Сквозь ненависть

Свой дебютный роман «Сквозь ненависть» Дэвид Лазба написал в возрасте шестнадцати лет. Юный герой повествования явился на свет ради любви. Он протягивает миру руку, но в ответ получает плевок в лицо. И когда не к кому обратиться за советом, самое время покопаться в глубинах своей души, где возникнет столько вопросов, сколько юношеский разум разрешить не в силах.


Орфография и стилистика автора сохранены

От автора: Ни один персонаж не представляет чье-то реальное лицо. Все это выдумано. Если вы все-таки увидели себя в каком-то герое, или же уверены, что рассказ о моей личной жизни — вас ждет разочарование. У меня много общего с моим главным героем. Его мысли — мои мысли, но его жизнь — не моя жизнь.

Противопоказания: Мама, не читай эту книгу. Закрой ее и больше не прикасайся!


1 класс

«Хочу быть врачом»

1 глава

В руках цветы, на шее галстук, затрудняющий дыхание, на ногах туфли, которые больше на два размера, на лице глупая улыбка. Мне было шесть, когда я пошел в первый класс. До этого я ходил только в танцевальный кружок, где преподавали вальс. Мне вечно попадались страшные девочки с кривыми ногами и потными руками. С ними не получалось нормально танцевать, поэтому приходилось просто волочить их по залу, вперед — назад, влево — вправо.
Когда мама привела меня на школьную линейку, первым делом я спросил у нее:
— Почему здесь так много детей?
— Все они идут в школу. — Отвечала она. — Теперь и ты пойдешь с ними. Смотри, вон твой новый класс.
Мы подошли к моей будущей классной руководительнице, поздоровались, а затем мама сказала:
— Я Марианна Новак, а это Август Новак, мой сын.
— Очень приятно. — Сказала учительница. — А я Любовь Георгиевна.
— Взаимно. — Ответила мама.
— Это вам. — Сказал я, протягивая новой учительнице цветы.
Любовь Георгиевна наклонилась ко мне, и я взглянул в ее большие, карие глаза. Они показались мне очень добрыми, затем она широко улыбнулась и приняла цветы, ласково говоря: «Спасибо, дорогой…», Ей определенно понравился запах моего букета «вальс хризантем», она тщательно пронюхивала каждый цветок, и выдавала восторженные вздохи.
— Интересная у вас фамилия. — Сказала она, взглянув на мою маму, сквозь цветы. –Вы откуда?
— Мы местные.
Но она врала. Я был родом из Польши, и наша семья переехала в Россию, когда мне исполнилось пять лет, но моим родным языком всегда был русский. Я так и не понял, зачем мама тогда соврала ей.
— Ну, проходи, чего же ты стоишь? — Сказала мне учительница.
Она подвела меня к кучке детей, моих будущих одноклассников. Я невзлюбил их всех немедленно. Особенно тех, кто был выше меня.
— Эй, привет! Меня зовут Дима! — Протянул мне руку один из ребят.
— Привет. — Дружелюбно сказал, я, пожимая его руку. — А что мне делать?
— Пошли, покажу тебе, что там происходит!
Мы стали пробираться сквозь толпу заинтригованных первоклассников и вскоре вышли к площадке, на которой шло какое-то представление посвященное началу учебного года. Там плясали взрослые учителя и старшеклассники, пели какие-то песни и кривлялись, как клоуны.
— Что это? — Спросил я.
— Классно, да? — Воскликнул Дима, глядя на меня.
— Ну, так себе…
Вдруг меня кто-то толкнул в плечо. Я обернулся и увидел высокого мальчика, с белыми кудрями на голове, большим носом и маленькими, как горошинки глазами.
— Ты куда лезешь? — Пригрозил он. — Давай иди назад, мешаешь смотреть!
И тогда я послушно ушел назад, туда где покинул маму, но ее уже не было на том месте. Дима шел за мной следом и что-то бубнил.
— Его Рома зовут. — Сказал он.
— Где моя мама?! — Воскликнул я.
На тот момент, потерять маму для меня было хуже, чем умереть. На глазах появлялись слезы, но я пытался сдерживаться, понимая, что опозорюсь, если заплачу.
— Мам… — Негромко крикнул я, в надежде, что мама услышит и придет.
Ответа не последовало. Я отстранился от своего нового класса, сел на лавочку, уткнулся в руки и стал плакать. Вскоре Дима снова подошел ко мне. Он был добрым, но я начал брезговать его, с первых минут. От него дурно пахло.
— Эй, ты чего? — Спросил он.
— Я маму потерял. — Сквозь слезы бормотал я.
— Она, наверное, домой ушла! — Утешал он меня. — Пошли, спросим у Любови Георгиевны.
Мы подошли к учительнице, и Дима сказал вместо меня:
— Он маму потерял!
Она снова наклонилась ко мне, на этот раз я смотрел не в глаза, а на ее морщины. Такие тонкие ели видные ровные линии. Она была не старой, но с каждым днем все ближе и ближе приближалась к тому, чтобы на нее наклеили ярлык «старуха». Любовь Георгиевна понимала это и пыталась скрыть свою подоспевающую старость при помощи тонального крема. Хотела выглядеть красиво. Впрочем, как и все мы.
— Не плачь, что ты… — Сказала она, поглаживая меня по голове и мило улыбаясь. — Она пошла домой и придет за тобой, когда все закончится.
Она успокоила меня этими словами, и я стал просто стоять, разглядывать своих будущих одноклассников. Я их очень боялся и одновременно не любил, но мне безумно хотелось подружиться с кем-то, помимо Димы.
Взяв волю в кулак, я подошел к одному мальчику, у которого были очень большие глаза, но маленькое лицо и сказал:
— Привет, меня зовут Август!
Он повернулся и посмотрел на меня бессмысленнейшим взглядом, затем хлестко отвернулся, вернув свой взор на то, от чего я его оторвал. Странный малый. Я не отчаялся, подошел к другому, который стоял в сером помятом пиджаке, и имел дурацкую прическу. (выбритая почти на лысо голова с длинной челкой)
— Привет, меня зовут Август, а тебя как?
— Август? — Расплывшись в улыбке, передразнил он. — Что за имя? Ты что — лето?
— Нормальное имя! — Возразил я.
— А я Гриша. — Спокойно представился он. — Ты не обижайся на меня, я просто такого имени ни у кого еще не встречал…
— Давай дружить? — Оборвал я его.
— Не, я уже с ним дружу. — Сказал он, показывая на мальчика, который стоял рядом с ним. — Извини, Август…
Никогда не понимал таких рассуждений: «Я уже с ним дружу», вечно дети уже с кем-то что-то имеют, как будто нельзя одновременно дружить с несколькими.
Я подошел к другому мальчику, который был похож на макаку:
— Привет, меня зовут Август, а тебя как?
— Привет, а меня Борис!
— Давай дружить? — Предложил я.
— Давай! — Воскликнул он.
С этого момента у меня появился друг, похожий на макаку. Я хотел у него спросить, почему он так похож на обезьяну, но стеснялся. Хотя мне казалось, что он знает ответ на мой вопрос.
Когда «линейка» подошла к концу, послышался голос, какой-то женщины, это была наша директриса. Мне показалось, что у нее забит нос — она сильно гундосила: «Дорогие лицеисты, я желаю вам удачи в этом учебном году…» — она говорила минут пять: давала напутствия, и желала удачи. После ее речи я увидел, как на нас приближаются старшеклассники, выпускники. Парни брали девочек-первоклассниц за руки, а девушки нас — мальчиков. Моих одноклассников расхватывали одного за другим. Я начал отходить назад, надеясь, что меня не заметят, но у меня не вышло. Высокая блондинка схватила меня за руку и повела к школьным дверям. Я испуганно кинул взгляд на учительницу в надежде, что она объяснит мне, что происходит.
— Она отведет тебя в класс, не бойся… — Успокаивала она.
Я шел, держась за потную руку громадной девушки, стеснялся и чувствовал, что потихоньку краснею. Вдруг из толпы выскочила моя мама с фотоаппаратом, сфотографировала меня и удалилась обратно в толпу родителей. Мне уже было все равно на нее. Я хотел одного: чтобы все это поскорее закончилось.
Мы зашли в школу, но девушка не переставала держать меня за руку. Мы посмотрели друг на друга. Она совсем меня не стеснялась, шла очень уверенно, с непоколебимой улыбкой. И вдруг сказала:
— Тебе понравится в школе, тут замечательно!
— Наверное. — Цедил сквозь зубы я.
Мы поднялись на второй этаж, и зашли в класс. Я сразу обратил внимание на доску, на ней было написано: «Поздравляем, первоклассники, с первым днем в школе!», и рядом весь русский алфавит.
— Вот, садись на первую парту! — Сказала она мне.
Я, наконец-то, отпустил ее потную руку и побежал к первой парте.
— Эй, я хочу здесь сидеть! — Вдруг, воскликнула угрюмая девочка, подойдя ко мне.
Я растерялся и обернулся, в надежде, что та девушка поможет мне, но ее уже не было. Она словно испарилась. Кинула меня там одного.
— Ну, садись. — Неуверенно мямлил я. — Найду себе другое место…
И мне пришлось сесть на вторую парту первого ряда. Через несколько минут весь класс заполнился детьми. Со мной рядом сел узкоглазый мальчик. Его уши, словно шептали мне: «Загляни в меня». Все ухо было в сере: желтой, вероятно, вонючей, и гадкой. Казалось, если в его уши вставить фитилек и поджечь, выйдет неплохая свечка.
Я не стал с ним здороваться, хотел даже пересесть от него, но не успел. В класс зашла учительница, закрыла дверь и начала что-то вещать. Сначала представилась, а затем начала рассказывать про важность обучения в школе и про то, как должен вести себя ученик. Говорила, что мы должны сидеть прямо и руки должны быть на парте, друг на друге. Все сразу приняли такое положение, кроме моего соседа. Я сразу понял — он хулиган.
Я оглянулся, чтобы осмотреть всех одноклассников. Тщательно вглядывался в лицо каждого ребенка. Все выглядели очень забавно и глупо. Я был таким же, просто пока этого не осознавал. Вдруг на мои глаза попалась девочка, которая сидела на четвертой парте и разговаривала со своей соседкой. Ее волосы загораживали лицо и его нельзя было разглядеть, но она меня заинтересовала. Я через каждую минуту оборачивался в надежде, что увижу ее лицо, но она не убирала волосы.
Вскоре, так называемый урок — знакомство подошел к концу.
— Завтра вы должны быть в школе в половину девятого! — Настоятельно сказала учительница и тут же спокойным, уставшим голосом добавила. — Впрочем, ваши родители знают…
Все дети начали выходить в коридор, где их ждали родители. На выходе я увидел ту девочку, которая заинтересовала меня, она повернулась, и мне удалось увидеть лицо. «Эх, вот уродина…» — подумал я.
— Август! — Крикнула мне мама.
Увидев ее, я турманом полетел к ней в объятья.
— Ну как тебе? — Спросила она.
— У меня уже появились друзья! — Хвастался я. — Одного зовут Борис, а другого Дима.
— Ты везде друзей найдешь… — Поглаживая меня по голове, сказала она.
— Завтра полдевятого в школу. — Сказал я. — Знаешь?
— Да, знаю…

2 глава

Мое первое утро перед занятиями было довольно добрым и дивным. Всю ночь мне снилась школа и то, как я радостно шествую туда. А наутро я не просто проснулся — я подлетел и побежал будить маму. Мне не терпелось поскорее пойти в свой «второй дом»…
— Мама, вставай! Пора в школу! — Громко шептал я ей под ухо.
— Тебя брат отведет. — Сквозь дремоту бормотала она.
И в итоге я потащился с братом. Его звали Тимон. И он перешел в десятый класс и всегда по утрам был жутко вредным, угрюмым и молчаливым, а я все не мог смекнуть почему. На тот момент, казалось, что мы идем в распрекрасное, веселое место, которое заполнено добрыми, отзывчивыми учителями и дружелюбными, веселыми одноклассниками.
Когда он завел меня в класс, я увидел, что мое место занято и свободна была только последняя парта.
— Вон, иди на последнюю. — Вяло буркнул Тимон. — Там свободно.
— Но я хочу сидеть впереди!
— Поверь, то место — самое лучшее во всем классе. — Заверил он меня. — Все, мне пора. Звонок сейчас будет.
Он ушел, а я уныло побрел к последней парте. Увидев своих новых друзей, я окликнул их:
— Эй, Дима, Борис! Привет!
— Привет!
— Привет!
Прозвенел звонок. Зашла учительница, а следом за ней пухлая девочка.
— Куда мне сесть? — Интересовалась толстуха.
— Хм… — Размышляла Любовь Георгиевна, поглаживая подбородок. — А! Вон садись на последнюю парту, с тем мальчиком.
— Х-О-Р-О-Ш-О. — Сказала та.
Ее голос прозвучал для меня замедленно и устрашающе. Выставив нижнюю губу вперед и растопырив свои гигантские ноздри, она надвигалась к моей парте тяжелыми и грозными шагами.
— Привет. — Неуверенно поздоровался я, когда пышка подошла ближе.
Она плюхнулась на стул рядом со мной и с тупым выражением лица уставилась вперед.
«Ну и иди ты!» — подумал я. — «Почему ее посадили именно со мной?»

Весь оставшийся день прошел довольно пресно и нудно. Однако я пытался слушать учительницу, делал все, что она говорила, и вел себя прилежно. Моя соседка тем временем сильно мне мешала: развалилась на стуле и разостлала свои поганые вещи на всю парту. Я ей ни слова не сказал. Боялся.
На переменах мы с Димой и Борисом играли в догонялки, и мне очень нравилась эта игра. Это было что-то новенькое для меня.

Следующий день ничем не отличался от предыдущего, кроме того, что было другое расписание уроков.
Становилось все тяжелее и тяжелее вставать по утрам. Школа уже не казалась мне распрекрасным, недурственным местом. На уроках было ужасно скучно, а если я пытался с кем-то поговорить мне делали замечание. Любовь Георгиевна начинала меня напрягать.
Вскоре появилась проблема: я боялся, что мама меня бросит. Она всегда приходила за мной после уроков, как и родители других детей. И вот однажды она немного задержалась. С того момента у меня появилась фобия: каждый день я сидел на уроках и думал о том, что мама может меня бросить, не придет за мной, и я останусь один. У меня не получалось сдерживать эмоции, и тогда я начинал плакать. Я рыдал и на уроках, и на переменах, делал перерыв и снова рыдал. Одноклассники стали относится ко мне, как к больному. Кто-то пытался осушить мои слезы, а кто-то смеялся надо мной. В основном девочки успокаивали меня, они говорили: «Да не бойся, придет твоя мама! За нами же приходят родители!», но мне было все равно на других. Я думал, что мои родители особенные и они не похожи на других.
Хоть я и был младше других ребят всего на год, это сильно ощущалось. Я был совсем маленьким по сравнению с ними, как по уму так и по росту. Мне было интересно откуда они так много знают о жизни, и почему они не плачут так же, как и я. Один мальчик узнал, что в нашей школе учиться мой брат, он пошел и рассказал ему про мои истерики. Тимон пришел ко мне в класс и стал, мягко говоря, успокаивать меня:
— Хватит ныть! Придет она! — Ворчал он.
— А вдруг не придет? — Сквозь слезы тихо спрашивал я.
— Придет! — Шипел он. — Куда денется?
Но он не мог мне помочь, никто не мог мне помочь. Я просто плакал и все. А когда приходила мама, я чувствовал неимоверное облегчение…
Так продолжалось весь год. Учиться не получалось из-за страха остаться одному. Я не мог додуматься, что если вдруг мама меня бросит у меня есть брат, который учиться в моей же школе и всегда можно пойти к нему.
Соседке по парте надоели мои истерики и слезы, она начала меня, в прямом смысле, мудохать. Учебниками или кулаками. Ее звали Настя, и она была похожа на животное (смесь кролика с медведем). Мало того, что она избивала меня, так еще и пакостила: рисовала в моей тетрадке, отнимала и ломала карандаши. Однако, она помогала мне переключаться. В моменты, когда она меня докучала, я переходил от страха и слез к ненависти.
Учительница не замечала того, что мне не дают покоя, а сам я ничего не рассказывал: ни дома, ни в школе, нигде. Не хотел быть «ябедой».
Один раз я попытался ответить на ее пакости. Когда она очередной раз колотила меня, я вырвался и отбежал от нее на полметра, сказав:
— Ты толстая тварюга! Считаешь себя девочкой? Да ты животное!
Она взорвалась слезами, а я обрадовался, подумав, что нашел оружие против этого громадного чудовища, но не прошло и пяти секунд, как она, рассвирепев, налетела на меня и принялась изувечивать своими здоровенными лапами. К счастью, это было на перемене, и друзья помогли мне. Они оттащили медведицу, а я тем временем поднялся и дал деру в сторону мужского туалета — это было самое безопасное место в школе для мальчиков.

3 глава

Все уроки напролет я думал об игрушках и доме, а еще я не переставал плакать. Бывало, когда эта Настя жутко выводила меня, я переставал плакать и начинал мечтать о том, чтобы сделать ей что-то плохое. Изо дня в день мне приходилось смотреть на ее толстые, непропорциональные конечности. Ногти у нее были грязные, а пальцы обгрызенные до крови. Я не мог смотреть на это без отвращения. Она до того меня достала, что я представлял будто резко вонзаю нож ей в руку, и она начинает орать, умоляя меня высунуть его, а я кричу ей в ответ: «Будешь еще доставать меня?! Будешь!?»
Я по-настоящему ее ненавидел и школу тоже возненавидел, и учительницу так же, но подсознательно. Я пока не осознавал всего этого.
Любовь Георгиевна вечно мне делала замечания из-за какой-то ерунды. Меня это жутко раздражало. Я понял, что то милосердие, которое я поначалу разглядел в ее глазах — фальшивка.
Еще меня выворачивало от домашней работы. Я бы и не делал ее вовсе, но мама заставляла и каждый день перед школой давала мне напутствия. Каждый день одно и то же:
— Слушай учительницу, не болтай и не отвлекайся! — Говорила она. — И не плачь! Я приду за тобой после третьего урока. Если чуть-чуть опоздаю ради Бога не плачь! Я тебя не брошу!
На переменах ребята взахлеб рассказывали друг другу, как они хорошо провели время после занятий. О том, как играли в мяч и в догонялки, и про то, как кушали мороженное, травили себя чипсами, вливали в рты дешевую газировку. А я вечно не доигрывал со своими ровесниками. В школе самая большая перемена шла пятнадцать минут, этого, конечно же, не хватало для того, чтобы хорошенько наиграться. На улицу меня не выпускали. Только если с братом, но его вечно не было дома. Он-то свободно гулял со своими новыми друзьями, и маленький Август ему бы только мешал.

Медленно, но верно учебный год подошел к концу. Нам в дневниках вырисовывали оценки и у меня, к маминому счастью, не оказалось ни единой четверки.
— Мой сын круглый отличник! — Хвасталась всем она.
Я был счастлив, что год закончился, и впереди ожидалось прекрасное, солнечное лето, много мороженного и отдых.

2 класс

«Хочу быть режиссером»

4 глава

Прекрасное лето закончилось, а я набрался новых сил и готов был идти «в бой».
На второй в моей жизни школьной линейке я чувствовал себя намного увереннее, чем в первый раз. Уже знал свой класс, и у меня было два друга.
Началась учеба, и мое место по-прежнему было на последней парте с этой медведицей. Понятия не имею по какой причине меня не пересаживали, но к счастью она переключилась с меня на другого мальчика. Он сидел впереди нас, его звали Степан. У него были большие вечно обветренные губы, сальноватые черные волосы и зеленые глаза. Ему чертовски подходило это имя.
Настя била меня в бок и говорила: «Смотри!», а затем делала какую-то мерзость Степану и ждала, что я на это скажу. Чаще всего я выдавал липовый смешок. Приходилось. В основном она доставала большую козявку из носа и швыряла ему на голову. Козявка цеплялась за волосы, и он весь день ходил с ней на голове. Как-то раз я попытался сказать ему об этом, но она остановила меня и пригрозила: «Расскажешь — убью!». Ну, я и молчал, собственно, в тряпочку. Мне проблемы были не нужны.
Вскоре мама перестала приходить за мной после школы, она устроилась на работу, и я был вынужден оставаться на после урочные занятия, которые назывались «продленка». Не самое лучшее место, к тому же, ее проводила не моя учительница, а какая-то старуха, которой, казалось, было лет сто.
Оставаясь там, мне приходилось обедать в школьной столовой. Это было пыткой для меня. Меньше всего на свете я хотел жевать бледную котлету с недоваренным рисом и запивать скисшим компотом. Но, к великому несчастью, меня заставляли. Насильно пихали в рот здоровенные куски котлеты и риса.
— Я не могу больше! — Лепетал я, с набитым ртом.
— Ты должен съесть все! — Орала старуха.
От такой еды мне становилось очень плохо — болел живот. Я пережевывал эту гадость и задавался вопросом: «За что?»
Приходя домой, первым делом я начинал жаловаться на «продленку». Обычно меня выслушивал Тимон, так как он приходил домой раньше меня и кроме него никого больше не было.
— Меня заставляют делать там уроки! И кушать гадкую еду! — Возмущался я.
— Дурак, делай там уроки, а дома не будешь их делать! — Твердил он. — И еда там нормальная!
— Нет, не нормальная! Гадкая еда! Тухлятина! Если ее есть — можно умереть!
— Я жру и не умер же еще! Ты просто брезгливый до невыносимости, как баба!
Но даже девчонки уплетали ту еду за обе щеки, а меня при одном только ее виде выворачивало.
Потом я звонил маме и говорил то же самое, что и брату.
— Потерпи, представь, что это твоя работа. — Говорила она.
Но невозможно так представлять. За работу дают деньги, которые можно тратить на всякую всячину, а за это ничерта не дают.
Целыми днями, после занятий, я смотрел мультики, играл игрушками и делал уроки. Игрушки у меня были самодельные. Всегда. Не потому что мне не покупали новые, а потому что мне не нравились магазинные. Я любил играть человечками, у которых двигаются все конечности, но таких было мало, а если и были, они двигались туго, и играть ими неудобно. Тогда я находил дома старых кукол-девочек моей мамы, отрывал им ноги, руки и в эти отверстия вставлял конечности других игрушек, только мужские и которые хорошо двигались. А чтобы инородные конечности не выпадали, я приклеивал их скотчем, и они неплохо держались. Потом брал маркер и рисовал им усы, бороду, брови. Словом, я превращал их в мужчин, но мне было все равно, как они выглядят — красиво или страшно. Главное, чтобы было удобно и не мешало моей фантазии. Все игры у меня были про мафиози и бойцов. Я представлял, что снимаю голливудский фильм. Обычно я «снимал свой фильм» с самого начала, рассказывал про главных героев, развивал события поэтапно, как в настоящем кино. Иногда мне было неинтересно все обыгрывать, но меня мотивировала та мысль, что если я сразу перейду к интересным сценам — фильм не удастся, и его никто не будет смотреть. Не знаю почему я так думал, и самое главное зачем так делал? Но иначе я просто не мог. Либо так, либо никак. Просто играть и наслаждаться — для меня было бессмысленно. Я воображал зрителей и критиков — это меня сдерживало, чтобы не взорваться и не начать играть в свое удовольствие. Зато, когда я доходил до желанных сцен, где были перестрелки и драки, я наслаждался и смаковал этими моментами, переигрывал их по нескольку раз, стараясь превзойти предыдущие «сцены» и думал: «Вот это будет кино. Шедевр…», и после каждой игры, я давал название этому «фильму». Я даже пародировал голоса этих странных переводчиков, зажимая нос двумя пальцами и говоря что-то наподобие: «Война — это жизнь» или «Джонни Франческа против Винни Горфитто».
Но это был не конец моих игр. Помимо игрушек я играл туалетной бумагой. Да, той которой все люди подтирают зад. Я шел в туалет, отрывал двухметровый кусок туалетной бумаги, возвращался в комнату и игрался ею. Но я не просто так волок ее туда-сюда, нет. Я лепил из нее человечков. Отрывал небольшой кусочек и разделял пополам, но не разрывая полностью. Концы же скручивал, чтобы за них можно было держаться и вертеть. То есть у меня был прямоугольник, я его разделил пополам, конец скрутил и вот у меня получились руки. Концы этих рук, я скручивал в шарик, тем самым, превращая их в кулаки. Иногда я делал когти. Мне хватало около пяти или шести таких бумажных человечков, чтобы начать «снимать фильм». Думаю, я единственный кто развлекался таким образом. Сумасшествие, знаю. Но если мне это нравилось, что я мог поделать?

5 глава

Время шло, я все так же оставался на «продленке» и все так же наблюдал за тем, как моя соседка по парте швыряла козявки в Степу. Мне было искренне его жаль.
Потом у меня появилась новая проблема: каждый день у меня болел живот. Он начинал меня беспокоить где-то со второго урока и вплоть до конца дня. А в туалет я пойти не мог. У меня был барьер, я не мог какать в школьном туалете. Еле-еле малую нужду там справлял, а большую тем паче не мог. Но как-то раз я все же взял в школу туалетную бумагу, и, когда мне, в очередной раз, захотелось какать, я, на свой страх и риск, решил попробовать. Достал ее и побрел в школьную парашу. По пути я вдруг увидел, что надо мной все вокруг смеются. «Почему?» — подумал я. — «Они что знают, что я иду какать?», и вдруг я увидел Тимона, когда он меня заметил, то тоже стал хихикать.
— Почему все смеются надо мной?! — Возмущенно спросил я, подойдя к нему.
— Посмотри назад! — Сказал он.
Я оглянулся и увидел свою туалетную бумагу. Оказывается, я волочил ее по полу, а в руках был лишь маленький кусочек от нее. Дурачье.
— О нет! — Воскликнул я.
Сворачивая бумагу, я пробежался глазами по этим смеющимся лицам. Отвратительный смех, раздающийся из беззубых ртов: ехидно и подло. Они смеялись надо мной и над тем, что я иду в туалет, чтобы покакать. Но беспокоило меня не то, что надо мной смеются, а то, что я вот-вот обделаюсь у всех на виду.
— Эй, нагнись ко мне! — Поспешно сказал я Тимону.
Он нагнулся.
— Я хочу срать! — Сказал я.
— Да я уже понял. — Усмехнулся он. — Ну, иди в туалет, я посторожу у двери.
Я зашел в парашу, сел на толчок, потужился, пукнул, но ничего не вышло. Я просто не мог, пришлось встать и выйти вон.
— Посрал? — Спросил Тимон, когда я вышел.
— Нет, не могу… — Трагично заявил я.
И тут прозвенел звонок, и он ушел, советуя мне на ходу: «Зайди и попробуй еще раз!»
Я не послушал его и медленно побрел к своему классу, переполненный дерьмом.
Весь урок я сдерживался, чтобы не обделаться, но в конце концов — усрался. Я протянул руку вверх и вымолвил, все тем же похоронным тоном:
— Можно выйти?
— Нет, сиди. — Ответила учительница.
— Но мне очень нужно! — Крикнул я.
— Ладно, иди.
Я переваливался с ноги на ногу по пути к туалету, с грузом в штанах, чувствуя вонь собственных какашек. Там не оказалось туалетной бумаги, а свою я смыл чистой, еще в первый раз. Натянув штаны, я вернулся в класс с тем же, с чем и вышел. А впереди был поход в бассейн.
До конца урока я молил Господа, чтобы одноклассники, сидящие вокруг, не чувствовали мою вонь, но такое невозможно было не учуять.
— Кто напердел?! — Спросил один мальчик, по имени Рома.
— Да тут не напердели, а обосрались! — Крикнул другой.
«О Господи! Вот он — конец!» — думал я. Но вдруг, случилось чудо.
— Это Костя обосрался! — Крикнул Рома.
— Точно! — Поддержали его пару человек из класса.
— Так тихо! — Сказала учительница, делая вид, что не чувствует запаха моего добра.
А класс на том и остановился, что это Костя обдристался. Я вздохнул с облегчением.
После урока, мы пошли в бассейн. Я пулей влетел в кабинку, разделся, повесил обкаканные трусы на крючок и надел чистые плавки. Затем я пошел в душ, а после вышел к бассейну и сел на скамейку. Вдруг из душа выбежали мальчики, прикрывая носы и рты. Такое чувство было, будто там что-то взорвалось. Отдышавшись, у всех началась истерика. Они гоготали, как гиены. А я сижу и думаю: «По-любому это связанно с моими трусами».
— Эй, что случилось? — Спросил я Диму.
— Максим блеванул! — Задыхаясь от смеха, сказал он.
— Из-за чего?
— Ты зайди в раздевалку! Там вонь ужасная! Костя и сюда свое дерьмо принес!
Я посмотрел на Костю, он сидел на краю лавочки и плакал. «Бедный, он же ничего не сделал» — Подумал я. Мне было очень скверно и стыдно, я даже подумывал признаться всем, но тогда я бы стал в один ряд с этим Костей, а он был самым настоящим изгоем. «Грязный бомж» — так его называли ребята.
— Август, пойди, понюхай! — Не успокаивался Дима. — Там ужасно воняет!
— Да я верю…
Дождавшись пока все мальчики и девочки погрузятся в воду, я все же направился в раздевалку.
— Ты куда, Новак? — Крикнул мне тренер.
— Я пописать!
Зайдя туда, я побежал к своим трусам, схватил их и швырнул в помойку. «Фух, теперь я точно чист» — Подумал я.
После бассейна меня встретила мама. Я рассказал ей про то, что со мной случилось и заплакал. Она ели сдержала смех, а придя домой положила мне еще больше туалетной бумаги в рюкзак.
— Я не могу там какать! — Уверял я.
— Какай дома! — Советовала она.
Я послушал ее совета, но это не помогло. Живот по прежнему болел, но каждый день по-разному. У меня уже была своя десятибалльная оценка «хотения в туалет». Один-два балла — хорошо, но чуть-чуть побаливает живот, три-четыре — немного беспокоит, пять-шесть — болит и хочется какать, семь-восемь — очень хочется, девять — десять — обдрищивание. В основном было три-четыре балла, то есть терпимо. Но после того случая, через три месяца я снова случайно отложил личинку в штаны. Это был урок английского. Я сидел один на первой парте, с какашками в штанах. Учительница то подходила к моей парте, то отходила от нее. Было слышно шмыганье ее носа — пыталась определить, от меня воняет или нет.
Когда урок закончился, я побежал домой, несмотря на «продленку». Дома ждал брат. Он открыл дверь и вылупился на меня.
— Ты чего так рано?
— Я усрался… — Объявил я.
— Вот черт! — Гаркнул он. — Заходи, давай.
Я зашел в квартиру, мигом разделся и побежал на унитаз.
— Сам вытрешься? — Спросил Тимон.
Меня начал разбирать смех.
— Неа, нужно помыть мне попу. — Хохоча, сказал я.
В тот период, мне еще мыли задницу родители. Так уж вышло, сам я не мог или просто не хотел.
— О Господи! — Недовольно воскликнул он.
Тимон захлопнул дверь в туалет и оставил меня сидеть одного в ожидании. Вдруг я услышал его голос:
— Он обосрался.… Да, опять… Мне ему задницу мыть или что? — Затем небольшая пауза. — Вот блин!
Он советовался с мамой по телефону, и она, видимо, одобрила, чтобы тот помыл мне зад. Через несколько минут дверь распахнулась. В дверях стоял Тимон, перемотанный шарфом и с шапкой на голове, а на руках были две пары перчаток и в левой руке щетка. Самодельный защитный костюм. Я стал смеяться навзрыд, а он тем временем мыл мне зад, пыхтя и бурча себе под нос.
После того раза я больше никогда не обкакивался. Тот год был годом какашек, это уж точно…
В моих годовых оценках появились две четверки: по математике и русскому. Но я не расстраивался, меня это устраивало.
Летом я отправился в Польшу, к бабушке.
Тимон окончил школу и поступил в университет строительства. Начал учиться на инженера, хоть и ненавидел всякие науки и все, что с ними связано. Но он говорил:
— Любая работа — херня! Нужно идти туда, где много бабла, запомни это.

3 класс

«Хочу быть художником»

6 глава

— Ты должен уметь защищаться, давать сдачи! — Сказал отец, за ужином.
— Но я и так могу дать сдачи. — Говорил я.
— И не только давать сдачи, но и быть здоровым. — Продолжал он.
— Что ты предлагаешь? — Вступилась мама, накладывая мне салат.
— Отдать его на вольную борьбу.
— Ага! — Согласился Тимон. — Борец из Бамбула поднимает ножку от стула, хе-хе.
— Что это? — Удивился я.
— Там тебя научат самообороне, и у тебя разовьется тело… — Заявил отец, уплетая еду.
— Я стану таким же сильным, как ты?
Отец казался мне невероятно сильным. Впрочем, он таким и являлся. До переезда в Россию он был моряком, много времени провел в море. У него были свои взгляды на жизнь.
— Может быть… — Сказал он. — А может даже и сильнее.

Началась школа. Меня пересадили на третью парту к девочке, которая жила в моем доме, этажом выше. Я брезговал ее. От нее воняло рвотой, но я ей об этом не говорил. К тому же, она считала меня своим другом, и мы каждый день ходили вместе домой. Все вокруг думали, будто мы друг другу нравимся. Дима и Борис вечно подкалывали меня, и я жутко злился.
В октябре меня отдали на секцию вольной борьбы. Я ходил туда три раза в неделю: понедельник, среда, пятница. Приводил туда меня брат, а забирал отец. Первый раз был трудным для меня. Я ни с кем не мог найти общий язык. Тренер сказал мне: «Сначала ты должен научиться падать», и махнул рукой одному мальчику. Тот подошел к нам, и мы встали друг напротив друга.
— Он тебя будет толкать. — Начал тренер. — А ты падай. При этом руки расставляй, вот так, как птица.
— Хорошо, понял!
Мальчик толкнул меня. Злостно. Я упал, но не так как говорил тренер.
— Не правильно! — Ворчал тот. — Еще раз!
Я поднялся. Тот снова меня толкнул, а мне захотелось удержаться ему назло, но не вышло, снова неправильно упал.
— Еще!
И так было семь раз подряд. В конце концов, мне надоело, и я пошел в раздевалку.
— Через пять минут, снова на ковер! — Кричал мне вслед тренер.
В раздевалку следом за мной зашел тот мальчик, который толкал меня.
— Эй, ты уходишь? — Вякнул он.
— Нет, сейчас вернусь. — Сказал я, присаживаясь на лавку.
Он подошел ко мне. Мельком взглянув на его морду, я обнаружил, что она у него надменная и мерзкая, как у жабы.
— Ну ты и слабак! — Обвинил он меня. — Как девчонка падаешь!
— Сам ты такой. — Спокойно ответил я.
— Слышь! — Крикнул он и пнул меня по ноге.
Этот засранец просто искал повода, чтобы ударить меня — я ему не нравился. Он довольно сильно ударил меня, и в голову пришла мысль, что нужно дать ему сдачи, так бы поступил мой отец. Я вспрыгнул со стула и налетел на него, но через секунду оказался на полу.
— Сука! — Крикнул он.
Гаденыш вмиг уселся мне на грудь и стал дубасить по моей физиономии кулаками. Жесткие удары прилетали сверху вниз, точно по цели — в лицо. Наконец он встал с меня, а я продолжил лежать. Ядовито усмехнувшись, он вышел.
Я пришел на борьбу, чтобы научиться драться — в итоге сам оказался избит. Я чувствовал себя ничтожеством, ведь ничего не мог поделать. «Надо встать» — думал я. Поднявшись на ноги, я подошел к заляпанному зеркалу: глаза начинали заплывать и те места куда он бил здорово раздулись. «Что я скажу отцу?» — волновался я. Распахнулась дверь. Это был тренер.
— Ты куда делся? — Спросил он, а затем увидел мое лицо. — Что с твоим лицом?
— Ничего. Просто упал.
Он подошел, приподнял мой подбородок указательным пальцем и стал разглядывать ушибы.
— Кто тебя так уделал, а?
— Я упал, честное слово.
На том и остановились. Он хотел в это верить и ему было плевать. Родителям я сказал тоже самое.
А на борьбу я проходил еще пару недель и забросил. Дальше паданий и глупых подсечек мы не заходили. Наверное, не мое это занятие — бороться. На тот момент, меня больше интересовало рисование. Я считал, что мои рисунки бесподобны. Но так было не всегда.
Однажды на уроке изобразительного искусства Любовь Георгиевна решила сделать полусвободное занятие, откинув все нормы и правила рисования. Видимо, она хотела посмотреть, кто на что способен самостоятельно. Однако дала точную тему:
— Изобразите, пожалуйста… Любовь! Можете нарисовать двух влюбленных друг в друга людей, солнышко на небе, птичек, деревца. Но только качественно! У вас на это целый урок и каждый получит ту оценку, которую заслуживает, слышите?
Все сразу принялись что-то набрасывать, причем, цветными карандашами: солнышко, радугу, домик, березу. Мне не нравилось рисовать природу, дома, вазы, хоть у меня и очень хорошо это получалось. Другое дело — люди. Рисовал я их плохо, но каждый раз мне хотелось рисовать именно людей.
У меня появился вопрос, и я поднял руку.
— Да? — Отозвалась учительница.
— А можно я только простым карандашом буду рисовать?
— Ты хочешь нарисовать портрет?
— Просто двух людей.
— Да, конечно, рисуй, как хочешь.
И я нарисовал. Двух влюбленных. За пять минут. Встал и радостно пошел сдавать свое творчество. Забирая лист, Любовь Георгиевна спросила:
— Так быстро? — Затем взглянула и тут же, разгневавшись, побагровела. — Ты издеваешься надо мной?!
— Нет, я просто хотел…
— Так! — Твердо вставила она. — За это я ставлю тебе двойку! Но у тебя есть еще время ее исправить! Еще целых тридцать минут. Так что давай возвращайся на место и нарисуй мне нормальный, качественный рисунок! Понял?
— Понял. — Я развернулся и опечаленно вернулся на свое место.
Но она не закончила. Вышла к доске с моим рисунком и показала его все, говоря при этом:
— Если кто-то мне такое сдаст, получит двойку. У Новака еще есть время исправить оценку, а у вас его не будет!
В итоге, мне пришлось нарисовать то же, что и все: домик, солнышко, лес, траву и двух человечков — мужа и жену. Зато на этот раз я получил пятерку.

