Рубикон

     Случилось это осенью 1977 года. Я работал тогда в посольстве СССР в США, в Вашингтоне.
     В тот день, группа посольских сотрудников выехала из Вашингтона в Нью-Йорк, посмотреть город и отовариться на известной всей  русскоязычной Америке барахолке Яшкин-стрит.
     Уже вечером, по дороге на ночлег в Остербей  -  дачу  постоянного представительства СССР при ООН - что находится в тридцати милях от  от Нью-Йорка, мы сделали завершающую на этот день остановку у одного из бесчисленных магазинов, дабы купить то, не знаю что, да подешевле, чем нам попадалось это в других местах.
     Вышли из автобуса и разбрелись по просторному, похожему на большой  лабиринт, в несколько этажей, магазину
     Находившись и наглядевшись вдоволь и что то прикупив, я направился к выходу и, вскоре, оказался на улице. Едва вышел, меня пробрал озноб. И, не от холода, на улице стояла теплая осень в расцвете бабьего лета. 
     Мне стало не по себе, и, я всерьез испугался. И было чему! Нашего автобуса, на котором мы путешествовали и из которого минут тридцать назад  всей группой десантировались в этот, будь он неладен магазин, не было!
     По-видимому, группа,  не заметив моего отсутствия, уехала, мелькнуло в голове. А что я еще мог подумать, если автобус высадил нас прямо у входа и ни куда не должен был отъезжать, это я знал точно. А теперь его нигде видно не было, ни  справа ни слева!
     Что делать?  Сразу мелькнула мысль, что меня сочтут изменником, сбежавшим к американцам. От этой мысли чуть не сделалось дурно.
     И, как я понимаю теперь, именно так бы все и случилось, ибо события сложились самым роковым для меня образом. Я, в случае разбирательства, говоря правду, никогда бы не смог доказать ее, поскольку моя правда напрочь разбивалась бы правдой всех остальных моих спутников, которую они бы обязательно сказали. И, которую, я бы не смог опровергнуть. Это был случай, когда все говорили бы правду, но, моя правда в глазах всех слышащих ее, выглядела бы как откровенная, неприкрытая, явная ложь!
     Не знаю почему, но, я, вопреки всякой логике, вернулся в магазин. Что мне там было делать, что я там мог найти, если автобус и все мои попутчики уехали?   
     Если и следовало что-то делать, то, нужно было стоять у входа и ждать: может быть они спохватятся и вернуться за мной к магазину.
     Это была единственная надежда, вероятность и возможность, а уйдя в магазин, я сильно уменьшал свои шансы быть ими найденным, поскольку ни я, изнутри здания не увидел бы подъехавшей или проезжавшей мимо нашей машины, и они имели мало шансов отыскать меня в этом лабиринте торговых стеллажей и полок, даже если бы зашли поискать меня там.
     Минут пять я бродил по улицам и переулкам торгового центра, и, вдруг, не веря своим глазам, увидел группу своих сотрудников. Они, как ни в чем ни бывало, спокойно рассматривали товары, приценивались, и, уж во всяком случае, не искали меня
     Я подошел к ним, и, не показывая волнения, спросил, а где наша машина?
     А где ей быть, вон, стоит у входа, кивнул головой один из наших в сторону входа-выхода.   
     Но, он кивнул совсем не в ту сторону, куда я только что выходил. 
     И, тут до меня дошло, оказывается в этом торговом центре несколько выходов на разные улицы и я, по ошибке, вышел на другую улицу, а поскольку входы выходы в магазин были совершенно одинаковы и подъезды к ним тоже, то,  в незнакомом месте, да еще в темное время суток, я и не сориентировался.
     С плеч свалилась огромная гора. Я поспешил к выходу и с детской, огромной радостью и облегчением уселся на свое кресло в автобусе.
     Размышляя над случившемся,   ныне, понял, что в то время, жизнь поставила меня перед Рубиконом, перейдя который, пусть и не по своей воле, пусть совершенно не ведая того, что я его перехожу, я напрочь изменил бы и свою жизнь и жизнь своих близких.
     А последующие события, с железной логикой, стали бы разворачиваться только вот так:
     Не вернись я в Торговый центр, а ожидай автобус у входа на другой улице,   в уверенности, что именно здесь был наш автобус и, если он вернется, то, только сюда, я запустил бы совершенно иной разворот судьбы.
     Далее представить ход событий не сложно. Мои сотрудники вернулись бы в автобус. Какое-то время они бы ждали меня, потом пошли бы искать меня в торговый центр. Естественно, они бы меня внутри его не нашли, и, в конце концов, уехали бы оттуда.
     Я, прождав какое-то время, пошел бы искать наше представительство или консульство. Но, не зная английского языка, очень быстро оказался бы в полицейском участке, или еще где,  а куда оттуда меня бы завела судьба, догадаться не трудно.
     В те годы в разгаре была «холодная» война и каждый советский человек, представлял большой интерес для ЦРУ, ФБР, СМИ и мало ли еще кого там у них.
     А сотрудник советского посольства, оказавшийся в такой ситуации как я, без связи со своими и при отсутствии у них информации, как и почему я исчез, был бы для ЦРУ и ФБР просто великолепной находкой, из которой они бы постарались вытянуть все, что возможно, не сообщая нашим, где я и что со мной.   
