совсем по-другому
 руслу пошла бы моя жизнь! И со временем превратился бы я в Василия Васильевича и -
 спился бы... Хорошо хоть одного этого достаточно было мне понять тогда, чтоб "тормоза"
 мои "сработали на отлично". Вот как сильно я был настроен против образа жизни тех, с кем
 жил! Хотя... любил и люблю их всех до сих пор: люди-то они хорошие.
         ... В ту ночь я спал отвратительно плохо. Если б только кто знал: как мне
 хотелось завтра же... немедленно уехать из дома! Хоть куда, хоть в армию - лишь бы из
 дома... И я мог это сделать! Я чувствовал... Но мама!.. Она бы окончательно обиделась на
 меня!.. Нет, казалось, мне легче было бы провалиться сквозь землю... Я понимал, что надо
 сжаться в комочек и набраться великого терпения. И я набрался... ровно на неделю:
 приехал в понедельник - и уехал в понедельник. А маме объяснил, что отпуск в десять
 суток - это вместе с дорогой... сюда и туда, и что опаздывать никак нельзя, лучше
 немного раньше прибыть в часть, - и она поверила мне. И все оставшиеся дни дома я только
 то и делал, что: наскучился по книгам - и читал их много, тогда-то и  познакомился
 впервые с книгами Булгакова и Солженицына;  ещё гулял по городу, ходил в кинотеатры на
 новые фильмы; или дома в одиночестве наслаждался песнями с кассет, что я купил. Особенно
 с великим удовольствием слушал я Виктора Цоя и Игоря Талькова, и чувствовал, как душа
 моя впитывает, словно губка, их творчество. Как хорошо, что приходят в этот Мир такие
 таланты и такие умницы, благодаря которым  и становится богаче наш Мир и мы, вместе с
 ними! А в чём же мой талант? Что же я-то могу?.. Нет пока у меня ответа на этот вопрос.
 Может быть, чтобы ответить самому себе на этот вопрос - я именно в те дни и начал делать
 записи вот в эти самые тетради, и это занятие - честно признаюсь - меня хорошо
 развлекло, и я с удовольствием исписал много страниц.