7 глава

В школе все было неплохо. Живот болел редко, соседка воняла, но зато не любила разговаривать. Единственное, что меня не устраивало — домашняя работа. Задавали очень много, и каждое задание я делал с мамой. Вроде у меня и самого все неплохо получалось, но она следила за тем, как я все выполняю. По правде говоря, она контролировала каждый мой шаг, но тогда мне казалось, что так у всех детей. Хотя одноклассники рассказывали, что их родители разрешают им все на свете. Кому-то я верил, кому-то нет. Сейчас я знаю точно — врали все.
С Димой и Борисом я стал общаться реже. Мы подросли и уже не просто бегали туда-сюда, а разговаривали на разные темы. Борис стал отклеивать из-под стульев жвачки и поедать их, как подлинная макака, а Дима слишком сильно интересовался половыми органами девчонок. Когда они меня окончательно достали, я решил отколоться от них. В итоге примкнул к другой компании: Роме, Грише и Олегу. Они были самыми крутыми в классе, и я ценил то, что они дружат со мной. Думаю, им нравилось мое чувство юмора. Они не были любителями побегать, все трое были крупными, чего я не сказал бы о себе.

4 класс

«Хочу быть бойцом»

8 глава

«Продленка — это возможность сделать домашнюю работу в школе! А дома отдохнуть!» — Так говорила наша воспитательница. Я все еще туда ходил. Конечно, не каждый день, но раза три в неделю точно. Мы там рисовали, ели и гуляли по школьному двору. Мои новые друзья на «продленку» не оставались. Только старые: Дима и Борис, но я с ними не общался и мало того, послал обоих куда подальше. В итоге я оставался один там. Сидел, смотрел на своих одноклассников или просто подыхал от скуки.
— Что-то ты какой-то злой, Новак. — говорила мне преподавательница.
— Я просто хочу домой.
— Закончится продленка и пойдешь!
И так каждый день: школьные уроки, продленка, гадкая еда, дурацкие прогулки, и решение домашней работы, которое, впрочем, не помогало избегать маминой проверки. Она продолжала делать со мной все уроки. Меня это очень злило и напрягало.
Отец меня не трогал вообще. Только если иногда что-то говорил, когда мы сидели за столом, но в основном молчал. Он был не многословен, хоть и очень любил меня. На ночь всегда целовал и желал спокойной ночи, а мама всегда была строгая, и перед сном вместо: «Сладких снов» или «Спокойной ночи», говорила: «Завтра запиши домашнюю работу! И не опаздывай в школу!»
Мой отец был писателем. На тот момент, я об этом не знал, потому что мне было неинтересно, кем он работает. Мама была бухгалтером и вечно устраивала отцу скандалы из-за того, что он не работал, а только писал рассказы. В месяц я наблюдал одну и ту же картину по пять раз: стоит мама вся измотанная, отец сидит за столом, читает газету и изредка затягивается сигаретой. Он курил исключительно «Captain Black». Мать орала, не успокаиваясь, причем, сама себя заводила:
— Толку от тебя совсем никакого! Все пишешь и пишешь! Разве нельзя параллельно работать где-то?!
В ответ он лишь обдавал ее спокойным, но уставшим взглядом, а она уходила в другую комнату. Потом возвращалась и все начиналось по новой.
А вообще он хороший писатель, его часто печатали: статьи, маленькие рассказы. Он был внештатным писателем-аналитиком, и когда ему давали заказ, он быстро справлялся. Ему достаточно хорошо платили за работу. И могу поспорить, что многие в России знают его. Может быть, даже и вы. Но маму это не интересовало. Ее вообще ничего не интересовало. Она просто хотела постоянной прибыли.
«Женщины хороши лишь тогда, когда они спят» — Говорил мне отец. Но меня проблемы с девушками пока не касались. Из класса мне совсем никто не нравился. Скажу даже больше: меня там все раздражали.

9 глава

К концу года, в мае, между моим другом Ромой и тем «грязным бомжем» Костей состоялся конфликт. Оба они были здоровые и пухлые, Рома в придачу вспыльчивый и являлся самым сильным в классе. Он вечно задирал грязнулю и смеялся над ним. И как-то раз, тот огрызнулся:
— Заткнись! Сам ты такой!
— Эй, жирный урод! — Крикнул Рома, еле сдерживая себя в руках. — Ты и я! После уроков, за школой!
— Да с удовольствием, слоняра тупорылая!
Оба оскалили зубы, и нахмурили брови, смотря друг на друга. А я глядел на это и дивился: «Два жирдяя, обзывают друг друга толстяками». Умора.
— Эй, эй, приберегите злость до конца школы! — Встрял, заинтригованный Гриша.
У нас появилась цель ждать конца занятий. Как раз был повод опоздать на продленку.
Я сидел с Ромой и интересовался его планом.
— Ну что? Как будешь бить его? — Спрашиваю.
— Руками, как же еще?
— Ну, с какой руки начнешь, как будешь двигаться?
— Ты что не знаешь, как это бывает? Не дрался что ли никогда? — Ухмылялся он, глядя на меня.
— Дрался, дрался, просто подумал, может быть, у тебя есть план.
— План такой: замочить эту жирную свинью! — Заявил он, выставляя вперед массивный подбородок.
Я смотрел на его мощное лицо: горбатый нос, широкий лоб, крохотные глаза и узкие, маленькие губы, затем я глянул на его руку: костяшек на кулаке совсем не было видно, они прятались под мясом. «Как бы нам не пришлось хоронить этого Костю» — думал я, глядя на это.
Наконец уроки закончились. Большая часть класса мечтала посмотреть на эту драку. Мы толпой сбежали вниз по лестнице, выбежали из школы и побежали на задний двор. Рома шел рядом с нами и разминался.
— Сначала в печень, а потом в голову, и он труп! — Наставлял его Олег.
— Заткись, дай сосредоточится! — Гаркнул Рома.
Он держал серьезную марку, но я был уверен, что на самом деле он боится. Все одноклассники считали его несокрушимым и невероятно сильным. Хотя он был всего лишь жирным тюленем, чьи счастливые дни славы, подходили к концу с каждым днем. В младших классах быть жиртрестом очень даже выгодно.
Все зрители были на месте, Костя стоял, сжав кулаки, а мы вчетвером, не спеша, следовали к месту запланированной драки. Роме для эпичности не хватало халата, как у боксера. Ну, и, разумеется, перчаток.
— Ну что, урод? — Крикнул Рома, подходя к Косте.
Мы с Олегом остановились, а Гриша встал между бойцами, как судья.
— Итак, правила такие… — Начал Гриша.
— Заткнись! — Пригрозил Рома, а затем обратился к своему противнику. — Тебе конец, сучонок!
Откинув в сторону Гришу, он налетел с кулаками на Костю, а тот согнувшись, ухватился за Ромины ноги, но ему это не помогло. Ему прилетали тяжелые удары по затылку.
— Врежь ему, Рома! — Закричали девочки из толпы.
Мне стало завидно, очень хотелось быть на месте Ромы, и чтобы мне так же кричали: «Давай Август, надери ему зад!». Я сразу пожалел, что забросил борьбу, и что просто так отпустил того гада, что набил мне лицо. Все дело в том, что я трус. Мама говорила, что меня очень трудно было рожать — я никак не выходил. Еще будучи в утробе я стал членом команды трусов.
В итоге, Костя вырвался, и они стали кружиться вокруг друг друга. За каких-то пару секунд, оба не на шутку выдохлись. Это было заметно по их тяжелому дыханию. Вскоре Рома сделал рывок и ударил правый боковой, но тот увернулся.
— Сука! — Крикнул Рома и снова накинулся на Костю.
Он размахивал руками, как деревенщина, но нет-нет, да попадал по голове неряхи.
— Ууууу. — Радовался Гриша.
— Давай, Роман, давай! — Кричал Олег.
Вдруг Рома сделал подсечку Косте, и они упали на траву. Выглядело это, как спаривание двух жирных тюленей. Оба остановились и пару секунд неподвижно лежали — набирались сил. Спустя некоторое время, Рома приподнялся и продолжил отделывать своего соперника. Тот прикрывался руками и орал, затем, придумав, как избавиться от наездника, резко вздыбил свое брюхо и Рома полетел вперед, и воткнулся лицом в землю. Человек-грязь, недолго думая, забрался на него сверху и принялся мстить. Я подбежал ближе и вдруг увидел в руках грязнули зажигалку. Он зажимал ее в кулаке, чтобы удар был сильнее. Я смотрел на это, видел, что тот жульничает, но ничего не делал, словно впал в ступор. Он ударил еще раз, и Рома выключился. Еще удар и тот снова включился. Рома помотал ногами, в надежде выбраться, но вонючка схватил его за горло и стал душить.
— Сдаешься, сука? — Кричал он. — Сдаешься?
Я дернулся вперед, но Гриша схватил меня за руку.
— Сами разберутся!
— Он сейчас его задушит! — Крикнул я.
— Если влезешь, этот Костя убьет тебя, а потом и Рома тебя убьет за то, что вмешался.
Я вернул взгляд на двух тюленей. Рома уже задыхался, был весь красный, как рак. Недолго думая, я вырвал свою руку и понесся на Костю, рывком столкнул его с Ромы. Он покатился назад, но резко встал. В нем откуда-то появились силы.
— Ты охерел, говнюк?! — Хриплым голосом заорал он.
Свин подошел ко мне и со всей силы вмазал мне между ног своим копытом. Рефлекс: я схватился за свое достоинство и носом клюнул землю.
— Так и лежи! — Возвышенно пригрозил он.
Вдруг все стало не так важно. Глаза перестали видеть, уши перестали слышать. Весь мир словно потерял значение, и лишь одно место давало о себе знать — яйца. Никогда раньше я не чувствовал такой боли. Я перевернулся на спину, не переставая держать себя между ног. Мне было абсолютно все равно, что обо мне подумают одноклассники и друзья. Я пытался увидеть небо, но вместо этого видел желтые вспышки. Вскоре они стали испаряться, глаза начали нормально видеть. Где-то сзади слышались удары.
— Жирный ублюдок. — Кричал Костя, колотя Рому.
Я взглянул назад и увидел грязнулю над моим, скореженным и беспомощным товарищем. Другие друзья стояли поодаль и смотрели на это. «Вот же гады» — Подумал я. — «Стоят и смотрят». Я должен был встать и что-нибудь сделать, но очень болели яйца.
— Извиняйся, я тебе сказал! — Не успокаивался Костя.
Несмотря на страшную боль, мне удалось подняться. Ненависть подпитывала меня — это одна из самых лучших мотиваций для человека. Страха я уже не чувствовал.
— Эй, мразь. — Окликнул я Костю.
Он медленно повернулся и выпучился на меня, с искривленной от злости мордой. В тот момент я ненавидел его больше всего на свете.
— Ты грязный бомж! — Говорю. — От тебя воняет дерьмом и ссаками!
Он пошел на меня весь напряженный и надутый, как воспаленный аппендикс.
— Ну, давай, иди сюда, говнюк! — Крикнул я и побежал на него.
Мы вцепились друг в друга, и я почувствовал несколько ударов в челюсть и в ухо. Мне пришлось отпрянуть. В голове вспыхнули слова отца: «Бей в нос». И я сразу ударил в его жирный нос. Не успел нанести второй удар, как мне прилетело с правой, в щеку. Я плюхнулся на задницу, но быстро вскочил и снова начал махать руками, как умалишенный. Мы оба махались, с закрытыми глазами, но и я, и он попадали друг по другу.
— Стой! Стой! — Кричали Гриша и Олег.
Они растолкали нас.
— Отпустите, идиоты, отпустите! Я прикончу его! — Кричал я.
— Да посмотри на себя, у тебя все лицо в крови!
Я потрогал свое лицо: нос, щеки, губы. Все было фигуристое и опухшее. Сплюнув, я прошел мимо Кости и подошел к лежачему Роме.
— Эй, дружище, вставай. — Сказал я.
На него было жалко смотреть. Весь в ссадинах, шишки по всему лбу, но я чувствовал, что у меня с физиономией дела обстоят похуже. У него даже крови на лице не было, а вокруг меня образовалась целая лужа.
— Да вставай уже! — Крикнул я.
Я был на редкость смелым. Адреналин — хорошая штука! Я не выиграл, но и не проиграл. Эта мысль меня грела и успокаивала. Взглянув на Костю, я увидел, что у него из носа текла кровь и припух глаз. «Моих рук дело!» — с гордостью осознал я. — «Ну, и чуть-чуть Ромы»
Наконец он поднялся, едва держась на ногах. И по-прежнему красный, как рак.
— Ты видел свое лицо? — Выдавил он.
— На свое посмотри. — Ухмыльнулся я.
— Ну что? Будете еще драться? — Спросил кто-то из толпы.
— Я домой… — Заявил Рома.
— Я тоже. — Выпердел своим ртом Костя.
Ненавидящими глазами я посмотрел на этого жирного и грязного выродка, с мыслями: «Это я тогда обосрался, а все подумали на тебя, ха-ха!»
— А я на продленку. — Сказал я.
Все разошлись. Я бежал, сломя голову, в школьный туалет. Первым делом взглянул на лицо: глаз заплыл, губа разбита, из носа сочилась кровь. «Мама меня уроет» — подумал я.
Потом пошел проверять свое достоинство. Словом, там было все сносно и терпимо. Потом снова подошел к зеркалу и начал щупать лицо. Честно говоря, мне было все равно, что моя морда разбита. Меня больше волновала реакция мамы и преподавательницы.
Зайдя в класс и увидев старуху, я сразу понял, что она все знает. Некоторая часть одноклассников, которые были на стрелке, пошли на продленку так же, как и я. Они все и рассказали ей.
— Я уже позвонила твоей маме, Новак!

Дома со мной час разговаривала мама. Устроила допрос, жестче, наверное, чем устраивали в КГБ и в итоге наказала.
— Ты поговоришь с сыном или нет? — Нервно спросила она у отца.
Он зашел в мою комнату, сел напротив, закурил сигарету и сказал:
— А другой что?
— Другой жирный, вонючий китаец. — Сказал я.
— У вас в классе китаец есть? — Удивленно спросил он.
— Я не знаю кто он, просто у него узкие глаза.
— Ты надрал ему задницу? — Шепотом, улыбаясь, спросил отец.
— Не совсем. Он больше меня раза в два.
— Зря ты забросил борьбу…
— Это не мое, па. Мне больше нравится кулаками драться.
Он затянулся, затем стряхнул длинное скопище пепла в стакан.
— Мама будет ругаться. — Предупредил я.
— Из-за чего?
— Стакан портишь, да и в моей комнате куришь. Мне все равно, просто…
— Ты прав. — Сказал он, вставая с тахты. — Пойду, помою.
Он ушел и больше не вернулся. Наша беседа закончилась.

На следующий день, Рома был не в настроении, Костя тоже. Я смотрел на этого грязного урода, с отвращением и ненавистью, мечтал вернуться назад и попытаться все изменить. Не допустить, чтобы он ударил меня между ног.
Весь урок я сидел и представлял, как все могло бы произойти, если бы я поступил иначе.
— Когда-нибудь я ему отомщу. — Сказал Рома.
— Ага… — Поддакнул я, думая о своей собственной мести.

10 глава

Год подошел к концу. Младшая школа закончилась. На последнем уроке Любовь Георгиевна пустила слезу.
— Вот вы и совсем взрослыми стали. Идете в среднюю школу! Впереди вас ждет много нового… — Всхлипывая, говорила она.
Мне очень хотелось перейти в среднюю школу, я надеялся, что там-то все будет иначе. Нас ждали новые учителя, новая информация, и еще мы стали взрослее.
Мне выдали аттестат об окончании начальной школы, там было пять четверок.

Как-то летним вечером, мы с отцом встретили на улице мою, уже бывшую, классную руководительницу. Она была подшофе, с каким-то огромным мужиком, и разодетая, как проститутка.
— Это моя учительница впереди идет! — Сказал я ему.
— Это твоя учительница? — Удивленно спросил он.
— Ага. Любовь Георгиевна зовут!
Она увидела меня и заорала:
— Август! Милый мой! Как я рада тебя видеть!
— Здравствуйте. — Сказал я, подходя к ним, вместе с отцом.
— Добрый вечер. — Спокойно поздоровался отец.
— Добрый, добрый! — Заикаясь, говорила она. — Это твой папочка, Август?
Уж очень ей нравилось говорить мое имя.
— Да. — Говорю, а сам гляжу на ее молчаливого друга.
— Какой симпатяжка! — Воскликнула она, слегка отклонившись назад.
Вдруг огромный мужик заговорил:
— Люба, ты что несешь?
— Ну разве он не обаяшка? — Качаясь, повторяла она.
— Пап, пойдем отсюда? — Испугано выпалил я.
— Пошли.
Мы развернулись и направились в сторону дома, а она не успокаивалась:
— Подожди, дай мне свой номер!
— Люба! — Делал ей замечания мужик.
— Заткнись ты! Отстань от меня! — Огрызалась та в ответ.
Вскоре, мы с папой завернули за угол, тем самым удалившись из их поля зрения. В тот день я узнал, кто такие шлюхи.
— Таких, как твоя учительница называют женщинами легкого поведения. — Шутил папа.
— А что они делают?
— Плохо себя ведут…

5 класс

«Хочу быть дегустатором алкоголя»

11 глава

Звенит звонок. Все собирают вещи и выбегают из кабинета.
Средняя школа — это сплошные перебежки из одного класса в другой. Новые учителя мне совсем не нравились, они травили мне жизнь. Я стал входить в число самых хулиганистых мальчиков в классе. Так уж вышло. Вечно болтал и мне постоянно писали трехметровые замечания в дневник, что-то на подобии: «Смеялся на уроке и не обращал внимания на замечание учителя», или «Играл весь урок в ручки и линейки». Все бы ничего, но дома я отхватывал отборных тумаков, потому что мама была в ярости, когда мне ставили двойку или писали замечание. Вы бы слышали, как она орала. Словами просто не описать. Словно вот-вот ее глотка выпрыгнет изо рта и убежит прочь, настолько громко она кричала на меня. Все это угнетало. Жизнь была безрадостной и скучной, особенно в школе. Бывало, конечно, и весело, но только во время перемен. Дома я продолжал смотреть телевизор, играть игрушками, бумажками и рисовать. По выходным меня выпускали на полтора часа погулять. Но эти полтора часа были издевательством. Словно откусить маленький кусочек шоколадки, не имея возможности съесть, в итоге, всю. Это время, казалось, пролетало за секунду. А друзья смеялись над тем, что меня не отпускают гулять подольше.
Но на фоне всей этой сумбурной чепухи, мелькала маленькая, сияющая звезда — новая девочка в классе. Жизнь словно обрела смысл. Ее звали Виктория. Я смотрел на ее коричневые, блестящие волосы, и дыхание замедлялось. Мне хотелось обнимать ее, танцевать с ней, и целовать в голову, как это делают взрослые. Но, конечно же, она не замечала меня. Вика нравилась всем мальчикам в классе. В раздевалках я только и слышал, как все обсуждают ее. В моей дружеской четверке она нравилась всем без исключения. Это все признавали, кроме Гриши.
— Что вы в ней нашли? — Возмущался он.
Мы с Ромой переглядывались и хихикали. Общая симпатия к Вике только сблизила нас с ним. У нас появились общие шутки, которые никто не понимал, кроме нас двоих. Мы любили садиться на уроках вместе и обсуждать ее.
Ей же нравился Гриша. Она за ним бегала, дралась с ним и царапала его. Одноклассницы рассказали мне, что когда девочка бьет мальчика, значит он ей нравится. Я сразу посмотрел на ту медведицу Настю, которая избивала меня в начальных классах. «Так, значит, я нравился этой дуре?» — Осознал я. Даже жалко как-то ее стало, она ведь такая некрасивая была, громила, но тоже человек.
У меня появилась подсознательная ненависть к Грише, которую я всячески пытался отвергнуть. Я понимал, что раз он ей нравится, значит я хуже него. Меня это расстраивало. Я и Вику начинал ненавидеть, потому что она не отвечала мне взаимностью. Хотя мне и «привет» ей никогда не доводилось говорить. Я же был закомплексованным куском обалдуя.

12 глава

Как-то раз, бурой зимой, Рома пришел в школу чем-то огорченный. Он был раздавлен, чуть ли не плакал. Плюхнулся рядом со мной на стул, взялся руками за голову и закрыл глаза.
— Эй, Рома, что случилось? — Поинтересовался я.
— Ты никому не расскажешь? — Взглянув на меня, спросил он.
— Конечно, я буду молчать!
Он придвинулся ко мне и поведал историю:
— Вчера отцу пришло письмо из колледжа, в котором учиться брат. Его выгнали. И он вечером приперся пьяный…
— Кто? — Переспросил я.
— Да слушай, не перебивай! Брата выгнали, и он вечером пришел домой пьяный. Отец тоже пьяный был. Отец, короче, схватился за топор и пошел резать брата. Мама вмешалась. В общем, там жесть, что было…
— Он зарезал брата?
— Да нет же…. Мама выгнала его из дома…. Папа ушел к бабушке жить…
Я подумал немного, оценил ситуацию и сказал:
— Ну, ты не переживай, все наладится.
— Да, черт с ним! — Махнул он рукой. — У меня дома стоит бутылка виски, там больше половины есть. Хочешь вместе выпьем?
— Это что еще такое? — Поинтересовался я.
— Ну, знаешь, типа водки или пива.
— А-а. Да ну?
— Что да ну? Будешь пить или нет?
— А тебе мама разрешает уже что ли? — Тупил я.
— Нет, но она не узнает. В общем, скажи маме…
Вдруг, учительница по математике ударила кулаком по парте и закричала во весь голос:
— Соколов! Выйди из класса!
— Да чего я-то?! — Завозмущался Рома.
— Выйди, я сказала!
— Я ничего не сделал же!
— Выйди! — Монотонно продолжала она.
— Да я ему показал, как пример решить вот и все. Чего сразу выйди-то?
— Так и было… — Поддакивал я, глядя на учительницу.
— Так, я сказала, вышел из класса, Соколов, не задерживай драгоценное время!
— Высел, я сказяля. — Передразнил ее Рома, вставая с места и, собирая вещи.
Я стал хихикать.
— Вещи здесь оставь! — Крикнула она ему.
— Не буду. — Продолжая собирать вещи в рюкзак, сказал он.
Мое хихиканье превратилось в громкий хохот.
— Новак, вышел вместе с ним! Быстро!
Вдруг мне резко стало не до шуток. Я перестал смеяться и почувствовал, как мое испуганное лицо, краснеет.
— Да все, все, извините. — Сказал я, и принял правильную позу ученика.
— ВЫШЛИ ИЗ КЛАССА, ОБА, БЫСТРО! — Завопила она во всю глотку.
Я взглянул на Рому, он застегнул молнию на портфеле, взглянул на меня и сказал:
— Да пошли. Плевать на нее.
Скинув вещи в рюзак, я застегнул за ними молнию, надел его на плечо и направился к двери.
— Завтра с родителями в школу. Оба. — Прозвучало за моей спиной.
Сердце стало колотиться в три раза быстрее. Волнение зашкаливало. Я услышал то, что на тот момент, врагу злейшему не пожелал бы. Остановившись в дверях, я обернулся, посмотрел на учительницу и сказал:
— За что?!
— Пошли, ну! — Говорил Рома, уже стоявший за за дверью.
Учительница промолчала, мне ничего не оставалось, как просто выйти.
— Как думаешь, она вызовет родителей? — Интересовался я, когда мы оба оказались в коридоре.
— У меня их вообще больше нет. — Сморозил он.
— Мама меня угробит, понимаешь?
— А ты не говори ей, что ее вызвали в школу. Она просто пугает, эта стерва сегодня не с той лапы встала.
— Как я ее ненавижу…
И это была не ложь, ведь я и вправду ненавидел ее и классную руководительницу больше всех в школе. Классная руководительница всегда всех выдавала, в особенности меня. Мама знала ее, и та вечно докладывала ей, как у меня обстаят дела. А у меня они всегда обстояли паршиво, я еле учился на четверки и на каждом уроке баловался, как обезьяна. Скатился, одним словом.
— Ну, так что, будешь пить? — Не успокаивался Рома.
— Да нет, наверное, мама меня не отпустит.
— А у меня есть идея! Давай целый день школьный прогуляем и разопьем эту бутылку, а?
Я поражался его смелости. Эта безнадежность и смелость, придавала ему индивидуальный имидж. В любом случае, казалось, что мне до него лететь, пердеть и радоваться. У него была самая лучшая в мире штука — свобода.
— Я не знаю, эта скотина нас выдаст. — Сказал я, имея ввиду нашу руководительницу.
— Не бойся! Не выдаст! — Заверил он меня.
Я решил пораскинуть мозгами на эту тему. Он так уверенно это сказал, что не поверить ему — было невозможно. Дело не в том, что тебе человек предлагает, а то, как он это предлагает.
— Ладно. — Наконец, согласился я.
— Отлично! Завтра в восемь тридцать, подходи к моему дому!
— И куда пойдем? — Интересовался я.
— На месте решим.
Волнения окутали меня. Весь день я переживал из-за учительницы и того, что она приказала нам с Ромой привести родителей в школу. А еще я боялся прогуливать занятия и идти пить виски. Но в то же время мне не терпелось попробовать этот взрослый напиток, который веселил и поднимал настроение всем, кто его выпьет.

Ночь заменилась утром. Я вышел из дома и направился к подъезду Ромы. Он был уже на месте.
— Знаешь, что у меня в рюкзаке? — Ехидно улыбаясь, спросил он.
— Водка?
— Какая водка! — Рявкнул он. — Я же вчера сказал, что это в-и-с-к-и!
— Да я же шучу. Так, где будем пить?
Я волновался и каждые пять минут оглядывался по сторонам, боялся, что за нами следят. Но кому мы были нужны? Два дурака, одному одиннадцать лет, а другому двенадцать. Мы решились на серьезное преступление, встали на верный путь пьяниц. Я жутко хотел выпить, но мне было стыдно. Тогда, в одиннадцать лет я не понимал, из-за чего я испытываю такой дискомфорт. Теперь понятно, что стыдно было перед родителями, хоть они мне и не говорили на тот момент: «Не пей алкоголь!». Они думали, что я вообще не знаю, что это. Я и не знал, если бы не этот балбес Рома.
— Погнали на трубы? — Спросил Рома.
Трубы были местом, где обитали бомжи и малолетние наркоманы. Мы знали, наверняка, что там нас никто искать не будет. И тогда мы двинулись в путь.
— Ты пил уже, когда-то? — Спросил я.
— Неа, а ты?
— Я что-то боюсь, вдруг мы попадемся?
Рома устало вздохнул.
— Да, успокойся ты! — Буркнул он. — Хотя, сейчас глотнешь и успокоишься, хе-хе.
Мы подошли к трубам, это место было заброшенным. Рядом с ними было много гаражей, а чтобы попасть на сами трубы, нужно было пробираться через листву. Рома смело пошел вперед, спрыгивая с одного булыжника на другой. Как вы уже знаете, он был жиртрестом, но прыгал как кенгуру, ей Богу. Я всякие истории слышал про это место. Самая страшная гласила о том, что повсюду валяются СПИДозные шприцы.
— Ты тут уже был? — Спросил я, пытаясь поспевать за ним и в то же время, удерживая равновесие.
— Пару раз. Мы тут с Гришей от бомжа убегали.
— А вдруг и сейчас бомжи тут будут?
— Они под вечер сюда приходят.
Мы, наконец, встали на большую трубу. Я оглянулся, вокруг были кусты крапивы, а чуть дальше заброшенный завод. Настроение было скверное. Я боялся, и это раздавливало меня.
— Слушай, а у меня здоровье не испортится? — Спросил я.
Рома вытянул из портфеля солидную бутылку виски. Она была почти полной.
— От одного-то раза? — Усмехнулся он. — Нет, ничего не будет.
С трудом открутив крышку, он поднял вверх бутыль и сказал:
— Ну! За нас!
— Только осторожней. — Предупредил я.
Он впился губами в горлышко и стал вливать в себя отраву. Его кадык то и дело, что перемещался вверх-вниз. Смельчак.
— Стой, хватит! Оставь мне. — Пожадничал я.
Оторвавшись от бутылки, он выпучил на меня глаза, и зашатался. Я перепугался, но вдруг на его лице растянулась улыбка. Он протянул мне виски и сказал:
— Неплохо!
Я жадно вцепился в бутылку и, без раздумий, сделал огромный глоток. Как только пойло попало мне в рот, в мыслях со скрежетом пробежала мысль: «Что за гадость?!». Вкус был горьким и каким-то липким, будто спирт смешали с клеем.
— Пей, пей, я слышал нужно без остановки пить, чтобы дало в голову! — Поучал Рома.
Послушав его и, не обращая внимания на омерзительный вкус, я снова взмахнул бутылку, и влил в себя еще больше, чем в первый раз. Оно жгло мою глотку, в глазах появлялись темные пятнышки.
— Хватит! — Прикасаясь к моей руке, сказал Рома.
Я опустил бутылку, и впопыхах передал ему.
— Ну и гадость! — Возмутился я, придя в себя.
У меня начала кружиться голова, и я решил присесть на трубу. Чуть не плюхнулся с нее в кусты. Рома снова начал пить, затем приподнял бутылку, и посмотрел на свет, с целью проверить сколько там еще осталось. Было уже меньше половины.
— Тут еще много! — Радостно заявил он. — Давай, теперь твоя очередь.
Я взял бутылку, отхлебал и вернул.
— Все, больше не буду, меня уже тошнит.
— У-у-у-у, а мне уже дало в голову. — Обрадовался Рома.
— А как понять, дало или нет?
— Ты пойме-с. — Заговаривался он. — Я присядус рядышком!
Мы сидели пару минут, не говоря ни слова В конце концов, я отрыгнул. Втягивая носом свой новоиспеченный рыг, я учуял запах виски, который теперь ни с чем не перепутаю. Настроение улучшалось, стало легко на душе, и тогда я поднялся.
— Круто! Мне нравится!
Рома встал за мной следом.
— Я люблю тебя, дружище! — Обронил он.
— И я тебя!
Мы обнялись, потом Рома взял бутылку и снова глотнул.
— На. — Вяло сказал он, протягивая ее мне. — Один глоток и все.
Не успел я сделать глоток, как Рома выхватил из моих рук бутылку, замахнулся и швырнул ее в бетонную, одинокую стену, стоявшая посреди крапивы. Бутылка разбилась вдребезги. Там еще оставался вискарь, но совсем капелька. В любом случае, мы не собирались больше пить.
— Пошли, гулять! — Сказал Рома.
— Пошли!
Мы ушли с труб, и начали разгуливать по всему городу, разглядывая его достопримечательности. Я смотрел на дома, и они словно падали на меня. Когда мы наткнулись на высокое здание, Рома схватил меня за рукав.
— Дом падает! — Сказал он, покосившись назад. — Дом, сука, падает!
— Ага, падает… — Согласился я и тут же добавил. — Как же мне хорошо….
— У-у-у-у. — Мычал он. — Мне тоже!
— Пошли, присядем-с? — Задорно сказал я.
Мы плюхнулись на ближайшую лавочку, и я начал разглагольствовать о бытие.
— Вика… Она мне нравится. — Говорю. — А она никого кроме Гриши не замечает!
— Я тоже заметил это, дружище! Он меня раздражает.
Давай убьем его! — Он икнул и добавил. — Какого черта она запала на него? Он же осел!
— Вот и я думаю…
В глазах все плыло, на душе было легко, и все комплексы улетучились. Я говорил все, что хотел, рассказывал о том, о чем никогда бы не поведал, будь я трезв. Мимо проходили люди. Они понимали, что мы пьяны, но нам было все равно. И им тоже.
Мы дурачились, смеялись и болтали о всем, что приходило нам в головы. Но вскоре, все пошло не так, как планировалось.
— Ух. — Взволнованно сказал Рома. — У меня телефон вибрирует!
— О нет! — Перепугался я.
Мы мигом протрезвели умом, благодаря страху. Рома вынул телефон и, глядя на экран, вибрирующего телефона испуганно сказал:
— Это мама…
— Чего она хочет? — Спросил я.
— Откуда мне знать!?
Он начал трястись и испуганно смотреть на меня. Безбашенность и пофигизм растворились. Он обнажил свое истинное лицо: труса и притворщика. И эта «правда» испугала меня еще больше.
— Бери же! — Указал я.
— Ты идиот? — Рявкнул он. — Не буду я брать!
Вскоре его телефон перестал вибрировать. Наступила тишина. Мы оба обдумывали ситуацию, затем он злостно сказал:
— Вот же мразь, она сдала нас! — Говорил он о нашей классной руководительнице.
— Вот сука! Нам еще с ней быть целых четыре года.
Телефон снова завибрировал — опять его мама. Мы оба тряслись, и я начал потеть.
— Может, возьмешь все-таки? — Дрожащим голосом советовал я.
— И что мне сказать?! А?!
К счастью у меня телефона не было, иначе он бы не замолкал от звонков матери.
Его мама снова скинула трубку. Через несколько минут от нее пришла смс: «ты где???»
— Пойдем, может быть, в школу? — Предложил я.
— Мы бухие и от нас воняет! — Воскликнул Рома. — В какую, нахрен, школу?
Несмотря на опьянение, мы начали не на шутку переживать. Нужно было что-то делать. Отчаявшись, мы решили продолжить скитаться по городу. Смски приходили одна за другой: «Возьми трубку!», «Тебе не поздоровится!». Я знал о его маме лишь по рассказам. Она не была чокнутой или строгой, не была такой, как моя мама. Мне было страшно думать о том, знает ли моя мама про то, что я прогуливаю школу. Вскоре на Ромином телефоне стали высвечиваться другие, неопределенные номера.
Мы очень жалели о том, что напились и прогуляли школу.
— Какой же ты идиот, Рома! Это ты виноват! — Возмущался я.
Он не отвечал. Переваливался с одной ноги на другую.
Время шло, занятия в школе кончились в половине второго. К этому времени мы немного протрезвели, пошли в магазин, прямо там, по-тихому, набили рот жвачками, вышли и направились в сторону дома. По дороге мы думали, что же можно сказать родителям, по поводу нашего прогула.
— Давай скажем, что нас мужик забрал домой и держал там? — Предлагал Рома.
— Неплохая идея, но нас потом никогда в жизни не выпустят на улицу, особенно меня!
— Может скажем, что когда мы шли в школу, встретили старшеклассника, и он сказал нам, что школа закрыта?
— А вот это можно! Прикинутся дураками! — Согласился я. — А как ты объяснишь то, почему не брал трубку?
— Скажу, что потерял где-то. — Он вынул из кармана мобильный телефон и передал мне. — Вот подержи пока у себя, потом скажу, что нашел.
Мы разошлись по домам. Я поднимался по лестнице, приставляя ладонь ко рту, дышал в нее, пытаясь унюхать запах изо рта. Пахло фруктовой жвачкой, но где-то за ней, разило спиртом.
Дверь в квартиру мне открыл отец.
— Позвони маме. — Сказал он, когда я зашел в дом. — Она себе места найти не может.
Я набрал ей, она подняла трубку и сходу началось отчитывание, угрозы, ругательства и так далее. Сквозь все это я пытался рассказать ей свою историю, про старшеклассника и закрытую школу. Не знаю, поверила она в это или нет, но посчитала меня полным идиотом, это уж точно. В любом случае, это смягчило «падение». Она пообещала меня наказать, мы распрощались, и я побрел в комнату смотреть мультики и радоваться жизни, пока был еще немного пьян.
Папа не унюхал запах вискаря и ни о чем не узнал. До прихода мамы я полностью протрезвел, и весь запах выветрился.
Наказание было стандартным: трех часовая лекция и запрет на телевизор.
Рома провинился сильнее, чем я, но его даже не наказали, только поругали и все. Я этого не понимал. Меня раздражало то, что я был единственным из своих друзей, кто имел строжайшую маму.

6 класс

«Хочу быть певцом»

13 глава

Чувства к Виктории остыли после лета, но когда я увидел ее в школе — все вернулось. Она похорошела, чего я не сказал бы о других одноклассницах. Они потолстели, и у них появилось право на выбор одежды и имиджа. Многие начали пользоваться косметикой. Выглядели они, как размалеванные карлицы, но считали себя неописуемыми красотками. Никакая косметика не заменит природную красоту, а если она есть — косметика ее не улучшит, а наоборот угробит.
Вика не пользовалась всем этим, у нее была та самая природная красота, и она не портила ее. Она была темнее других, и это был не загар. Вика продолжала нравиться всем мальчикам в классе, и все это признавали, кроме Гриши. Мы с Ромой, по-прежнему его недолюбливали, но общались неплохо, как с другом.
Мама забеспокоилась о том, что я стал плохо понимать математику и геометрию. Учила со мной правила и решала примеры, но мне это не помогало. Я все равно ничего не понимал, особенно на уроках. И не только потому, что не слушал учительницу, а потому что она была скотиной и не умела объяснять. Она только и знала, как орать, выгонять из класса и ставить двойки. На другое просто не способна. Мы называли ее «миссис дробь». Конечно, у нее было много попыток нам объяснять, но, казалось, будто она вообще не умеет этого делать. Мартышка лучше бы объяснила, чем она. Я рассказывал это маме, но она не верила. Решила придти в школу и поговорить с ней лично. Она пришла после уроков, встретила меня, и мы пошли к миссис Дробь вместе. Мама постучала в дверь.
— Войдите! — Послышалось.
Мы вошли. Мама доброжелательно поприветствовала учительницу и представилась, та холодно сказала:
— Взаимно.
— У Августа проблемы с математикой. Я хотела бы попросить вас, чтобы вы позанимались с ним дополнительно.
Конечно же, она говорила не про бесплатные занятия.
Миссис дробь уставилась на меня, ее глаза прикрывали морщины, а очки с широченными стеклами увеличивали глаза и, казалось, будто на тебя смотрит старая, жуткая сова.
— У вас сын тормозной. — Начала она. — На уроке ничего не делает, отвлекается, хихикает…
«Какого черта ты это рассказываешь?» — подумал я — «Тебя кто-то об этом спрашивал?!» Мама грозно посмотрела на меня, и я учуял запах ее злости.
— Но дополнительные уроки ему не помешают, да…
Ей было плевать на меня и на то, что мне помешает, а что нет. Она думала только о деньгах. В этой школе все помешаны на деньгах. Да вообще, весь мир помешан на деньгах. Все вокруг измеряется в деньгах. Какие-то гнусные бумажки правят миром. Умора. Дожили! Раньше хоть золото было — красивое такое, блестящее.
— Возьмете его? — Мило улыбалась мама.
— У меня вообще плотный график. — Набивала себе цену миссис Дробь. — Но хорошо, я возьму его, в пятницу. С одной девочкой на пару будет ходить.
— Август, выйди в коридоре постой. — Попросила меня мама.
Она хотела подробнее поговорить с ней: обсудить цену и так далее. Но зря она меня попросила выйти, мне все равно было наплевать на их договоренности.

