Клятвопреступник Мазепа

Публикуемая глава из моей работы «Пётр Великий и казачество» посвящена лишь истории предательства запорожским казачеством
«Договора на вечные времена с Россией».

Со времён Богдана Хмельницкого в Малороссии не прекращались смуты и безурядица. Вместо прежних землевладельцев, польсктх и ополяченных панов, - выступило на первый план КАЗАЧЕСТВО со своими начальными людьми и гетманом; и положение мирного городского и сельского населения стало ещё хуже.
Гетманы стремились к увеличению власти и наследственности, чтобы не зависеть от шумной войсковой черни.
Начальные люди, старшины и полковники старались захватить земли и власть над населением этих земеь; полковники хотели управлять полками (т.-е, городами и уездами), не отдавая никому отчёта.
Простым казакам и Запорожью желательно было удержать старое казацкое устройство, при котором начальные люди, избираемые войском, не смели возноситься над ним.  Частая смена гетманов служила поводом к новым волнениям и беспорядкам. При этих условиях положение гетмана было крайне тяжёлое. Новый гетман, с первого дня своего избрания, был окружён враждебными к нему людьми, которые следили за каждым его шагом и, в случае противодействия их произволу, могли свергнуть его и донести на него царю. Старшины клеветали на гетмана и друг на друга, обличали в измене, посылали доносы в Москву; жалобы на действительные или мнимые обиды и преследования поступали и от простых людей.
Пётр презирал «черкас» за их непостоянство, ссоры, происки и неурядицу, вечные жалобы и доносы. Встретив в Мазепе, гетмане войска запорожского обеих сторон Днепра, человека выдающихся способностей, дельного и усердного слугу, умевшего исполнять его повеления, он настолько любил и уважал его, что не верил никаким доносам. Долго царь не хотел верить прямым доказательствам измены, и, даже убедившись в этом, хотел опять вступить с ним в сношения, так как поверил  его искренности.
Едва ли можно объяснить измену Мазепы патриотическим стремлением отстоять независимость Украйны от преобразовательных замыслов царя.
Мазепа, смолоду слуга польского короля, случайно занесённый на Украйну к казакам, присягнул турецкому султану при гетмане Дорошенке, а затем царю при Самойловиче и, меняя присягу сообразно обстоятельствам, руководился одной выгодой. Его измена была, повидимому, делом прямого, хотя ошибочного расчёта и вызвана ходом событий.
Пока война велась вдали, Мазепа оставался безучастным и не поминал обид, вынесенных им от Меншикова в 1706 году. Но с появлением Карла XII на Украйне всё изменилось.

Перед глазами старого гетмана, уверенного в своей опытности и житейской мудрости, должна была произойти грандиозная кровавая борьба; и ему предстоял выбор между двумя противниками.

С одной стороны, был шведский король, лучший полководец своего времени, с многочисленным, хорошо обученным войском; с другой – царь, не уверенный в своих силах, который, после поражения под Нарвой, избегал решительной битвы и постоянно отступал перед неприятелем. При этих условиях, Мазепа не ожидал помощи от царя для Малороссии; и не был уверен, что казаки пойдут против шведов при той неприязни, с какой многие относились к Мазепе. В случае нового поражения русских какая будет участь его, гетмана, слуги царского?

До времени, Мазепа не хотел разрывать с царём, но, на всякий случай, завёл сношения с польским королём Станиславом Лещинским, приверженцем Карла XII, и стал подготовлять на Украйне восстание против царя. Число его сообщников всё увеличивалось. Генеральный обозный Ломиковский и полковники: миргородский, прилуцкий и лубенский, требовали, чтобы он «промышлял о своём и общем спасении» и обратился бы к «протекции» шведского короля, обещая под присягой стоять за него, за права и вольности казацкие; гетман с своей стороны присягнул им.

