МОЙ ДОМ Часть 3

     Мы с Левой жили у Галины Сергеевны. Лева был молчалив и совсем не улыбался.  Но однажды он сказал мне: «Я вижу всех людей черными. Черные непроницаемые силуэты.  Черные лица и черные души. Но есть люди не плохие, а просто заблудившиеся, они могут сделать хорошее дело, и тогда их душа перестанет быть черной. А вот Коля, наш сосед, он абсолютно черный. И душа его угольно-черная. И сколько бы добрых дел он ни сделал, душа его все равно останется черной.  Впрочем, он не способен делать добрые дела…»

      Днем мы с Левой бродили по пепелищу, находили какие-то ключи от уже не существующих дверей, из полусотни Левиных машинок уцелел один лимузин. Удивительно, он абсолютно не пострадал в огне. И еще я нашла свою записную книжку со стихами. Она тоже не пострадала.  Вместе с лимузином они прятались в самом дальнем углу кухонного шкафа.  Полуразрушенный силуэт девушки стоял без шляпки.   А я вдруг подумала, что у меня в Москве осталось только одно летнее платье… Все остальные летние вещи были здесь.  Я потом долго не могла себе купить одежду и в Москве ходила в одном и том же платье. А соседка, встречая меня, спрашивала: « Ты что такая красивая ходишь?»

      Вечером  мы спускались к моей Люсине и искали утешения  в большой и дружной армянской семье.  Лева играл в карты с Мэри, а мы с Люськой и Оганезом пили коньяк и размышляли о том, как бы нам найти эту сволочь и втоптать его в асфальт. Больше всего на эту роль подходил  Коля,  поселившийся у моей соседки. Да и сама соседка, бывшая мытищинская шлюха, не внушала доверия.

     И еще… Я никак не могла отследить в памяти тот момент, когда начала рисовать на балконе рыжеволосую девушку. Ну почему я нарисовала ее объятую пламенем??  И причем здесь кошкин глаз с ромбиком зеркала в центре зрачка?

     Однажды за полночь мы с Левой возвращались домой.  От дома Люсинэ до Галины Сергеевны не более ста метров.   Было тихо,  очень темно, вокруг сновали светлячки, как метеоры… Мы шли, взявшись за руки… И тут Лева запел:

Поздней ночью в карты мы играли.
Это значит – мы себя спасали.
Мэри, Мэри, ты мне подыграла.
Это значит – ты меня спасала.

Мэри, Мэри, где твоя улыбка?
Ты звучала, как в оркестре скрипка.
Я с тобой сыграл еще немножко,
А потом ушел домой в окошко.

     Мы вошли во двор Галины Сергеевны , поднялись на веранду над гаражом и присели там на скамеечку. И уже вместе сочинили дальше:

Плохо спал я, снились мне кошмары.
Ох, как трудно жить! Спроси Омара…
Заплети с утра свои косички.
Укради тихонько с печки спички.

Убежим тайком с тобою в горы.
Наизусть прочтем странички Торы.
А потом зажжем зарю с Востока.
Мэри, мне с тобой не одиноко.

     Мы сидели, обнявшись,  на скамеечке, одинокие и бездомные и напевали эту песенку. Потом я отвела Леву спать, предварительно записав слова песни, чтобы не забыть. А сама вернулась на веранду и притаилась на скамейке в тени винограда. С этого места хорошо просматривался мой дом. Мой бывший дом… Пепелище… Я смотрела туда не отрываясь,  пытаясь понять, кому это надо было…  Торчала из котельной газовая труба…  Обуглившиеся ветви высокой яблони выглядели зловеще в мягком лунном свете. И высокая башня с винтовой лестницей внутри пугающе поблескивала потрескавшимися стеклами окон.   В темноте сновали светлячки, дырявя пространство огоньками…   Мягко ступая, ко мне подошел Шарик.  Взглянул на меня понимающим грустным взглядом и уткнул морду в колени. Тихо поскуливая и облизывая мои руки, присел рядом. А я подумала, что если бы Шарик умел говорить, сколько бы он мне рассказал!

     И тут на дороге в свете фонаря показалась странная фигура! Шарик было дернулся, открыв пасть, но я зажала его морду в коленях и шепотом приказала молчать. Шарик беззвучно рычал, сверкая глазами, но, как умная собака, молчал, если его просили об этом.  Фигура приблизилась к гаражу, и я увидела нелепого, клошарного вида мужика. Его можно было бы назвать стариком из-за длинной нестриженой бороды,  но мне показалось, что лицо его уж как-то сильно театрально состарено. Да и весь его вид вызывал недоумение, даже бомжи так не одеваются. Верхнюю часть лица скрывала огромная шляпа с остроконечным колпаком, на котором только кисточки не хватало. Косматая длинная борода лежала на груди поверх лапсердака из мешковины, повязанного веревкой. За спиной висел мешок тоже из мешковины, перевязанный такой же веревкой.  Метров двадцать он шел в свете фонаря, и я успела его разглядеть сверху  из своего укрытия.