14 глава

Наступила пятница. Я пришел в назначенное время, после уроков в ее кабинет. И знаете, что я увидел? Вику. Сидящую за первой партой. Я сразу понял в чем дело. Та самая девочка, с которой я должен буду заниматься на пару — она. В классе больше никого не было.
Осторожно зайдя, я первый раз в жизни заговорил с ней:
— Привет, Вика.
— О, привет Новак! — Робко ответила она.
— А где учительница?
— Вышла. Сейчас придет.
Я швырнул рюкзак на соседскую парту и сел на стул. В голове царил хаос, я не мог сдержать или выхватить мысль, чтобы о чем-нибудь заговорить с ней. Сердце колотилось, как сумасшедшее. Только не понятно почему. Либо из-за того, что я жалкий идиот, либо из-за моих чувств к ней.
— Как дела? — Наконец спросил я.
Она сидела и решала, какую-то задачу. Меня проигнорировала.
— Что решаешь? — Переспросил я.
— А? — Спрашивает, оторвавшись от тетради на долю секунды.
— Как дела? Что пишешь? — Повторил я.
— Хорошо. Пример решаю. — Холодно ответила она. — А у тебя как дела?
— Ну, так, не очень, хе-хе. Не хочется торчать здесь. — Шутканул я.
— Мммм.
«Походу я совсем ей не нравлюсь» — Подумал я, и тут в класс вошла миссис Дробь. Даже не знаю, кем она была в тот момент — спасительницей или же напротив обломщицей?
— О Новак! — Сказала она.
— Здрасте.
— Садись с Викой рядом, я вам обоим буду объяснять.
Я пересел. Учительница взяла стул из-под соседской парты, поставила рядом с Викой и села.
Я смотрел на Викины руки, бросил взгляд на ее задумчивое лицо, разглядывая каждый гладкий сантиметр кожи. Ее красота мешала мне слушать учительницу. Я понятия не имел о чем та говорит. В моих мыслях было только одно — девушка, сидящая рядом со мной.
— Новак, сколько тут получится? — Обратила на меня внимание учительница, тыкнув пальцем в Викину тетрадь.
— Эмм. Двадцать пять? Двадцать? — Гадал я.
— Пять. — Поправила Вика.
— Молодец. — Поощряла она ее. — Новак, слушай и не отвлекайся!
Меня раздражало то, что она называет меня по фамилии, а ее по имени. Чем я был хуже? Может быть, моя мама платила ей меньше денег, чем Вика?

Вскоре это вошло в традицию. Я таскался на дополнительную послеурочную алгебру и восседал там, потея, рядом со своей «любовью». Ей я совсем не нравился, напротив, по ее поведению казалось, будто она испытывает ко мне неприязнь. Но алгебра мне стала более-менее понятной, хоть и миссис Дробь совершенно не умела объяснять. Бывало, я сидел над каким-нибудь примером, думал как его решить, а она спрашивала:
— Чего сидишь?
— Не знаю, как решать…
— Цц, в пятом классе проходили… — Возмущалась она. — Ладно, давай другой номер.
И так постоянно, «на отвали». Я жаловался маме, но она мне не верила, говорила, что это я закрыт для понимания. Так и было, но и то, что учитель из нее никакой тоже было правдой.

15 глава

Как-то раз Роме в голову пришла очередная «гениальная» мысль:
— Я знаю, как нам заполучить Вику! — Сказал он.
— Как? — Спросил я.
— Она поет в школьном хоре! Там не хватает мальчиков, пошли туда!
— Ну, иди, попробуй.
— Не, мы должны оба пойти!
— Зачем? По сути, я должен быть твоим врагом. Нам нравится одна и та же девчонка!
— Да и плевать! Пойдем туда, а там посмотрим, кого она выберет!
У меня были опущены руки, после того, как она общалась со мной на дополнительных уроках, но я подумал, что может быть, в другом обществе она по-другому себя поведет и увидит во мне незаурядную личность.
— А еще, будет вариант пропускать уроки! У них часто репетиции и выступления во время уроков! — Добавил Рома.
— Ладно, я поговорю с мамой.
И я поговорил. Она, к моему удивлению, не откинула эту идею, а позвонила преподавательнице хора, поговорила с ней минут десять, а затем уже приняла окончательное решение:
— Ну, хорошо. Это будет полезно. — Вынесла она вердикт.
Мне от этого не было не горячо, не холодно, но я был не против небольшого разнообразия в жизни.
Первое занятие проходило в понедельник, в пять часов. Мы встретились с Ромой у магазина «Ковчег» и отправились в школу.
— Мы в хоре — это нечто. — Смеялся он.
— Ага, и все из-за одной девчонки.
— И прогулов! — Поправил Рома. — Уроки будем пропускать! Официально!
— Да, это радует.
Зайдя в кабинет музыки, я увидел кучу маленьких девочек и двух придурковатых пацанов. Один из них учился в параллельном классе: жирный, вонючий и рыжий очкарик. Другой на два года младше: какой-то стручок с короткими руками и непропорциональной головой, в последствии оказалось, что у него еще и голос, как у двухлетней девочки.
— Здравствуйте, добро пожаловать! — Появилась на глаза преподавательница. — Меня зовут Марина Семеновна!
Она была полной и имела несколько подбородков, а так же пышные белые волосы и голубые глаза, а поверх них очки в розовой оправе.
— Меня Роман зовут.
— Август. — Представился я вслед за Ромой.
— Очень приятно, хо-хо-хо. — Бойко сказала она, а затем обратилась к другим. — Ну, что ж, начнем, садитесь за парты.
Мы с Ромой шевельнулись в сторону парт, но она нас остановила:
— Нет, нет, вы останьтесь пока.
Мы послушно остановились и, переглянувшись друг с другом, я показал Роме знак рукой у горла, что означало: «Меня уже тошнит». Он заулыбался. Все расселись по местам.
— Хм… — Задумалась Марина Семеновна. — Вот вам текст, пропойте мне его!
Рома взял листок и быстро пробежался глазами по тексту.
— Пропеть? — Удивленно спросил я.
— Да, Роман начинай, со строчки: «Золотые купола», а потом ты, Август.
— Я не хочу петь. — Засмущался Рома.
— Но ты же пришел в школьный хор, здесь некого стесняться! — Голосила она.
— На, Август, пой ты первый. — Он нервно передал мне листок.
— Да не хочу я петь! — Возмутился я.
— Тогда зачем вы пришли?! — Удивленно спросила учительница.
Я глянул в сторону Вики, а она даже и не смотрела на меня. Разглядывала свои руки.
— Ладно! — Раздраженно сказал я, выдирая листок из Роминых рук. — С куполов начинать?
— Да.
Рома приготовился прикрывать рот, чтобы не виднелась его ехидная улыбка и смех. Я взглянул на него, и угрожающе выдвинул нижнюю челюсть, а затем улыбнулся и монотонно запел:
— Купола золотые…
— Нет. — Остановила преподавательница. — Нельзя петь горлом! Вот так надо!
И она завыла, как звонок пожарной тревоги. Ее пухлые щеки дрожали, а второй и третий подбородок ходили ходуном. Мы с Ромой начали краснеть от того, что хотелось безумно смеяться. Я взглянул на него и мне стало еще смешнее. Начиналась истерика.
— Что смешного? — Остановилась она.
— Да это… — Сквозь смех выговаривал я. — Рома тут напомнил мне про одно дело, хе-хе.
— Понял, как петь? — Спросила она.
Я успокоился и попробовал снова так, как она показала. Мой голос заскрипел, как испорченная скрипка и мне стало понятно, что нужно заткнуться. Эмоции переключались каждую минуту. Сначала смех, теперь стыд. Мое красное лицо преобразовалось в розовое, что говорило о смущении.
— Эм-м. — Промычал я. — Какая-то лажа выходит.
— Нет, нет, продолжай! — Сказала она.
— Ромина очередь.
— Ага, щас! — Возразил он.
— Еще раз повторяю, ты пришел сюда, чтобы петь! — Говорила она.
Он неохотно взял листок и потер свой нос. У него была такая привычка, в ситуациях, когда он чувствовал себя не очень уверенно — чесал свой хобот.
— Золотые купола… — Певуче проскрипел он.
«Отличные из нас хористы выйдут» — Подумал я.
— В общем, слух у вас есть. — Улыбаясь, сказала Марина Семеновна. — Садитесь, на свободные места.
Кажется, она не чувствовала разницы между хорошим слухом и плохим, потому что то, что мы выдали нельзя было назвать хорошим слухом.
Вика по-прежнему не обращала ни на меня, ни на него внимания.

Мы стали посещать кружки хора каждое занятие. Вскоре, мы с Ромой запели. Причем нормально. Нас хвалили, любили и восхищались. Те два мальчика были неудачниками и на них никто не обращал внимание, а после того, как пришли мы, так вообще…
Потихоньку мы оба стали общаться с Викой и вообще со всеми девочками. Пела она шикарно, у нее был милый и громкий голос. Самой главной после преподавательницы в группе была девочка из параллельного класса, ее звали Вера. Что-то вроде правой руки Марины Семеновной. Она была раскрепощенной, активной и говорила все, что приходило в голову. А еще она была некрасивой, чем-то напоминала бульдога, но я и Рома сдружились с ней. Ведь она была веселой и легкой.

16 глава

Как-то раз Гриша попросился к нам в хор. Мы сказали, чтобы приходил. Марина Семеновна проверила его «слух» и приняла.
Мы с Ромой проходили в хор уже три месяца, пропустили кучу уроков и были на двух концертах. И как-то раз ко мне подошла Вера и сказала:
— Слушай, есть разговор! Пошли, отойдем!
— Хорошо.
Мы вышли из кабинета, присели на стулья и стали разговаривать.
— Тебе правда Вика нравиться? — Громко спросила она.
— Тсс, тихо! — Пригрозил я. — С чего ты взяла?
— Мне Рома рассказал.
— Болван! — Возмутился я. — Она ему тоже нравится, кстати.
— Да, он сказал. — Выговорила она, глядя в пол. — Слушай, может я тебе помогу с ней? Я ее хорошая подруга!
Я подумал немного и решил согласиться:
— Да, было бы неплохо!
— Что ж, тогда мое первое напутствие: Она любит чупа-чупсы со вкусом кока-колы!
— Большие или маленькие? — Уточнил я.
— Лучше большие. Проводи ее как-нибудь до дома и подари чупа-чупс.
Я сморщил лицо. Совет мне не понравился, он казался слишком трудным и даже невыполнимым.
— Я так не смогу…
— А как ты сможешь?
— Ну, может ты расхвалишь ей меня? — Спросил я. — Скажешь, что я хороший, интересный.
— Фух, ладно, сделаю. Но, в конце концов, тебе придется к ней подойти.
— А почему ты решила мне помогать, а не Роме?
— Ну не знаю. — Пожимала она плечами. — Он ей точно не нравится, а про тебя вообще ничего не говорила, значит, есть шанс.
Эти слова согрели мне душу, и надежда снова вспыхнула.
Дома было напряжено. Мама часто доставала, а папа совсем не вмешивался в мою жизнь, только изредка давал глубокие, почти непонятные наставления. Брата я вовсе не видел дома, он поступил в университет и переехал в общежитие. Я завидовал ему больше всех на свете.
Мама доканывала меня изо дня в день, проверяла все уроки вплоть до тех, которые никто из класса не делал, типа информатики или ОБЖ. Она не пускала меня гулять, только если на каникулах, и заставляла ходить на эти паршивые дополнительные уроки по алгебре, где я сидел с девчонкой, к которой испытывал странные, непонятные чувства. А она была настроена только на математику.
В школе учителя меня ненавидели. Было за что. Я на всех уроках болтал и смеялся на пару с Ромой. Наш дружеский круг сузился до трех человек. Я, Рома и Гриша. Олег ушел из школы. Вернее переехал в другой город.
С Ромой мы были лучшими друзьями. Точнее, я считал его лучшим другом. Больше у меня друзей просто не водилось, кроме этих двух.
Девочки из класса меня не интересовали. Я их брезговал. Руки у них были некрасивые, маникюр стертый, а под ногтями грязь — меня воротило от них. Но Вика казалась мне идеальной.
А Гриша будто совсем потерял к ней интерес, и как-то раз сказал мне одну забавную вещь, когда мы отливали в туалете:
— Слушай, мне кое-кто нравится.
— Кто? — Спросил я.
— Вера. — Выпалил он. — Ты только никому не говори!
Я широко раздвинул глаза и вылупился на него.
— Ты втюрился в Веру? — Удивленно спросил я.
— Что-то типа того.
Я начал громко хохотать, это казалось мне высшим идиотизмом и жизненным провалом. «Влюбиться в эту обезьяну!» — думал я. — «Это же конец!»
— Ты серьезно? — Спросил я его, успокоившись.
Я подошел к раковине и стал мыть руки. Вода, лившаяся из крана, была ужасна. Я за метр от нее слышал вонь железа или это ржавчина, не знаю.
— Да, а что?! — Негодовал он. — Зря я тебе рассказал! Теперь будешь издеваться!
— Да ладно, ладно. Ну, влюбился в уродину, с кем не бывает?
— Эй, ты! — Рявкнул он.
— Да спокойно. От меня-то, что хочешь?
— Ты же с ней общаешься!
— Ну и что?
— Замолви за меня словечко.
— Знакомо… — Сказал я вслух.
— Что?
— Ничего, ничего, замолвлю.
Об этом я сразу рассказал Роме, его реакция была такой же, как и у меня. Он хохотал, как сумасшедший.

17 глава

Год подошел к концу. За Гришу я так и не замолвил словечко — он не напоминал, а я и забыл вовсе. Сам же он не действовал, как и я по отношению к Вике.

Летом я был в городе, никуда не уезжал. Гулять мне разрешали всего два часа в день. В основном мы гуляли втроем, старой компанией, но иногда и другие одноклассники примыкали. Они продолжали смеяться над тем, что мне нельзя гулять больше двух часов, а я в ответ лишь улыбался, сжимая от стыда губы.
— А ты можешь просто не пойти домой, через два часа? — Спрашивали они, каждый раз.
— Нет, мама меня задолбает потом.
Вечный недостаток «гуляния» меня убивал. У кого такие проблемы были в детсвте? У единиц. Дома я ничем не занимался. Просто существовал. Иногда Тимон меня брал в центр города, в кино или еще куда-то. Но это совсем было не то.
От скуки я решил начать читать различные книги. Постучавшись в жизнь к своему отцу, я попросил у него совета в выборе книги:
— Па, что мне почитать?
— Хм… — Задумался он. — Хочешь мои рассказы почитай?
— Да, давай! — Согласился я. — Совсем забыл, что ты пишешь!
Он достал из полки свои рукописи. Стопка была очень толстой, но сами рассказы были небольшими, скрепленные воедино. Он покопался в них, а затем вытянул тонкую рукопись.
— Я думаю, эта тебе подойдет, — Сказал он, протягивая мне бумагу, — Для начала…
Я принял рукопись и пошел читать в свою комнату. Рассказ был про девочку, в глаз которой попала звезда. Она плакала, и никто не мог ее успокоить. В итоге, она заплакала весь город слезами, и эти слезы, мол, наш с вами океан, а этот город, который она заплакала — Атлантида. Неплохой был рассказ, но мне он показался слишком наивным или наоборот слишком сложным. Прочел я его быстро и вскоре пришел за следующим. Он выдал мне другой, толще. Там было про парня, который вечно со всеми дрался по любому пустяку. В итоге его посадили в тюрьму, а выйдя из нее, он изменился, стал другим, уверовал в Бога и стал всем помогать. Отец писал о нем, с какой-то усмешкой. Сам он был атеистом. Мама была православной, но ее вера, как говорится: «что есть, что нету», все одно и то же. Ну, а я вообще об этом не думал. То есть мне пока было все равно. Эти мысли я откладывал для себя в будущем.
— Все. — Сказал я ему, после прочтения.
— Молодец. — Холодно заметил он.
— Дай еще.
— До остального ты не дорос. Ты там просто многого не поймешь.
— Ну, папа… — Просил я.
— Нет, сынок. Отложим это пока. — Сказал он. — Почитай лучше «Человек амфибия», она у меня как раз есть.
Он дал мне книгу, и я начал ее читать. С первых строк мне она не понравилась. Фильм очень даже ничего, но книга… Она не интересная и написана дурацким языком, ну или перевели так гадко. Я закрыл ее, и больше никогда не открывал.

7 класс

«Хочу быть бизнесменом»

18 глава

За лето я многого наобещал себе. Например: хорошо учиться, делать зарядку, отжиматься по утрам, прилежно себя вести на уроках и не оговариваться с учителями. Еще я клялся себе в том, что не буду смотреть на Вику и думать о ней. За лето она успела мне разонравится. Я о ней почти не мечтал.
Первую неделю все свои обещания я прилежно выполнял. Со второй недели — забил на все. Вернулся на круги своя.
Вика снова начала нравится мне так же, как и Роме. «Черт!» — думал я.
Гриша стал провожать Веру до дому, после каждой репетиции. Я смотрел на это и подумал, что стоит и мне попробовать наконец-то начать провожать Вику.
— Эй, Вера. — Окликнул я ее вовремя занятий.
— Чего?
— Подойди.
Она подошла и уставилась на меня своими темными глазами.
— Так что мне делать с Викой? Проводить ее?
— Да! — Воскликнула она. — Проводи ее!
— Что думаешь? — Спросил я рядом стоящего Рому.
— Ну, давай, попробуй.
Странно получалось, что мы друг друга не ненавидели, ведь нам обоим она нравилась. Напротив эта общая симпатия сближала нас с ним.
Репетиция закончилась. Я смотрел вслед уходящей Виктории и ко мне, вдруг подбежала Вера, ткнула в бок и пригрозила:
— Быстро иди за ней!
— Ладно… — Неуверенно и взволнованно сказал я.
Постепенно набирая скорость, я приближался к отдаляющейся Вике. Мы вышли на улицу, я подбежал к ней и заговорил:
— Ты домой?
— Да, а что? — Стервозно спросила она.
— Можно я тебя провожу? — Неумело спросил я.
— Да, почему бы и нет? — С фальшивой улыбкой вымолвила она.
Наступило молчание, я обернулся и увидел своих друзей, они смотрели мне вслед. Рома широко улыбался и показывал палец вверх. «Дело в шляпе, что ли?» — подумал я и тут же пригрозил самому себе. — «Только не молчи!»
— Как жизнь, кстати? — Поинтересовался я.
Мы шли очень быстро, благодаря ей. Она, похоже, куда-то очень спешила. У меня даже одышка началась.
— Нормально. — Выпалила она, шевеля ногами. — У тебя?
На горизонте появился ее дом, он был в тридцати метрах от нас. Какого черта он был так близко к школе?
— Ну, так, нормально… — Сказал я, а затем добавил. — Что сейчас делать будешь?
— Читать, наверное.
— Что будешь читать?
— Про собак книжка.
— Я люблю читать! — Заявил я.
Мы почти подошли к ее подъезду, и я понадеялся, что она спросит меня, что же люблю читать я, но она не спросила. Ей было просто нагадить на мои интересы.
— Ладно, спасибо, что проводил. — Сказала она, открывая дверь и все так же притворно улыбаясь.
— Да, пожалуйст…
— Ну, пока. — Сказала она, не дав мне даже закончить фразу. Резко забежала в подъезд и захлопнула за собой дверь.
И вот я остался один на улице. Кинув взгляд на большой двенадцатиэтажный дом, я пришел к мысли: «Нужно напиться». К двери подошел мужчина с сигаретой в зубах, он начал искать ключи, пепел с сигареты падал прямо ему на куртку. Мне захотелось покурить. Я вспомнил, что отец курил всегда, когда ссорился с мамой. Я еще не знал, что это ни черта не помогает. Когда мужик, наконец, нашел ключи, я неуверенно к нему обратился:
— Извините.
— Что? — Холодно спросил он.
— Можно сигаретку?
Он бросил на меня свой надменный взгляд, достал пачку «Winston» и протянул мне. Я вытянул никотиновую палочку и поблагодарил его.
— Зажигалку дать? — Щурясь, спросил он.
Я хотел согласиться, но решил отказаться. Не осмеливался сразу закурить.
Вскоре я увидел Рому, Гришу и Веру. Они подошли ко мне.
— Ну что? — Спросил Рома.
— Как она себя вела? — Подхватила Вера.
— Почему так быстро разошлись? — Продолжил Гриша.
— Да не нравлюсь я ей… — Признался я. — Зря себя мучаю. Пошлите домой.
— Как она себя вела? — Повторяла Вера.
— Ну, так… Гордо. — Сказал я, а затем обратился к Роме. — Я сигарету взял у мужика.
Я поднес ее к его лицу и покрутил, чтобы показать ее всю полностью.
— Зачем она тебе? — Спросил он.
— Давайте ее выкурим!
Гриша и Вера сразу отказались, затем они распрощались с нами и пошли к подъезду Веры. Она жила не далеко от Вики. Мы с Ромой остались одни. Он стоял и таращился на меня.
— Ты реально покурить хочешь?
— Угу, сказал я. Меня все достало.
— А знаешь хоть как? — Спросил он.
— Ну, вот тут поджигаешь и куришь. Конечно, знаю.
— Ну, давай попробуем.
Мы зашли в магазин и Рома купил зажигалку у своей знакомой продавщицы.
— Зачем вам зажигалка? — Интересовалась она.
— Папа попросил. — Говорил он. — Курить хочет, а зажигалки нет.
Ну и она, не долго думая, отдала нам зажигалку. Мы зашли в подъезд общежития и спрятались под лестницу.
— Кто первый будет? — Спросил я.
— Давай, ты. Какая разница?
— Ну ладно.
Я поджег сигарету, ухватился губами за фильтр и затянулся. Легкие наполнились дымом, и словно хищное животное запрыгнуло мне в глотку, а затем вниз, царапая до крови стенки моей гортани и легких. Немедля, я стал выкашливать все наружу. Меня начало качать в стороны. Я медленно протянул сигарету Роме.
— Ну как? — Спросил он.
В ответ я кашлянул еще раз.
— Нормально? — Переспросил он.
— Да. — Прохрипел я.
Он затянулся и тоже закашлял, затем снова затянулся и закашлял еще сильнее.
— Ух. Как они это курят?! — Возопил он.
Я отобрал у него сигарету, выпрямился и стал жадно смолить. После каждой тяжки я кашлял два-три раза. Вскоре чуть-чуть привык.
— Будто по дыхалке кто-то бьет, когда затягиваешься! — Говорю.
— А то, что мы кашляем, это нормально? — Переживал Рома. — И меня шатает, что-то.
— Ага, меня тоже.
Мы продолжили раскуривать и вскоре скурили всю сигарету до фильтра.
— Дальше нельзя курить. — Сказал он. — Там фильтр уже идет.
— Это фильтр называется? — Уточнил я.
— Ага.
Он обронил окурок на пол и притоптал его. Я пожалел, что не мне досталась эта привилегия — затоптать окурок. Это казалось очень брутальным и крутым. Рома сплюнул в сторону.
— Ух, блин! — Сказал он. — Понюхай руки!
Я понюхал свои руки, и они, естественно, воняли куревом. На тот момент, этот запах показался мне похожим на запах варенной гречневой каши.
— Изо рта воняет? — Спросил Рома, дыша мне в нос.
— Да, воняет. Есть деньги?
— Да, надо жвачку купить.
Так и зародилось мое новое хобби — курить сигареты. Я откладывал деньги, каждый день, чтобы покупать дешевые сигареты и наслаждаться, воображая из себя взрослого. Мы с Ромой скидывались на каждую пачку и делили ее напополам. Каждый день, после школы, мы курили в подъезде общежития. И считали себя брутальными мужиками. Сплевывали в сторону, демонстративно выдыхали дым изо рта, пытаясь выпустить колечки. Я держал сигарету между указательным и средним пальцем, ближе к началу пальцев. Мне казалось, что так курят настоящие мужики.
— Я уже неделю хочу выпить чего-нибудь. — Говорю.
— Ты про что? — Спросил Рома.
— Ну, бухло.
— У меня ничего нет.
— Черт. — Сказал я.
Вскоре родители почуяли что-то неладное. Мама стала тщательно обнюхивать меня и каждый раз говорила:
— От тебя сигаретами воняет!
— Да, это на улице просто курили! — Оправдывался я.
И она в это верила. Не знаю почему. Мама у меня была очень недоверчивой, но в эти байки верила. Отец говорил мне, с сигаретой в руках: «Сигареты — это глупость» и сразу после этого делал большой затяг.
— Зачем ты тогда их куришь? — Узнавал я.
— Зависимость. — Был ответ.

19 глава

Я по-прежнему ходил на хор. Напевал там разные православные песни и лицезрел, как Гриша неумело пытается очаровывать Веру. Так же я продолжал ходить на дополнительную алгебру, но уже занимался тет-а-тет с учительницей. Когда я спросил у нее: «Где Вика?», она ответила, что перевела ее на другое время, почему именно не сказала, а я не стал интересоваться.
В школе дела шли хуже некуда. Завал по всем предметам. У меня вырисовывалась двойка по истории. Учительница была тихой, но как говорится: «в тихом омуте черти водятся». Может не спрашивать тебя всю четверть, а потом влепить жирную двойку. Она так и поступила со мной. Не успел я обрадоваться, что начались каникулы, как «на тебе»! Двойка за четверть по истории и семь троек, по другим предметам. Я стал думать, что же мне делать с этими паршивыми оценками. Мама мне разрешала иметь только четыре тройки. Она сказала: «Если принесешь больше четырех троек, все каникулы будешь учить уроки и не выйдешь во двор». Тогда я взял ластик и стал стирать четвертные оценки. Двойка почти стерлась, и я ловко исправил ее на пятерку. Затем, принялся за другие удовлетворительные оценки. Стирал одну за другой, исправляя на четыре или пять. Наконец, когда троек осталось всего три штуки, я остановился. Взглянув на свое творение, во мне пробудилось волнение. Работа была не совсем чистой, можно было увидеть потертости, исправления, даже смену тона ручки, в конце концов. Тем не менее, я закрыл дневник и отправился домой. Первым делом я позвонил маме:
— Ма, в общем, мне отдали дневник. Тут три тройки.
Мой тон был увереннее обычного — старался не вызывать подозрений и первому рассказать про оценки. Она бы и сама про них вспомнила. «Лучше опередить ее» — думал я.
— По каким? — Спрашивает.
— Алгебра, Геометрия и русский.
— Плохо Август. Мог бы и вообще без троек закончить. — Спокойно сказала она.
«Знала бы ты, что там на самом деле» — Подумал я и повесил трубку.
Когда она пришла, я сразу подал ей дневник. Она просмотрела оценки и отдала мне обратно. Не заметила. Я обрадовался и вздохнул полной грудью. Однако, моя радость не продлилась больше трех часов. Вечером на мобильный телефон мамы позвонила классная руководительница. Она рассказала о том, что у меня двойка по истории. Я слышал, что она разговаривает с кем-то по телефону. По ее взволнованным ответам было понятно, с кем она имела честь беседовать. Тяжелыми и, казалось, озлобленными шагами она направилась в мою комнату. Я отпрянул и сел на кровать. Дверь распахнулась и началось:
— Почему ты мне не сказал, что у тебя двойка по истории? — Грозно спросила она.
Я поднял на нее глаза. Свирепое лицо, руки в боке, дрожащая нижняя губа — вот, что я увидел.
— Что? — В псевдо недоумении спросил я.
— Почему! Ты! Не! Сказал! Мне! Что! У тебя! Двойка! По! Истории!? — Заорала она.
— У меня двойка по истории? — Косил я под дурачка.
— Ты там исправил, да?! — Продолжала орать она.
— Что исправил?
Она сделала рывок в мою сторону, схватила за волосы и стала трепать влево и вправо.
— Ах ты, гаденыш! Сволочь такая! — Орала она, терзая мои волосы.
Я молчал и просто терпел. Даже не пискнул. Когда она, наконец, отпустила мои волосы, я глянул в зеркало напротив. Волосы торчали во все стороны, а на лице смертная тоска. Подумать только, а ведь несколько минут назад, я был так счастлив.
— Гад такой! — Не успокаивалась она.
Она ударила меня ладонью по голове. Я неподвижно продолжал сидеть, изредка поглядывая на нее исподлобья. Я ненавидел ее больше всех в тот момент. Крики не заканчивались. Она все орала и орала. Как меня только не называла, и «мудаком» и «засранцем», и «гадом», и «идиотом». Вскоре я услышал папины шаги, он зашел в комнату и усталым голосом спросил:
— Что случилось?
— У него двойка по истории! — Заорала она.
Он вздохнул, посмотрел на меня, и следом обратился к маме:
— Хватит орать.
Затем, он просто вышел из комнаты, а ее это еще больше взвинтило, она пошла за ним следом. Переключилась с меня на него, беднягу. «Зря ты вышел, папа» — Думал я.

В итоге, она, конечно, успокоилась, но на протяжении всех каникул у нас были натянутые отношения. К счастью, мне удавалось выходить гулять. И вот как-то раз мне позвонила Вера и предложила встретиться, обсудить кое-что, и я пошел.
Мы встретились у ее подъезда. Она была одета пестро, ярко, вызывающе, как взрослая, легкая на подъем девушка. Во рту у нее был чупа-чупс со вкусом апельсина. Она уверенно шла мне на встречу, слегка улыбаясь. Ее подбородок был не таким, как у всех — с ямочкой. Мне это не нравилось, но ей, вроде, шло.
— Привет, Август. — Поздоровалась она.
— Привет.
Мы потрепались немного, порассказывали друг другу школьные новости, а после она перешла к главному:
— Слушай, а чего ты забросил Вику?
— Забросил?
— Ну, она тебе больше не нравится?
— Нравится, но я ей нет.
— Но ты не пробовал! — Воскликнула она. — Ведь девушку добиваться нужно.
— Вы с Гришей уже встречаетесь? — Спросил я вдруг.
— Нет, пока нет. — Вскользь заметила она.
— Ну и что мне делать? Зачем ты помогаешь мне?
— Ну, потому что ты мой друг.
— И все? — Удивился я. — Рома тоже твой друг.
— И ты хороший мальчик. — Закрепила она.
— Ладно, что дальше?
— Покупай чупа-чупс со вкусом кока-колы и дари его ей!
На том и остановились. Мы погуляли еще около часа и разошлись. Впервые в жизни, я начал ждать конца каникул.
Время замедлилось, я смотрел на секундную стрелку, и она почти не двигалась. Время самый большой враг человечества. Оно либо летит, либо тащится, как раздавленная улитка. Ненавижу время. Даже само это слово. Но, в конце концов, оно закончится. Для всех нас. Мы просто умрем.

20 глава

Когда началась школа и хор, я обнаружил, что денег у меня совсем нет. Даже на несчастный чупа-чупс. Просить у родителей — было не по мне, ненавижу у кого-то что-то просить, как те чертовы попрошайки из моего класса.
Но меня вдруг осенило. Те дополнительные по алгебре не давали мне никакого толку. У меня оставалась железная тройка, которую я бы мог и так без особых усилий получить. И тогда я решил время от времени прогуливать эти самые индивидуальные уроки. Я подходил к учительнице и говорил, что не смогу прийти «сегодня» на занятие. Она говорила: «Да, да, хорошо». А родителям я об этом не сообщал. То есть, для учительницы я его отменял, а для родителей нет. И они мне давали деньги, а я гулял и развлекался на них. Кстати, деньги были не малые. На них я мог купить штук тридцать этих чупа-чупсов и обкидать ими Вику. Но я давно уже хотел напиться, и решил так: если Вика откажет мне — я нажрусь. С Ромой или без него, не важно.
Я купил чупа-чупс с кока-колой, пришел на хор и стал искать ее глазами.
— Ее нет! — Выскочила перед лицом Вера.
— А где она?
— Дома!
— И что делать?
— Я что все диктовать должна? — С ухмылкой спросила она. — После занятия пойдем к ее подъезду, позвонишь ей и позовешь спуститься.
Мне не очень понравилась эта идея, но я ничего ей не ответил. Обдал положительным молчанием. Рома об этом узнал и Гриша тоже, но я попросил их уйти, не дожидаясь меня.
— Ну, покурим и пойдешь. — Согласился Рома.
Гриша тоже начал курить, но он то бросал, то снова начинал — трудно было понять этого опарыша. Он выглядел притворно, как лепешка с дерьмом. Считался моим другом, но я хотел его убить. Слишком самодовольный, слишком красивый и слишком тонкий голос. Гриша любил поумничать, заикаясь, доказывал свою глупую точку зрения. Даже когда этот идиот был в корне не прав, он все равно с пеной у рта доказывал свою правоту. Поначалу я и Рома спорили с ним, а потом послали его к черту, с его глупыми спорами. У них с Верой вроде неплохо складывались отношения: он провожал ее каждый раз после школы и репетиции. А еще они гуляли в свободное время. Каждый день рассказывал о ней нам. Но она его близко не подпускала. Сколько раз я за ними наблюдал, они не встречались официально. Просто друзья, один из которых влюблен.

После репетиции, мы с Ромой перекурили свои общие сигареты, пожали друг другу руки и разошлись. Мы остались вдвоем с Верой, но вскоре к нам подбежал Гриша.
— Ты чего? — Недовольно спросил я его.
— Что?
— Я же попросил, оставить меня. Только Вера может идти.
— Ой, да ладно, я не помешаю!
— Да, Гриша, уйди, потом встретимся. — Вмешалась Вера.
— Ну ладно, давай, удачи.
Мы пожали друг другу руки на прощание, и он удалился.
Как я попросил его уйти — так «Ой, да ладно», а как девушка, так сразу ускакал. Какой послушный мальчик. Подкаблучник хренов. На что только не идут мальчики, чтобы угодить девочке.
— Он тебе нравится? — Впервые спросил я Веру.
— Он милый.
— Но тебе не нравится?
— Да нет, почему же.… Нравится… Просто я не спешу с отношениями. Можно сказать, что я против этого.
Мы дошли до подъезда Вики, я достал телефон и протянул Вере. Я же не знаю ее номера. Она набрала его и вернула мне. Но на кнопку «вызов» я не нажал. Достал чупа-чупс.
— Потом достанешь! — Сказала она мне. — Звони.
Я нажал на кнопку. Прозвучало три гудка, и сняли трубку.
— Алло. — Раздался голос из трубки.
— Привет, Вик. Это Август.
— О. — Удивилась она. — Ты чего?
— Эмм, не хочешь выйти прогуляться?
Она замолчала, и вскоре ответила:
— Не, не охота что-то.
— Да ладно, пошли! — Потеряв надежду, настаивал я.
— Нет, извини, я занята.
Сначала не охота ей было, а теперь она занятой стала. На моих воображаемых весах «ненависть — любовь» отношения к Вике, перевесило на сторону ненависти.
— Ладно, пока. — Сказал я.
— Угу, пока.
Я повесил трубку и медленно поднял глаза на Веру. На ее лице была улыбка, не зловещая, не веселая, скорее сожалеющая. Не знаю, как она так улыбнулась, но всем видом она сочувствовала мне.
— Ладно. — Заговорил я. — Пойду домой.
— Не опускай руки!
— Ниже некуда.
— Да ладно тебе! — Успокаивала она.
Я достал сигарету, и стал искать зажигалку. Но не нашел ее. Рома забрал.
— Домой пойду. — Повторился я.
— Ну давай, не грусти.
— Ах, подожди-ка. — Вспомнил я.
Я вытянул из кармана чупа-чупс и неохотно протянул его Вере. Она расплылась в улыбке и приняла дар.
— Спасибочки!
— Тебе спасибо, за помощь.
— У тебя все будет хорошо, я верю! Ты такой славный и милый!
Она походила на попрошайку, которая будет плясать, если ей подкинуть пару монет. Те тоже вечно говорят тебе лестные слова в обмен на что-то.
— Пока. — Сказал я.
— Пока.
На улице было очень тускло и холодно. Гадкая погода давала о себе знать. Холодный воздух заполнял мои легкие, и на выдохе покидал. Сигареты понаставили внутри меня язвочки, и легкие болели, когда я делал глубокие вдохи. Фонари уже зажглись, хоть улица и не нуждалась в них. Вокруг было одно отребье: разная пьянь, малолетние хулиганы, легкодоступные жирные бабы. Это раздавливало мое настроение еще сильнее, и тогда я ускорил шаг. Пока дошел до дому, порядком устал.
Сигареты я прятал в подъезде, под батареей. Дома меня ждали родители и брат. Он приехал домой, так как у него был академический отпуск. Ему его дали из-за неуспеваемости, заимел больше пяти хвостов. Но он приобрел целый год халявы.
И вот я зашел в двухкомнатную квартиру, где меня ждали дятлы. Дятлами они были, потому что любили долбить мне мозги.
— Ты чего так поздно? — Спросила мама.
— Задержали.
Я прошел в свою комнату, кивнул брату и плюхнулся на кровать. Мать зашла следом.
— Август, что с тобой происходит?
— Я просто устал.
— Что тебя не устраивает в жизни? — Не успокаивалась она.
— Я просто устал. — Монотонно повторил я.
— Я тебе сейчас как тресну! Раздражаешь! — Сказала она и ушла.
Мы с братом переглянулись. Он читал какой-то глянцевый журнал.
— Больная. — Шепотом сказал я.
— Ну. Я тут один день, а она уже достала меня.
— Как я тебе завидую.
— Терпи, я тоже через все это проходил. Мне даже хуже было!
— Куда там хуже…
Я ненавидел, когда мама спрашивала «Что тебя в жизни не устраивает?», невольно я задумывался над этим вопросом. Пытался себя убедить в том, что все у меня хорошо, ведь есть люди, которым во много раз хуже. Но потом я понимал кое-что другое: есть люди, которым лучше, чем мне в сотню раз. Они красивее, умнее, богаче, успешнее. И я говорю про детишек у которых богатые родители. Почему у меня не богатые родители? Или почему я не красавец? Я смотрел на себя в зеркало и расстраивался. Анфас более или менее сносный, но профиль — ужасный. А когда я разговаривал, то становился еще более уродливым, нижняя губа дергается и свисает. Я был похож на ленивца. Глаза заплывшие, под глазами мешки, огромные скулы и пухлые щеки, притом, что телосложение у меня было худощавое. Хотелось большую челюсть, широкие, голубые глаза, вместо маленьких тусклых, серых щелок.
Но у меня была надежда. Надежда на сияющее и недоступное будущее. Родители говорили мне и предупреждали, что возможно в таком возрасте я буду некрасивым и непропорциональным, но потом похорошею. Я смотрел на брата и успокаивался. Он был хорош собой, каждый день он разговаривал с разными девушками. Я хотел так же. Несмотря на то, что я был уродцем, родители говорили мне: «Ты красивенький». Я, конечно же, не верил. Но очень хотелось в один прекрасный день все же поверить в это.

