Первый половой акт в моей жизни

Александр Никишин

ПЕРВЫЙ ПОЛОВОЙ АКТ В МОЕЙ ЖИЗНИ

Половой акт я увидел впервые в пятнадцать лет. Я, правда, даже не знал, что это именно половой акт. С семьёй мы жили на Узварас иела (улица Победы по-латышски), а во дворе, где мы играли в «футик» (футбол), стояли одноэтажные бараки.

Говорили, что до 1940 года в них жила прислуга хозяина дома, богатого типчика из латышей.

Когда он бежал в 1940-м в Швецию, прислуга перебралась в наш дом с четырёхметровыми потолками. В доме были две большие залы, но их перегородили и сделали 6 квартир на двадцать человек. В бараке и жила Лорочка, которую в наш дом не вселили в наказание, что спала в войну с немецкими солдатами. Меня это всегда удивляло: какая радость спать с солдатами? Они наверняка храпят и не моются.

Сапоги там, оружие маслом пахнет, каски как вёдра, а потом – фашисты ведь, оккупанты.

Лорочке было лет 60, а выглядела на все 90 из-за лица, распаханного морщинами.
Зато фигура у неё сохранилась девичья, ноги стройные и длинные, и все, кто за ней шли, обманываясь, кокетничали: «Девушка, а, девушка! Давайте познакомимся!». Она оборачивалась, и люди сходили с ума: «Бабка, ****ь, куда внучку дела!».

Ещё она носила мини-юбки, вернее, половинки от мини-юбок и высокие-высокие шпильки. Седые волосы прятала под красную шляпу с большими полями и со спины была просто кинозвезда, Джина Лолобриджида или Брижит Бардо!

И в таком виде шла ночью в Приморский парк на Аллейку б....й знакомиться с моряками, не важно, военными или гражданскими, видимо, как мы думали, одной было скучно сидеть дома. Или просто общительная была. Однажды с Мерзликом мы шли по Узварас и видим, как Лорочка с морячком шмыгнула в свой барак. Обычно она завешивала окна простынёй, но в этот раз, видимо, не нашла простыню и мы, подкравшись, увидели, как Лорочка посредине комнаты согнулась в поясе и уперла руки в коленки. «Чтобы полы помыть, наверное», - подумал я.

Морячок, подойдя к ней сзади, зачем-то задрал ей на спину юбку и встал за Лорочкой, расставив ноги на ширину плеч.

«Будут танцевать «летку-енку», - подумал я, гоня плохие мысли. – А юбку задрал, чтобы не помять». Тут морячок приспустил свои штаны. Видимо, чтобы не мять тоже. А вот потом был непонятный эпизод. Он припал к Лорочкиной спине, и, обхватив за живот, стал её пихать. Туда-сюда, туда-сюда. Пихнёт, а она назад, как на качелях.

И так он ее пихает и пихает, пихает и пихает, взад-вперёд, взад-вперёд, а сам держит обеими руками крепко-крепко, видимо, чтобы не улетела. Лорочке, судя по всему, страшно, вдруг он отпустит и она головой воткнётся в стенку, поэтому она ему что-то кричит, всё громче и громче, видимо, о чём-то предостерегает.

Ничего не понять, какой-то Тяни-Толкай, но сердце бьётся так, что в ушах звон стоит, и оторваться нет сил. «Слушай, - говорю я Мерзлику, - вот что они играют?».

У того глаза круглые и слюни текут: «Дурак ты, - говорит, - Саня! Сам ты «играют». Он её раком делает».

«Чего-о?» - говорю, а он меня в бок толкает: «Тише, счас кончат! Оба орать будут!».

Моя реакция была странной: неужели это и есть тот самый секс, о котором можно говорить только шёпотом? То самое, из-за чего люди живут, сходят с ума, женятся, чему посвящают стихи и песни, снимают кино и пишут картины? Честное слово, мне стало до слёз обидно за весь мир! За всех моих любимых героев, любивших и боровшихся за любовь. За красавца Ла-Моля и королеву Марго. За капитана Блада и Арабеллу Бишоп. За д;Артаньяна и милую Констанцию Боанасье. За Петрарку и его Лауру. За Мастера и Маргариту. За Тристана и Изольду. За Ромео и Джульетту. За всех героев Ремарка сразу и даже за Наташу Ростову. За всех! Они-то за что боролись? Чтобы туда-сюда вот так гадко пихаться?

Вид орущей и топающей ногами Лорочки вызвал у меня что-то вроде потрясения, и я вдруг разрыдался, как последняя девчонка. В моей голове родился план мести. Умываясь слезами, достал из кармана диафильм «Кавказский пленник» про Жилина и Костылина, заточённых в подвал черкесами, который свистнул у Бурлика (Славки Бурлова, моего одноклассника), и, не давая себе отчёта, что это я, собственно, делаю, поджёг его и кинул в открытую форточку лорочкиного окна.

Но как же понесли нас ноги, когда под визг и крики: «Пожар! Горим!», мчались мы с Мерзликом! Быстрее любого Борзова!

- Ты чего, псих? – спросил меня Мерзлик, когда мы остановились, обессилев. – На фиг ты Лорочку поджег? Что она тебе плохого сделала?

А я ничего ему не смог объяснить, как не пытался.
         
В классе десятом мы узнали, что есть на свете половые извращенцы. К нам пришли одноклассницы и говорят: мы боимся, тут маньяк у школы, когда мы идём домой, он нас обгонит, плащ распахнёт и свою штуку показывает!

Мы-то дураки, даже не поняли сначала, о какой «штуке» идёт речь, а когда поняли, что про эту, страшно возбудились и разозлились. Мы-то тогда не понимали, что человек просто больной, что ему лечиться надо, уколы там делать, примочки какие.

Поэтому мы просто его крепко отдубасили с Мерзликом на пару. Прикрылись девчонками, как живым щитом и спрятались среди них. Маньяк выбежал из-за угла, он был в шляпе и в плаще, человек, как человек, не поймёшь, русский или латыш. А тут он плащ распахнул и стал быстро-быстро дергать себя за это самое место с дьявольским хохотом.

Девчонки завизжали и кинулись врассыпную, и Мерзлик оказался один на один с тем, который в шляпе и с членом в руках. Ну, надо знать Мерзлика. Он большой, сильный и спокойный, как слон. «Что, - говорит, - дядя, дрочим?». А тот встал, как вкопанный посреди улицы Падомью (Советская) и не знает, что делать – знакомиться и руку подавать или взять в руку своё хозяйство и бежать в кусты?

Ну, я первым из ступора вышел. «Мерзлик, - кричу, – оторви этому гаду яйца, зажарим на сковородке!». Который в шляпе ещё попытался сопротивляться, ногой хотел лягнуть Мерзлика в пах, но промахнулся, тот ловко отстранился и подсек типу опорную ногу.

Тип со всего размаха бухнулся спиной на асфальт,  быстро перевернулся, встал на карачки, ну и получил хорошо по жопе – Мерзлик его так отфутболил по копчику, что тот, видимо, долго не сможет сесть на пятую точку.

С того дня и перестал ходить наперевес со своей колбасой, видимо, понял, что так нельзя делать, объяснил ему Мерзлик доступно. Мне его, правда, жалко стало, дурака, когда узнал, что он просто  больной, а не нарочно. А что с ним делать прикажете? Кастрировать?

Так мы в годы СССР постигали мир секса, через такие вот «случайные связи».  И уж точно, не через телевизор.