Но тут, на беду Мазепы, от царя пришёл приказ, что «понеже неприятель идёт по Днепру вниз, то он бы, господин гетман, со всем своим войском наискорее шёл к Киеву со всем обозом и конницу всю изготовил, и если возможно, то сам с тою конницей был».
Меншиков, со своей стороны, звал Мазепу для совещаний в главную армию к Стародубу, куда должен был прибыть царь в конце октября.
Когда Мазепа объявил об этом Ломиковскому с  товарищами, то они стали отговаривать его от поездки в русский лагерь, которая «погубит и его, и их, и Украйну». Сам Мазепа боялся этой поездки, чтобы не попасть в ловушку, тем более, что его сношения с Станиславом Лещинским получили огласку в Польше; и о них мог узнать царь.
Сначала Мазепа написал царю и Меншикову пространные письма, в которых заявил о невозможности двинуться из Малороссии, жаловался на старость и болезнь, выражал опасение, чтобы в его отсутствие не произошло возмущение «непостоянного и малодушного народа». Но, так как Меншиков продолжал настойчиво требовать свидания с гетманом, то он послал к нему своего племянника Войнаровского с обьявлением о тяжёлой, предсмертной болезни своей и об отъезде из Батурина в Борзну для соборования от киевского архиерея.
Положение Мазепы становилось безвыходным. Употребив все средства, чтобы не ехать к царю, он медлил с предложением союза Карлу, не хотел брать на себя ответственности за последний решительный шаг.
Однажды вечером он послал Орлика к обозному Ломиковскому и другим своим сообщникам с требованием сказать окончательно: «посылать или не посылать к Карлу?» Ломиковский резко ответил, что они удивляются сонливости и медленности гетмана, «сколько раз просили они его послать к Карлу, а теперь медленностью он спроводил на Украйну все силы великороссийские на разорение и кровопролитие всенародное; и теперь, когда шведы под носом, неведомо для чего медлить».
Мазепа опять спросил их: посылать к королю или нет?
– «Как же не посылать? Давно пора, не надобно откладывать», был ответ.
Тогда Мазепа позвал своего управляющего Быстрицкого, заставил его присягнуть в сохранении тайны и без подписи и печати вручил ему инструкцию, которую он должен был передать министру Карла XII, графу Пиперу.
В инструкции Мазепа высказывал великую радость о пришествии его королевского величества на Украйну, просил протекции себе, войску запорожскому и всему народу малороссийскому, а также освобождения от тяжкого московского, уведомлял, что он, гетман, находится в большой опасности, и потому молил о скорой посылке войска, для которого обещал приготовить паромы на Десне у пристани Мокошинской.
Быстрицкий возвратился в Борзну к Мазепе с словесным ответом, что Карл сам обещал быть у Мокошинской пристани 22-го октября.
Но в назначенный срок шведы не явились у Десны, а на другой день, 23-го октября, прискакал племянник Мазепы, Войнаровский, с вестью, что завтра к обеду придёт в Борзну Меншиков, для свидания с умирающим гетманом.
Мазепе ничего не оставалось, как обратиться в бегство. Он в ту же ночь умчался в Батурин, отсюда, перебравшись через реку Сейм, приехал вечером в Короп, где переночевал;  на другой день переправился через Десну и отправил вперёд Ломиковского и Орлика к шведскому королю, а затем поехал сам с отрядом из 2000 человек.
Князь Меншиков, не застав Мазепы ни в Борзне, ни в Батурине, погнался за ним в Короп, и тут узнал, что Мазепа уже за Десной, у шведского короля, и поспешил с дороги уведомить царя об измене его «вернаго слуги».
Царь был очень удивлён известием «о нечаянном никогда злом случае измены гетманском», как видно из его письма к Меншикову от 27-го октября 1708 года.
На следующий день издан был манифест к войску и народу малороссийскому и войску запорожскому, в котором объявлено об измене гетмана Мазепы, забывшего «страх Божий и крестное целование», и повелено, чтобы «вся старшина генеральная и полковая, пребывающая при войске, съезжалась немедленно в город Глухов для избрания по правам и вольностям своим вольными голосами нового гетмана, в чём крайняя нужда и спасение всея Малая России состоит»...

Затем царь послал повеление митрополиту киевскому и архиереям черниговскому и переяславскому быть в Глухове.