Всю ночь я не мог заснуть. Думал о том, какой я никчемный и трусливый дебил. Я обдумывал свои дальнейшие действия: что буду предпринимать по отношению к Вике.

21 глава

Я, наконец, придумал, как мне поступить с Викой. После всех уроков, мы с Ромой выследили Веру и Вику, когда они выходили из школы. Мы шли за ними, и я собирался с силами для геройского поступка.
— Давай уже! — Сказал Рома. — А то уйдет!
Я ускорился и сравнялся с ней.
— Вик, постой. — Окликнул я ее.
— А? — Сказала она, остановившись.
Сердце стало колотиться, как бешенное, колени тряслись, как у больного Паркинсоном. Но нельзя было медлить.
— Прости, но я люблю тебя! — Воскликнул я.
Я так не планировал, хотел просто признаться в любви, но зачем я вставил слово «прости»? Не понятно. Она и не шелохнулась, на лице никакой мимики, никакого удивления.
— Ну и что? — Спросила она.
Я взглянул на Веру, она была очень удивлена. Стояла с открытым ртом и глазела на меня. Я услышал, как подошел Рома.
— Ну вот. — Сказал я, нелепо улыбаясь. — Признался наконец, хех.
— Ну, я пойду. — Она развернулась и пошла.
Вера смотрела на меня еще пару секунд, а потом пошла за Викой.
— Сука. — Выдвинул я вердикт.
— Да уж. Ты сделал все, как и планировал? — Спросил Рома, положив руку мне на плечо.
Я мигом смахнул ее, развернулся и пошел домой. Он поплелся за мной.
— Ну, что ж, теперь моя очередь. — Говорил он, догоняя меня. — Теперь я попытаю счастье.
Я не понимал свои чувства: убийственное огорчение и ненависть до мозга костей к этой бесчувственной и надменной девчонке. Как человеку может быть плохо от того, что его отвергла та, которую он ненавидит? Я пришел к умозаключению: Любовь и ненависть — это одно и то же. А если это не так, то переубедите меня, ради Бога! Всех тех, кого я люблю, я их и ненавижу тоже. В зависимости от ситуации и их поведения.
— Что ж попытай. — Сказал я.
— Да не расстраивайся! — Поддерживал он меня. — Все еще будет!
Он был доволен, это было слышно по его радостному тону, но спасибо ему хоть за то, что не вмешивался и не мешал мне попытать свою удачу с ней. Я решил, что помогу ему и поддержу, так же, как он это делал для меня.
Мы попрощались, и я пошел домой. Там, к счастью никого не было. Я разделся, зашел в ванную и посмотрел на себя в зеркало. «Она любит этого Гришу» — думал я. — «А я для нее всего лишь урод». На самом деле, я был умнее, смешнее, смелее и сильнее этого недоумка. Единственное, в чем он превосходил меня — это красота. Он был симпатичным и привлекательным засранцем. Девчонки оценивают парней по тому, как их кожа и мясо поставлены на скелете, на остальное — плевать. Засранец ты, или хороший, если ты урод, ты им не интересен, мало того, они еще и хаять тебя будут. Но если же ты красавчик, то будь ты самым поганым засранцем на свете — девицы будут возносить тебя на олимп в своей голове, и подчеркивать твои дерьмовые качества, говоря, что именно это нравится им.
Я продолжал пялиться на свое отражение. Втягивал щеки, выставлял вперед челюсть, прикусывал губы. Делал все, чтобы моя внешность казалась мне хоть немного привлекательной. Иногда я ловил такие моменты и замирал. «Был бы я всегда таким» — думал я, глядя на свое отражение. Но это был не я, стоило мне расслабить мышцы лица, и я снова становился уродливым.
В дверь позвонили. Это была мама. Время, проведенное в одиночестве составило не больше двух минут. Я был вечно голоден одиночеством. Я открыл ей дверь, поцеловал в щеку, взял пакеты и отнес на кухню.
— Как дела в школе? — Кричала она мне из прихожей.
— Нормально! — Бодро отвечал я.
Эти бодрые ответы выжимали из меня всю энергию, но нельзя было показывать ей свое настоящее состояние. Тогда мне пришлось бы еще хуже. Все дни напролет мне приходится притворяться, что все хорошо. Мог ли мне кто-то помочь? Едва ли.

22 глава

На следующий день, я пришел в школу, как ни в чем не бывало. Вика даже и не взглянула в мою сторону. Ей было плевать на меня. Впрочем, как и раньше. Рома пылал надеждой завоевать ее. «Дурак» — думал я. — «С тобой она поступит так же». Свое ужасное настроение я старался не показывать. Веселился, смеялся. Только Гриша не старался скрыть свою тоску. У него что-то не получалось с Верой. По его словам она странно себя вела.
Приближался праздник всех женщин. Восьмое марта. Рома решил купить подарок Вике и тем самым признаться ей в любви. Я думал, что это правильно. То же советовал сделать и Грише. Но тот злостно отвечал:
— Подарю ей жвачку и все.
Но Рома был настроен серьезнее. Мы пошли с ним в магазин, купили плюшевого мишку, подарочный пакет и какие-то очень вкусные конфеты. Потратил он прилично.
— Надеюсь, не пожалею. — Говорил он.
Честно признать, я не желал ему удачи в этом деле. Мне очень не хотелось, чтобы у него все получилось. По двум причинам: это доказало бы, что я хуже, чем он, и девушка, которая мне нравится выбрала его, а не меня.
И вот настал тот заветный день. Он с этим пакетом прятался по всей школе, боялся дарить до последней минуты.
— Давай, если не сейчас, то никогда! — Настаивал я.
Он весь был красный и в глазах царил страх. Вот, что девчонки делают с мальчиками. В конце концов, он тронулся и вышел на нее. Рома пытался выглядеть обаятельно и элегантно, старался идти к ней уверенной походкой. В итоге он просто переваливался с одной ноги на другую, как медвежонок. Она увидела его раньше задуманного времени. Его это, по-видимому, смутило. Я наблюдал за всем этим из-за угла. В тот момент, по непонятной причине, мне захотелось, чтобы у них все получилось. Он, наконец, подошел, быстро вручил ей подарок, и чуть ли не бегом помчался ко мне, весь красный, как рак.
— Ну? — С интересом спрашивал я. — Что сказал?!
— Подарил и сказал, что нравится мне! — Запыхаясь, отвечал он.
— А она что?
— «Спасибо» сказала!
— И все?
— Ага.
— Эх. — Я положил руку ему на плечо. — Мне жаль.
— Ну, еще целый день впереди, она пусть подумает! — Успокаивал он себя.
— А, ну да, да.
Через несколько уроков, на перемене нас нашла Вера, отвела Рому и поведала ему две шокирующие новости, одну из них просила передать мне. После разговора он ошеломленно-огорченный подошел ко мне, взглянул исподлобья и выпалил:
— Вика не хочет со мной встречаться, а Вера влюбилась в тебя.
Я сразу не понял, что он сказал. Подумал, что ослышался.
— Что?
— Вера в тебя втюрилась! — Обиженно и холодно вымолвил он.
Я был удивлен этой новостью. Очень сильно. Бросил взгляд на Гришу, он стоял у окна и смотрел на школьный двор. Мы оба молчали, затем я заговорил:
— Грише не говори.
— Да я уж понял.
Когда я пришел домой, мне не верилось, что в меня кто-то влюбился. «Может я не так уж и плох?» — думал я. — «Раз я нравлюсь Вере, больше чем Гриша, то наверное я лучше, чем он».
Я стал думать о ней каждый день, не зная, как поступить. В итоге предложил ей встретиться после школы и обсудить все.
— Это правда, про меня? — Сразу начал я.
— Да.
На лицо просилась улыбка, но я сдержался.
— Давно уже?
— После того, как ты подарил мне чупа-чупс.
В конце концов, я широко заулыбался, даже немного усмехнулся.
— Так что ты решил? — Спросила она.
— А что я должен решить?
Она мялась, теребила кофточку, но все же выговорила:
— Встречаться.
Мне поплохело, я что-то почувствовал. Подумать только, эта девчонка казалась мне самой уродливой на свете, а теперь я что-то чувствую к ней. Это не была симпатия и не любовь уж точно. Скорее благодарность.
— Я подумаю, хорошо? — Сказал я.
— Да, конечно.
И я ушел. Было как-то тоскливо, но в то же время моя самооценка приподнялась. В конечном счете, я настроился на то, чтобы попробовать с ней встречаться, но мне нужно было одобрение. И тогда я обратился к Роме.
— Ты бы с ней начал встречаться, если бы тебе предложила?
— Ага!
Я удивился от его ответа. Ведь он так же считал ее уродиной.
— Она тебе нравится? — Спросил я.
— Начинает потихоньку.
— Что она сделала с нами?
— Соблазнила, хех. — Сказал он.
И тогда я точно решил попробовать спутаться с ней. Я позвонил ей и предложил снова встретиться.
— Я согласен. — Выпалил я, когда мы встретились.
— Чудно!
И тут я вспомнил про Гришу. Совсем забыл про него.
— О черт, а как же Гриша?
— Он переживет.
— А. — Сказал я. — Ну, тогда ладно.
И с этого исторического момента мы начали встречаться, но держали это в тайне, об этом знал только Рома. Гриша продолжал ухлестывать за ней, но она его отшивала. Наши отношения не доходили даже до поцелуев. Словом, мы были друзья, но считалось, что мы встречаемся.
Я продолжал прогуливать дополнительную математику и тратить деньги на всякую дребедень, в компании Веры и Ромы.
Гриша отдалился от нас, стал общаться с другими ребятами, но считалось, что он наш друг. На те деньги, что давала мне мама я покупал сигареты, чипсы и иногда пиво, когда не было риска спалиться перед родителями в нетрезвом виде.
Жизнь резко переменилась. Мне стало комфортно. Я не чувствовал себя уродом, ведь Вере я нравился и внутренне и внешне.

Не успел я оглянуться, как год закончился. Летом я уезжал на Украину, с родителями и братом. Там снимали квартиру у какой-то бабульки, ходили на море, радовались жизни, а потом я приехал снова в Россию.
К Вере уже ничего не чувствовал. Сами знаете, как это бывает. Когда человека долго не видишь и не слышишь — в конечном счете, тебе становится плевать на него. Я сказал ей, что больше не хочу встречаться. Она почему-то не противилась и сразу сказала: «Ну, ладно». Это меня немного расстроило, но потом я понял — плевать.

8 класс

«Хочу быть писателем»

23 глава

Прозвенел звонок.
— Вера все еще любит тебя. — Сказал Рома, когда мы сидели на последней парте в кабинете биологии.
Год только начался, а мне сразу принесли свежие новости.
— А я ее нет. — Холодно заметил я.
— Ух, у нее такая задница. Я бы ей всадил. — Смаковал он.
Я взглянул на Рому, ухмыльнулся и спросил:
— Ты ее хочешь, да?
— Ага, еще как! Ты видел, что с ней стало, после лета?
— Неа.
— Ну, посмотри потом.
Я с нетерпением стал ждать перемены. Когда она, наконец наступила я вылетел из класса и стал искать Веру. Рома подошел, взял меня под руку и повел к ее кабинету. У них был урок русского языка.
— Вон она. — Шепнул он мне на ухо и показал пальцем на девичий силуэт.
Я подошел ближе и разглядел Веру. Она подросла, относительно похорошела, и действительно зад у нее был, что надо. Она увидела меня и направилась в мою сторону.
— Привет, Август. — Поздоровалась она.
На ее лице появилась фирменная улыбка и пошловатый взгляд.
— Привет! — Сказал я.
Оглянувшись, я понял, что Рома оставил нас. «Засранец» — Подумал я — «Чертова сваха». Но обратного пути не было. Август Новак снова попал в эту паутину.
Мы разговорились, и словом за слово пришли к разговору о наших отношениях.
— Может, начнем все сначала? — Спросила она.
— Давай.
На этот раз, мои чувства были другими. Никакой симпатии, но появилась похоть. Мне захотелось овладеть ею. Рано или поздно, это должно было случиться со мной.
Я смотрел фильмы про любовь и понимал, что это не про нас. Там все было так сладко, романтично: любовь, ласка и прочее. Может Вера мечтала, чтобы у нас было так же, но я-то точно нет. Знаете, обычно, когда вы с кем-то встречаетесь можно пораскинуть мозгами на тему: «Вышел бы я за нее или нет? Провел бы я с ней весь остаток жизни или нет?» Так вот я склонялся к тому, что ни за что в жизни не женился бы на ней. Знаю, я был совсем эмбрионом, но чувства и мысли-то у меня имелись. Короче говоря, в этих всех мелодрамах главные герои много целуются друг с другом, и я подумал, что мы с Верой тоже могли бы целоваться. Я рассказал об этом Роме. Вскоре об этом узнали еще двое парней и сказали, что хотят на это посмотреть.
— Ты идиот. — Обозвал я Рому. — Зачем ты им рассказал?
— Просто так!
— Вы не будете смотреть. — Говорил я им. — К тому же, я еще не говорил с ней об этом.
— Так поговори! — Дал совет Рома.
Это был самый тупой совет, который я когда-либо слышал. Но, к сожалению, тогда он показался мне заманчивым. Я позвал Веру гулять и сказал ей, что буду целовать ее. Думаю, нормальная девушка сразу бы послала меня, ведь это вещь не договорная, а спонтанная, но то был другой случай. Она сказала:
— Да, да, хорошо.
Придя домой, я нашел в холодильнике помидор, зашел в ванную и стал учиться целоваться. Я был горд собой. «Если сегодня поцелуюсь, буду героем» — Думал я. На тот момент у нас в классе еще никто нормально не целовался, да и девушка была только у меня. И все завидовали. Кто-то скрывал, а кто-то выражал это в усмешках. Но все хотели Веру. От нее разило развратом, и это манило нас, маленьких дураков, которым много не нужно было, для того, чтобы наши крючки вздыбились.
Встреча назначена была на пять часов. Я оделся поприличнее, надушился папиными духами «Jaguar» и пошел на выход.
— Мам, ну, я на математику! — Лгал я, стоя в коридоре.
— Давай! Не задерживайся.
Я захлопнул дверь и зашел в лифт. У меня был всего час на все про все. По пути, я зашел в магазин и купил жвачку для хорошего дыхания. Надеялся, что у нее не будет вонять изо рта.
— Август. — Послышался Ромин голос, где-то позади.
Он подбежал. Я претенциозно взглянул на него.
— Что ты тут делаешь? — Спрашиваю.
— Пришел посмотреть на поцелуй. Сейчас еще Вадим и Макс подойдут.
— Ты баран? Я сказал же: «НЕТ!» — Возмутился я.
— Да не ори. Я все продумал.
— Что ты продумал?
— Мы в кустиках спрячемся, ха-ха-ха.
Надо было настоять на своем и послать его куда подальше, но я согласился. Это помогло бы мне в поднятии авторитета среди друзей и одноклассников. Мы встретились с двумя другими зрителями, и я рассказал им свой план:
— Вы идете сзади. И не светитесь! Смотрите, если она вас увидит, я вас убью!
Все это, конечно, я говорил не всерьез, но они на пятьдесят процентов верили в это. Три любопытных дурака согласились. Вернее, у них не оставалось выбора.
И вот мы с Верой встретились. Атмосфера имела мерзкий привкус. Настроение резко испортилось. Она не сияла так, как я думал, и не хотелось ее целовать, но дороги назад не было.
— Пошли в подъезд? — Предложил я, нагло намекая на то, что в подъезде мы будем целоваться.
— Пошли.
На тот момент я не понимал, что она поступает, как шлюха. Мне нужно было бросить ее там, на месте и уйти.
Мы зашли в открытый подъезд и стали напротив лифта. Я совсем забыл, что эти бараны идут сзади, чтобы посмотреть на поцелуй, и если они зайдут следом, все обломится. Странное чувство, когда параллельно хочешь и не хочешь, что-либо делать. Но я вбил себе в голову — надо.
— Эмм. — Замычал я, глядя на Веру.
— Эмм, что?
«Ну, давай!» — Думал я. — «Она готова!» Я подошел к ней вплотную, затем вернулся обратно.
— Как дела-то? — Спросил я.
— Да нормально.
Она стояла и глядела на меня исподлобья, такая вся важная, корчила из себя взрослую девушку. Зачем только столько туши делать на глаза? И румян столько зачем? Лицо размазала, а руки забыла. Пальцы, ногти — это ведь так важно, так необходимо для нас мужчин. А она даже маникюр не сделала, да что уж там, она даже грязь из-под ногтей не выковыряла. Такие вещи я замечаю сразу.
Разогнав негативные мысли, я снова сделал шаг вперед и попытался поцеловать ее, но она отвела лицо в сторону и немного отодвинула меня от себя. Я был в недоумении, она ведь знала, что я хочу сделать и была не против этого. Странно, когда человек не решается, что-либо делать, но потом через некоторое время это все равно делает. А ведь таких ситуаций много бывает в жизни. Разве не легче сделать сейчас, нежели потом? Особенно тогда, когда понимаешь, что все равно потом придется это сделать. У меня такое было пару раз. Например, я много раз натыкался на обложку одного фильма, и все никак не решался его посмотреть, думал неинтересная дрянь. Но все-таки руки до него дошли, и он мне очень понравился. Так почему я его сразу не посмотрел? Может быть, до некоторых поступков нужно просто дорасти? Даже до таких мелочей.
Несмотря на ее фокусы с отталкиванием и отворотами лица, мне понравилось ее поведение, я даже немного возбудился. Недоступность возбуждает.
Вместо того, чтобы насильно поцеловать ее, я снова отошел на два шага назад и стал разглагольствовать:
— Почему ты так сделала? Ты не хочешь?
— Нет, хочу, но…
— Но что?
— Ну, все как-то договорено, понимаешь?
— Я по-другому не умею, пока что.
— Это должно быть спонтанно, что ли.
Тут произошел щелчок и потеря памяти, один небольшой кусочек жизни словно вырезали из моей памяти. Я просто закрыл глаза, а когда открыл, увидел перед своим лицом Веру, в полуметре от себя, а по бокам своих недоробленных дружков, которые не замолкали: «Ну, целуйтесь уже».
Я взял ее за талию и прижал к себе. В голове вспыхнули уроки с помидором, и я потянулся к ней, а она снова отвернулась. В этот момент мне захотелось плюнуть ей в лицо и уйти. Никакой возбужденности уже в помине не было.
— Целуй, ну! — Завопил Рома. — Достали уже, я устал ждать!
Я решил не обращать внимания на этих идиотов. В конце концов, мне тоже все осточертело, но я должен был добиться своего.
— Вера, хватит! Давай покончим с этим?
— Ах покончим? — Обиделась она.
«Она хочет неожиданности!» — Проскочило у меня в мыслях. — «Дай ей неожиданность, трус!» Я и вправду боялся, не понятно чего. Возможно, самого себя. Папа часто говорил мне: «Страх есть ничто иное, как лишение помощи от рассудка». Я почему-то вспомнил эти слова, но они ни черта не помогли в этой ситуации.
— Ну почему ты противишься? — Спрашивал я.
— Потому что! Все это запланировано и отвратительно!
Я почти ненавидел ее в тот момент. Ее, себя и этих трех идиотов.
— Ладно, давай. — Вдруг согласилась она.
Мои губы приблизились к ее губам и резко соприкоснулись. Она пропихнула свой шершавый язык мне в рот и начала им там вилять, как кинжалом, а я убегал от него. Это было не так уж и божественно, как я думал. Напротив, мерзко. Но меня больше заботило то, как я смотрюсь со стороны. Мы целовались меньше двух минут. А когда прекратили, я взглянул ей в глаза, улыбнулся и мы вышли. Все пятеро.
— Я провожу тебя до дому. — Сказал я ей, затем обратился к ребятам. — А вы уходите.
Мы остались вдвоем. Я взял ее за руку, пытался устроить, как можно удобнее свою руку в ее ладони. Было как-то некомфортно. Мы шли и молчали, по ней видно было, что она счастлива, а я все думал: «Это и есть поцелуй? Все будут вот такими? Как-то не очень». Поцелуй может быть пустым, а может быть очень чувственным. Не важно, как целуется человек, важно то, что ты чувствуешь к нему. Но на самом деле поцелуй — жаждоутоляющее средство для влюбленных. Я не любил ее, поэтому ничего кроме ее слюней, шершавого языка и губ не почувствовал.
— Нужно как-нибудь повторить. — Сказала она.
Мне не хотелось больше повторять. Пропал всякий интерес и желание. Похоть исчезла. Ее рука в моей руке — меня напрягала, мне хотелось выдернуть ее и убежать, но я был слишком стеснительным и воспитанным для такого «геройского» поступка. Хотелось бросить ее снова, но отнюдь больше не связываться, по новой. Никогда. К сожалению, я не мог сделать этого. Мы просто шли к ее дому, и я старался идти, как можно, быстрее. Когда мы дошли, я видел, что она желает добавки, как бы на прощанье, по-взрослому. Но я-то не хотел.
— Ну, до встречи. — Обломал я ее.
— Пока. — Мило заулыбалась она.
Я шел, перепрыгивая через лужи и думал о том, как с ней расстаться. Зачем я думал об этом — не понятно. Еще до моего рождения люди придумали, как можно это сделать. Куча способов. Но я не хотел ее обижать, не желал говорить банальных фраз. Мне хотелось оказать впечатление на нее, даже предлагая расстаться. Она была не нужна мне и параллельно необходима. Я хотел, чтобы она любила меня, обожествляла, считала своей музой. Хотел, чтобы она повышала мою самооценку, хотя бы для меня самого. Свинство, ничего более. Но мне было тринадцать лет, и я ничего не понимал.

24 глава

На следующий день мы встретились на первом этаже. Вера вела себя иначе, как замужняя женщина. Всем своим видом, она показывала, что принадлежит мне. Вот, что делают поцелуи с девушками — пленяют их.
Мы стояли в компании друзей, она стояла рядом со мной и каждые пять секунд поглядывала на меня, а я думал об одном: «Как же с ней расстаться, черт подери!?». Успокаивал себя, думая, что она переживет все это, ведь ничего серьезного ко мне не чувствует. Я ждал подходящего момента. Ну, и в итоге выбрал самый неподходящий.
— Придешь сегодня ко мне домой? — Спросила она. — На чай, хи-хи.
«Боже какая гадость! Как я мог ее целовать?!», мы все еще стояли в кругу друзей.
— Вера, нам нужно расстаться! — Бесчувственно выпалил я.
«Надо сваливать» — Думал я. — «Не жди!», и тогда я ушел, не дожидаясь ответа. Я поднимался по лестнице, и слышал, как они все начали это обсуждать. За мной следом бежал Рома.
— Ты крут, дружище! — Завопил он. — Ну ты ее жестко!
Мне стало безумно ее жаль, но ничего поделать я не мог. Мы с Ромой поднялись на четвертый этаж, я подошел к окну и стал разглядывать футбольное поле. Рома, стоя сзади, не затыкался, но сквозь его бубнеж и восклицания я услышал то, что нужно было услышать:
— Гриша идет! — Настороженно сказал он.
Я медленно повернул голову и увидел Гришу. Он шел на меня с огромной скоростью, и с разъяренным лицом. Не сказав ни слова, он налетел на меня, бросая в меня свои кулаки. Я принял пять ударов, затем он остановился, и заорал:
— Ты, ублюдок! Ты встречался с Верой?! И я не знал! А ты…
Я не стал выслушивать этого болвана, отставил назад правую ногу и двинул ему прямо в нос. Он заткнулся, схватился за рожу и промычал. Адреналин пульсировал в голове, но я четко слышал свой разум: «Продолжай!». Я ударил его ладонью по голове, наотмашь, и он покосился в сторону, затем выпрямился и мы вступили в близкий бой. Махали кулаками, что есть мочи. Мои кулаки частенько бились об его физиономию, его об мою тоже. Я ничего не понимал, просто махал кулаками и пытался его убить. Вскоре послышался крик женщины, а затем я увидел, что мы с Гришей отдаляемся друг от друга. Нас растащили. Меня Рома, а его учительница. У Гриши все лицо было в крови, особенно нос. Я здорово разбил ему шнобель, кровь текла рекой. Учительница подошла и встала посередине нас.
— Так! Оба к директору! — Завопила она.
«Тупая» — Подумал я. — «Посмотри на его рожу. Ему б в сортир сначала сходить». Рома меня отпустил, и я, не обращая внимания, на эту сумасшедшую тетку-учительницу и окровавленного экс-друга пошел в туалет. Мне нужно было зеркало. В туалете его не оказалось, и тогда я пытался разглядеть свое лицо в отражении стекла, трогал свои щеки, рот, нос, стараясь определить, насколько мое лицо повреждено. В конце концов, я решил пойти в другой туалет, который находился этажом ниже. В коридоре уже не было ни Гриши, ни учительницы, только сумасшедшие, маленькие дети, которые носились туда-сюда. За мной хвостом таскался Рома и что-то восклицал, а я по-прежнему пропускал все мимо ушей. Я, наконец, глянул в зеркало: щека красная, глаз немного заплыл. Бросая девушку, готовьтесь к тому, что позже вас попытаются избить. Я тронул глаз, и почувствовал острую боль. «Жить буду» — сделал я заключение. Мы с Ромой вышли из туалета и спустились вниз. Там были почти все наши одноклассники.
— Видали Гришу? — Спросил я.
— Ага! Его к директору отвели! — Ответил один. — Это ты его так?
— Ну. — Я показал им глаз и руки.
— Тебя сейчас тоже туда отведут. — Сказал другой.
— Знаю.
— Кто победил? — Интересовались они.
— Нас разняли. Но думаю, я навешал ему больше. Кстати, а кто ему рассказал про нас с Верой?
— Сама Вера.
— Сука. — Цедил сквозь зубы я. — Тупая сука.
Тогда и появилась нотка ненависти к ней. Я увидел приближающуюся ко мне классную руководительницу. Она шла примерно так же, как и Гриша. «Давай еще и ты ударь меня» — думал я.
— Пошли! — Рявкнула она, подойдя ближе. — Пошли, ну же!
Я, молча пошел за ней, а Рома остался с ними, повествуя, как проходила драка и кто, на самом деле, победил.
Мы зашли в кабинет директора. Там сидел Гриша с ватными тампонами в носу, лицо его было помято, глаза потихоньку заплывали и синели. «Молодец» — мерцало в моей голове. Я плюхнулся рядом с ним и уставился на директрису. Она была добренькой, по словам мамы, но на самом деле она злая стерва. Она только с родителями была добренькая, подлизывалась к ним, чтобы все думали, какая она чудесная. Но я видел ее насквозь, да и она не скрывала, что мы для нее всего лишь кучка дерьма, не больше.
— Ну, для начала, обзвоните их родителей. — Обратилась она к нашей классной руководительнице.
Та послушно пошла заниматься своим излюбленным делом.
— Зачем сразу звонить? — Возмутился я.
Она не ответила, копалась в своих бумагах. Я мысленно распял ее и обкидал навозом. Гриша посмотрел на меня, а затем прошептал:
— Ты предатель.
Я промолчал.
— Как ты мог, урод?
— Заткни пасть. — Не глядя в его сторону, сказал я.
— После школы разберемся! — Сказал он чуть громче.
— Мы уже с тобой во всем разобрались. — С усмешкой сказал я. — Свое лицо, что ли не видел?
— Так. — Начала директриса. — Из-за чего вы подрались?
— Мы не дрались. — Говорю. — Он нападал, а я защищался.
— За что ты на него напал? — Спросила она у Гриши.
Он молчал в тряпочку, и тогда директриса повторила вопрос.
— Да там… — Отнекивался он.
— Из-за чего? — В третий раз повторила она, более грубо.
— Из-за девушки.
— Пф, девушки… — Усмехнулся я.
Она посмотрела на меня, как на выродка. Я ответил ей взаимностью.
— А что он сделал? — Снова кинула она ему вопрос, не отрывая от меня глаз. Мы с ней играли в переглядки.
— Какая разница? — Спросил, наконец, Гриша.
— Я не только директор и учитель, я еще и психолог. — Сказала она.
Никем из перечисленного она не являлась, на самом деле. На бумаге, да. А так, ее призвание было сидеть в булочной лавке, продавать малолеткам сигареты и выпивку. Никакого таланта, никакого умения работать с детьми. Эта школа находились не в надежных руках.
— А ты что скажешь? — Обратилась она ко мне.
— Я ничего не знаю.
— Ну, конечно…
— Ага.
Зашла классная руководительница и сказала, что позвонила родителям, рассказала про этот инцидент. К счастью в школу их не вызвали, так как сильнейших повреждений у нас не было. Директриса попросила меня выйти, и посидеть у кабинета. Хотела поговорить с Гришей наедине. Начиталась психологической муры и устраивает всякое. Я вышел и уселся на диван, стоящий напротив кабинета. Справа от меня сидела за столом секретарша: молодая, привлекательная. Наверное, самая сексуальная в школе. Я разглядывал ее, она тоже изредка поглядывала на меня и мне показалось, что может быть я ей нравлюсь, и она хочет меня. Но это нереально. У меня бурная фантазия и она особенно разыгрывается, когда сидишь в таком месте, как школа.
Через несколько минут Гриша вышел из кабинета, бросил на меня свирепый взгляд и удалился. Из открытого директорского кабинета донесся зов, будто ворона прокаркала:
— Заходи.
Я зашел и сел на свое прежнее место. Стул был очень неудобный, плохо закрепленный и ходил ходуном, казалось, если в нем нормально усесться он рухнет.
— Он мне все рассказал. Все. Ты не по-дружески поступил! — Желчным тоном говорила она.
— Я его другом никогда не считал. — Говорю.
— Ты поступил не по-мужски.
— Правильно, я ребенок.
— Она тебе нравится?
— Нет.
Она ухмыльнулась. «Чего ты улыбаешься?» — подумал я. — «Быстрее заканчивай свою лекцию!»
— Я думаю, ты должен извиниться перед ним.
— За что? — Выговорил я по слогам.
— За все.
— Нет.
— Его родители могут уголовное дело на тебя завести.
— За то, что я защищался? Что он вам наплел? Я просто стоял, и тут на меня налетели с кулаками. Отец учил меня, ударили — бей в нос.
— Не правильно он тебя учил. — Спокойно сказала она. — Все можно решить словами!
— О Господи… Можно я пойду?
— Нет, мы еще не закончили.
И так в течение десяти минут, она убеждала меня в том, что люди должны быть добрее, и мы не должны драться. В общем, эту муть, наверное, слушал каждый нормальный мальчик хоть раз в своей жизни. Я не спорю, люди в наше время озлобленные, но жить мирно почти невозможно. Ты постоянно будешь отхватывать от кого-нибудь либо взбучки, либо что-нибудь другое не менее скотское. Я не говорю, что нужно все время всех бить, огрызаться и так далее, просто хочу сказать, что когда тебя колотят — нужно бить в ответ.
В итоге я сказал ей:
— Да, да, хорошо.
И она меня отпустила. Эта штука «да, да» отлично работает. Ты соглашаешься, а мысленно посылаешь к черту. Хорошо, что я понял эту вещь еще будучи в восьмом классе, а ведь некоторые люди до самой смерти спорят с теми, на кого плевать. Разве слон будет оборачиваться на гавкающую собачку? Едва ли. Вот и вы так же поступайте с такими людьми. Звучит гордо и самовлюбленно, ну а как иначе?

25 глава

Жизнь продолжилась. Я перестал общаться с Верой и Гришей, а они сошлись. Казалось бы: кулисы, занавес, финал. Прямо как в кино — суждено быть вместе. Но не тут-то было. Я все еще ходил на хор, у нас было выступление на площади, посвященной ветеранам Великой Отечественной войны. Мы там пели, рассказывали стихи и дарили цветы старикам, а кто-то с ними даже танцевал. После всего этого, когда все начали разбегаться по домам, я увидел как ко мне приближается Вера.
— Привет. — Сказала она.
— Привет. — Дружелюбно ответил я.
— Слушай, нам нужно поговорить.
— Говори.
— Я все еще люблю тебя. — Легко и просто заявила она.
— А как же Гриша?
— Я просто с ним играюсь.
— Не хорошо поступаешь.
— Я знаю, не хочу его больше мучить.
Я смотрел на нее, осматривал с ног до головы. Она совершенно не нравилась мне, ее волосы, лицо, тело — все вызывало у меня отвращение. Но мне было приятно слышать от нее, что она любит меня. Так и хотелось спросить: «А за что?», но потом я себя одернул, тем самым напомнив себе о том, что я мужчина, а не женщина, которой все интересно про себя. «Может снова с ней связаться?» — пробежало в голове, но я резко отбросил эту дурацкую затею.
— Ну, мне пора. — Говорю.
— Постой, так что? Ты подумаешь насчет этого?
— Чего?
— Ну, ты мне все еще нравишься и…
— У меня есть девушка. — Вдруг сказал я.
В этот момент, я сразу понял, что она спросит: «кто она?». В голове за секунду перебралось куча вариантов ответа на этот вопрос, но она оборвала мысль.
— Кто она?
— Она.… Не отсюда…
— А откуда?
— В другом конце города живет. Ты ее не знаешь.
— Давно вы вместе? — Любопытствовала она.
— Все, мне пора. — Прервал я ее.
— Ты ее любишь? — Продолжала она.
Я кивнул, развернулся и поспешно затоптал в сторону дома. По дороге слился с группкой ветеранов, они были в таких стареньких, скромных пиджаках, зато какие медали на них висели. Красота, да и только. Я быстро их обогнал и услышал, что какая-то бабушка, что-то говорила мне вслед.
— Наша страна в ваших руках, молодой человек!
Наверное, она хотела сказать, что я и другие молодые ребята — новое поколение, и мы в будущем будем защищать страну. Война может еще и будет, но вот защищать мне точно нечего, только если свое семейство. Хотя, как мне кажется, скорее они меня будут защищать, нежели я их. И вообще почему человек рождается уже будучи должником? «Ты должен, ты будешь» — говорят нам. С самого рождения вешают долги на наше будущее. Разве мы обязаны этой стране в чем-то? Разве мы должны президенту и другим политикам? Обязаны защищать их задницы? Черта с два! Я вообще ни о чем никого не просил! Я не просил строить города, не просил заполонять этот мир всяким дерьмом.

26 глава

На следующий день о моей псевдо-девушке знали все, кто со мной общался. Все расспрашивали меня о «ней». Пришлось каждому врать.
И так продолжалось до конца года, они думали, что у меня есть девушка. Зато была неплохая отговорка, когда я не выходил гулять, потом говорил друзьям, что ездил к «ней». Самое интересное, что все вокруг, мне кажется, верили в мое вранье. Ни один не сказал: «Да ты врешь. Не верю!». Я осознал, что людей одурачить очень легко и, причем всех, без исключения. Даже самого профессионального обманщика можно облапошить, главное правдоподобно преподнести ложь и спокойно себя вести.
Мне рассказывали, что Вера очень бесится из-за того, что у меня есть девушка, мол, хочет убить ее, задушить и прочее. Я глядел на нее и думал: «Да уж, лучше быть одному, чем с такой тупицей, как она».

Когда мне выставили годовые оценки, я удивился тому, что они были сносными. Не было двоек и всего пять удовлетворительных оценок. Мама не была в восторге от этого, но и не ругала меня, а это главное. На остальное плевать.

Лето, было скучным, за исключением пары недель, когда я поехал к бабушке в Польшу. Там я часто проводил время со своим племянником, который старше меня на четыре года. Так уж получилось.
Мы частенько выпивали пиво, виски, водку, и в эти моменты мне было хорошо. Я понял, что алкоголь — это единственное, что меня по-настоящему веселит. Я составил список: «зачем я хочу стать взрослым»:
1) Буду безнаказанно пить.
2) Буду заниматься сексом.
3) Буду жить один.
4) Стану симпатичнее.
5) У меня появится борода.
Все лето я ждал, что встречу какую-нибудь девчонку, в которую безумно влюблюсь, и мы будем вместе жить долго и счастливо. Мне хотелось любви, ласки. Я нуждался в гармонии и в счастье, думал, что если с Верой мне было неплохо, то с той, в кого я влюблюсь будет шикарно.
Когда я ездил в незнакомые места, заранее представлял всю обстановку, и выдумывал, что там будет какая-то девушка, мы переглянемся с ней, потом заговорим, она сразу даст мне понять, что я ей нравлюсь, а потом мы будем целоваться, бегать по полям и радоваться жизни, как в этих дурацких, слащавых фильмах. Но по прибытию в пункт назначения оказывалось все намного скучнее, чем в моем воображении. Так всегда. Девушек там никогда не было, ни маленьких, ни уродливых, никаких вообще. Я расстраивался и злился, думал: «Придурок, думаешь об этом, поэтому и не сбывается ничего». Наверное, так оно и было. Не стоит мечтать о будущем, потому что тогда ваши мечты точно не сбудутся. Жизнь — хитрая штука, она не даст вам почувствовать себя провидцем. Но мне было слишком скучно жить в настоящем, и я все время мечтал о будущем.