         Но субботу я всё-таки перетерпел, и познакомился с Николаем - как он мне
 представился, хотя полное его имя было Николай Павлович. Это был мужчина в самом
 расцвете лет, высокий, крепкий, с огромными загрубелыми руками, шофёр с большим стажем.
 Мне хватило одной встречи с ним, чтоб понять... для себя, что это за человек. Он из той
 породы мужчин, которые хорошо описаны во многих книгах и показаны в кино, поэтому я
 повторяться не буду. Я так рассказать не сумею. Но мне Николай не понравился... Вот, к
 примеру, если сравнить его с отчимом: отчим, когда что-то сделает... пусть даже досточку
 выстругает - радовался! Потому что делал, стругал эту досточку с наслаждением, для души!
 Это надо было видеть, как он мозолистой рукой поглаживал её, и как у него счастливо
 блестели глаза от удовольствия, что у него так хорошо получилось. А потом непременно
 давал другую досточку мне и показывал, как правильно крепить её к верстаку; как нужно
 затачивать инструмент, и собирать его и работать им. И, если у меня всё получалось, -
 радовался вместе со мной! Он сам дома делал всё, мама не просила, не напоминала, - сам
 всё знал. А таким, как Николай, жёны постоянно напоминают: "принеси воды, напили дров,
 почини то-то и то-то". И они принесут, напилят, починят - и тут же удивлённо уставятся
 на жену, мол: я-то сделал, что ты просила, а где же... спасибо? а на их языке: "а где же
 чарочка? разве я стопочку не заработал?" Как будто все домашние дела - это забота только
 женщин! Такие мужики - любят себя, ценят свою работу. Такие трудятся за зарплату, за
 премию, за "Почётную грамоту", за "пол-литра". И домашняя работа для них мало чем
 отличается от казённой. Таких вечером после работы всегда можно встретить в пивнушке и
 услышать, как они, прощаясь с товарищами после пятой кружки пива, непременно скажут:
 «Ну, пора и честь знать, а то моя кобра шипеть до утра будет». И как такой человек мог
 понравиться маме, да так сильно, что она захотела жить с ним под одной крышей одной
 семьёй? Я понять этого не мог! А, когда начал придумывать предположения: от чего она
 могла увлечься им, то... то со страшной силой мне вновь захотелось убежать из дома.
        Пусть мама не обижается на меня, но... отчим мой, Семён, "алкаш и драчун и
 матершинник" - ито мне... ближе, хоть я и клятву дал себе "никогда не жить так, как он:
  не пьянствовать, не обижать, а защищать женщин и детей, не материться..."
        Мои кумиры... это Вячеслав Тихонов в фильме "Доживём до понедельника", где он -
 учитель истории в школе. Ну и, конечно, - Олег Янковский в роли барона Мюнхгаузена! Вот
 среди таких людей я был бы... счастлив! И не ломал бы голову: как мне жить дальше...
 Потому что жить дальше так, как жили мы - я не хотел! "Тогда уж лучше совсем не жить!" -
 уже не раз "сверлила" меня такая мысль... "Уж, если родили они меня без моего спроса и
 желания, а только по своему хотению - то уж и родили бы такого, чтоб был как они сами...
 с такими же потребностями... с такими же... мозгами. А то получился я у них каким-то...
 непутёвым, как мама меня иногда называет».
         Да, ещё одно неприятное ощущение  "точило"  меня в тот день,  как только увидал
 я Николая и поздоровался  с ним: мне нечаянно вспомнился тот самый случай годичной
 давности, перед тем как я бросил институт и напросился в армию - уж не его ли прятала от
 меня мама в комнате, когда я неожиданно вернулся домой? Тем более что Николай работал
 уже несколько лет на КамАЗе и при первом же удобном случае расхваливал свою "ласточку".
 От досады, - или ещё от чего? - мне даже в тот день "чёрные мысли полезли в голову": и
 вспомнился рассказ Василия Васильевича о роковой рыбалке, об исчезнувшем КамАЗе на
 берегу... и отчиме; и как расспрашивали его в милиции: сможет ли он при встрече узнать
 того камазиста. Ох, как хотелось мне спросить у Николая: ездил ли он на КамАЗе на
 рыбалку год назад? "А, вдруг - ездил, а, вдруг - видел и знает что-то! - горел я от
 желания узнать всё. - Но... нет, конечно, - всё это моё "больное, воспалённое"
 воображение... - успокаивал я себя. - Тоже мне - Эркюль Пуаро нашёлся! Никудышный из
 меня сыщик..."
         И мне вновь ужасно захотелось как можно быстрее... уйти, уехать из дома - хоть
в армию, хоть "к чёрту на кулички"! Вот такой я вредный!.. Да и в голове как сверло
 вертелась противная мысль о Николае, что... вот они - те 180 сантиметров, которые
 женщины просят в объявлениях "для серьёзных встреч", и про которые смеялся Михаил
 Иванович...
        За весь день мы сказали друг другу всего несколько слов. Единственная тема,
 которая оказалась для нас обоих общей - это то, что он тоже в своё время служил в армии
 танкистом, механиком-водителем. А шутки и анекдоты его были все... "ниже пояса" - как
 говорится. Вот, например: как я должен был отнеслись к такой его "ахинее"? Спрашивает
он меня: "Илюха, отгадай загадку:  выгуливала, к примеру, твоя жена собачку - и домой
они вернулись. Кого из них ты бы вперёд в дом запустил?" Мне не нравились такие
"загадки-анекдоты", даже отвечать Николаю не хотелось, но я всё-таки пробурчал:
"Без разницы... не знаю».  А он засмеялся: "Конечно, собачку надо впускать первой, потому
 что она сразу гавкать перестанет, как ты её впустишь. А жена - только начнёт, и ещё
 долго будет рычать на тебя!" Не нравилось мне и то, что он мою маму звал не как все -
 Анной, а Нюрой.  И мне пришлось всё это терпеть... Зато он сам, один и свинью заколол,
и опалил её, и тушу разделал, и успел несколько раз к бутылке с водкой "приложиться",
так что, когда мы заканчивали, в ней только на донышке что-то осталось. Очень просил и
 уговаривал он меня "поддержать компанию", но, когда я наотрез отказался, то сильно
 "потерял" в его глазах, и я почувствовал, что он терпит моё присутствие только из-за... мамы.
        - А как насчёт... рыбалки? - всё-таки не сдержался я, спросил его, когда мы в
 очередной раз устроили перекур. - Часто на рыбалку ездишь... на КамАЗе?
        А Николай на мой вопрос неожиданно рассмеялся.
        - Рыбу, уху, водочку - люблю, а чтоб сидеть с удочкой - не-ет! У меня и снастей
 никогда не было. Раза два с корешами ездил - за всю-то жизнь! - и то больше для того,
 чтоб... от баб, от семьи подальше, на природу, водочки попить спокойно с мужиками. А
 рыбу... Так мы сети поставим на ночь, а утром - и рыбы пол мешка. Вот и вся рыбалка.
А ты что - заядлый рыбак?
         - Нет, я тоже редко. Но с удочкой люблю посидеть... в тишине.  А, вот эти... два
 раза... давно ездил на водохранилище? - с запинкой спросил я.
        - Да я что - помню, что ли! Помню - ездил, помню - сети ставили, водку пили,
 трепались о том - о сём. А больше - ничего не помню! - и Николай захохотал, а я
 спрашивать больше не стал: сыщиком мне никогда не быть - понял я.
        И ещё... мне очень неприятно было видеть, скорее - нутром чувствовать, как мама
 "разрывалась" между нами: ей ужасно хотелось, чтобы я с Николаем подружился. Она и так -
 и эдак, то к одному, то к другому! Но потом... видимо, верх взяла её "природная
 гордость":  я не мог не заметить, что глаза её потускнели, и взгляд её стал далеко не
 таким ласковым - и при первой же возможности я "ретировался" в свой угол и сделал вид,
 что очень занят своими, будто бы "неотложными" делами. Очень жаль мне было, что она не
 смогла понять: насколько мы - я и Николай - разные! Это - как часы: одни с механическим
 заводом, а другие - на батарейке. Оба показывают время, но совершенно разные по сути.
         Вот такое было наше знакомство... А в понедельник я уехал. Маме, конечно, ничего
 не сказал против Николая, старался даже вида не подать. Я же только - За! - чтоб мама
 была счастлива. Но... как ей мог понравиться Николай?  Как и когда так получилось, что
 мы - я и она, самые близкие родственники - оказались настолько разными, с разными
 взглядами на людей?!  Вот и получается: сколько на свете людей, столько и индивидуумов.
 Даже родственники - часто только по крови родня.
           Именно в те дни мне стало так одиноко на белом свете!.. Правда, была ещё
 маленькая надежда: встретиться с отцом и... и найти там родственную душу. Но... и эта
 надежда с каждым днём всё более и более таяла во мне.
          Тогда-то я и решил, что после службы буду устраивать свою жизнь: "вить своё
 гнездышко", то самое, - в котором мне будет хорошо.


                18

                Родина