За царским манифестом об избрании нового гетмана следовало взятие и истребление Батурина Меншиковым; при этом сожжены хлебные и запасные магазины, и захвачена богатая казна Мазепы. В то же время в Малороссии читали во всех церквах и прибивали к церковным дверям объявления о проклятии и отлучении от церкви Мазепы и его сообщников.
В Москве проклятие Мазепы было провозглашено в Успенском соборе: съехались архиереи, бояре, приехал царевич Алексей Петрович, и протодиакон на амвоне прочёл письмо от великого государя к царевичу об измене гетмана Мазепы. Потом отслужили молебен, и митрополит Стефан Яворский, прочитав поучение народу, трижды возгласил:
«Изменник Мазепа, за крестопреступление и за измену великому государю, буди анафема!» Прочие архиереи пропели трижды: «буди проклят!»

Между тем, измена старого гетмана, явившегося в лагерь к королю с немногими людьми, не принесла никакой пользы шведам.
Манифесты Карла XII и универсалы Мазепы, обращённые к малороссийскому народу, чтобы поднять восстание против царя, не оказали никакого действия. Народ встречал враждебно шведов, перешедших Десну 4-го ноября; крестьяне прятали от них своё имущество и хлеб, отгоняли лошадей, захватывали в плен шведских солдат.
7-го ноября 1708 года, Пётр отправился в Глухов, где единогласно был избран новый гетман – стародубский полковник Скоропадский. Затем, приехавший в Глухов киевский митрополит с двумя архиереями: черниговским и переяславским, торжественно предали Мазепу проклятию. «Того же дня и персону оного изменника Мазепы вынесли, и, сняв кавалерию (которая на ту персону была надета с бантом), оную персону бросили в палачевские руки, которую палач взял и, прицепя за верёвку, тащил по улице и площади до виселицы и потом повесил»
На другой день была казнь приверженцев Мазепы, захваченных в Батурине.

Накануне Полтавской битвы всё упорнее стали ходить слухи о сношениях запорожцев с Мазепой, а затем было получено известие, что на раде 13-го марта они открыто объявили себя на стороне Мазепы и шведского короля, и решили действовать против царских войск.
Известие это тем более встревожило Петра, что запорожцы пользовались сочувствием низших слоёв малороссийского населения, в особенностях к югу от Днепра, куда мог двинуться неприятель.
Царь написал Меншикову, чтобы он, если возможно, старался действовать на запорожцев увещеваниями, а в противном случае с ними поступить, «яко с изменниками».
Увещевания не действовали, и полковнику Яковлеву послан был приказ овладеть Сечью и «изменническое гнездо весьма выкоренить», что и было исполнено. Немногим казакам удалось уйти, большая часть погибли, пленных взято с 300 человек; многие казнены; пушек и амуниции взято много.
В Киеве и везде на Украйне стало тихо; о турках и татарах ничего не было слышно; не двигались и западные соседи. Все как будто ждали, чем кончится многолетняя война царя с шведским королём. В Европе по прежнему верили в счастливую звезду Карла. Он сам верил в неё; по прежнему искал опасностей и подставлял голову под неприятельские пули; но близкостоящие к нему люди не были уверены в успехе похода. У Карла не было и половины прежнего войска; значительная часть его погибла под Лесной; многие были убиты в стычках с русскими, погибли от болезней, морозов, недостатка пищи. Дисциплина ослабела в войске; все ждали мира и возвращения на родину. Первый министр короля, граф Пипер, писал своей жене в Швецию: «поход так тяжёл, и наше положение так печально, что нельзя описать такого великого бедствия, и никак нельзя поверить этому».
Полководцы Карла убеждали его вернуться в Польшу для соединения с оставленным там шведским корпусом и с армией Станислава Лещинского. Но Карл не хотел и слышать об этом, и двинулся на юг ближе к границам турецким и татарским, чтобы овладеть Полтавой и утвердиться в ней...

P.S. После победоностной для России Полтавской битвы, князь Меншиков нагнал бежавшего неприятеля во главе с Карлом и Мазепой у Переволочны и добил деморализованные остатки шведской армии.
По безоговорочной капитуляции было подписано:
« ...сдаться военнопленными, с выдачею оружия и военных запасов, с сохранением платья и частного имущества; ЗАПОРОЖЦЫ и бунтовщики исключаются из этого условия».
Таким образом, говорить о участии казачества Малороссии, ядром которого являлась Запорожская Сечь, в Победоносной Полтавской битве, считаю глупостью.
Запорожская Сечь подписала себе смертный приговор в истории. И теперешнее возвеличивание её во главе с гетманом Мазепой – это от лукавого.