В августе, я увидел Тимона за одной книжкой, которая называлась «Восемь колец». Она была не очень толстой, и он ее быстро прочел.
— Что за книга? Про что? — Спросил я.
— Дурацкая книга. Про одного парня. — «Развернуто» ответил он.
У Тимона было на все свое мнение, он не шел за толпой и почти всех ненавидел. Я подражал ему во всем: слушал ту же музыку, смотрел те же передачи. Тимон был моим идеалом для подражания, а он был только рад стараться.
— Она твоя? — Спросил я.
— Нет, Вовы.
Это был его лучший друг, с которым он учился в школе.
— М. — Сказал я и ушел.
Через неделю, мы с Тимоном и этим Вовой вышли гулять, они вообще не часто меня брали, но я с ними отлично ладил. Общались мы наравне, я часто шутил, а они смеялись.
Когда мы нагулялись, то решили пойти посидеть на детской площадке. Сели на лавочку, достали семечки и стали лузгать их. Я смотрел на маленьких деток, на то, как они носятся туда-сюда по всей площадке. В их глазах была радость, заинтересованность и игривость. Некоторые дети дрались друг с другом, кто-то просто бегал, спотыкаясь об каждый камешек. Ни один родитель не обращал на них внимания. Меня это удивляло. А еще к нам сразу подлетели голуби-попрошайки, они окружили нас. Я отгонял их, но они прилетали снова.
— Чертовы голуби! — Возмутился я. — Достали уже.
— Голодные. — Спокойно сказал Вова, сплевывая кожурой от семечек.
— Смотри на этих родителей. — Переключился я с голубей. — Их дети носятся, ломают черепа, а им все равно! Сидят! Да им плевать на своих детей!
— Ага. — Согласился брат.
— У-у смотри у того мальчика такая смешная мордаха, он похож на слона. — Показывая пальцем на маленького мальчика, говорил я.
— Слушай, ты похож на Рика Модвича. — Заметил Вова.
— Это кто?
— Это главный герой книги «Восемь колец».
— И чем же я похож на него?
— Так же всех обсуждаешь и ненавидишь. — Цедил сквозь зубы он.
Вы бы видели его рот и то, как он ловко очищает семечки, без помощи рук. И все-таки есть хоть какой-нибудь толк в кривых зубах.
— Хм, интересно. У тебя есть эта книга? — Спросил я, заранее зная, что у него она есть.
— Да, хочешь дам?
— Да, я сегодня зайду за ней, ладно?
— Хорошо.
— Дурацкий рассказ. — Встрял брат. — Тебе не стоит читать.
— Почему? — Возмутился Вова. — Чем раньше он начнет читать такие книги, тем лучше.
— Может, ты и прав. — Говорил он, недовольно глядя в небо. — На самом деле, он и вправду похож на тебя.
Это меня невероятно заинтересовало. Я поймал себя на мысли: больше всего на свете меня интересует моя собственная персона.
После прогулки, я зашел за книгой и пошел домой.
Я читал ее до поздней ночи, пока мама не велела ложиться спать. Книга была про парня по имени Рик, который поступил в университет. Он съехал от родителей и его жизнь в корне изменилась, начал писать рассказы по вечерам, университет часто прогуливал, так как ему не нравилось там учиться. Институт выпускал всяких бухгалтеров, юристов и других подстилок.
Вскоре он начал много пить, знакомиться с соседскими девочками, заниматься с ними сексом и так далее. Рик был одинок, часто по вечерам размышлял о жизни, не только о своей, но и всего человечества. Ни друзей, ни постоянной подруги, ни нормальных отношений с родителями. Он общался с ними только тогда, когда они ему звонили. Ему и не хотелось всего этого, его устраивала затворническая жизнь: пить, заниматься сексом и писать рассказы. Вот так всю книгу, только он там много вспоминает про свое детство и школу, а в конце его вышвыривают из университета, родители об этом узнают и отправляют его в лечебницу.
Я прочел ее за три дня. Эта книга оказала огромное впечатление на меня, прочитав все до конца, я долго сидел и глядел вникуда, просто думал. Мне в голову пришла мысль, что я не один с такими странными, на мой взгляд, мыслями. Конечно, закончил он не очень хорошо, но для меня это было не важно, меня грело то, что есть и другие люди, и наши мысли схожи. Рик стал моим любимым героем, но я не хотел бы с ним встретиться в реальной жизни или поговорить. Наше с ним призвание — быть одиночками.
Когда я захлопнул книгу, сделалось тоскливо. Когда ты дочитываешь книгу, на душе такое чувство, будто ты что-то потерял, нечто очень значимое для тебя. Я понял то, что если книга сильно нравится тебе, не стоит ее быстро читать. Смакуй ею. Конечно, можно перечитывать еще раз и еще раз, но ощущение будет не таким, как в первый раз, сами знаете.
Я понимал, что от этой книги, рано или поздно я отойду, впечатления угаснут, и появится другая, не менее близкая для меня. Но я не мог отделаться от чувства, что я тоже так могу писать, такие же рассказы. Я начал иначе мыслить. Каждое действие людей фильтровал и клал на страницы своей мысленной книги.

Мне вдруг захотелось в школу. Я почувствовал, что изменился и теперь, мне будет легче сидеть на уроках, отвечать, общаться с друзьями и девчонками. Всеми силами я пытался погасить это желание вернуться в школу. Словно два человека спорили во мне. Один говорил: «Он снова возненавидит ее, как только зайдет внутрь!», а другой говорил: «Нет, он изменился и будет вести себя, и думать иначе!», я надеялся, что «второй» говорит правду.

9 класс

«Хочу быть дерматологом»

27 глава

У меня случился гормональный всплеск. Эту главу можно назвать «Начало». Вы спросите: «начало чего?». Отвечаю: моей главной проблемы. Мои гормоны не переставали воздействовать на сальные железы лица. Я стал замечать жирность кожи и черные точки, которые вскоре превращались в гнойные прыщи. Выдавливая их, оставались красные окровавленные дырки. Я рассказал о своей проблеме родителям, они сказали, что это нормально, потому что я подросток, и у всех подростков появляются прыщи. Но это было не совсем правдой, потому что у моих одноклассников вовсе их не было. Если только один, максимум два на лице и все. А я буквально за несколько недель приобрел более десяти прыщей на лице. Этот гной меня добивал. Я давил их, с ненавистью и злостью.
Школьные проблемы сместились на задний план. Оба «человека», которые летом спорили во мне между собой, заткнулись или вообще сдохли.
Я сидел на уроках и надеялся, что мои прыщики не видны окружающим, но Рома разгромил мои надежды в пух и прах.
— Ух, ну ничего себе у тебя прыщ! — С омерзением сказал он.
— Где? — Спросил я.
Мне стало очень скверно в этот момент, я чувствовал, что краснею, и все тело начинает чесаться.
— Вот, на шее!
Я отпросился выйти и быстрым шагом пошел в туалет, зашел и стал разглядывать в зеркале свою шею, в поисках того самого гнойника. И вот он, сразу попался на мой взор. «Ах ты, гад!» — подумал я. У меня было неутолимое желание его выдавить, но я не мог. Понимал, что это не гигиенично. В итоге, весь оставшийся день, пытался его всячески прикрывать, и мечтал поскорее придти домой, выдавить его к черту. Рома, тем временем, не затыкался.
— Да выдави ты его!
— Заткнись! — Злобно отвечал я. — Домой приду и выдавлю.
Я ненавидел его в тот момент, хотя понимал, что на его месте, возможно, поступал бы так же.
Мама купила мне разные мази, и мне приходилось регулярно обмазываться ими. Я стал одержимым своим лицом. Мало того, что мне не нравилась в целом моя мордаха, так еще и прыщи вылезли. К счастью, в школе, никто кроме Ромы меня не задевал по поводу этого. Он заметил этот выдавленный прыщ на следующий день.
— Ну-ка! — Сказал он, осматривая мою шею. — Выдавил! Наконец-то.
Я промолчал и посмотрел на него недоброхотным взглядом. Вдруг к нам с Ромой подошел Гриша, со словами:
— Парни, может, хватит? Давайте снова дружить, а то мне те придурки надоели. — Говорил он, показывая большим пальцем куда-то назад, за спину.
Он дружил с неудачниками из нашего класса, которых все недолюбливали. От них воняло, они нюхали клей, дышали газом от зажигалок и получали от этого кайф. Токсикоманы хреновы. Ходил слух, что про эту штуку им рассказала уборщица. Как и зачем она это сделала, не знаю.
Рома посмотрел на меня дипломатическим взглядом, а я на него.
— А что случилось? — Начал я, расправляя плечи.
— Еще я с Верой расстался. — Добавил Гриша.
— Чего это?
— Она сказала, что не может со мной встречаться. Да и мне она надоела.
«Врун» — подумал я. — «Я-то знаю, что ты будешь любить ее до скончания века». Злобы я к нему не испытывал, наоборот, какое-то сострадание. Все-таки зря я тогда заварил всю эту кашу, да и поступил, как свинья. Друга променял на девчонку, причем на страшную. Какой бы там друг ни был, нельзя его менять на девчонку.
Я молча протянул ему правую руку и посмотрел в его зеленые глаза. Его это удивило, но он не растерялся и пожал мою руку.
— Прости. — Сказал я.
— Давай забудем об этом? — Предложил он.
— Согласен.
Они с Ромой так же пожали друг другу руки, и с этого момента Гриша был принят в нашу компанию. Мы дружили и с еще одним парнем. Его звали Вадим, он был спортсменом, выступал на международном уровне и в школе бывал не часто. Мы его редко видели. Ему рисовали четверки и пятерки, только за то, что он выступал иногда за нашу школу. Я завидовал ему. Казалось, у парня замечательная жизнь. Он был красив, накачен, силен и родители были богатыми. Девочки в классе даже и не мечтали о нем. Он для них был недоступным, как кинозвезда. На втором месте был Гриша — тоже всем нравился. А я нравился только Вере, и то ее любовь ко мне, вероятно, гасла. Не знаю, кто был влюблен в Рому, но я понимал, что в будущем он будет популярен среди девушек. Многие любят таких громил, как он.
— Слушайте. — Сказал нам Гриша. — У меня сегодня квартира свободная. Придете с ночевкой?
— О, круто! — Сказал Рома. — Если мама отпустит — приду!
— А ты, Август?
Мне очень хотелось пойти к нему домой, да еще и с ночевкой, но я на девяносто девять процентов был уверен в том, что мама меня не отпустит.
— Я тоже попытаюсь отпроситься. — Вскользь сказал я.
— У меня дома бутылка водки есть, можем выпить ее. — Рекламировал Гриша. — Ну и еще докупим всего, пацаны принесут! Девчонок позовем.
В моей голове сразу вспыхнуло все это, я представил, как там будет весело, да еще и с девчонками.
— Слушай, только тех неудачников не зови! — Предупредил его Рома.
— Не! Я только нормальных ребят буду звать. — Гордо заявил Гриша.
Мы договорились, что подойдем к его дому к шести часам. Он жил на пятом этаже, его дом стоял недалеко от моего.
Придя домой, я стал дожидаться мамы с работы. Хотел попытать удачу, вдруг повезло бы, и она разрешила. И когда она пришла, я сразу же сел с ней за стол. Она кушала суп, а я медленно тянул чай.
— Мам. — Неуверенно выдавил я из себя. — Мой друг Гриша, зовет к себе домой сегодня.
— Кто это?
— Ну, мой одноклассник.
— А в честь чего?
— Просто так…
— Во сколько?
— В шесть.
— Родители дома будут?
— Да. — Слукавил я.
— Ну, пойди ненадолго.
Полдела было сделано, оставалось спросить самое главное.
— А можно с ночевкой? Он меня с ночевкой зовет.
— С ночевкой?! — Язвительно спросила она, и тут же добавила. — Нет! Это даже не оговаривается.
— Ну, мама… — Уговаривал я.
— Нет! На два часа, не больше! Или вообще не пойдешь!
Я промолчал, меня перебирала ярость и злость. Понятное дело она волновалась, но я очень сочувствовал самому себе в том, что моя мама такая помешанная и мнительная.
Время подошло к шести часам. Я оделся, сделал немного геля на голову и собрался выходить.
— Август. — Окликнула меня мама.
— Что? — Высовывая голову из-за стенки, спросил я.
— Два часа и домой!
— Ладно.
На улице было сыро и холодно, даже моя замшевая куртка не спасала меня от трясучки. К счастью идти нужно было недолго. Я проходил мимо детских площадок, смотрел на то, как резвились счастливые дети. Их лица были такими безмятежными. Почему я никогда не был таким? А может быть и был, ведь ребенку для счастья многого не надо. Я зашел в подъезд, поднялся на пятый этаж и позвонил в дверь. На лестничной площадке воняло дохлыми крысами, а дверь никто не открывал. Тогда я позвонил еще раз, подольше зажимая звонок. Терпеть эту вонь было трудно, она пронизывалась в сдавленные пальцами ноздри. Наконец дверь отварили. Это был Рома.
— Оо, Заходи!
В квартире было уже человек шесть. Два парня из класса, другие два из параллельного, Вера и ее подруга-одноклассница. На всю квартиру играла, какая-то дурацкая музыка. Колонки от компьютера не могли нормально передать звучание, но не это было главной проблемой, а сама музыка. Она была ужасна, но всем, по-видимому, нравилась до одури. Я поздоровался со всеми и уселся в кресло.
Ко мне подошел Гриша и заорал на ухо:
— Пить будешь?
— Я ненадолго пришел. — Отвечал ему я. — Часа на два, мне потом кое-куда поехать надо.
— Это отстой. Ну, выпей хотя бы стаканчик!
Такое ощущение было, как будто я находился в дешевом ночном клубе. Музыка дубасила по мозгам, взрывая сосуды.
— Сделай тише! — Орал я ему.
— Зачем?
— Я ничего не слышу!
Он куда-то ушел, а затем вернулся уже со стаканом водки, перемешанной с апельсиновым соком.
— На вот, выпей!
Я принял стакан и осушил горло, одним махом. Мне сразу дало в голову, затем через пару секунд отпустило.
— Еще будешь? — Кричал он.
— Давай!
Никогда не понимал этих гусей, которые вечно всем предлагают выпивку. Что им от этого будет? Он принес мне стакан, наполненный до краев водкой. В этот раз он совсем чуть-чуть смешал ее с соком. Я взял стакан и посмотрел на содержимое в нем. Впереди меня ждало два часа веселья. Я мысленно подсчитывал время, за сколько отрезвею, думал, чем буду сбивать запах и что скажу маме, если та унюхает. Я примерно составил всю эту картину, а затем принялся за водку с соком. Прикончил ее с двух глотков.
— Хо-хо-хо! Вы видели? — Кричал Гриша от восторга. — Он этот стакан прикончил за два глотка!
— Красавец! — Закричал Рома, влетая в комнату, он был уже порядочно пьян.
— Когда он успел? — Спросил я у Гриши.
— Они все пришли в пять часов. До тебя я не смог дозвониться. — Сказал он.
У меня был старый телефон Моторола, который плохо ловил связь. К моему удивлению на него могла только мама дозвониться без проблем.
Я поднялся и пошел в ванную комнату, чтобы помыть руки. Опьянения я совсем не чувствовал. После того, как тщательно вымыл руки, мне в голову, наконец, ударил алкоголь. Я буквально выпал из ванной комнаты, подполз к стене, оперся на нее и стал просто сидеть. «Ну, ничего себе мне в голову дало!» — Совершенно адекватно думал я. — «Надо бы встать!» Я поднялся с пола и зашел в комнату, где барабанила музыка.
— Ты как? — С глупым выражением лица спросил у меня Рома.
Я промолчал, подошел к колонкам и убрал звук до нуля. Все сразу начали возмущаться, но я их потушил:
— Заткните свои пасти! — Заорал я, качаясь на ногах. — Я уже оглох от этой дерьмовой музыки!
Все взорвались смехом. Мне это понравилось.
— Август, дружище, я люблю тебя! — Завопил Рома и обнял меня.
— Я тоже тебя люблю.
Время шло одновременно быстро и медленно. Алкоголь многое меняет. Все становится проще. Через полчаса моя Моторола завибрировала, на экране вибрирующего телефона высвечивалось: «Мама».
— Тсс, тихо! — Заорал я. — Мама звонит!
Все сразу замолчали, я собрал всю трезвость, что была во мне и попытался вложить в этот телефонный разговор. Уйдя на кухню, я поднял трубку.
— Да, мама? — Я старался правильно произносить все слова.
— Что делаете?
— Да так, ничего, болтаем.
— Через полтора часа домой.
— Угу.
— Ну ладно, давай.
— Пока, мама.
Я положил трубку и вернулся. Все снова начали галдеть. Мое боковое зрение начало советовать мне повернутся направо. Там сидела Вера, она зазывала к себе, я подошел, уселся рядом и уставился вперед. Сквозь опьяненный рассудок, я понимал, что с ней не стоит даже разговаривать. Она обняла меня, а затем попробовала поцеловать, но я вырвался и отпрянул назад, с возмущенным выражением лица. Вдруг в дверь кто-то позвонил.
— Ты кого-то ждешь? — Спросил один из парней.
— Да вроде нет. — Сказал Гриша и пошел к двери.
Он посмотрел в глазок, затем вернулся.
— Там мой сосед стоит.
В дверь позвонили снова, и раздался голос: «Я знаю вы там! Открывайте!»
— Ну, открой ему. — Сказал я.
Тот послушно пошел открывать. Между ними начался напряженный диалог. Сосед угрожал ему, говорил, что если мы не замолчим, он придет снова и всех изобьет. Мне что-то взбрело в голову, я встал и подошел к ним. Ни страха, ни логики, ничего у меня не было в тот момент.
— Тебя что-то не устраивает, мужик? — Сказал я.
Гриша, начал потихоньку отодвигать меня рукой назад.
— Мы все поняли, будем тише. — Сказал он соседу.
Но тому уже было все равно, ему не понравился мой тон, и он переключился с него на меня. Видимо он тоже был подшофе. Видок у него был, как у бомжа.
— Да не устраивает! — Гаркнул он. — Заткнитесь там!
— А не то, что будет? — Дерзко отвечал я.
— Ладно, Август, хватит, зайди в дом. — Говорил мне Гриша.
— А? Что будет? — Не успокаивался я.
— Череп проломлю! — Рявкнул сосед.
Я оттолкнул Гришу, вышел на лестничную площадку, где стоял сосед. Там все еще воняло, но с добавкой перегара от мужика. Мы встали друг к другу лбами, и я сказал:
— Проваливай!
Гриша держал меня за руку и тянул назад. Мужик попытался меня ударить, я увернулся, его кулак пролетел прямо над моей головой. Выхватив свою руку, я мигом вмял кулак в морду соседа, со всей силы. Тот отлетел на метр назад и схватился за глаз.
— Вали отсюда! — Заорал я.
В следующую секунду мне по голове прилетело два мощнейших удара от этого соседа. Ему было лет сорок пять, он был выше меня на голову. Я тут же свалился и отрубился. Алкоголь, плюс хорошая взбучка, равно сто процентный нокаут.
Когда я очнулся, первым делом потрогал голову. Там была шишка, прямо около виска, к счастью, по лицу он меня не ударил. Вторым делом я посмотрел на экран Моторолы, проверил сколько времени. В моем распоряжении оставалось сорок минут, итого в отключке я пробыл где-то полчаса. Третьим делом, я осмотрел местность, то была комната Гриши. Пустая спальня, и я на родительской кровати. Слева от меня, на простынке располагалась чья-то рвота. Четвертым делом я определил состояние рта, понял, что рвота моя.
— Гриша… — Измученно крикнул я.
Ответа не последовало, тогда я поднялся и пошел к ним сам. Там продолжал стоять галдеж. Я зашел в ванную и прополоскал рот.
— Как ты? — В дверях ванной комнаты стояла Вера. — Болит голова?
Я кинул взгляд на ее уродливое лицо. Как она могла мне нравиться? Как она могла хоть немного меня возбуждать? Помада размазана на половину морды, тушь тоже, волосы сальные, брови почти все выщипаны. Куда смотрели ее родители — не знаю. Для парня быть уродом еще не так ужасно, а вот для девушки — настоящая проблема. Наверное, уродкам приходится хуже всех. Вы только представьте, сколько в них ненависти и обиды. Они желают смерти всем женщинам, кто красивее, чем они. Многие будут отрицать это, но это будет ложью. Я убежден. Женщины как будто сговорились друг с другом. С самого их зарождения они все заодно. У мужчин такой духовной дружбы нет.
Она была пьяна. С пьяными девушками можно делать все, что захочешь. Бери — не хочу.
— Убирайся. — Сказал я ей. — Ты пьяна.
— Ты тоже… — Жалобно сказала она.
— И притом, — я отодвинул ее в сторону и вышел из ванной, — ты отвратительна.
Я зашел в комнату, где все околачивались.
— О, вернулся! — Радостно заорал Гриша. — Как ты?
— Я кровать там заблевал. — Сказал я, потирая глаз.
— Вот черт!
Он вскочил и, сломя голову, побежал в спальню. Через несколько секунд оттуда послышалось: «Твою мать!». Я засмеялся.
— Голова болит? — Еле выговаривая слова, спросил Рома.
— Да. Я бы убил его, будь трезв.
— Ну, ты и так молодец. — Сказала единственная девчонка среди парней. — А где Вера?
— Не знаю.
В комнату примчался Гриша. Он сунул мне в руки тряпку и велел убрать рвоту с родительской кровати.
Когда я снова увидел эту гадость, меня опять стошнило. На полной скорости я понесся в туалет, чтобы выблевать все до конца, но он оказался закрытым. Я стал барабанить по двери, там была Вера. Срала она там или блевала, понятия не имею, за дверью был молчок. И тогда, я выпустил струю рвоты прямо на дверь. Жидкая блевотина стекалась по двери. Мне хотелось блевать снова и снова, но запасы кончились.
Люди, сидящие в комнате это услышали и сразу же зашевелились. Я скатился по стене, в предобморочном состоянии.
— Господи, Боже мой! — Заорал Гриша, увидев все это.
Позади него стояли Рома и еще один парень. После Гришиного восклицания, к туалету сбежались все, кто сидел в комнате. Они загоготали, задыхались от смеха. Дверь туалета распахнулась и оттуда вышла недовольная и убитая горем Вера. Она поспешно закрыла дверь, но я все равно уловил туалетный запах. «И все-таки она там срала» — Сделал я заключение. От новоиспеченной вони меня скрутило еще сильнее и тут я понял: «Нужно уходить из этого зверинца».
— Что случилось? — Спросила Вера. Затем она увидела рвоту и поспешно добавила. — Ой, фу!
Я поднялся, зашел в ванную и повторно прополоскал рот. Когда я вышел, на меня смотрело, как минимум двенадцать глаз.
— Какая гадость. — Воскликнула Вера, глядя на меня.
Она потихоньку начинала ненавидеть меня, пыталась поддеть и унизить.
— Гадость это твое дерьмо, которое ты только что высрала в туалете, а это простая рвота. — Злобно ответил я, а затем добавил — Я отваливаю.
— Сначала убери все! — Воскликнул Гриша.
— Ладно.
У меня оставалось еще двадцать пять минут. Я убрал там, где нагадил и ушел прочь.
На улице было уже темно, но домой пока не следовало идти, ведь я все еще был пьян, да и изо рта воняло пойлом и рвотой. Тогда мне пришлось сходить в магазин и купить две пачки жвачек. Одну я сразу высыпал себе в рот, а другую оставил на потом. Мне ничего не оставалось, кроме как сесть на лавку и выжидать эти двадцать минут. Настроение было наипаршивейшее. И не из-за того, что я облевал Гришину квартиру, на это мне почему-то было плевать. А думал я о том, что скучно живется на этой Земле. Изо дня в день одно и то же: ходить в школу, заниматься бестолковой ерундой дома, выслушивать маму, выходить гулять со своими тупоголовыми друзьями, а через два часа уходить. Я не мог им признаться в том, что мама меня не отпускает гулять больше двух часов. Мне казалось, что это смешно и позорно. Они-то гуляли аж до десяти.
Мне безумно захотелось выкурить сигарету, а еще больше выпить, но ни того, ни другого я делать не мог. Мне оставалось только сидеть дальше и расплющиваться от абсурдных мыслей и идей.
Меньше всего на свете мне хотелось идти домой, однако пришлось.
Я ехал в лифте, обнюхивая руки и одежду. Ставил, как всегда, перед ртом ладонь, дышал в нее, и принюхивался. Изо рта пахло жвачкой. Проблема была в том, что я не совсем отрезвел, перед глазами все еще расплывалось.
Я позвонил в дверь, отец открыл и ушел в свою комнату. Пока я раздевался в коридор пришла мама.
— Ну-ка, дыхни. — Недоверчиво сказала она.
В этот момент, Земля словно прекратила свое вращение ради одного меня. Мурашки засыпали мое тело, и сердце стало колотиться быстрее в пять раз. «Давай, дыхни» — подбадривал я себя, — «Там пахнет жвачкой». Я подошел к ней и слабенько дыхнул ей в нос.
— Нет. — Сказала она. — Получше дыхни.
«Да чтоб тебя!» — подумал я и дыхнул еще раз, чуть сильнее. Она цыкнула, решила взять все в свои руки, залезла своим носом прямо мне в глотку, вынюхала там все и высунула.
— Ты пил! — Выпалила она.
— Нет.
— Ты пил, я же чувствую!
— Да не пил я!
— Ах ты сука! — Завопила она.
Она стала бить меня. Я прикрывался руками, но удары у нее были сильные, она целилась прямо в голову, и каждый ее удар, сотрясал мои крошечные мозги. Я слышал звон, затем видел искры в глазах. Удары продолжали лететь в меня, пока отец не вышел из комнаты и не оттащил ее.
— Что случилось? — Спросил он.
— Понюхай его! — Заорала она.
Мать перевоплотилась в красное чудовище, из ее рта вылетали слюни, в глазах было безумие. Хоть я и был виноват, в тот момент я знать ее не желал, настолько она опротивела мне.
— Я не пил! — Повторил я.
— Заткнись! — Продолжала орать на меня она. — Заткнись!
Отец стоял неподвижно и смотрел на меня. Взгляд его был не злым и не добрым, скорее умоляющим. Ему было плевать на мои и мамины мелкие проблемы, он просто хотел спокойствия и придумал гениальную мысль:
— Слушай, ну он же говорит, что не пил. — Сказал он маме.
— Я что не чувствую?! — Визжала она.
— Что ты пил? — Спросил он у меня.
— Сок, воду, чай.
— Поехали в полицию. — Сказал он мне. — Проверим тебя на алкотестер.
— Да! — Ядовито сказала мама. — Вези его! Пусть проверят.
Отец надел туфли, куртку, и мы с ним спустились вниз к машине. Он завел ее, и мы тронулся с места.
— Что ты пил? — Спокойно спросил он у меня.
— Ничего, па.
— Слушай, я не повезу тебя в полицию. Просто скажи мне, что ты пил.
— Водку с соком.
— Ого. — Усмехнулся он. — Крепко.
— Ты не расскажешь маме?
— Чем меньше она будет знать, тем крепче будет спать. Не будем ее тревожить.
— Это верно.
Он помолчал немного, а затем сказал:
— Слушай, тебе не стоит пить. Я понимаю, сейчас все пьют и курят, но ты ведь другой. Попробуй от них отличиться, а?
Передо мной встало два выбора: сказать ему: «Хорошо папа» или начать изливать душу, рассказывая о том, как паршиво мне живется и как все вокруг надоело. В итоге, я выбрал первый вариант. Все-таки это был мой отец, а не лучший друг. По отношению к нему действовал тот же принцип: «меньше знаешь, крепче спишь».
Мы еще немного покатались, а затем вернулись домой. Отец сказал ей, что меня проверили, и я оказался чист. Она, наконец-то успокоилась, но даже и не думала передо мной извиниться. Не знаю по каким принципам она жила, может быть по: «Больше получает, лучше живет»?
Этот вечер надолго мне запомнился. Голова трещала по швам, особенно на следующее утро.

28 глава

Самым моим ненавистным уроком стала алгебра. У нас поменялась учительница. До этой была та еще стерва, которая меня ненавидела, запугивала всех и раскидывалась двойками. Но эта была еще хуже. Она ко всему прочему была отвратительной особой и от нее воняло, причем изо всех дыр, которые виднелись. Я называл ее голубица — очень напоминала мне говорящую, жирную птицу. Она ненавидела меня больше, чем та, старая. Ей Богу, не знаю за что меня все учителя так ненавидели. Наверное, все дело в моем взгляде. Если я человека ненавижу, буду смотреть на него, как на кучу навоза, причем, совершенно непроизвольно, сам того не замечая.
По средам первым уроком была алгебра, два урока подряд. Этот день я ненавидел особенно сильно.
Кабинет математики находился на четвертом этаже. Я поднимался по лестнице и прозвенел звонок на урок, я немного ускорился, потому что на ЭТОТ урок лучше не опаздывать. Но я все же немного опоздал, дверь кабинета была уже заперта. Я постучал в нее и открыл.
— Здравствуйте, можно войти? — Запыханно спросил я.
Она посмотрела на меня так, словно я сломал ее любимую линейку и кинул обломки ей в лицо. Ужасно грозный взгляд.
— Нет, нельзя! — Злостно буркнула учительница.
Знаете, будь моя воля, я послал бы ее куда подальше, хлопнул, что есть сила, дверью и ушел бы прочь. Но моей воли здесь не было. Если бы я так сделал, она пошла бы к директору, та сразу вызвала бы мою маму, ну а дальше вы знаете, что будет. Единственное, что меня держит на плаву в этот шторм, так это моя мама. Я делаю все в первую очередь для нее, а уж потом для себя. Так уж я устроен. Я бы даже в школу не ходил, будь моя воля. Гнилое место. И я говорю не про определенную школу, а про все в мире. Я уверен, что такое скотство абсолютно везде!
— Почему нельзя? — С притворным интересом спросил я.
Она помолчала минуты три и, наконец, соизволила ответить:
— Потому, что ты опоздал!
— Я опоздал на сорок секунд, максимум!
В классе пару ребят стали хихикать, а учительница еще больше рассвирепела. Она смотрела на класс и, кажется, не знала, что делать. Понимала, что просто напросто придралась ко мне.
— Ну, так? — Переспросил я.
— Ой, садись уже! — Пренебрежительно разрешила она.
Я прошел на свое место, достал принадлежности и плюхнулся на стул.
— Итак, записываем! Классная работа! Тема урока: «Тригонометрия! Косинус и синус!» — Проорала она классу.
Мне записывать вовсе не хотелось, и я делал вид, будто копаюсь в своем рюкзаке.
— Ты почему не пишешь?!
Я почувствовал, что кто-то стоит рядом со мной, вплотную. Подняв голову, я увидел перед собой разъяренную голубицу.
— Мне просто… — Попытался оправдаться я.
— Почему ты не пишешь, я еще раз спрашиваю!? — Ввертела она.
Мне не понравился ее тон. Я еле сдерживал себя, чтобы не схватить ее и выкинуть в окно. Но вместо этого я сделал другое, сказал чушь:
— Эмм, понимаете, я разработал новый способ! При помощи него я могу вас понять, представляете? Если просто сидеть и слушать, то все становится более или менее понятным! — Сказал я на полном серьезе.
— Хватит дурачиться, или вылетишь отсюда!
— Хорошо-хорошо, только придется снова ничего не понимать. — Расстроенным голосом сказал я, вытаскивая ручку из пенала.
— Идиот… — Сказала она, уходя к доске.
Когда я это услышал, внутри меня все перевернулось. «Единственная женщина, чье дерьмо я проглатываю — это мама, остальных я в гробу видал» — подумал я.
— Сука. — Кинул я в ответ, не столь громко.
— Что ты сказал?!
— А вы что сказали?
— Быстро, вышел из класса! И больше не приходи на мои уроки!
Я сидел неподвижно и смотрел на нее убийственным взглядом. Она понеслась на меня, затем схватила за шиворот и стала вытягивать из-за парты. В классе все дети взорвались от смеха.
— О нет, а как же птичий грипп! — Кричал я, пытаясь вырваться из ее лап.
— Убирайся к чертовой матери! — Орала она.
Я резко встал с места, а она покосилась назад, но дети ее, к сожалению поймали. Мигом закинув все вещи в портфель, я вышел из кабинета, хлопнув дверью. Она вышла следом и проорала мне прямо в лицо:
— Не смей больше приходить на мои уроки, ублюдок! — В следующую секунду, она поняла, что назвала меня неподобающим для учителя словом, оскорбила мою мать, и меня ужасным образом, но вместо того, чтобы извиниться она захлопнула дверь прямо перед моим носом.
От злости я пнул по двери, и моя нога вмялась в нее. Я проломил эту картонку, почти насквозь. Затем открыл дверь и сказал:
— А это, за ублюдка!
И захлопнул ее снова.

Она никому ничего не рассказала, ну а я продолжил посещать ее уроки. Голубица понимала, если расскажет про все это, то и я все расскажу. Ее бы точно уволили. Тем более столько свидетелей, которые ненавидят ее больше, чем меня.
Но самое ужасное и унизительное произошло позже. Моя мама решила снова нанять мне репетитора по алгебре, и она пришла к ней. Сколько я ее ни отговаривал, она все равно туда пошла. Причем на тет-а-тет. Для той это был подарок свыше, она рассказала маме такое, чего я даже не делал. По ее словам, я был просто извергом, гадом в высшей степени этого слова. После всей этой лекции «ваш сын полный говнюк», она отказала моей маме в сотрудничестве. Та пришла домой с разъяренным лицом. Она орала, била меня, обзывала, отрекалась — все по стандарту. И заключением было: «Гулять не будешь, к телевизору, компьютеру, телефону — не подойдешь». Так было всегда. И каждый раз мне приходилось с ней мириться и подлизываться, дабы она «простила» меня. Но, на самом деле, мне плевать было на ее прощение. Мне необходимо было то, чего она меня лишала. Я хотел хотя бы эту, малую часть своей жизни вернуть. Ведь без этого я вел жизнь не интереснее, чем у планктона. Почти в каждой ссоре, разногласие и выносе мозга была виной школа и все то, что связанно с этой дырой. Все беды были из-за нее. Ядовитая смесь: строжайшая мама и контуженые учителя, которые так и норовят рассказать родителям, какой их ребенок гад.
Я собирался отомстить этой учительнице-голубице. Поклялся себе, что насру на ее могилу. Но потом задумался и понял, что когда я окончу школу, мне будет плевать на нее, а тем более на то, что она сдохла.
В итоге, мама обратилась к другой учительнице. К той, что посоветовала моя классная руководительница. В математике я был полный ноль, но меня это устраивало и мне было не понятно, зачем мне нужен был репетитор в девятом классе.
Та учительница была не из моей школы. Я ходил к ней на занятия домой. Прогуливать, как я это делал раньше — не получалось. Только в редких случаях. Она была доброй и хорошей, объясняла доступно. Наверное, потому что мы занимались один на один. Когда ты с человеком общаешься или работаешь с глазу на глаз, он хороший, понимающий, культурный. Так почти со всеми. Если же в кругу общения больше трех людей, они уже будут вести себя более развязано. Чаще всего, по-свински. Люди плохо влияют друг на друга.
Как бы я там ни занимался, в школе оценка по алгебре всегда была не выше тройки. Почти двойка. Голубица не скрывала того факта, что ненавидит меня и занижает оценку. А я с ней даже не общался, ни «здравствуйте», ни «до свидания».
Так и год подошел к концу. Если бы я был художником, и меня попросили бы нарисовать картину, символизирующую этот год, я бы нарисовал серый прямоугольник с коричневыми пятнами кала.

29 глава

Лето было прекрасным. Мы с родителями отправились во Францию. У нас там жили давние друзья, и мы поселились у них. Целых две недели я жил в Булонь-сюр-Мере, подумать только. Там так красиво, неописуемо. Хотя, там было грязновато, но в России еще грязнее.
Мне очень понравились француженки. Они милые и красивые, необычные, сразу видно, что европейки. Мне захотелось выучить французский язык и переехать жить туда. Казалось, что я снова изменился и повзрослел. Но когда вернулся домой, встретился со своими друзьями и родственниками — понял, что я никогда не поменяюсь. Лично для них, точно нет. Я, как хамелеон, в разных обществах по-разному себя веду, и это пугало меня до чертиков.

Подползало время, когда нужно отправляться в помойку. Пардон. В школу. А я совсем не был готов к этому. Особенно мое лицо. Прыщи и угри продолжали выскакивать. Потихоньку они заполонили все мое лицо. Меня выворачивало от злости, я не мог смотреть на себя. Мази не помогали. Глядя в зеркало, я видел свое лицо послойно: сначала шел слой прыщей, потом угрей, а потом уже сами черты виднелись. Думаю, люди, окружающие меня, оценивали мою физиономию так же. Слоями.
Я полюбил тьму, полюбил мрак. Для меня пыткой было, когда человек разговаривал со мной и глядел на лицо. Я краснел, начинал чесаться и хотелось бежать прочь. Казалось, не будет конца моим мукам. «Ну почему? Почему именно я?» — спрашивал я не то у Бога, не то у дьявола или самой судьбы. Я не знал в кого мне верить, кому молиться. Родители ни в кого не верили, я же искал того, в кого можно уверовать. Ученые утверждают, что Земля создана из какого-то газа или что-то в этом роде. Это смешно. Легче уж поверить в то, что Земля на китах стоит, чем в то, что меня создал какой-то газ.

10 класс

«Хочу стать филологом или лингвистом»

30 глава

Десятый класс. Период: одиночества, ненависти, любви и боли. Это все было и раньше, но не в таком масштабе. Все мои друзья ушли в другие учебные заведения. Их родители настояли на том, чтобы они ушли учиться в колледжи, получать профессию. В итоге, из двух классов слепили один. Теперь я был в одном классе с Верой и ее чокнутыми, потными одноклассниками.
Еще у меня сменился классный руководитель и к нам в класс пришел один новый парень, но о них позже.
Я остался в школе, в надежде, что после одиннадцатого класса пойду в университет. Хотел поступить на филологический факультет. Работать со словами и прочим. Эта профессия мне подходила больше тех, о которых я мечтал раньше, да и филологом стать не очень трудно. Из всех предметов русский язык я переносил лучше всего. Учительница, конечно, меня нервировала, была националисткой, но всем говорила, что она патриотка. В наше время все нацисты считают себя патриотами. У нас с ней часто были споры насчет России:
— Мне тут не нравится. — Говорю.
— Ну, уезжай в другую страну! — Орала она.
— С радостью, но возможности нет. А пока я тут, хочу, чтобы здесь все было хорошо.
В целом, у нас с ней редко такие перепалки были. Она же и литературу вела, кстати. Вот этот урок я не очень любил, но все же один плюс был: можно спокойно посидеть, не писать ничего и тебя никто не будет доставать, говоря: «Пиши конспект!». Но читать заданные на дом произведения я не любил. Мне было неинтересно. Задумка урока литературы — неплохая, но исполнение — полный отстой. Что мне до этой Ахматовой, чокнутого Гоголя, и прочих безумцев. Да, все эти произведения считаются классикой, но они написаны в большинстве случаев с каким-то скрытым смыслом. Почти все поэты и писатели строят из себя смелых и видящих насквозь каждого человека, а пишут с каким-то скрытым смыслом. Например: «Там валялась шкурка от банана, и с каждым днем она становилась все чернее и чернее. Сгнивала». Все вроде бы понятно: лежит тухлая шкурка от банана и тухнет. Но когда так пишут знаменитые писатели, они обязательно вложат в это предложение какой-то скрытый смысл, и скажут, что, на самом деле, смысл не в гнилой шкурке от банана, а в образе, который она создает. «Это образ старой Руси» — скажут они. Мне не интересно было читать такое. Слишком много описаний, метафор, сравнений, да и природу там сильно навязывают. В целом, я не принижаю их заслуг, они писали очень даже хорошо и грамотно, были и те, кто мне нравился: Маяковский, Есенин, Достоевский, Шолохов, Лермонтов и еще парочку великих. Но другие, общепризнанные гении и мыслители лично мне не нравились, как и их произведения. Лучше для меня, когда написано прямо, в лоб, без всяких обходов и глупых сравнений. Казалось бы, что со временем люди поймут, что интереснее читать красивую и интересную историю, нежели заурядную, но с красивыми сравнениями. Однако современные писатели еще хуже, чем классики. Как говорится: «Не одно, так другое». Они пишут очень сладко, и этим самым лижут зад своим читателям. А у этих задница от сахара аж слипается. Если пишешь о жизни, пиши правду! И нечего подлизываться к читателю.