     Но самое удивительное было в том,  что возле моего дома дорога заканчивалась.  Между моим забором и забором Галины Сергеевны было полтора метра, и там проходила тропинка к дому моего верхнего соседа. Тропинка упиралась в калитку, которая всегда была на замке, сосед приезжал крайне редко и никогда не ночевал.  И посторонних людей на нашем пятачке мы никогда не видели, здесь ходили только свои. А тут… Ночь. И вдруг не пойми что движется в сторону тропинки. Он прошелестел ветками  бамбука  в непосредственной близости от меня и ступил на тропинку. Мне очень хотелось посмотреть, что же он будет делать дальше, там ведь тупик и калитка на замке. Но мне было страшно. Я подождала немножко. Тишина. Потом я выглянула из своего укрытия, чтобы хотя бы частично увидеть тропинку. Тропинка была пуста. Я посидела еще некоторое время. Никого.  Я просидела там до четырех утра. Я не могла понять, куда он мог деться. Когда стало совсем светло, я могла увидеть всю тропинку. Она была пуста…

     Спустя какое-то время на нашей площадке появилась еще одна странная фигура. Мы с Левой пришли с моря и сидели на скамеечке на веранде. И тут как бы из ниоткуда возникла фигура бродяжки. То ли она была сумасшедшая, то ли хорошо притворялась…  Она вдруг предложила мне купить у нее стекляшки,  а взамен собиралась погадать мне. Я грубо ее отшила, сказала, что без гадания могу сказать, где она сейчас окажется, если я вызову милицию. Бродяжка зло сверкнула глазами и пошла прочь, бормоча ругательства.

     Потом я нашла бригаду разрушителей, большую машину и велела очистить дом. Они рушили оставшиеся стены, башню, грузили на машину и вывозили куда-то. Позже я с удивлением увидела, что камни сбрасывают совсем недалеко, у подножия нашей горы. Там была площадка, на которой затевалось строительство дома, и обломки моего счастья явились для кого-то строительным материалом…

     Но и это еще не все. Мне предстояло посетить различные инстанции (пожарную часть, милицию…), написать везде заявления и, что самое ужасное, перечислить утраченные материальные ценности. То есть, мне предстояло снова все вспомнить… Но и этот вид садизма  я выдержала достаточно мужественно.  Я не плакала и не заламывала руки.  Я давно знала, что лучше расплачиваться деньгами.   (Более того,  я точно знала, что прилети мы с Левой на день раньше, я бы уже не писала эти строки.  И, видимо, я должна благодарить бога за случившиеся неприятности у моего мужа, из-за которых мы и задержались в Москве).  Стараясь ни о чем не думать, я тупо перечислила все, что вспомнила,  на трех листах бумаги. В прокуратуре скептически отнеслись к моему творчеству и сказали, что… ну… бывает… короткое замыкание… Выразив сомнение, я поведала, что мы часто и подолгу живем тут, что совсем недавно, буквально перед пожаром улетели в Москву, да и проводка была новая и качественная. И предложила им рассмотреть другие версии. Большой начальник ответил: «Ну и кто там будет бегать искать?» Я спросила, а что, если из Москвы позвонит генерал и скажет, что поискать надо? Большой начальник ухмыльнулся и сказал: «Ну, позвонит. Мы ответим, что искали. А потом пришлем вам письмо, что не нашли».

     И все…  Но письмо прислали.

     В конце августа мы с Левой вернулись в Москву. Лева пошел в третий класс в частную школу. Я утешилась и уже решила, что мои переживания остались позади. Можно сказать, я была даже рада, что отделалась малой кровью. Лето закончилось, я не плакала, не истерила. Ну, походила по пепелищу, погрустила, стишочки, опять же, пописала… А потом началась зима… И такое накатило… Я засыпала – плакала. И просыпалась – плакала. К весне пропал сон,  и я не могла шевелиться – болели все члены. Я тогда не знала, что уныние - самый страшный грех, оно  ведет к саморазрушению.  Может быть, его можно сопоставить с убийством.  Я до сих пор еще не восстановилась.

     Прошло несколько лет. Я никак не могла решить, что же делать? Строить или не строить заново? Мы, как и прежде,  прилетали с Левой на все лето, скитались по чужим квартирам и домам,  а решение все не приходило. Мы поливали ромашки, которые Лёва посадил тем счастливым летом и зачем-то выдирали сорняки... Потом я все же решила, что надо бы построить… Прилетела, купила инструменты, необходимые на первое время материалы. Но накануне встречи со строителями, поняла, что нет, не смогу второй раз, нет у меня душевных сил. Тогда я позвонила Омару (он работал у меня несколько лет назад) и попросила его: «Джанигас, построй мне дом. Только так, чтобы я ничего не видела и вообще не принимала никакого участия. Я тебе дам денег и скажу, что я хочу». Омари ответил: «Нет проблем, Надя-джан».

      Так появился новый дом…