     Я был сотрудником посольства, офицером, что очень быстро бы они установили, окажись я в их власти и даже не называя себя. Ведь мне, что бы вернуться к своим, либо попасть в консульство или нашу дипмиссию при ООН, в любом случае, пришлось бы сказать, что я посольский работник и показать свои документы. Не думаю, что они меня бы так быстро отпустили, и, отпустили ли бы вообще, большой вопрос.
     Точно могу сказать, что были бы предприняты все возможные для них попытки и варианты вербовки, воздействия для склонения меня к просьбе о политическом убежище.  В этом я не сомневаюсь.  Тогда это часто практиковалось.
     Становиться перебежчиком, изменником, я ни в коем случае не собирался, этого у меня и в мыслях не было. На предательство я бы ни пошел ни за что. Но, я помнил, как уже была предпринята попытка выхода на меня с целью вербовки или провокации ранее, а иначе тот случай объяснить ничем нельзя, через мою супругу.
     Дело было так.
     Год назад она забеременела и, когда пришел срок, посольский доктор вместе со мной отвез ее в госпиталь.  Роды, Слава Богу прошли хорошо, я присутствовал там до начала активной фазы, а потом дожидался в холле.
     Поздравляю с дочкой, подошел наш посольский, улыбающийся  врач Сюткин. Он, обязан был присутствовать на родах сотрудниц и жён сотрудников посольства. Все хорошо, вот тебе ее фото.  И вручил мне снимки, сделанные сразу после рождения ребенка.  Так у них там принято.
     Супруга пробыла в госпитале четыре дня и вот, о радость,  они с дочкой дома.
     По прошествии некоторого времени, когда улеглись радостные волнения и хлопоты, она мне рассказала.
     Ты знаешь, ко мне несколько раз заходила американка, она хорошо говорит на русском, сказала, что то же родила, но ребенка я ее не видела.
     Супруга лежала в одиночном боксе, в который имели право заходить только медики, муж и сотрудники посольства. Посторонних туда не пускали.
     Так, болтала ни о чем, но, несколько раз сказала, что ее муж работает в НАСА, и что не плохо бы нам познакомиться семьями.
     Это была явная наводка, попытка выманить на контакт, попытка заинтересовать возможностью знакомства, а может быть и нашей вербовки ее якобы мужа, якобы работавшего якобы в секретнейшей космической программе, о чем она "ни с того, ни с сего", выкладывает жене сотрудника советского посольства. 
     Я, тогда, сообщил о происшедшем офицеру безопасности. 
     Он сказал не предпринимать никаких действий до его распоряжения. А по прошествии некоторого времени, после сбора необходимой информации через свои возможности, пояснил, это была попытка операции, рассчитанной  на один из двух возможных вариантов.    
     Либо вербовки меня или кого-либо из наших, кто пошел бы на контакт с этим "специалистом НАСА", либо, при несогласии на это тех, кого бы они взяли во время контакта – обвинение их в шпионаже против США.
     Вот с такими мыслями сидел  в своем,   ставшим вдруг таким родным, посольском автобусе и явно представлял ход дальнейших событий, не вернись я обратно в магазин.
     Я четко ощутил, что судьба в тот миг, поставила меня на рубеж, за которым необратимый излом судьбы, и моей, и моих близких, прежде всего жены и двух моих малых деток. Да и на Родине, этот мой рубеж, перейди я его невольно, сам того ни коим образом не желая, изломал бы судьбы не только моих родных, но и всех тех людей, что давали мне рекомендации при оформлении за границу и готовили меня к выезду.
     Даже при самом благоприятном   исходе,  при возвращении   в посольство или в дипмиссию в Нью-Йорке, а это никак бы не случилось в тот же день, отстань я от нашего автобуса, доверие ко мне было бы сведено к нулю. Самое лучшее, что ждало меня тогда, это немедленное возвращение в Союз, испорченная военная карьера, а возможно и увольнение со службы. И, это естественно, ибо неоднократные случаи предательств, научили наши органы безопасности не доверять всем, кто оказывался в двусмысленных ситуациях, поскольку ошибка, стоила очень дорого для страны.
     Что бы я мог сказать, вернувшись в посольство о своем отсутствии, а оно напрягло бы и посла, и все наши службы, и естественно органы в Москве?
     Я бы, естественно, сказал   им и  утверждал затем, истинную правду. Рассказал бы о своем выходе  из магазина, не более чем через полчаса или сорока минут  после нашего входа в  него, и, о своей растерянности от отсутствия  нашего автобуса.
     А они, все те, кто был до того в автобусе вместе со мной, в один голос утверждали бы, что автобус был на месте несколько часов и они, очень долго ждали и искали меня. А то, что они бы ждали и искали меня, в этом сомнения нет.
     И я, и они, говорили бы правду. Но, кто бы поверил моей правде? И кто бы не поверил их правде?
     Ангел Хранитель, вразумил меня, Слава Богу, вернуться в магазин  и столь близкая и почти неизбежная трагедия моя, моих близких и многих других людей,  не разразилась.   
     Рубикон слома судьбы, не был перейден.