Я, наверное, был единственным учеником, у которого все еще проверяли задание дома. Мама была повернута на моей учебе и не успокаивалась. Мало того, что я пошел на математику к репетитору, так она еще и учителя по русскому языку мне наняла. Она работала в моей школе, но преподавала не у меня. Звали ее Галина Михайловна. Когда я пришел к ней в первый раз, мне было очень плохо и тоскливо. Я лениво постучался в дверь.
— Да, да, войдите. — Раздался голос.
Я отворил дверь и зашел в кабинет. Он был, наверное, самым лучшим в школе. Хорошие обои, освещен приятным светом, не то что в других кабинетах, и тут были новые парты, стулья, хорошая доска и не было этой подростковой вони. Даже напротив, пахло.
— Здравствуйте. — Говорю.
— Август, да? Проходи, садись.
Она указала мне на место перед своим столом, на средний ряд, первую парту. Туда я и приземлился, она заполняла какие-то бумаги, оторвалась на секунду, бросила на меня взгляд, и продолжила писать.
— У тебя грустный вид. — Сказала она. — Почему?
— Не знаю. Просто… Все надоело.
— Что именно тебе надоело?
Она оторвалась от своих бумаг и сконцентрировала свое внимание исключительно на мне. Казалось, я пришел на прием к психиатру.
— Ну, эта школа. — Начал я. — Настоящий дурдом.
Она широко заулыбалась:
— Согласна, тут и вправду дурдом. Но у тебя же есть друзья?
— Да, были, но они ушли. Теперь два класса соединили в один. Это катастрофа.
— Я слышала. Ядовитая смесь. — Усмехнулась она.
«Эй» — Подумал я. — «Мне нравится, как эта женщина думает».
Мы болтали с ней около пяти минут о том, какой у меня зачуханный и гадкий класс, нудные учителя и отвратительная еда в столовой, а затем приступили к уроку. Объясняла Галина Михайловна идеально. Либо она подстроилась под меня, либо действительно была замечательным педагогом универсалом. Я понимал каждое ее слово и делал все, что она задавала. Безошибочно.

31 глава

Как я уже говорил, я остался один, без друзей, но тот новый парень показался мне довольно неплохим, к тому же, он тоже был один. Сидел каждую перемену на подоконнике и что-то читал.
— Привет. — Сказал я ему, на одной из перемен.
— Привет.
Мы пожали руки.
— Я Август.
— Максим.
— Что читаешь?
— Да, так… Про вампиров.
Так мы и начали общаться. Все время, проведенное в школе, мы находились вместе, сидели за одной партой. Мне нравился этот парень, он был добрым, красиво говорил, трезво мыслил и не лицемерил. Правда, с чувством юмора у него были проблемы, но это, казалось, единственный его минус. Максим был очень раскованным, всегда меня поддерживал, хвалил за какие-то пустяки, смеялся на каждое сказанное мною слово. Иногда я задумывался: «Может быть он гей?», но вспоминал, что мы часто разговаривали о девчонках. По его словам, он лишился девственности в пятнадцать лет. Максим был старше меня на полтора года, но выглядел младше и ходил с пушком под носом. Он был щуплым, не красивым, но выглядел, в целом, неплохо. Я сразу усек, что девушкам он интересен больше других мальчиков. Ведь в классе остались одни уродцы, ботаники и я, подобный им. Максим со всеми был вежлив и добр. «Слишком уж он идеален» — думал я. — «В чем же подвох?». Я общался с ним и ждал, когда из него вылезет хоть какая-нибудь гниль.
Между этим я продолжал общаться со своими старыми друзьями. При помощи телефона и интернета. Ранее, я не упоминал про мои отношения с интернетом и социальными сетями. Все дело в том, что я не особо дружу со всей этой мурой. Интернет — штука, конечно, неплохая, но на него должны поставить ограничения. Возрастные, или какие-то другие. Что касается социальных сетей — это просто собрание идиотов. Они полностью порабощены этим. Едят, ссут, срут, с телефоном в руках. Люди разучились говорить и даже писать нормально. Они все больше и больше упрощают свой лексикон, используя паршивые сленги, вроде: «лол, лю, пнх, збс». Честно говоря, я бы нагадил на лицо тем, кто придумал это. Но как бы там ни было, я изредка пользовался социальными сетями. Только для связи с определенными людьми. Это бесплатно и удобно. Я не был поклонником технологий, игр и прочей ерунды. Мои ровесники то и дело говорили о видеоиграх и новых изобретениях. Меня же это не интересовало. Волей-неволей, я был в курсе всех новых событий, но не придавал им большого значения. Не мечтал о новом смартфоне или игровой приставке. Меня выворачивало от злости, когда люди говорили про то, как они хотят во что-то там поиграть или рассказывали, как просят родителей купить новый телефон. «Ну почему я живу в двадцать первом веке?» — этот вопрос часто посещал мою голову.
Вскоре, я купил себе mp3-плеер. Музыка стала для меня лучшим другом, она помогала мне мыслить. Под музыку все кажется не таким поганым и грязным. Когда я слушаю музыку, кажется, будто я способен горы свернуть. Могу совершить любой поступок и оказаться в победителях. Но когда я снимаю наушники, все возвращается на свои места. Мне очень жаль, что наша жизнь не имеет саундтреков. Для кого-то это ничего не изменит, но для меня это изменило бы весь мир, всю мою жизнь. Люди влюблялись бы чаще, больше бы совершали поступков, говорили то, что так, «на сухую», звучит глупо и слишком сентиментально, а порой смешно. Слушая музыку, я любил смотреть на людей. Я оценивал их несколько иначе, чем без наушников. Кто-то нравился мне, кто-то — нет. Все зависело от того, подходят ли они под мой плейлист или нет. Я представлял себя в разных ролях, в разных ситуациях, в разных мирах, и подумать только, все казалось таким романтичным, идеальным. Серьезно. Музыка — это ведь тоже изобретение. И, пожалуй, самое гениальное и самое полезное.

32 глава

Я чувствовал себя очень одиноко. Смотрел на убогих людей, которые были со странностями, отвергнутые обществом, социофобы, и мне не хотелось входить в их число. Я понимал, что мои мысли и поступки адекватны или хотя бы оправданы. Я умел идти на контакт с людьми, рассуждать, грамотно излагать мысли, беседовать, но не на всех хотел практиковать это. А может мне мешали мои комплексы, которые я носил на лице. Каждый день я смотрел в зеркало более пятидесяти раз. Лицо не улучшалось. Напротив, прыщей становилось больше и состояние кожи ухудшалось. Я мазал каким-то гелем, который очень сушил кожу. Она покрывалась коростой. Гель снимал верхний слой кожи, но на тех местах, где она отшелушивалась оставались красные следы. Вскоре, все лицо стало красноватым. Когда я опускался, чтобы, например, завязать шнурки, кровь приливала к голове, и лицо краснело сильнее, чем у других людей в подобных ситуациях. Стоило мне немного напрячься, как оно становилось буро-красным. Со стороны казалось, будто я всю ночь мешки таскал. Или когда я смеялся, мое лицо краснело еще сильнее, и те, кто окружали меня, спрашивали:
— Ты чего такой красный?
И я не знал куда деться. Эти прыщи и краснота забили меня в угол, и я стал очень закомплексованным, сами знаете. Из-за этого не мог общаться с людьми, стоять с ними слишком близко. И всегда, когда оставался наедине с зеркалом, тщательно обследовал свое лицо. В некоторых местах было видно, как шелушится кожа. Белые чешуйки кожи болтались на моем лице, как лианы. Я злостно их сдирал. И на этом месте, кожа краснела еще сильнее. Мне хотелось орать от злости, крушить все подряд. Бывало, я ударял по стене кулаками и разбивал их в кровь. Я ненавидел свою внешность и то, что я не мог смириться с тем, что я прыщавый урод. Да и кто смог бы?
Исподлобья наблюдая за обладателями чистой и красивой кожи, я думал: «Цените, что имеете такую кожу, болваны. Цените!», но потом я понимал, что так можно думать про все. Ведь я тоже имел то, чего, например, не имело множество других людей. Я старался ценить все, что имел, но не выходило.
Самое ужасное было то, что девушки потеряли всякий интерес ко мне. Я понимал, что это из-за моего лица. Они не обсуждали меня, не обзывали, мы даже хорошо общались, но я никого не интересовал. Даже уроды кому-то нравились. Мне становилось больно от таких обстоятельств, я никому не нравился и ничего не мог с этим поделать. Никакие мази, ничего не помогало, лицо только ухудшалось, а надежд на будущее становилось все больше и больше.
Мне очень нравились девушки. Знаю, гнусно так говорить, но я делил их на две группы: с кем бы я переспал, и с кем бы я встречался. Я хотел любви, ласки, понимания. Секса, в конце концов. Мои ровесники почти все были лишены девственности. Я не гнался за этим, как сумасшедший, это не было столь важным для меня, но я мужчина, и у меня были потребности. Мне хотелось девушку, хоть я и понимал, что не смогу с ней быть. Ведь девушки любят уверенных в себе парней, тех, кто может смотреть в глаза и при этом плести какую-то ласковую чепуху. Я не осуждаю таких парней, нет. Я завидую им, потому что я слишком жалок для такого поведения.
В моей голове сформировался образ идеальной девушки, и я надеялся, что когда-нибудь встречу ее.
Мои мысли стали очень поверхностны. Сначала я просто хотел вылечить лицо, но потом, когда оно ухудшилось — я просто свихнулся. Для меня это стало самым главным. Я только и думал о своей внешности и о прыщах. Понимал, что это в корне неправильно — накручивать себя. Никто не мог мне помочь, я никому ничего не рассказывал, мне казалось это постыдным и унизительным. Я стал сентиментальным и ущербным. Что-то внутри говорило мне: «Забудь! Это всего лишь лицо! Займись своими мыслями, своей душой, не превращайся в размазню». И, спустя какое-то время, я послушал совета «изнутри». Выходом оказались книги. Я стал много читать, в основном зарубежную литературу. Читал я не быстро, и часто не дочитывал до конца, хоть и нравилось произведение. Меня снова стали посещать мысли о том, что я могу писать точно так же. Но проблема с прыщами все еще была главной. Книги лишь немного размыли картину.
Следующим ударом оказалось поведение нового друга Максима. Мои подозрения оправдались. И на моих радарах появилась его гниль. Он стал меньше общаться со мной, но больше с другими ребятами. Вскоре Максим пересел от меня к другому парню, а про меня и вовсе забыл. «Что я сделал?» — Задумывался я — «Почему он так поступает?». Я подумал, что дело во мне, но, как оказалось за одной какашкой прячется целая куча. Его истинная сущность вывалилась наружу и растеклась по всей школе. Он оказался жополизом. Знаете, что это такое? Подлиза. Мою задницу он оприходовал первой, а потом перешел на других. Я слышал, как этот кретин обсуждает всех своих «друзей» за их спинами. Он выставлял напоказ свое желание поиметь каждую девчонку в классе, вплоть до уродливых. Выкрикивал чепуху на уроках и демонстративно подлизывал зад учителям. Все это не могло не вызвать у меня ненависти к этому гаду. Единственным его талантом была хитрость, этот сукин сын был очень хитер. Знал, что делать, чтобы расположить к себе человека. Самое ужасное, что он всем нравился. Облапошил всех, кого только мог, и сидел довольный. А люди-то что могли поделать? Они не знали, что он актер, ведь он казался им таким милым и хорошим. Я понимал их, потому что сам через это прошел. Что-то внутри подсказывало мне: «Ты завидуешь, потому что его любят, а тебя нет», но я слал эти мысли куда подальше. Лучше уж быть одному и никем не любимым, чем быть змееподобным гадом.
Каждый день я видел одну и ту же картину, и с каждым днем мне все сильнее и сильнее начинало надоедать путаться в людских хитросплетениях. Я не мог обрести покоя, везде были те, кто достает меня. Приходилось лицезреть этих идиотов, пародистов, шутников и остряков. Гнусные мрази. Шутят над всем и срамят все, надеясь, что их личное говно никто не увидит.
Мне не на что было покупать алкоголь, чтобы хоть как-то забыться. Родители не давали денег, хотя я и сам не просил. Ненавижу кого-то о чем-то просить, особенно родителей. Благо сигареты имелись всегда. Курил я немного, только когда сильно нервничал или раздражался. Зависимости у меня не было, хоть и курил с класса шестого. Мог неделями не курить и не чувствовал никакой потребности в них.
Единственное, по чему я действительно скучал, так это по пойлу. Эта штука реально помогала мне. Конечно, я осознавал, что я жалко выгляжу с бутылкой в руках: озлобленный школьник, пьющий, чтобы успокоить свои нервы. Да, именно так это и смотрелось, но мне было наплевать. Жизнь не улучшалась, как бы я ни пытался ее изменить. Я не говорю, что алкоголь это выход, нет. Это лишь небольшой перекур от повседневной жизни. И я нуждался в нем.

33 глава

В школе учителя обзавелись новой привычкой: твердить, что нам нужно поскорее выбирать, кем мы хотим стать. «Вы должны прикладывать все усилия, чтобы достичь своей цели!» — Они говорили то, о чем их просили говорить. Нам нужно было уже начать определяться с дальнейшим путем, в какой университет пойдем, и на кого вообще будем учиться.
Когда учитель физики спрашивала выборочно, кто кем хочет стать, на ее вопрос я ответил:
— Никем.
— Почему это? Тебе ничего не нравится?! — Резко спросила она.
— Из того, что мне предлагают — нет.
— А кем бы ты хотел стать тогда?
— Миллиардером.
— Хах! — Ядовито усмехнулась она. — Чтобы стать миллиардером, нужно много чего делать, дорогой мой!
Весь класс засмеялся. Я не успел определить, насколько притворный был их смех — был занят обдумыванием ответа.
— Или иметь богатых родителей. — Говорю.
— Но ты их не имеешь! — Язвила она.
— В таком случае, я остаюсь солидарен со своим первым ответом. Никем.
— «Солидарен». — Передразнила она меня. — Тогда ты просто бездарь!
Мне захотелось ей врезать, но «серые тюлени» были занесены в красную книгу, так что я не имел права трогать ее.
— А вы прям ходячий талант. — Кинул я ей.
— Я хоть чего-то добилась в этой жизни! — Заорала она.
Класс заткнулся, все стали наблюдать за ходом «битвы».
— О да, быть учителем по физике — это успех.
— Вышел вон из класса и больше не заходи сюда, мерзавец! — Скрипуче заорала она.
Где-то я уже это слышал. Все учителя работают по шаблону. Да что уж там, весь мир живет по шаблону, даже Земля двигается строго вокруг своей оси и солнца. И только попробуйте что-то изменить, вас сразу расплющит.
Я собрал вещи и, направляясь к двери, сказал ей:
— Шах и мат.
Когда я захлопнул дверь, было слышно, что она что-то крикнула мне в ответ, но я не расслышал, что именно. Да и не пытался. Спустился вниз, зашел в раздевалку, оделся и пошел к выходу, но тут на моем пути встал охранник.
— Стой, Август, ты куда собрался?
Мы не могли свободно выходить и заходить без одобрения охранника. Да и двери были закрыты, а ключи только у него. По счету шел четвертый урок, а всего должно было быть семь, но я не мог больше находится в этой гормональной помойке.
— Я, пожалуй, пойду домой. Что-то мне нехорошо. — Говорю.
— Пойди к медсестре что ли.
— Ее нет.
Он пристально посмотрел на меня, а затем сказал:
— Ты просто хочешь сбежать, я же вижу!
Мне совсем не хотелось врать ему. Этот мужик был самым нормальным человеком во всей этой гнусавой школе. Он всегда охотно здоровался со мной и не прочь был поболтать. Вообще, мне было его жалко. Сидел в школе чуть ли не до шести часов, а то и дольше. На его месте, я бы свихнулся давно. Следить за сохранностью школы — это, конечно благородно, когда в ней есть дети, но когда она пуста… Боюсь представить, что бы я вообще сделал.
— Да. Вы меня раскусили — Говорю.
— Ну чего же ты никак не уймешься? Посиди пару уроков и иди спокойно домой.
— Я не могу. Я ненавижу это место всей душой.
Он не ответил, задумался над чем-то.
— А вы? — Спросил я его. — Любите школу?
— Я не думал над этим. Но скорее нет, чем да. Все эти дети, они бегают туда-сюда. Они сумасшествие, и учителя сумасшедшие, и директор.
— Сумасшедший дом. — Поддакнул я ему.
— Именно.
Мы еще чуть постояли, помолчали, а затем он пошел к двери, открыл ее и крикнул мне:
— Иди. Только тихо!
Домой я сразу не пошел. Побродил по скользкому городу, подышал холодным воздухом, поразглядывал хмурых людей, и когда окончательно промерз, то только тогда пошел в сторону дома.
На следующий день мой новый классный руководитель позвал меня к себе. Он, впрочем, мне нравился по началу: не доставал нас, не вызывал родителей, не следил за прогулами и редко разговаривал. Я думал, что так будет всегда и радовался хотя бы этому, но не тут-то было. Его звали Михаил Михайлович, на его голове и лице не было ни единого волоска. Даже бровей не было. Казалось, это какое-то заболевание, но я не интересовался. Словом, учительница по физике нажаловалась ему на меня, отчего я возненавидел ее еще больше. Михаил вел предмет труда. Его урок у нас был всего раз в неделю, и частенько я попросту не ходил на него. В его классе был еще и маленький кабинет, как подсобка, только там он принимал людей. Хотя кто к нему ходил, кроме школьников? Я зашел к нему в класс, прошел в конец и постучался в эту самую подсобку.
— Войдите. — Послышалось оттуда.
Зайдя в маленькую комнату, я увидел стол, стул, два дивана, ветхий шкаф и военную форму, она висела на дверце шкафа. Я сразу плюхнулся на диван и уставился на его безволосое лицо. Он косил под брутального мужчину, но выглядел, как бритый хомяк.
— Я тебе разрешал садиться? — Грозно, но спокойно спросил он.
«Ах, как я мог забыть» — подумал я. — «Ты же долбанный вояка». Тогда я поднялся и устало посмотрел на него.
— Садись. — Разрешил он. — Что там на физике случилось?
— Да ничего.
— Учительница так не считает.
— Ее проблемы.
— Нет, не ее. Это твои проблемы. Ты ей нагрубил и в добавок оскорбил.
— Я не оскорблял ее. — Холодно оправдывался я.
— Ты думаешь, что учителем быть позорно, да?
— Хотите откровенностей?
— Да. — Сказал он, прищурив глаза, как истинный детектив.
«Мать твою, ты что, педофил?» — подумал я про себя. — «Вот уж не хватало иметь классного руководителя — педофила». Я так подумал, потому что он немного странно себя вел. У меня всегда было недоверие к мужчинам старше сорока, которые работают в школе или в подобном заведении.
— Да, я считаю это дурацкая, геморройная профессия.
— Геморройная?
— Ну, с учениками справляться — это поедает много нервов.
— Вот видишь! — Воскликнул он. — Ты сам все прекрасно понимаешь, так почему ты не хочешь облегчить жизнь учителям и перестать паясничать?
— Я не мешаю им вести уроки, не разговариваю, не смеюсь! Просто хочу, чтобы меня оставили в покое!
— А как тебе оценку ставить?
— Проще было бы нарисовать мне эти оценки.
— Ну, конечно! Размечтался! Оценки нужно заслуживать!
— Или покупать.
Он надулся от злости и дальше последовала сорокаминутная проповедь. Я навсегда убедился в том, что этот тип самый болтливый из всех, кого я только знал. Мы спорили, он доказывал, что школа это золотое место, а учителя это лучшие люди на земле, но их все ругают, и они такие бедные, разнесчастные. Если бы это был фильм, вместо его «поучений» я подставил бы звук пердежа или еще какой-нибудь туалетный звук.
В сумме, я просидел там где-то час и в конечном счете сдался. Просто чтобы он отвалил от меня, и я смог уйти. Мне даже захотелось пойти на уроки, все что угодно, только не выслушивать это.
— Да, я понял. Постараюсь исправиться! — Сказал я, как можно убедительнее.
— Посмотрим! Буду надеяться! Будет правильно, если ты подойдешь и извинишься перед ней.
— Я могу идти?
— Да, если все усвоил.
— Усвоил.
— Можешь идти.
Я на радостях поднялся и пошел к двери, но он тормознул меня:
— Стой.
— Что?
— Знаешь, мне кажется, из тебя бы вышел неплохой лидер.
— Что?
— У тебя есть все качества для того, чтобы стать лидером, но ты почему-то ими не пользуешься.
— До свидания. — Сказал я, и вышел из его мини-кабинета.
Я решил все же извиниться перед физичкой, но опять же не потому, что признал свою вину, а потому что мне не нужны были лишние проблемы. Я уже вам рассказывал, что у меня особый подход к тем, на кого мне начхать.
Когда я стучался к ней в кабинет, из головы никак не выходила одна единственная мысль: «Когда все это закончится?». Не дожидаясь ее одобрения, я открыл дверь и зашел в класс.
— Ирина Семеновна. — Обратился я. — Можете меня извинить за тот цирк, что я устроил?
Она держала марку, не хотела сразу меня прощать. Наверное, правильно делала. Пыталась меня научить, что не так просто загладить вину, но мне было плевать. Я закрыт для всяких поучений со стороны учителей.
— Сначала ты оскорбляешь меня. — Спокойно, но довольно язвительно заговорила она. — А потом извиняться приходишь…
— Я был не прав. Извините меня, пожалуйста.
— С таким настроем ты никем и не станешь. С таким настроем ты превратишься в бомжа. Не всю жизнь за тобой будут ухаживать и кормить родители.
Честное слово, в этот момент, я был в секунде от того, чтобы развернуться и уйти. Нет, чтобы просто сказать: «Ладно, прощаю», нужно обязательно помучить и унизить человека, который извиняется.
— Извините. — Продолжал я крутить шарманку.
— Жизнь сложная штука, пойми. Очень сложная. Это сейчас тебе все легким кажется.
— Я знаю.
— Что ты знаешь?
— Жизнь — очень сложная штука и так далее.
— Ты сложный человек. — Задумчиво сказала она. — Иди.
— Вы меня простили? — Ухмыльнулся я.
— Я подумаю.
«Не задумывайся особо» — думал я, выходя из кабинета. На самом деле, она ошибалась, я довольно простой. Было бы у меня куча денег, внешность, как у Аполлона, я бы всех вокруг любил и орал во всю глотку: «Я СЧАСТЛИВ!», но в этой жизни у меня немного другое предназначение.

34 глава

Как-то раз, я решил позвать старых друзей, посидеть в кафе. Мы давно не виделись, наши пути разбежались, но мы немало всего пережили. В конечном счете, они были единственными моими друзьями. Мне было интересно, что с ними стало и что нового появилось в их жизни. Я, Рома и Гриша решили пойти в кафе, которое находилось недалеко от наших домов. Мама соизволила сама выделить мне деньги на это мероприятие. Я поблагодарил ее и отправился на встречу с друзьями. Денег у меня было не очень много, хотелось купить себе выпить, но были две проблемы: не продают, так как я несовершеннолетний, и долго сидеть с друзьями я не смогу, через несколько часов, моя Моторола начнет вибрировать, и на экране будет показывать: «Вызывает мама», а это значит, что пора собираться домой. Мой лимит «гуляния» увеличился до трех часов.
Когда мы встретились и сели за стол, первым делом я спросил у них:
— Ну что, нашли себе девушек?
— Я нет. — Сказал Рома, почесывая нос.
— Я тоже. — Сказал Гриша.
Мы заказали еду и напитки. Я взял сандвич с картофелем и колу, а эти двое наггетсы с картошкой, и по пиву. Никогда не понимал, зачем люди пьют алкоголь в маленьком количестве. Лучше вообще не пить, чем так мало. Как по мне, то вкуснее и дешевле простая кола, чем некачественное и невкусное пиво, от которого тебе даже лучше не станет.
Как оказалось, ни у одного, ни у другого не появилось ничего нового, кроме того, что они сменили учебные заведения, обзавелись ужасными интересами и пестрой одеждой. Их друзьями, конечно же, были одногруппники. Друг с другом не встречались, как и я с ними. Рома учился на помощника сметчика, а Гриша на бухгалтера. Чувствовалось, что наша дружба угасла. Слишком частые паузы, в голове проскальзывали мысли: «О чем говорить?», и, думаю, не у одного меня. Все это нагоняло на меня тоску. Вот так и случается — вчера кто-то был тебе лучшим другом, а сегодня с ним не о чем даже поговорить. Обидно, когда с человеком провел столько времени, сблизился с ним и вдруг общение по каким-то причинам прекращается, а когда восстанавливается, понимаешь, что этот человек стал чужим. Раньше меня с Ромой заткнуть было трудно, мы трепались, смеялись, понимали друг друга с полуслова. С Гришей все было труднее, но и с ним тоже всегда можно было о чем-то поболтать.
В конце концов, я решил начать ворошить прошлое, чтобы хоть как-то повеселить и их, и себя.
— Помнишь, как я обблевал твою квартиру? — Спросил я у Гриши.
— Ага, на меня потом так родители орали…
— А кстати, как там Вера? — Спросил Рома.
— Нашла себе какого-то парня, живет где-то в заднице города. — Говорю.
— Но любит тебя, да? — Интересовался Рома.
Было видно, что Грише не по душе этот разговор. Не знаю, любил он ее еще или уже нет, во всяком случае, видок у него был не из лучших. Уверен, в глубине души он ненавидел меня. Было за что.
Я удивлялся, как они не спрашивают насчет моего лица, ведь оно здорово ухудшилось с нашей последней встречи. Наверное, оно было до того в плохом состоянии, что это уже было не смешно. Они, наверное, даже жалели меня. Из-за моей поганой кожи, я некомфортно себя чувствовал. Причем постоянно, везде и со всеми.
— Как бы вы хотели справить Новый год? — Спросил я, вдруг.
Они задумались. Затем Рома ответил:
— Где-нибудь в клубе, набухаться, зажигать, лишиться девственности.
После этих слов, я почувствовал отвращение к нему. Я разочаровался, но виду не показал.
— А ты? — Переключился я на Гришу.
— Напиться хотел бы. Прям до одури!
— М-да. — Сказал я. — Веселуха. Один лучше другого.
— Ну, а ты как? — Гаркнул Рома.
— Как-нибудь необычно. — Задумчиво сказал я. — С кем-то особенным.
— Романтик хренов.
Я улыбнулся, а затем послал его к черту.
На душе было паршиво. Чувство, что нужно сваливать, не покидало меня.
— Ох, я бабу хочу. — Откинувшись на спинку стула, пробубнил Рома.
— Она у нас появится не скоро. — Говорю.
— Ага…. — Грустным тоном заметил он.
— А я принципиально не хочу. — Сказал Гриша.
«Ты просто ссыкло» — подумал я, но не озвучил. Вдруг я почувствовал, как завибрировала Моторола. Я достал телефон из кармана, на экране высвечивалось: «Вызывает мама». Я подумал: «Вроде мой лимит не исчерпан».
— Алло. — Сказал я, подняв трубку.
— Что делаешь? — Интересовалась она.
— Сижу, общаюсь. — Сказал я, а затем спросил у Ромы. — Сколько времени?
— Восемь, ноль два.
— Давай, через час домой. — Сказала мама.
— Ага.
— Я еще позвоню.
Она положила трубку, но я продолжал говорить:
— А? Что мама? Домой? Можно еще чуть-чуть, а?
Я поглядывал на друзей, они сделали уставшее выражение лица.
— Ладно. — Продолжал говорить я с пустотой. — Сейчас приду.
Я сделал вид, что повесил трубку и обдал своих друзей расстроенным взглядом. Наконец-то появился хоть какой-то толк от этого «лимита гуляния».
— Сами знаете мою маму. — Сказал я, вставая. — Мне пора, нужно будет как-то повторить.
— Ага. — Сказали они дуэтом.
— Рад был вас увидеть! До связи.
— Давай! — Сказал Рома и допил свое вонючее пиво.
На улице стоял убийственный дубак. Я надел наушники, включил любимую песню и не спеша побрел домой. По дороге заскочил в ларек, где всем всегда продавали сигареты и выпивку. Купил «Marlboro» с угольным фильтром и дешевую розовую зажигалку. Я плелся к дому, курил сигареты одну за другой и думал над тем, как скоро моя жизнь наладится. «Когда я буду счастливым и кто будет моей женой?» Мне хотелось любви, я хотел прочувствовать это снова: влечения к определенной девушке. Но мне хотелось взаимности. Я хотел любить и быть любимым. Все как всегда банально и до одури сентиментально, но мне и вправду хотелось этого.
Подойдя к дому, я выкинул окурок, положил в рот жвачку и только потом зашел в подъезд. Следом за мной зашла девушка. Я вызвал лифт и уставился на измятую кнопку. Приехал маленький лифт, и мы оба зашли внутрь.
— Какой вам? — Спросил я.
— Седьмой.
Я нажал на кнопку «семь» на панели лифта. Мы начали подниматься. Второй этаж, третий, я поднял на нее глаза. Четвертый этаж. Она посмотрела на меня, и вдруг лифт резко остановился. На лице девушки появилось недоумение. Я снова нажал на кнопку «семь», но лифт не трогался. Мне пришлось вынуть наушники из ушей.
— Что случилось? — Спросила девушка.
— Не знаю. — Говорю, нажимая на все подряд кнопки.
— Кажется, мы застряли. — Продолжала она за моей спиной.
С кнопок я переключился на сами двери, попробовал их раздвинуть, но ничего не вышло. Только определил, что мы стоим где-то между четвертым и пятым этажом.
— Надо лифтера вызвать. — Говорит.
Я молча нажал на кнопку «Вызов». Пошли какие-то помехи из грязного, залепленного жвачкой, динамика, а затем:
— Тшшш, слушаем. — Говорил женский голос.
— Мы застряли. — Громко орал в динамик я. — Улица Пушкинская 15, 2 подъезд, маленький лифт.
— Тшшш, сейчас вышлем, тшшшш тшшшш. — И сорвалось.
Наши недовольные взгляды пересеклись. Я встал прямо и стал смотреть вперед, прикусывая губы. Музыка в наушниках все еще не переставала играть, и все было слышно, я подумал даже, что нужно достать плеер и выключить, но девушка вдруг заговорила:
— Coldplay… — Сказала она. — Хороший вкус.
— Что?
— Я про музыку в наушниках. Хороший вкус.
Я расплылся в улыбке. Выглядел, наверное, как дитя солнца. А она смотрелась очень чудно. Синий пуховик, джинсы и теплые ботинки. У нее были темные волосы, темно карие глаза и белый, как сметана цвет кожи.
— Спасибо. — Сказал я. — Раньше я тебя не встречал здесь.
— Мы недавно переехали. — Дружелюбно сказала она.
«Вот черт!» — подумал я. — «Какое совпадение! Может быть она та самая? Может это судьба?»
— Ты учишься? — Спрашиваю.
— Да, в третьей школе. А ты?
— Я во второй учусь. Откуда ты приехала?
— Из Петербурга.
— Нравится здесь? — Продолжал я интервью.
— Пока не очень.
— А как тебе школа?
— Так себе.
— Кстати, забыл сказать. Меня зовут Август!
— Анастасия, очень приятно.
Я снова расплылся в улыбке, не мог оторваться от нее. В мыслях было пусто, все проблемы отошли на задний план.
— Взаимно. — Глухо, как умалишенный ребенок, ответил я.
— А в каком ты классе? — Спросила она.
Настя тоже стеснялась, это было видно, но всем видом старалась показать то, что она очень открытая, общительная, да и вообще ей на все плевать.
— В десятом, а ты?
— Я тоже, хех.
— Это судьба. — Вдруг выпалил я.
— Что?
«Дурак!» — подумал я. — «Что ты городишь?!»
— Ну, то, что мы вот так застряли в лифте. — Сказал я. — Думаешь это совпадение?
— Вполне. — Улыбнулась она.
— Если бы не лифт, мы бы не познакомились. — Сказал я.
Она сделала бровки домиком, как бы намекая на то, что я несу чушь и вообще тороплюсь. Так и есть, я всегда тороплюсь и делаю что-то не так. Я занервничал, подумал о том, как смотрюсь со стороны и понял, что выгляжу паршиво. К счастью, в лифте было тускло и мое лицо казалось не таким усыпанным прыщами.
— Чем увлекаешься? — Прервал я неловкое молчание.
— Люблю рисовать, слушать музыку, читать. А ты?
— То же самое, хе-хе.
Я слишком демонстративно показывал свою радость и то, что она мне очень понравилась, тогда я решил немного сбавить обороты.
— А что ненавидишь?
— Ничего. Но мне не нравится ходить в школу.
— Да, мне тоже. Кстати, ты с родителями живешь?
— Ну, а с кем же еще? — Улыбнувшись, спросила она. — С родителями и сестрой.
— Ммм. А сестре сколько?
Вдруг я услышал, как кто-то копошится над нами. Вскоре мы потихоньку стали подниматься наверх, словно кто-то нас тянул. Затем, когда сровнялись с пятым этажом, двери открылись. Лифтер постарался на славу.
Мы вышли и пошли к лестнице. Я проводил ее до дверей. Все это время мы молчали. Я решался на то, чтобы позвать ее погулять, но очень боялся, ведь моя самооценка была, где-то между нулем и ноль целых пять десятых.
— Ну, рада была познакомиться. — Сказала она, когда мы подошли к ее дверям.
«Быстро!» — Подумал я. — «Приглашай ее!», я сжал зубы со всей силы, затем разомкнул и сказал:
— Не хочешь как-нибудь прогуляться? — С трудом спросил я.
Она задумалась, но видно, что была настроена не негативно, может даже положительно.
— Поговорим об этом, в следующий раз. — Сказала она, затем открыла в дверь и зашла внутрь. — Когда встретимся…
И она ушла, оставив меня одного. Я постоял еще немного, покурил на лестничной площадке. Домой пока можно было не идти где-то минут тридцать. И я пользовался этим чудесным одиночеством. Приятно иногда вот так постоять у окошка, глядеть в никуда и думать о всякой мелкой ерунде. Мысли, обычно, к хорошему не приводят, но я любил это дело. В моей жизни появилась новая девушка. Почти соседка. Казалось, она идеальна. Весь оставшийся день ее лицо стояло у меня перед глазами. Я прокручивал в своей голове то, что с нами случилось, пытался понять, как так получилось. В нужное время, в нужный момент мы оказались в этом застрявшем лифте. А если бы я не ушел от своих друзей? Возможно, не встретил бы ее. Может потом, когда-нибудь утром и встретил бы, но зуб даю, я не заговорил бы с ней первым. Никогда. «Походу, есть такая штука, как судьба» — подумал я. — «Ведь может же не быть такой сукой. Может! Просто не хочет! Долбанная судьба!»
В голове зрел план, нужно было как-то ее увидеть. Пришла мысль встретить ее утром, когда она будет идти в школу. «Встречу ее у дверей, вместе спустимся в лифте, провожу ее до школы, а потом пойду в свою и плевать, если опоздаю, это того стоит». — подумал я и на этом остановился.
Я пытался заснуть, но не выходило, перед глазами стоял ее образ. Мы совсем не знали друг друга, но я чувствовал, что она та самая. Маленький, глупый подросток накручивал самого себя, питая надежды. От таких вещей и случается бессонница. Спать совсем не хотелось, думать я тоже не желал, но мысли сами лезли в голову. Я переживал, что не понравлюсь ей. Это волновало меня больше всего. В конце концов, мне пришлось прокрасться на кухню и налить себе немного валерьянки. Она меня и вправду успокоила, и я наконец-то окунулся в сон.
Наутро я подлетел. Мне не хотелось спать — не ожидал от себя такого. Я поел, сходил в туалет, почистил зубы, оделся и встал перед зеркалом. «Ты мужик» — твердил я себе. — «Внешность не важна!» Надушившись дорогими отцовскими духами, я вышел, спустился на седьмой этаж, и стал дожидаться ее на лестничной площадке. Закурив сигарету, я смотрел в окно, на пустую детскую площадку. На улице было еще темно, но с каждой минутой становилось светлее. Блеклое небо и небольшой лучик вылизавшегося солнца — это подходило под мое настроение.
Замок в двери прокрутился и дверь отварилась. Это была Настя. Увидев меня, она удивилась, а затем улыбнулась.
— Доброе утро. Что ты здесь делаешь?
Вот этого я не предугадал: что говорить, когда она спросит, что я тут делаю. Впрочем, это было не так важно.
— Доброе. Ты не против, если я провожу тебя до дома? — Спросил я, и сразу же понял, что ошибся. — Тьфу, то есть до школы.
— Нет, конечно. — Вежливо улыбаясь, сказала она.
Мы вызвали лифт и спустились вниз в полном молчании. Когда вышли на улицу, я спросил у нее:
— Как дела?
— Хорошо, а у тебя?
— Так себе.
— Почему?
— В школу нужно. — Сказал я, почесывая глаз.
Ее школа находилась недалеко от дома, как и моя. По дороге мы разговорились про любимую музыку и фильмы. Оказалось, мы и в этом очень похожи. Но я все же полный идиот. Я бежал, сломя голову, к состоянию «влюбленность».
Когда мы дошли до школы, я спросил у нее:
— Ну так что? Встретимся как-нибудь?
— Можно. — Улыбаясь, сказала она.
После каждого моего вопроса она очень мило улыбалась и отвечала так дружелюбно и ласково, что мне хотелось щебетать, подобно птице. У нее был тонкий голос, но не скрипучий, хоть и забавный. Мне он казался очень даже чудным. Впрочем, она, сама по себе, была чудной. Но я заставлял себя думать о том, что нравлюсь ей так же, как и она мне.
— Дай мне свой номер. — Сказал я.
— Я не даю номера.
— Но тогда как я свяжусь с тобой?
— Ты знаешь мой этаж, этого достаточно. — Ухмыляясь, она зашла на порог школы и помахала мне рукой.
Я не расстраивался и не обижался на нее за такое поведение, наоборот был благодарен за то, что она вообще со мной общается.
И так это вошло в традицию — я каждый день провожал ее до школы, но мне не хватало этого. Я много думал о ней. Вернее, я постоянно о ней думал: дома, в душе, в школе, сидя на толчке, за завтраком, обедом, ужином, перед сном, бывало и в самом сне. Я страдал от бессонницы. Она снилась мне, стала чем-то вроде мифического существа. Такая недоступная, загадочная и красивая.
— Когда мы выберемся погулять? — Спросил я ее однажды.
— Ну, не знаю.
— А что ты целыми днями делаешь?
— Сплю, читаю.
— Ну, пошли. — Упрашивал я.
— Я подумаю. — Отвечала она.
И так было всегда. Она всегда думала и никогда ничего не знала. Меня это раздражало, но одновременно и подогревало. Эта девушка была не такой, как все. Казалось, она была неопытной, но одновременно знала за какие ниточки тянуть, чтобы заводить меня. Как будто брала шприц и выпускала содержимое мне в голову. Этим содержимым были мысли о ней. Я не хотел овладеть ею, и не смотрел на нее похотливым взглядом. Это удивляло, и появлялся вопрос: «Что это? Та самая любовь или я просто спятил?», но потом я понял, что это, в общем-то, одно и то же.

35 глава

Мне нравилось мое состояние. Жизнь меня не устраивала, но то, что находилось внутри меня, эти искренние чувства — держало Августа Новака наплаву. Эмоции и чувства согревали меня, внушали надежду на недоступное будущее. У меня появился тот человек, ради которого хотелось жить. Между нами не было взаимности, мы просто общались, оба не говорили про отношения, и не было видно искр в ее глазах, но в моих. Наверное, я любил за обоих. «Как такое возможно?» — думал я. — «Что эти чувства значат? Почему мне хочется орать во всю глотку не то от радости, не то от горя?»
Казалось, и в школе, и дома все заметили, что со мной что-то не так. Я закрылся еще сильнее, абсолютно все эмоции держал в себе. Мама ничего кроме глупой фразы: «Что тебя в жизни не устраивает?», не говорила. Отец как всегда не интересовался, что со мной. А может он знал, что ничего серьезного не происходит, ведь кем я был? Всего лишь глупым мальчишкой с бурлящими гормонами. В школе учителям тоже было плевать, кроме одного классного руководителя Михаила. Он позвал меня к себе в подсобный кабинет, сразу же разрешил присесть на диван и начал беседу:
— Август, что стряслось?
— Все хорошо.
— Ну, я же вижу, ты закрылся. Что-то случилось?
Я хитро улыбнулся и посмотрел на него.
— Все хорошо. — Повторил я. — Просто есть о чем думать.
— Ты любишь читать? — Спросил он у меня, вдруг.
— Да, люблю…
— Ты влюблен? — Тем же тоном продолжал он.
«Как?» — Задался я вопросом. — «Как он догадался? Это так заметно?», и я решил рассказать ему о своей проблеме. Не знаю, зачем я это сделал, ведь он мне совсем не нравился. Но в тот момент мне показалось, что он действительно переживает за меня. Я опасался его, у меня были подозрения, что он педофил, но мне до одури хотелось высказаться. Во всяком случае, я надеялся на свои кулаки в случае, если он полезет ко мне.
— Может быть. — Ответил я. — Влюблен.
— Кто она?
— Из другой школы.
— И в чем проблема? — Удивленно спросил он.
Я посмотрел на него, как на идиота, а затем сказал:
— Не знаю, как понравиться ей.
Он подумал немного, а затем дал старческий совет. Ему пришлось покопаться в воспоминаниях о том, как он заинтересовывал девушек в свое время.
— Знаешь, девушки любят ушами! — Выдал он.
Впрочем, на лучшее я не рассчитывал и позволил ему продолжить.
— Комплименты! — Продолжал он, смакуя каждой буквой. — Здоровская вещь! Но их еще нужно уметь делать.
— Ну, да…
— Я серьезно! Это нужно уметь!
Захотелось спросить у него: «Научите меня?», но потом понял, что этот мужик, скорее всего, полный профан в этом деле, поэтому сказал:
— Ну и что мне делать?
Он сморщил лицо в тысячу складок и снисходительно посмотрел на меня, затем открыл выдвижной ящик в своем столе, покопался там около минуты и вытащил небольшую книгу.
— На вот. — Он кинул ее прямо на мои колени. — Это Некрасов.
— Это научит меня разговаривать с девушкой?
— Очень точно описывает чувства и женщин. Я люблю Некрасова. Он многому меня научил.
Я посмотрел на книжку, на вид ей было лет тридцать, вся истрепанная, такого коричневатого цвета и посередине позолоченными буквами написано: «Н. А. Некрасов». Я открыл, пролистал пару страниц, к началу произведений. Первым было стихотворение:
«О письма женщины, нам милой!
От вас восторгам нет числа…»
Я захлопнул книгу и отдал ему обратно.
— Что? — Обиженно спросил он.
— Я вспомнил, у моей мамы такая же книжка есть.
— А!
На самом деле, не было у нее такой книжки. Мне просто не хотелось читать это. Не лежало к этому сердце. Не думаю, что дядька с козлиной бородой помог бы мне своими стихами.
— Ну, прочитай обязательно.
— Прочитаю. — Пообещал я.
— Ты главное о себе много не рассказывай, не хвались. — Поучал он. — Больше ею интересуйся. Будь немногословен.
— Ладно.– Сказал я.
Этот совет мне показался очень даже полезным.
— Не вини всех, хорошо? Улыбайся чаще. — Говорил он. — И люди потянутся к тебе.
— Хорошо. Спасибо за совет. — Улыбчиво сказал я. — Можно я пойду?
— Разумеется.
— До свидания.
— Удачи, Август!
Я вышел и пошел на урок физики. Настроение было лучше обычного.
На следующий день, когда я очередной раз провожал Настю, я задал ей вопрос:
— Что ты думаешь о любви?
— Гм… Любовь определенно существует!
— Я тоже так думаю. — Ухмыляясь, сказал я.
— А что? — Вдруг спросила она.
— Да ничего. — Осторожно сказал я.
— Слушай. — Она встала передо мной, посреди дороги, и мы остановились.
Сердце стало колотиться, как бешенное. Мы смотрели друг другу в глаза. Это было прекрасно, но я заволновался, плюс вспомнил, что у меня прыщи, а на улице уже светало.
— Давай договоримся! — Говорит.
— Так… — Все в том же осторожном тоне говорил я.
— Если кто-то из нас влюбится… — Она прищурила глаза. — Мы сразу говорим друг другу об этом, ладно?
— А в чем дело? — Заикаясь, спросил я.
— Ну, просто, чтобы мы знали об этом. И вовремя исправили ситуацию.
— Исправили ситуацию? — Удивленно спросил я.
Мы продолжили идти.
— Да. Этого не должно случится, понимаешь?
«Что ты несешь?!» — возопил я про себя. — «Что все это значит?!»
— Я не понимаю, Настя…
— Ну, вот ты, например, что-то чувствуешь ко мне?
Я глянул на нее. На раздумья не было времени, нужно было срочно отвечать, и я сказал правду:
— Ну, да.
— Я тебе нравлюсь? — Вытягивала она.
— Да. — Расстроено отвечал я.
— Но мы же просто друзья?
Мы подошли, наконец, к ее школе. Мне так и хотелось ей сказать: «Да зачем мне друзья?! Мне нужна девушка!»
— Да, друзья-друзья. — Сказал я.
— Я против всех этих отношений. — Улыбнулась она. — Спасибо, что проводил! Пока!
— Давай…
Я смотрел ей в след, как всегда. Этим разговором она поцарапала меня. Настроение упало ниже нуля, и я побрел в школу.
Первым уроком была физкультура. Ну как можно первым уроком ставить физкультуру? Потом приходится весь день ходить потным, уставшим и вонючим, а я вдобавок был еще и злым.
— Новак, пошевеливайся! — Орал мне физрук. — Турист, то же мне! Ты что, на прогулку вышел?
Была круговая разминка. Я все упражнения делал неохотно, совсем не было желания выматываться ради хорошей оценки по никчемному предмету. Физрук держал на меня зуб, вероятно из-за того, что знал моего отца, и они отнюдь были не самыми лучшими друзьями.
— Новак, ты деревянный, как Буратино! — Не затыкался он.
Вдруг ко мне подбежал жополиз Максим и сказал:
— Каково это — иметь деревянную пипиську?
Я остановился — он тоже. Одноклассники оббегали нас, кто-то возмущался, а физрук продолжал орать что-то невнятное.
— Что ты сказал? — Грозно спросил я у него.
Он вел себя развязано, уверенно и через каждые три секунды облизывал свои поганые, узкие губы.
— Говорю: каково это иметь деревянную письку, хе-хе? — Он явно нарывался, был настроен на конфликт со мной.
— Ты полный мудак, знаешь это? — Говорю, сжимая кулаки.
— Помягче, прыщик, огребешь ведь.
У него задергался глаз — признак волнения. Голос и поведение контролировать можно, а вот мерзкий, косоватый глаз, нет. Я двинул ему прямо в эту дергающуюся щелку. Он сразу схватился за лицо, но резко остановился и замахал руками в мою сторону. Я ловко уворачивался от его кривых рук, а затем вцепился в глотку, подсек своей ногой его куриную лапу, и мы свалились. Я плюхнулся на него, умостился поудобнее на груди и начал колотить, целясь прямо в челюсть. С каждым ударом я словно погружался в волшебный мир, где бегали пушистые единороги и летали большие морские коньки. Такое облегчение, представить себе не можете.
Через секунду физрук скинул меня с него.
— В мой кабинет, быстро! — Заорал он на меня.
Он нагнулся над лежащим Максимом и что-то проговорил. Я пошел в тренерскую подсобку, которую он называл «кабинет». По дороге я думал: «Хоть бы этот урод сдох там» — я был не на шутку зол.
В этом классе я стал чужаком. Меня никто не трогал, никто не пытался унизить, но и разговаривать, хотя бы как раньше, никто не хотел. Одна компания пацанов ненавидела меня, считали, что я пытаюсь выделиться, мол, умнее всех. Они раздражали меня. Но на том уроке физкультуры я понял одну вещь: кулаки лучшее успокоительное средство. Один удар — человек взбудоражен, его агрессия повышается. Одним ударом обходится нельзя, иначе сделаете только хуже. После второго, человек начинает успокаиваться и, наконец, после третьего, мощного удара наступает полное спокойствие, умиротворение.
Через несколько минут в подсобку зашел физрук, он встал напротив меня с ужасно грозным лицом.
— Объясняй! — Приказал он.
— Он меня оскорбил.
— Это повод, чтобы бить?
— Да.
— Нет, не «да»! — Заорал он. — Ты понимаешь, что он может остаться без глаза?
— Лучше бы он сразу сдох. — Спокойно сказал я.
— Шуточки шутишь? Он правильно поступит, если напишет на тебя заявление.
— Слушайте, этот парень сам меня спровоцировал.
— Провокатор был ты. Парни сказали мне.
— Он подбежал ко мне и сказал, что у меня деревянный член!
— Иди отсюда! — Устало сказал он.
Я вышел и увидел, как передо мной стоит весь мой поганый класс.
— Ты неправильно поступил! — Выкрикнула одна овца.
Другие ее поддержали.
— Мне насрать. — Сказал я и удалился в раздевалку.
Максим сказал классному руководителю, что упал на физкультуре. Больше об этом не вспоминали, и ко мне никто по этому поводу не подходил. Но от него так и разило ненавистью ко мне. А все так хорошо начиналось. Однако я не был виноват в том, что он гадкий и скользкий тип, человек — выгода. Вот только я не понимал, зачем он общался со мной по началу, какую пользу можно было извлечь из этого? Видать не знал, бедненький, что я никак ему не помогу с поднятием авторитета. Ему на то, чтобы это понять, потребовалось больше месяца.
— Подойди и скажи ему спасибо за то, что он не подал на тебя заявление! — Указывал мне физрук.
— Нет.
— Извинись за то, что натворил.
— Нет. — Повторял я.
— Ты выше тройки не получишь.
— А причем здесь это?
— Притом!
Все в этой помойке схвачено. Все куплено и все подстроено. Эти учителя делают, что хотят.

36 глава

В следующий раз, когда я провожал Настю до школы, я сказал:
— Слушай, наверное, я больше не буду тебя провожать. Моя школа в другой стороне совсем. Это трудно.
— Может быть, погуляем сегодня после школы? — Спросила она, вдруг.
— Да! Хорошая идея.
— Запиши мой номер, созвонимся.
Я не верил своим ушам. Впопыхах достал телефон и записал ею продиктованный номер.
— Кстати, хорошо выглядишь! — Сказал я ей напоследок.
— Спасибо. Увидимся.
— Ага!
Странная она была. Нельзя было предугадать, что она скажет в следующую секунду. Бывают девчонки намного непредсказуемее, но она все равно сбивала меня с толку. Я пытался понять: нравлюсь ли я ей или же нет.
Последний урок в школе длился безумно долго. Я, не отводя глаз, смотрел на часы. Минутная стрелка, казалось, просто не двигалась. Закон подлости в моей жизни умножен на три, заметили? С временем у меня были натянутые отношения. Мы не понимали друг друга, вечные разногласия.
Когда прозвенел звонок, я пулей выбежал из класса и сразу наткнулся на Михаила.
— Стой, ты куда?
— Как куда? Домой.
— У нас сейчас классный час, пойдем.
— Но я спешу!
— Мне без разницы! — Раздраженно ответил он.
«Не с той ноги встал» — подумал я и послушно побрел в его класс. Прошло минут пятнадцать и только тогда все одноклассники собрались в классе. Шевелятся они, как улитки. Не понимают, что чем быстрее придут и сядут на места, тем быстрее вся эта мура подойдет к концу.
На классном часу мы решали проблемы с деньгами, экзаменами, поведением, опозданиями и оценками. Полная чушь, одним словом. Он проводил их тогда, когда хотел. Ему было все равно, что у кого-то могут быть какие-то дела. Он включал свою шарманку и монотонно что-то рассказывал. А тупые одноклассники бурчали, мол, не хотят сидеть, но постоянно кто-то задавал ему вопрос или спорил с ним. Идиоты и этого не понимали, хотят уйти пораньше, но задают тупорылые вопросы.
Короче говоря, он продержал нас целый урок. И домой я пришел в четыре часа. Вся семья была в сборе.
— О, червь пришел. — Орал из кухни Тимон.
Я скинул ботинки и прошел в комнату, параллельно махая брату.
— Здарова, утконос.
Он посмеялся, а я закрыл дверь в комнату и стал поспешно набирать номер Насти. После нескольких гудков она подняла трубку.
— Алло, привет Настя, это Август.
— Да, привет!
— Я только со школы, ну так…
Не успел я договорить, как в комнату ворвалась мама с возмущениями:
— Куда ты сразу ушел? — Ей было плевать, что я говорю по телефону. — Даже руки не помыл!
— Одну минутку. — Шепотом сказал я, прикладывая трубку к груди.
— Кто это? — В полный голос спросила она.
«Да какая тебе к черту разница?!» — орал внутри меня голос.
— Мама, подожди минутку.
— Быстрее. — Скрипучим голосом сказала она, и, наконец, вышла.
Я медленно подкрался к двери и прикрыл ее, а затем снова поднес трубку к уху.
— Извини. Ну, так что? Идем?
— А во сколько?
— Ну… — Я глянул на часы. Было десять минут пятого. — Полпятого, давай?
— Хорошо.
— Я тебя встречу у двери.
— Угу.
Я повесил трубку и стал собираться. Мама косо смотрела на меня.
— С кем ты идешь гулять?
— С Ромой.
— Ага, небось, с невестой! — Подкалывал Тимон.
— Да-да, с невестой. — Говорил я, ехидно ухмыляясь.
Когда мы были с ним вместе, то вели себя подобно макакам. Подкалывали друг друга и обсуждали весь мир. Я скучал за ним. Раньше, когда он жил с нами, частенько принимал весь удар маминого пыла на себя. Сейчас же я был постоянной мишенью.
Я встретился с Настей, и мы пошли гулять. На улице было тускло и чувствовался запах выхлопных газов. Местами воняло дерьмом. Я ненавидел этот город и все его содержимое. Грязи и похоти не было конца. Улицы полны малолетними шлюхами, пьяницами и беспомощными, озлобленными, одной ногой в гробу, стариками.
— Ужасный город, не правда ли? — Спросил я у Насти.
— Все города такие.
— Выходит, весь мир ужасен.
— Если от всех воняет, может, это ты обгадился? — Шутила она.
— Ого, выбирай выражения, Миледи.
Мне нравилось то, что с ней можно было говорить на любые темы. Она была отличным другом, правда часто подшучивала надо мной, но и я не отставал. Мне очень нравилось гулять с ней. Я по-настоящему получал удовольствие. На время я даже забыл про свои прыщи, гнусавый голос, перхотную голову и желтые зубы. Казалось, будто ей все равно на мою внешность. Но вскоре она меня убедила в обратном.
— Кстати, я, кажется, влюбилась! — Резко, радостным тоном заявила она.
В голове сразу всплыли следующие вопросы: «Что? Кто?». Я удивился от того, как быстро у человека может заболеть живот. Эта боль была мне знакома. Вы знаете, в начальной школе я любил дуть в штаны.
— В кого? — Осторожно спросил я.
Конечно, я понимал, что вряд ли она скажет: «В тебя!», но я надеялся на это всеми фибрами души. Молил Бога за эти несколько секунд, пока она готовилась ответить.
— Он в 11-ом… — Сказала она.
И тут загорается сигнал «СТОП». Земля остановилась, люди замерли, вселенная была в ожидании. Эти слова прокручивались в моей голове снова и снова, со скоростью одной мили секунды в кубе. Если это был бы фильм, камеру направили бы на мое лицо, и я сказал бы прямо в объектив: «Вот дерьмо!»
Бах, и все снова оживилось. Мир был снят с паузы.
— …Классе — Договорила она.
Я не знал этого парня, но уже возненавидел его.
— Кто он? — Холодно спросил я.
— Его зовут Саша. Он такой красивый! Баскетболист.
«Вот и все» — подумал я. — «Она такая же, как и все». Мне захотелось уйти. Остаться одному и не видеть ее тупого лица, не слышать ее отвратительного голоса, который казался таким чудесным пару минут назад.
— Что ж рад за тебя… — Выдал я.
— Эй! — Улыбаясь до ушей, сказала она. — Ты чего такой угрюмый?
Видимо она не понимала, что мне неприятно слышать про ее влюбленность и какого-то паршивца. Может быть, она меня даже не рассматривала, как парня? Может, я был для нее гей-другом? Для меня все четко стало ясно: «Нужно сматываться», но я продолжал идти и разговаривать, как будто что-то удерживало меня.
— Все нормально. — Говорю. — Расскажи о нем.
Вся эта ситуация превратилась в одну сплошную гору навоза, от которой стоит бежать, но вместо этого я нырнул в нее вместе с головой.
— Ну, он такой серьезный, высокий, сильный! — Повествовала она. — Такой красивый, если он заговорит со мной, наверное, я в обморок упаду.
— А зачем ты мне это рассказываешь? — Глядя на нее прищуренными глазами, спросил я.
— Ну, ты же сам спросил.
— Нет, а зачем начала?
— Не знаю. Мы же друзья, а друзья все друг другу рассказывают.
— Да… — Протяжно сказал я. — Совсем забыл.
Этим самым я подписал петицию, сам того не желая, за дружеские отношения между парнем и девушкой. Или, как любят говорить иностранцы: «friend zone».
Через пятнадцать минут я все-таки смылся, под предлогом, что приехал брат и нужно с ним кое-куда съездить. И, кстати, все эти пятнадцать минут мы говорили об этом парне. Я как идиот поддерживал беседу, проявлял интерес, хотя кроме омерзения и горечи ничего не чуял. Она, по-видимому, была на десятом небе от счастья, а я ушел с постной рожей и мыслями о том, какая она бесчувственная и глупая дрянь.

37 глава

Дома был дурдом, в школе, как на помойке, и ничего больше не скажешь. Я проболел несколько дней, и мама написала записку классному руководителю. Как всегда, я спустился к нему в кабинет, и зашел в подсобку, без стука. Не знаю, почему именно в этот раз я не постучал, так как обычно всегда стучусь в эти паршивые кабинеты, подсобки или что это за мура была. Словом, я наткнулся на странную и в то же время отвратительную картину: стоит у шкафа мой одноклассник и Михаил прижимает его, держит между ног и лобзает губы своим отвратительным языком. Первая мысль в моей голове: «Так и знал!»
— Август?! Что ты тут делаешь?! — Испуганно воскликнул Михаил.
— Заткнись, мать твою, грязный педофил! — Не растерялся я.
Не знаю, что за черт меня укусил в тот день, ведь я был на редкость агрессивным, смелым и красноречивым.
— Ты все неправильно понял! — Сказал он, прикрывая за мной дверь подсобки.
Одноклассник стоял, как вкопанный, весь красный, как рак. Он, видимо, был не против всех этих прижиманий и лобзаний, но для меня не имело значения, был педофилом Михаил Михайлович или просто гомиком. Я радовался тому, что поймал грязного извращенца с поличным.
— Хочешь поговорить об этом? — Я в наглую, сходу перешел с «вы», на «ты».
— Да, присядь, пожалуйста, и давай все обсудим?
Я сел, достал сигарету и закурил. Как приятно курить там, где нельзя этого делать. Чувствуется, что посылаешь весь мир и все законы, правила к чертовой матери — это состояние нравилось мне больше других.
— Здесь нельзя курить. — Тревожно сказал он, присаживаясь за свой стол.
— А трахать мальчика можно?
— Я его не трах… — Вспылил он, а затем спокойно добавил. — Позволь мне все объяснить.
— Что тут объяснять? Я не слепой.
Он начал чесать затылок, было видно, что переживает не на шутку, ведь он мог лишиться работы, жены, возможно, детей, если они у него были. Всего. Ну, а я ни о чем не думал, смаковал тем, что он облажался.
— Как мы можем договориться? — Наконец придумал он.
Я посмотрел на одноклассника. Это был один парень по имени Ярослав из компании жополиза Максима, которому я набил морду. Судя по всему он тоже недолюбливал меня, а те кто ненавидят меня — тех и я ненавижу.
— Сядь, ублюдок. — Приказал я ему.
Он взял стул и сел напротив меня с потерянным, удрученным видом. Обычно, мне жаль таких дегенератов, но в этот раз, ничего кроме азарта я не чувствовал.
— Два слизняка… — Говорил я. — Боже, вы отвратительны.
— Август. — Спокойно обратился ко мне Михаил. — Как мы можем договориться?
— Как мы можем договориться? — Передразнил я его, а затем сделал глубокую затяжку и добавил. — Некрасова он мне советовал, поучал, как с девушкой нужно обращаться! Спасибо, мать твою, о Великий Гуру!
— Август, пожалуйста… — Повторял он.
— А ты чего молчишь, говноед? — Кинул я Ярославу. — Представь, какая умора будет, если все про это узнают?
— Я тебя тогда урою! — Сказал он, оскаливая челюсть.
Недолго думая, я вскочил, взмахнул рукой и врезал ему по его рылу тыльной стороной ладони. Затем схватил за шею и прошептал: «Сиди и не дергайся, недоумок!»
— Как ты докажешь в конце концов?! — Закричал Михаил.
«Черт» — подумал я. — «У меня же нет доказательств!», но вскоре в голову пришла замечательная идея.
— Идиот, думаешь, я так глуп? Весь этот разговор записывается на диктофон. — Говорил я, в надежде, что он поведется. — И так было каждый раз, когда мы с тобой беседовали. Я таких, как ты вижу насквозь.
— Слушай, давай я заплачу, а? — Он достал свой кошелек и начал отсчитывать деньги. — Сколько ты хочешь?
— Значит так. — Начал я, почувствовав, что пора переходить к делу. — Все просто. Так как ты мой классный руководитель, ты позаботишься о том, чтобы у меня были хорошие оценки и плюс закроешь глаза на то, что я буду прогуливать уроки. Понял?
— А как с учителями поступить?
— Мне плевать, как ты поступишь. Убеди этих тварей в том, чтобы ставили мне четверки и пятерки. А если хотя бы одна мразь попытается нажаловаться на меня или позвонит маме и все расскажет — поплатишься за это ты, понял?
Он угрюмо посмотрел на меня.
— Я сделаю все, на что способен. — Колеблющимся голосом сказал Михаил.
— Это не так уж и трудно! Я бы мог потребовать больше, но мне нужно только одно — спокойствие. Вы, два говномеса, можете продолжать. Я закрою на это глаза, так как на самом деле мне глубоко наплевать на вас обоих.
— Договорились.
— Вот и славно. — Я кинул взгляд на Ярослава, он сидел с красной щекой и недовольным взглядом. Пнув его ногу, я выдал: «Не заигрывайтесь только, хех»
Затем я потушил сигарету об стол Михаила, и направился к выходу.
— Эй! А убрать за собой? — Дружеским тоном спросил он.
Я показал ему средний палец и вышел. Каждый из семейства Новак по-своему ядовит, мама была на первом месте, брат на втором, а я на третьем. В любом случае, день удался. Мне немного не верилось, что это произошло, казалось, будто сон, но все это случилось наяву. Оба извращенца были у меня в кармане. Михаил был заместителем завуча, поэтому мог мне устроить спокойную жизнь.
Итого, в школу я ходил один или два раза в неделю. Учителя поначалу не понимали, что происходит, но потом чудесным образом утихомирились. Не знаю, что он им там наплел, но они действительно оставили меня в покое. Но на индивидуальные уроки по алгебре и русскому, я ходил всегда. От них отделаться было невозможно. Преподавательницы были тесно связаны с моей мамой.

38 глава

Дома, по утрам оставаться было нельзя. Когда мама работала во вторую смену, я уходил из дома в половину девятого, а когда работала в первую смену — спал до одиннадцати. Мне приходилось либо гулять, либо торчать в забегаловке «Вкусняшка», туда собиралось быдло со всего города. Там дешевая и довольно съедобная еда, но кушать все подряд я не осмеливался. Каждый день покупал большую чашку кофе со сливками и какую-нибудь слойку с джемом. Мне нравилось сидеть у окна, хоть и вид был отвратительный: рельсы, заброшенные вагоны, голые ветхие деревья, все это нагоняло тоску, но меня устраивало. У меня был единственный друг — я сам. Одиночество оседлало меня и не хотело слезать. Я смотрел на компашки друзей, влюбленных парочек и понимал, что мне никто не нужен, никто кроме нее. Насти. Не уверен, что мне нужна была именно она, может быть тот образ, который сложился у меня в голове. Я понимал, что любить ту, которую плохо знаешь и которой не нравишься — глупо.
В один из таких одиноких дней, проведенных в забегаловке «Вкусняшка», мне было тоскливее, чем обычно. Я, как всегда, слишком много думал. И пришел к выводу, что хочу быть с ней больше всего на свете. Больше свободы, больше богатства, больше всего этого, людского. Мне не было больно. Просто неприятно. Как будто ком стоит где-то посередине.
Несмотря ни на что, не выдержав, я позвонил Насте.
— Алло. — Сказала она, на другом конце провода.
— Привет, это Август, не отвлекаю?
— Привет. Нет, сейчас перемена.
— Как ты?
— Я неплохо, а ты-то как?
Хотелось рассказать ей то, что я видел, но решил не делать этого.
— Как там с баскетболистом? — Зачем-то спросил я.
— Никак, хе-хе. — Она вдруг зашептала. Казалось, она отходит от своих подружек, чтобы поговорить со мной на эту тему. — Он смотрит на меня постоянно, но ничего не делает!
— Ммм…
— Представляешь, он недавно разбил одному парню лицо, так сильно, просто ужас! — Рассказывала она с подлинным восторгом.
— Герой.
— Тот парень его как-то обозвал и он сразу, без раздумий ударил его. Мне говорили, что он хулиган!
— Кто хулиган?
— Саша.
«Так» — подумал я. — «Где мой блокнот для записывания имен, которые я ненавижу?».
— Круто, хулиган. Слушай, мы же друзья? — Спросил я.
— Конечно.
— Если соскучишься по мне, знай: я буду сидеть каждый день, кроме понедельника и среды, в забегаловке «Вкусняшка».
— А как же школа?
— От школы я на время освобожден.
— Что-то случилось?
— Нет, все отлично. В общем, я тут буду, если что.
— Эмм, ну хорошо!
— Ну, пока. — Сказал я.
— Пока!
Стало мне от этого разговора лучше? Нет, определенно. Я отпил свое кофе и достал из портфеля книгу, которую недавно взял в библиотеке. Теодор Драйзер «Американская трагедия», хорошая книга, главный герой напомнил меня. Я примостился, открыл место, где остановился и погрузился в чтение. Не прошло и пяти минут, как ко мне подошли три каких-то парня лет двадцати трех.
— Эй, парень.
Я резко оторвался от книги и медленно пробежался глазами по их лицам. У всех троих была щетина, длинноватые волосы и мешки под глазами. На одном была красная шапка, у другого зубочистка во рту. Тот, что стоял посередине имел густые брови и голубые глаза, по бокам которых была грязь, оставшаяся после сна.
— Чем я могу помочь? — Спросил я.
— Один вопрос, ладно? — Спросил тот, что посередине.
— Ладно.
— Ты кто?
Я пристально посмотрел на него, затем принюхался — от них разило перегаром и каким-то непонятным табаком.
— А вы? — Задал встречный вопрос я.
— Ничего не подумай. Ты просто сидишь тут один постоянно, пялишься в окно или книжку читаешь. Странный ты тип.
— Я вас раньше тут не видел. — Говорю.
— Мы вон за тем столбом сидим, ты отсюда нас не увидишь.
— Аа.
— Слушай, у тебя все хорошо? — Интересовался он. Двое других молчали, как рыбы.
— Ну, как тебе сказать? Бывало и лучше. — С улыбкой сказал я.
— Меня зовут Саша, это Андрей. — Показал он на того, что с зубочисткой во рту. — А это Кирилл.
— Я Август, очень приятно. Садитесь, если хотите.
— Хочешь пойти с нами?
— Куда?
— Мы собираемся к Вере. — Он кивнул куда-то назад. — Там девчонки сидят, за столбом. Это они нас к тебе подослали, хе-хе.
— Но мы совсем не знакомы.
— Это не проблема. Все впереди. Идешь?
Я положил книгу в портфель и пошел за ними. Мы подошли к столику, там сидело три девушки примерно того же возраста, что и эти три парня. Одна из них была хорошенькой, другие две так, на троечку с плюсом.
— Дамы, это Август. — Представил меня Саша. — Август, это Кристина, Оля и Вера.
— Выбирай. — Прошептал мне на ухо Андрей.
— Очень приятно. — Сказал я.
Ту хорошенькую звали Кристина. Она, похоже, была любительница смотреть в глаза и пронзать взглядом, а я был ненавистником таких взглядов, так как жутко стеснялся своего лица.
— Взаимно, Август. — Сказала блондинка, которую звали Оля.
— Очень приятно. — Подхватила брюнетка Вера. — Необычное имя!
Кристина промолчала, но не отводила с меня взгляда.
— Вера, ты не против, если он пойдет с нами? — Спросил Саша.
— Нет, ты что! Пошли, будет весело!
Они встали, и мы вышли на улицу. Я не понимал, что происходит, чувствовал какую-то подставу. «Они либо в стельку пьяные, либо и вправду такие дружелюбные» — думал я. Но, признаться честно, мне было плевать. Я уже ничего не боялся.
— Что ж, рассказывай, почему ты постоянно сидишь там один? — Спросила меня Оля. — Сколько тебе лет?
— Шестнадцать.
— Шестнадцать? — Удивилась Вера. — Я думала, тебе больше.
— Нет, мне шестнадцать.
— А почему ты тогда не в школе?
— Меня освободили на некоторое время.
— Повезло, я в свое время ненавидел школу! — Сказал Андрей.
Квартира Веры оказалась недалеко, она жила на третьем этаже, мы поднялись и зашли внутрь. Я чувствовал себя очень неловко, казалось, что я поступаю нагло: навязываюсь или еще чего, но ведь это они подошли ко мне, они пригласили. Меня не покидало чувство тревоги и подозрения, что они какие-то маньяки-насильники. Надежда была только на мои кулаки. Я был худой, но имел широкую кость и сильный удар, а это залог успеха.
Я не знал, куда себя деть. Стоял в коридоре и молчал, как рыба. К счастью, разговорчивый Саша был очень гостеприимен, хоть и не его квартира была.
— Раздевайся, проходи, садись.
Я послушался его, зашел в одну из двух комнат и уселся на диван. Через несколько минут, там скопились все шестеро. Они принесли виски, водку, коньяк, пиво, вино и у меня загорелись глаза.
— Зачем я вам, а? — В лоб спросил я.
— Ты. — Сказал Саша, откупоривая бутылку вина. — Показался нам необычным. Нам как раз такие нравятся.
Он протянул мне бутылку вина, глядя в мои глаза. Я с радостью принял ее и хорошенько присосался.
— Любишь пить, да? Хо-хо-хо. — Сказал Кирилл, развалившись на кровати.
Все они смотрели на меня и это очень смущало, но как только алкоголь дал щелбан по мозгам, мне стало плевать на всех и вся.
— Спасибо. — Сказал я, отдавая бутылку вина.
— В тебе есть характер, неправда ли? — Вдруг спросила Кристина.
Кинув на нее быстрый взгляд, я ответил:
— А у кого его нет?
— Ха-ха-ха, этот парень мне нравится! — Закричал Саша.
— Вы решили с утра пораньше накатывать?
— Мы решили весь день пить! Сегодня день рождения у Кристины!
— О, правда? — Удивился я. — Поздравляю! Желаю тебе удачи, здоровья и кучи денег!
— А где любовь и счастье? — С улыбкой спросила она.
— Ни того, ни другого не существует. Дай мне еще вина.
Смеясь, Саша снова протянул мне бутылку и ушел в другую комнату. Я не спеша стал попивать вино и разглядывать Кристину: у нее были обворожительные ноги, и она знала об этом. Аккуратный маникюр красного цвета и тоненькие длинные пальчики на ногах — сводили меня с ума, она была худой, но ей идеально подходила худоба. Я не понимал, что такая девушка, как она, делает в компании обезьян. Мне стало ясно: они просто дикари, им стало скучно, вот они и нашли меня, клоуна. Но винить их в этом было нельзя. Саша нравился мне, Кристина — тоже, про остальных я просто не думал. Я, молча, сидел на диване и пил вино — это было первый раз, когда я попробовал вермут. Неплохой напиток, быстро дает в голову. Через пятнадцать минут я откинулся на спинку дивана и стал разглядывать покарябанный потолок. «Что она с ним делала?» — задумался я.
— Эй, Август, как у тебя там дела? — Крикнул мне Саша из кухни.
Я поднял голову и увидел, что в комнате ни одного парня. Девушки сидели на полу и о чем-то болтали. Кристина изредка поглядывала на меня. Я ловил эти взгляды пантеры боковым зрением. Поднявшись, я прошел на кухню. Парни сидели за столом и пускали по кругу какую-то дымовую бутылку. Пластмассовая, с дыркой и дымом внутри. Наркота. Андрей вдохнул в себя содержимое бутылки и задержал дыхание.
— Терпи! Терпи! Терпи! — Повторял Кирилл, а по истечению десяти секунд возгласил. — Выдыхай!
И Андрей выдохнул серебряный дым наружу. У него скосились глаза, и появилась глупая улыбка на лице.
— Теперь ты, Август. — Сказал Саша, заметив, что я пришел.
— Это что?
— Простая травка. Но мы зовем это каннабисом. Не пробовал?
— Неа.
— Значит, пока что твои мозги в порядке, хе-хе. Но мы это исправим! — Саркастически воскликнул он.
Я слышал про эту дрянь. Какие-то прессованные сухие листья. Мои одноклассники, судя по их рассказам, постоянно употребляли гашиш и, наверное, поэтому были полными идиотами.
Пока я думал, Саша протянул мне бутылку с дыханием дьявола. Плевать. Я высосал все содержимое. В легкие зашел дым и взялся яростно раздирать их своими острыми когтями. Чувство было не из лучших, как будто разом затянулся сотней сигарет.
— Ух, Королевский вдох! — Сказал Саша. — Теперь держи! Держи! Держи.
Меня начало трясти, я надул щеки, хотел уже выдыхать, но он все не затыкался и повторял: «Держи». Я сжал руки в кулак, и тут он выдал:
— Выдыхай.
После выдоха у меня начался сильный кашель. Очень трудно и больно было откашливаться. Пока я гавкал, он повторно накурил бутылку и снова протянул ее мне.
— Еще раз? — Спрашиваю. — Может, не стоит?
— Да, одного раза не хватит. — Поддакивал Кирилл.
«Убить меня решили». — подумал я, и снова повторил процесс, вдыхания и выдыхания. На этот раз было проще.
— Все, ты официально прокурен! — Заявил Кирилл. — Жди!
Ничего не чувствовалось. Минуты три я просто сидел и слушал глупые, бессмысленные разговоры трех друзей. Они обсуждали Веру. Андрей рассказывал, как обтер ею все углы в этом доме. Вдруг, с того ни сего, я ухмыльнулся и начал хихикать.
— Гы-гы-гы. — Загоготал Андрей. — Его вставило!
Я сидел с глупой ухмылкой на лице, а затем немного усмехнулся.
— Как делища? — Заглядывал мне в лицо Саша.
И тут я просто беззвучно стал смеяться. Остановиться было невозможно. Мне было смешно, но мозг понимал, что ничего смешного не происходит. Я скатился со стула и упал на пол в истерике.
— Девчонки идите сюда! Тут Август обкурился!
На кухню моментально сбежались все трое, и стали смеяться надо мной, а я не мог успокоиться, казалось, просто отупел, как осел. Это длилось минуты три, затем, меня отпустило. Потом через минуту снова накатило, но уже слабее. Наркотики и алкоголь — залог тупизма и неадекватности. Но ничем таким я не занимался, просто нес чушь и смеялся. Увидел жизнь с другой стороны, под другим градусом. Весело, но и тошно от всего вокруг. Не знаю, как другие обкуренные люди, но я себя в этот момент ненавидел — чувствовал себя свиньей. Ведь понимал, что наркотики — плохо, они убивают людей.
Действие гашиша продлилось минут тридцать, все это время я повествовал им о своей жизни. Сейчас уже и не вспомню, о чем конкретно я рассказывал, но за какие-то сорок минут, успел поведать обо всем о чем только мог и даже о Насте рассказал.
Когда меня отпустило окончательно, я пошел в пустую комнату и сел на прежнее место. В крови все еще циркулировал алкоголь, я был порядочно пьян, но это не помешало мне снова дотянуться до бутылки вермута и повторно присосаться к ней. В комнату зашла Кристина и закрыла за собою дверь. Я не мог пошевелиться, меня настигло обещанное Сашей «залипание». Травка плоха не только тем, что убивает твой мозг, но и тем, что если в течение дня постоянно не дуть — станешь на некоторое время овощем, и жизнь покажется еще хуже, чем была до ее употребления. Я сидел и думал: «Какой же я тупой! О Боже, я что навсегда теперь таким тупым останусь?»
— Ты как? — Спросила она, присаживаясь рядом.
— Охренительно.
«Я самый настоящий наркоман» — думал я. — «Лежу в квартире у незнакомых людей, выпил их пойло, скурил их травку, а теперь развалился на диване и залипаю. Во всяком случае, это лучше, чем сидеть в школе».
— Та девушка, она просто не понимает, какой ты замечательный.
— Замечательный? — Спросил я, а затем обронил свою голову в сторону Кристины и уставился в ее большие, карие глаза.
— Ты Нонконформист. — Выговорила она.
— Что это?
— Проще говоря, это человек, который стоит против всего мира.
— С чего ты взяла, что я такой?
— Все написано на твоем лице.
— На моем лице только прыщи и шрамы, а под ними: нос, рот, глаза, щеки.
— Глупости, посмотри на себя, ты прекрасен.
Она поцеловала меня, а я даже не пошевельнулся.
— У тебя чувственные губы. — Сказала она, оторвавшись на минутку.
Тогда я соизволил зашевелиться: обнял ее, перетащил к себе на колени и положил руки на зад. Жаркая штучка, даже сквозь всю эту дрянь, что я принял — чувствовалось насколько она горячая.
— Возьми меня. — Нежно повторяла она. — Забудь про нее, возьми меня. Сделай мне подарок на день рождения!
Я медленно начал стягивать штаны, следом трусы. Она трогала мое лицо, мои прыщи и не чувствовала омерзения, ей было все равно. Я нравился ей.
Вдруг в комнату кто-то ворвался. Это был Саша.
— Твою мать! — Заорал он. — Чертова шлюха!
Он подлетел к нам, скинул ее с меня и со всей силы двинул мне прямо между глаз.
— Ты ублюдок, выметайся из квартиры! — Орал он на меня.
Я натянул одежду, с той же скоростью, что и снял ее, поднялся и глянул на Сашу: он стоял разъяренный и бухой. Словом, опасный тип — лучше не связываться с таким. Я взял вермут и направился к выходу, надел ботинки и бросил последний взгляд на Кристину. Она смотрела на меня, а я на нее.
— Проваливай! — Крикнул Саша.
И я свалил. На улице было тускло, отвратительно и холодно, а, может быть, это внутри меня вся эта мерзость бурлила. «Вот так приключение» — подумал я, это единственное, что я мог осознать в тот момент. Меня совершенно не волновало, что я был в секунде оттого, чтобы лишиться девственности с неотразимой девушкой, обладательницей божественных ног. А ведь я даже не взял ее номера, и забыл поблагодарить их всех за гостеприимство. Вермута осталось меньше половины, я медленно направился к своему утреннему убежищу, «Вкусняшка». По пути наткнулся на какого-то бомжа. Сделал пару глотков пойла и сунул бутылку ему в руки.
— Держи дедуля, глотни. — Сказал я.
Он промолчал, но бутылку принял. Я вошел в забегаловку и сел на прежнее место. На чем я остановился? Ах да, кажется, я читал.

39 глава

На следующий день, ровно в девять часов я был во «Вкусняшке». На этот раз я заказал блинчики и молоко. Блины ем всегда сухими, не использую подливу. Я далеко не гурман, ем все в сухомятку. Поэтапно: сначала еду, потом напиток. Не знаю, как люди запивают чем-то после каждого укуса — во рту же такая каша образовывается, вкусы смешиваются и уже совсем не то. Но я, кажется, один такой на свете, который никогда не запивает еду жидкостью.
Не буду скрывать, я дожидался своих вчерашних одноразовых друзей. Поглядывал на вход, но они не появлялись. Тогда я достал книгу и стал читать. Через полчаса я почувствовал, что ко мне кто-то приближается. Медленно и сдержанно я поднял голову, затем глаза, и увидел Настю. Она подошла и села за мой стол.
— Привет. — Знакомо улыбаясь, сказала она.
— Ты тут… — Удивленно сказал я.
— Решила прогулять алгебру.
— Ради меня?
— Просто так. Что ты читаешь?
— Американскую трагедию.
— О, я читала, хорошая книжка!
— Да, мне тоже нравится.
— Так почему ты не ходишь в школу? — Перешла она к делу.
— Не хочу.
— Как так? А тебя не выдают?
— Не знаю. — Пожимал я плечами.
— Ничего себе… — Взволнованно сказала она.
— Что такое?
— С огнем играешь.
— Да ну.… Это так… Хулиганство. — Поддел я ее.
Настя пристально посмотрела на меня. Выглядела она хуже, чем Кристина, но нравилась мне больше, в духовном плане. Глаза были влюблены в Кристину, а душа в Настю.
— Мне кажется, я люблю тебя. — Выскочило у меня.
— Что? — Спокойно спросила она.
— Не кажется, а люблю. — Поправил себя я. — Да, люблю.
«Ну, сердечко, начинай колотиться» — подумал я. И оно послушалось меня. Нервы у меня ни к черту, волнения оседлали меня и до ее ответа, казалось, прошла вечность.
— Но мы же просто друзья.
— Кто тебе такое сказал?! — Вспылил я.
— А разве нет? — Грустно и наивно спросила она.
— Как же ты не понимаешь? Не может быть дружбы, если один из двух влюблен.
— И что мы будем делать?
— Я так понял, ты меня не любишь. — Заметил я. — Ладно.
— Август, ты милый, хороший, добрый, интересный парень, но мы не можем быть вместе.
— Приятно слышать.
— Я тебя понимаю, но…
— Но ты любишь какого-то говномеса. — Отрывисто сказал я. — Все понятно.
— Я не люблю его. Он просто мне нравится. Я вообще против всего этого.
Девушки всегда придумывают глупые отмазки, чтобы не связываться с теми, кто им не нравится. Одна из самых распространенных: «я против отношений».
— Да что с тобой? — Презрительно спросил я.
В этот момент двери распахнулись, и в забегаловку зашла знакомая, до боли в животе, компания. «Вот так совпадение» — подумал я. Это были: Андрей, Оля, Вера и Кристина. Они сразу заметили меня, а я их. Кристина сразу отделилась от них и подошла к нам:
— Доброе утро, Август.
Ее карие глаза блестели, как черная жемчужина. Я кинул взгляд на Настю, она смотрела на меня с приподнятой правой бровью, мол, «кто это такая?»
— Привет, Кристина. Знакомься, эта Настя. Моя ПОДРУГА. — Выговорил я.
— Очень приятно. Я Кристина.
— Взаимно. — Холодно ответила та.
— Мы можем поговорить? — Обратилась Кристина ко мне.
— Да, вы тут надолго?
— Точно не скажу. Думаю, да.
— А где Саша?
— Он ушел в запой.
— Мило.
— Ладно, позовешь меня, когда закончите, хорошо? Я буду там же, где и всегда.
— Хорошо.
Она ушла, оставив свой запах, который, к сожалению, быстро развеялся и заменился на пресный душок кухни, масла и пота.
— Кто это? — Удивленно спросила она.
— Так. — Махнул я рукой. — Подруга.
— Красивая.
— Ага.
— На чем мы остановились? — Спросила она.
И тут мне стало понятно: она играет мною. Когда я говорю, что люблю ее, то самооценка Насти, хоп, и повышается. Наверное, я первый парень в ее жизни, который сказал ей об этом. Хоть и тот жираф из одиннадцатого класса нравился ей, а он, возможно, не отказался бы спутаться с ней — никто ничего не делал. Либо он был трусом, либо она ему просто не нравилась, раз он ничего, кроме как глазеть на нее, не делал.
Любовь частенько бывает, как красивый плод, но его необходимо почистить, чтобы съесть. И вот когда ты, наконец, почистил — кусаешь и чувствуешь, что тебя обманули. Совсем не вкусно. Плод оказался горьким, отвратительным и несъедобным вовсе. Вот так и бывает — сегодня любишь, а завтра пытаешься проблеваться.
Мои чувства к ней можно назвать «любовью», но если назовете «ненавистью» — спорить не стану.
Она смотрела на меня и ждала ответа. От темно-карих глаз веет таинственностью — зрачка почти не видно, и не понятно, что творится там, внутри в этой пропасти.
— О любви говорили. — Сказал я, наконец.
— Точно… — Задумчиво сказала она.
«Пора заканчивать, черт возьми» — думал я. — «Нас уже не спасти». Но вдруг она взяла меня за руки.
— У тебя такие холодные руки. — Нежно сказала она.
— Как твое сердце.
— Да, наверное.
— Ладно, иди на алгебру — она полезнее, чем это.
— Да… Я, пожалуй, пойду. До встречи. — Сказала она, поднимаясь. — Я просто хотела сказать, что скоро уеду. На все лето.
— Куда?
— В Питер, а оттуда еще куда-нибудь.
— Я буду скучать. — Искренне сказал я.
— И я. До встречи.
— Да, удачи.
После ее ухода я посидел еще минуты две, подумал. И все-таки я привязался к этой девчонке, причем довольно за небольшой срок. Наверное, все потому, что в этих делах я был полным профаном. А там, за столбом с меню, ждала Кристина. Непредсказуемая девушка, которую я почти не знал, но она хотела поговорить со мной. «О чем? О вчерашнем?» — задумывался я. Да и было ли все это на самом деле, или же почудилось под действием алкоголя и гашиша? Но я как-то стал привыкать к тому, что жизнь в последнее время частенько подкидывает в мою жизнь странные ситуации.
В конце концов, она сама подошла. Видимо, увидела, что я остался один.
— Ну что? — Спросила она, присаживаясь напротив меня.
— Не было начала, зато конец настал сейчас.
— Начало чего?
Я вздохнул, почесал затылок и сказал:
— Любви нашей.
— Она же совсем девчонка. Не понимает, что, да как. Тащится от взрослых парней и красавчиков.
— Как банально.
— Это случалось со всеми, и со мной в том числе.
— Осталось теперь забыть ее.
— Она тебе сильно нравится, да?
— Смешанные чувства, но, обобщая, могу сказать, что я влюблен.
— Все проходит… — Задумчиво заметила она. — Пройдет и это.
— Она уедет скоро в Питер. На три месяца.
— Чувства прогорят за это время. А то и раньше.
— О Боже. — Вдруг схватился я за голову. — Как же я жалок.
— Да, жалок, но ты пока ребенок. Лучше в детстве все пережить, чем потом во взрослой жизни тупить. Все это дерьмо, что происходит с тобой сейчас — закаляет.
— А что в конце?
— В конце ты станешь мужчиной.
Между нами чувствовалась разница. Я был тупой — она гениальной, и каждое слово ею сказанное тоже было гениальным.
— А, по-моему если у меня есть член и яйца, я уже мужик. — С неуверенностью сказал я.
— Я знала многих людей с членом и яйцами, которые постоянно добавляли к своим высказываниям: «…потому что я мужик» В итоге оказались простыми бабами с яйцами. Мужчиной нужно стать.
— Ну, да. А о чем ты хотела поговорить? — Поменял я тему.
— О вчерашнем. — С улыбкой сказала она.
— Ага, что вчера было? — Придуривался я.
— Извини за Сашу, ладно?
— Он бьет, как девчонка.
— Этот человек как раз относится к категории баб с членом.
— Оу, печально. А что твои друзья думают об этом?
— Им все равно… — Говорила она. — Я была пьяна, ты был пьян…
— А мне понравилось, хоть и смутно помню.
— Слушай, когда чувства к ней пройдут. — Сказала она. — Позвони мне.
Я сделал вид, что не понял ее, но вскоре она добавила:
— Дай свой телефон, я запишу номер.
Протягивая ей Моторолу, наши пальцы соприкоснулись, и я почувствовал ее мягкую кожу. Она сияла от красоты, у нее было лицо абсолютной формы и тело модели, но перед глазами стоял образ Насти. Я моргал и видел ее, как будто на веках со стороны глаз были прикреплены ее фотографии, и плавно переключались, как слайд-шоу. Теперь я понял, что она имела в виду, говоря: «когда пройдут чувства — позвони». Она все это прошла и знала, что пока ты любишь одного человека, на другого переключиться почти невозможно. Как бы хорош он ни был.
— Вот. — Сказала она, протягивая обратно мою трубку.
— Можно вопрос? — Спросил я.
— Конечно.
— Что все это значит? Что ты нашла во мне?
Она подумала немного, а затем сказала:
— Не знаю. Что-то в тебе есть. Сразу заметила.
— Ладно.
Кристина поднялась, чмокнула меня в губы и ушла из забегаловки, как будто пришла сюда только ради меня. «Где же ты была раньше?» — подумал я. — «Как мне теперь избавиться от этой сранной влюбленности?»

40 глава

Когда до начала летних каникул оставалось меньше недели, я решил всю неделю походить на занятия. Учителя в школе даже не спрашивали меня о том, почему я так часто не ходил. Михаил свое дело сделал на славу. Грязный педераст. Как он и обещал, почти по всем предметам у меня стояли четверки и тройки, это радовало.
Я постучался к нему в подсобку.
— Да, войдите.
— Здарова. — Сказал я, заходя внутрь. — Как дела? Как там твои голубчики?
— Ты опять за свое?
— Иди на хрен, ладно? — С улыбкой сказал я. — Расслабься, мне от тебя пока ничего не надо, зашел сказать, что ты отлично сделал свою работу. Только как ты умудрился всех подговорить? Или они все в твоей грязной компашке?
Он выкашлялся хорошенько, и только потом соизволил ответить:
— Не перегибай палку…
— Ладно, мне все равно нагадить. Главное, чтобы вы меня не трогали.
Я вышел, хлопнул со всей силы дверью и пошел в туалет.
Зайдя в школьную парашу, я увидел двух дегенератов из девятого класса. Они курили «план», развели дыму на весь толчок.
— Эй, дебилы, что вы тут делаете? — Грозно спросил я.
— Расслабься. Хочешь? — Сказал рыжий придурок, протягивая мне косяк.
Я принял дар, затянулся и вернул.
— Где достали? — Спрашиваю.
— Никому не расскажешь?
— Нет. — Спокойно сказал я.
— Информатичка.
Учительница по информатике была женщина лет тридцати пяти, на ее уроках я был раза два, но успел заметить, что оба раза она приходила в школу с бодуна. И в классе шушукались, что видят ее часто с какими-то мужланами. Сама она была не уродливой, только старомодной и с вечно опухшим от пьянки лицом. Во всяком случае, когда я услышал о том, что она продала девятиклассникам травку — здорово удивился. Это совсем уж неправильно.
— М-да. — Выдал я. — Ну-ка дай еще затянуться.
Я сделал еще две тяжки, и снова вернул, со словами:
— Вот так новость.
— Только никому не говори, ладно?
— Да мне и не кому рассказывать, но ты, конечно, идиот, раз рассказал мне об этом.
— Да плевать, я тебе и еще кое-что по секрету расскажу. — Ехидно улыбаясь, говорил он.
— Выкладывай.
— Вот этот чувак, знаешь, что сделал? — Он схватил своего друга за шею и прижал к себе. — Он трахнул эту старушку!
Невольно у меня вздыбились брови, а глаза выпучились наружу. Теперь я был убежден, что эта школа скопище дерьма, да и только.
— Герой. — Сказал я, затем расстегнул ширинку, вытащил причендал, поссал и ушел, не помыв руки.
«Надеюсь, кого-то потрогаю ими» — думал я. — «Они заслужили».
Школьные коридоры имели свою атмосферу. Нескончаемый поток безумных детей, которые орут, как резанные и носятся туда-сюда, разбивая лбы от столкновений друг с другом; девчонки сидят на подоконниках, обсуждают уродливых и красивых парней, а парни стоят у стенок и занимаются тем же, чем и девчонки, либо еще хуже — шутят. Но ни у одного парня в моем классе не было чувства юмора. Хотя, я особо с ними не общался, но то, что слышал — юмором назвать невозможно.
Я зашел на урок русского языка, немного опоздал и учительница сразу возопила:
— О! Явился — не запылился!
— Здрасте.
— Редкий гость. — Громким, притворным шепотом сказала она классу. Шутница. — Можно узнать, где ты ходишь вообще?
— У меня дела неотложенные.
— Какие? Баранов доить?
— Что?
— Ну, ты же с гор спустился.
Она смеялась со своей же шутки, а класс ее поддерживал: мерзкие, хохочущие рожи, им смешно абсолютно все.
— Я из Польши, какие горы? — Спрашиваю.
— Так и будешь стоять? — Спросила она, и снова взорвалась смехом со своими маленькими рабами.
— Охренеть, как смешно. — Сказал я, проходя к последней парте.
Усевшись поудобнее, я сразу заметил влюбленную парочку: два уродца по имени Маша и Коля. Они сидели справа от меня и лапали друг друга между ног. Гнусавый класс.
Уроки шли очень долго. Под конец я чувствовал, что вот-вот подохну, но я все же сумел доползти до дома. Оставшуюся неделю так и ходил с превеликим трудом. От этой дряни быстро отвыкаешь и привыкнуть потом трудно.

Настало лето. Скучные дни, одинокие ночи. Мама продолжала капать мне на мозги своими замечаниями, но уже по другим причинам. Я терпел все это, однако с каждым днем терпение мое лопалось. Не было дня, чтобы я не вспоминал про Настю. Я мечтал о ней, надеялся, что все будет иначе, и в конце концов мы будем вместе. Наивный придурок. Во всем были виноваты книги и фильмы. Они учат нас тому, что этот мир все еще жив и люди в нем не такие плохие, какими кажутся. Даже трагедии в фильмах и трагедии в жизнях– различаются. Между ними пропасть. В фильмах все эпично и романтично, в книгах так же, но в жизни все совсем по-другому. Романтики в жизни нет. Слишком много пародий на жизнь, слишком много тех, кто все осмеивает. Сейчас, в двадцать первом веке — смешно и позорно все. Социальные сети стали не только собранием дегенератов, но и юмористов от самого Бога. Куда ни плюнь, все здорово разбираются в юморе. Бабушка упала — нужно это сфотографировать, выложить в какую-нибудь группу социальной сети и со всеми посмеяться, бомж валяется полумертвый — надо снять на видео и опять со всеми смеяться. «Умора», что еще сказать? Меня тошнит от всего этого.


11 класс

«Хочу стать инженером (опять писателем)»

41 глава

Без цветов, без галстука и без глупой улыбки.
Я пришел на школьную линейку ровно в десять часов утра. Свой класс было очень трудно найти, но потом я услышал:
— Август! Иди сюда! — Кричал Ярослав, тот, что целовался с Михаилом Михайловичем.
Я подошел к нему, и он поздоровался со мной. Интересовался, как я поживаю, шутил и все такое. «Что ты хочешь от меня?» — подумал я. Его поведение казалось странным, но потом мне все стало ясно. В главе класса больше не было Михаила. Там стояла молодая, мало мне известная учительница по истории.
— Вот черт. — Сказал я. — Кто это?
— Его уволили. — Шептал мне на ухо Ярослав.
— За что?
— Не знаю, он мне не рассказывал.
— Как это не рассказывал? Вы с ним расстались? — Усмехнулся я.
— Август, прошу, давай забудем это? Это мой выбор, я ничего не мог поделать.
— Ты гомик. Такое не забывается.
— Ну и что? Ты никогда не дружил с гомиками?
Я посмотрел на него каменным взглядом, а затем выдал:
— Я с ними и не общался никогда, так что пошел вон!
Он покачал головой и отошел, но я продолжал чувствовать его взгляд на себе. Видимо, его отвергла старая компания, и он решил прильнуть ко мне.
Эта школьная «Линейка» ничуть не отличалась от предыдущих. Даже выступления были одинаковыми. Директриса так же твердила свою речь, потом ветераны что-то говорили и под конец были всякие дурацкие сценки. Обычно в них выступала Вера. В этот раз, она нарядилась в какого-то подсолнуха и плясала около детей, голося при этом какую-то глупейшую песенку. Все смеялись, им было весело, а мне рыдать хотелось. «Весь этот праздник, зачем он? Почему вокруг одни улыбки? Что со мной не так?». Я смотрел в тусклое небо: тучи сгущались, чувствовалось, будто скоро пойдет кислотный дождь. Вдруг надо мной пролетела ворона, и мой взгляд устремился на нее. Она летела так, словно спешит куда-то. «Вороной быть неплохо». — Думал я. — «Они летать умеют». Вдруг, я услышал звон колокольчика. Мне пришлось встать на цыпочки, чтобы увидеть, что там, в центре, происходит. Маленькая девочка держала за руку моего одноклассника, и они ходили по кругу, она при этом звенела колокольчиком. Он должен был ее поднять, но почему-то просто вел, я так и не понял почему. Наверное, был слишком слабым для этого. Однако все это выглядело довольно мило. После все куда-то тронулись, директор забубнила, стала называть номера и буквы классов. Началась суматоха, и вдруг я услышал: «Одиннадцатый класс!». Наши куда-то сразу тронулись. Я стоял неподвижно и глядел на все это, безучастно. Мои одноклассники подходили к первоклассникам, хватали их за руки и тащили в школу. Мне сразу вспомнился мой первый день в школе, когда в меня так же вцепилась высокая девочка и потащила в школу. Я медленно подошел к первокласснику и сказал:
— Сам пойдешь или тебя за руку держать?
— Сам пойду. — Сказал он.
— Пошли.
Мы зашли в школу, затем поднялись в их класс.
— Ты хорошо видишь? — Спрашиваю.
— Да!
Я отвел его к последней парте и сел перед ним на корточки.
— Август, идем! — Крикнул мне одноклассник.
Я не совсем понял, какого черта я ему понадобился.
Сейчас! — Крикнул я ему, а затем обратился к мальчику, показывая пальцем на букварь, висевший на доске. — Какая вон там буква?
— А. — Отвечал он.
— А там?
— Б.
— Молодец.
Он послушно сел за последнюю парту.
— Это самое лучшее место из всего класса. Когда ты вырастешь, возможно, вспомнишь меня. Меня зовут Август!
— А меня Гриша. — Сказал он.
У меня невольно появилась улыбка на лице.
— Очень приятно, Гриша. До встречи.
— Пока.
В свой класс я опоздал. Во-первых, задержался, а во-вторых, понятия не имел, где он теперь находится. Но меня все равно впустили. Учительницу звали Марина Дмитриевна, ей было лет тридцать, с виду она выглядела строго, но элегантно. Она была харизматичной особой, но зациклена на образовании. Впереди нас ждал Единый Государственный Экзамен. Его ввели не так давно и его все боялись, как огня. Марина сходу начала запугивать нас им, говоря, что его усложнили и теперь сдать будет очень трудно, и мы скорее должны выбирать предметы, которые будем сдавать. Обязательными были два: математика и русский, но нужно было еще один или больше выбрать, чтобы поступить в университет. Я считаю, что этот самый экзамен — гнусавый, политический ход. Они там, в отделе образования, все сговорились, думают об одном: как бы больше срубить бабла. Потому что, если ребенок напишет плохо, он не поступит в университет на «бюджет», а учиться же дальше нужно, тогда придется денежку платить и кормить этих жадных свиней. Я все это прекрасно понимал, и хотелось облапошить всех этих чертей, обойти все это. Моя мама была человеком старой закалки, боялась власти, уважала всех и вся. Пыталась и меня сделать таким же. Летом мы с ней обговаривали вопрос по поводу поступления и остановились на техническом университете. Я долго противился, но она меня переубедила. Из меня технарь — никакой, но в гуманитарный университет мужчине идти не стоит. А вообще любая работа — отстой. Работать нужно, чтобы деньги зарабатывать, а когда мне говорят: «Иди туда, куда нравится», я смеюсь, ей Богу. Мне нравится на диване валяться, а нынче за это ни гроша не платят. Мне в жизни попадались люди, которые спорили со мной на эту тему, защищая власть, образование, и знаете, где они сейчас? В моей мысленной помойке для задротов.
— Эй, на последней парте. — Вдруг крикнула Марина.
— Вы мне? — Спросил я.
— Да, тебе. Встань, когда с тобой учитель разговаривает!
Ненавижу это. «Что за чушь? Почему я чувствую себя рабом?» — думал я. В школе нас не учат нормальной жизни. Нас учат той жизни, которую создали одержимые властью и деньгами люди. Вы не думали, что все могло быть иначе? Многие не позволяют себе такого «лакомства» — думать об этом. Моя мама любит говорить: «Не пытайся делать открытий». Но она говорит это из-за страха, потому что полностью подчинена власти. Соглашается со всем, верит всему и вся. И не она одна такая, почти все взрослые люди такие. Они роботы. Живут, чтобы в конце концов подохнуть.
Я поднялся и обдал ее презрительным взглядом.
— Как тебя зовут?
— Август.
— Какие экзамены ты сдаешь?
— Не знаю. Наверное, физику.
Класс начал хихикать. Многие знали меня с первого класса, и они не представляли, как я буду сдавать физику. А я не представлял, как вообще что-либо буду сдавать. С моим везением мне ни в одной науке нет места.
— Ты ее хорошо знаешь? — Продолжала она допрос.
— Хм, да, вроде, вообще не знаю.
— А как ты собираешься сдавать?
— Целый год впереди.
— Подумай еще раз, стоит ли сдавать ее.
Странно, что под ее обстрел попал именно я. Наверное, она посчитала меня самым неуважительным и тупым в классе, ведь я совсем не слушал то, о чем она там говорила. Даже вид не делал. Я просто смотрел в окно на забитый мусорный бак. Это было интереснее.
— Я все предметы знаю одинаково. — Говорю.
— Садись. — Пренебрежительно брякнула Марина.
Я сел и вернул свой взор к мусору.
Вся эта белиберда быстро закончилась. И слава Богу.

42 глава

Процесс начался. «Остался один год» — эта мысль грела меня, но и пугала одновременно. Мама думала, что я настроен на учебу, папе было плевать, брат говорил: «В университете будет лучше. Я сам гнил в этой школе, а потом все наладилось».
Мне нашли преподавателя по физике, я с ним должен был заниматься один раз в неделю полтора часа. И когда я пришел к нему первый раз, он достал тетрадь и написал мне десять каких-то примеров.
— На вот, реши. Посмотрю, какой у тебя уровень.
Из десяти я сумел сделать только два, и то эти задания даже пятиклассник решил бы. Словом, он был в изумлении от того, какой же я ноль в физике и математике. Его звали Алексей, и он был довольно жестким. Я ненавидел к нему ходить даже больше, чем в школу. А после занятий мне казалось, словно жизнь удивительно проста, и не потому, что я понимал физику, а потому, что я ее вовсе не понимал, и этот ад, который длился полтора часа, окончен.
— Не знаю, как ты сдашь физику. Она очень туго у нас идет. — Говорил он.
— Угу. — Монотонно отвечал я.
Мне приходилось делать тонну домашней работы, учить всякие формулы, зубрить обозначения. В глазах все плыло, хотелось разорвать тетрадь и выкинуть ее в помойку, хотелось колошматить стены и биться в конвульсиях, настолько я ненавидел физику.
Алгебра была два раза в неделю, и тоже была занудной до тошноты, но, по сравнению с физикой, это божественный предмет.
По русскому все шло хорошо. Один урок в неделе, полтора часа. Мы начали готовиться к экзамену, и у меня хорошо получалось решать тесты, а вскоре она задала мне на дом сочинение. Я написал его за двадцать минут, и, когда на следующий урок, принес ей листок с сочинением, она сказала:
— Август, я же просила, чтобы ты сделал сам.
— Но я делал сам.
— Я не верю. Это сочинение слишком хорошее.
Тогда я сделал еще одно сочинение. Ответ был такой же, сделал еще — тоже самое. И тогда я понял, кем хочу стать. В этот раз твердо. Писателем. Мне стало понятно, что это за чувство во мне, когда я читаю какую-либо книгу. Что-то внутри меня хотело, чтобы я писал, творил, выдумывал. И с тех пор, я стал много писать. На уроках, дома, везде, где представлялся случай. Я писал рассказы, перечитывал их, редактировал и откладывал в полку. Некоторые выкидывал, некоторые терялись. Я писал про людей, в основном от первого лица. Зачем вести личный дневник, если можно написать рассказ? То, что я хотел сказать, я писал на бумаге. Это помогало. Когда во мне застаивалось «дерьмо», я выплескивал все на бумагу, и получалось, порой, неплохо.

43 глава

На фоне школьных проблем, были и личные, конечно же. Они нескончаемы. Прыщей стало чуть меньше, но мне, наконец-то, стало плевать на них. Я знал, что когда-то они пройдут, да и лицо, в общем-то, мне не особо нужно было. Если только у меня была бы девушка. Кстати о девушках. Я встретил Настю, в начале ноября, в лифте.
— Рад тебя видеть! — Говорю.
— Я тоже! Как дела?
— Сама знаешь, школа достала, как всегда. Ты как?
— Я отлично.
Мы вышли из лифта и остановились в подъезде. Нас настигло молчание. Синдром «не о чем говорить». Я все еще был немного влюблен, как бы не пытался раздавить свои чувства. Мозг подсказывал мне: «проваливай». И на тот момент, я уже понимал, что всегда нужно слушать мозги, а не что-то там еще.
— Ладно, прерву эту великолепную тишину, нужно в школу, а то опоздаем. — Сказал я.
— Да, точно.
Мы вышли на улицу, там было холодно и только-только начало светать.
— Кстати, как там с тем баскетболистом? — Спросил я.
— Никак, он же закончил школу. Но у меня в Питере появился жених, хи-хи.
Опять. Снова. Повторно. По тем же ранам.
— Круто. — Сказал я.
— А ты нашел себе кого-то?
— Нет, ведь я все еще люблю тебя.
Через секунду мне стало ясно, то, что она сказала — высший сорт кретинизма. Однако, я понял, что терять мне все равно нечего.
Она сделала задумчивый вид и произнесла:
— Ого.
Все, что она могла сказать — это долбанное «Ого»
— Прощай, Настя. — Поддельно грустным голосом сказал я.
— Мы больше не увидимся?
— Мне не нужны друзья, ты знаешь.
— Очень жаль.
— Мне было приятно с тобой общаться.
— Тогда почему мы не можем продолжить? — Удивленно спросила она.
— Да потому что у тебя в сранном Питере жених! — Вспылил я. — Прости. Не бери в голову.
— Эх.
И я ушел, с чувством, словно меня вот-вот стошнит. Пройдя несколько кварталов, меня все-таки стошнило. Я подбежал к мусорке и выблевал все туда. Но не из-за нее это, а из-за вчерашнего скисшего творога, который ночью скрутил мне живот, а на утро преподнес тошноту. Я достал воду из портфеля и прополоскал рот, люди проходили мимо. Уставшие, злые, пялились на меня, а я занимался своим делом — полоскал и выплевывал воду. После «промывания» я пошел дальше и вдруг услышал стоны, крики, удары. Я оглянулся и увидел мужчину с женщиной у подъезда. Он ее избивал и что-то орал. Было довольно людное место, вокруг ходили люди, но ни один человек не вмешался. Все просто проходили мимо, даже мужчины, причем они поспешно, со страхом на лице, покидали то место. Мне же было не до страха, я был расстроен из-за Насти и того, что моя жизнь сложилась не самым лучшим образом. Хотя все это и было очевидно, я жил с этим и раньше. Но, знаете, когда судьба, лишний раз напоминает тебе о том, что твоя жизнь дерьмо — становится скверно.
Немедля я направился к этим двум, и когда сблизился, крикнул мужику:
— Эй, отпусти ее!
Он оторвался от избиения девушки и ответил:
— Вали на хер!
И снова замахнулся на нее своей лапой. Я рванул с места и с разбегу всек ему прямо в бровь. Он упал на задницу, открыл пасть и простонал.
— Она меня ножом пырнула. — Жалостливым тоном говорил он, не двигаясь с места.
Сквозь его руки сочилась кровь, девушка была растеряна. Я глянул на свою руку, она вздулась, как воздушный шар. Вдруг из подъезда вышел огромный мужик.
— Э, Дима, что за? — Грозным, низким голосом спросил он у мужика, а затем вылупился на меня. — Ты кто такой?!
Я снова посмотрел на руку и понял, что больше ударить не смогу. А когда поднял глаза, передо мной уже стоял этот громила, вплотную. Он замахнулся и со всей силы ударил мне в живот. Я согнулся и увидел, как мне в лицо летит огромная ладонь. Бах, и я оказался на земле, со звездочками в глазах. Они о чем-то говорили, громила кричал больше всех, затем они потихоньку ушли, а я остался лежать на асфальте. Было слышно, как мимо проходят люди. Им было плевать на меня. Я не нуждался в помощи, но меня удивляла их безучастность. Стало ясно — только родные заботятся о тебе и желают добра, всем остальным плевать. Я был человеконенавистником и пессимистом, другие считали себя оптимистами, добряками, героями, а так получилось, что именно я заступился за ту девушку. Тот, кто, казалось бы, ненавидит весь мир. Я не был злым, как многие думали. У меня доброе сердце, но люди вокруг озлобили меня. Всю жизнь, я чувствую голод по добрым поступкам. Мне хотелось творить добро тем, кого по сути ненавидел. Мне нравится человечество, но не нравятся поступки и мировоззрение людей.
Я пролежал там минуты три, затем поднялся и пошел в школу.

44 глава

Опять же, если это был бы мой фильм, я, наверное, попробовал использовать «эффект перемотки». Знаете, это когда неинтересные части происходят в быстром порядке, чтобы зрителю не было скучно смотреть. Я часто с таким сталкивался. Или же если с главным героем происходит постоянно одно и то же — тоже можно перемотать.
Так вот давайте представим, что я делаю точно так же, перематываю все неинтересное, а именно: как я ходил в школу, тух там, выслушивал разные оскорбления, терпел унижения, вонь из ртов учителей, похабности одноклассников и их тупость; то как я ходил на индивидуальные занятия, готовясь там к экзаменам; скандалил с мамой, думал о бытие, мечтал об избиениях тех, кого ненавижу и то, как я писал свои рассказы. В итоге, ничего не изменилось, кроме времени года. Была весна, и в моей жизни началась суматоха с этими экзаменами. Я чувствовал, что неплохо подготовился и, вполне, способен сдать. А еще у нас должен был быть выпускной вечер, как и у всех выпускников, но я отказался на него идти. Среди одноклассников у меня не было друзей, и отмечать с ними совсем не хотелось.

Настало двадцать пятое мая. Последний звонок. Парни разоделись в костюмы, намазали пуд геля на волосы, девушки размалевались, накрутили свои тысячу раз покрашенные, выгоревшие волосы, подложили поролон в лифчики и позировали, выпучив утиные губы. Словом, жуткое зрелище. Я на такую церемонию с удовольствием пришел бы в халате и с тапками, но мама настояла на том, чтобы я надел хотя бы рубашку и черный галстук.
И вот стоим мы в одну ширинку на сцене, впереди битком набитый зал: родители, бабушки, учителя, дети и другие люди. Все радостные, счастливые, добрые, но больше всех счастлив был я. Не верилось, что я стоял там, на этой сцене, пройдя все одиннадцать кругов ада. На сцену вышла директор, поприветствовала всех и начала церемонию вручения. Рядом стояла девушка, которая выдавала аттестат и каждого целовала в щеку. Директор вызвала первого, второго, третьего, четвертого. И вдруг, я понял, что не могу просто так покинуть эту школу. Поцеловать девчонку и сказать спасибо директору? За что? Всем своим неугомонным нутром, я чувствовал, что должен сказать всем, чему же меня в действительности научила школа. И, вдруг, я наконец-то слышу свое имя. Медленным шагом подхожу к директрисе, пожимаю ее руку, беру у девушки аттестат, целую. «Давай! Давай! Сделай это черт возьми!» — Кричал во мне голос. Директриса потихоньку подняла микрофон ко рту, чтобы назвать имя следующего, но я вдруг остановил ее:
— Можно мне микрофон? Хочу поблагодарить всех.
Она пристально и недоверчиво посмотрела на меня. Знала, что я что-то замышляю. Но я улыбался, смотрел в зал, ухмыляясь и им тоже.
— Ну, давайте же. — Повторил я.
Она осторожно протянула мне микрофон. Я взял его, отошел на два шага и обратился ко всем.
— Чему меня научила школа? — Начал я. — Знаете? Не думали об этом? Я скажу вам, чему она научила меня! Лгать, ненавидеть, бояться, материться и мысленно убивать, каждого, в этом поганом месте!
Из зала раздался: смех, шипение, различного рода восклицания. Конечно, все были удивлены. Там и моя мама сидела. Она, наверное, рассердилась не на шутку, но разве можно сердиться на правду?
Я отдал микрофон и побежал к выходу. Мчался, сломя голову, по коридору, а когда выбежал на улицу — втянул свежий воздух и поднял лицо, дабы солнце осветило его.
— Да-а-а-а-а-а-а!! — Кричал я. — Д-а-а-а-а-а-а-а-а-а!!!!
Это был один из самых лучший дней в моей жизни.

Мама не сильно ругалась за мою выходку, сказала только, что опозорил ее. Но я объяснил ей, что сказал всего лишь правду: школа травила меня на протяжении одиннадцати лет. И ее, кстати, тоже. Через меня.

45 глава

Настало время экзаменов. Я сильно переживал. Каждый экзамен шел четыре часа, за это время свихнуться можно. Можно было рассказать подробнее, что я чувствовал, сидя на гребанных экзаменах, но думаю все догадываются.
Прошло какое-то время и пришли, наконец, результаты по экзаменам. Я нервно высматривал свое имя на табло, и когда увидел, начал искать предметы и баллы по ним. Русский — семьдесят баллов, алгебра — шестьдесят четыре и физика сорок пять.
— Охренеть. — вслух сказал я.
— Сколько? — Спросил Максим — жополиз.
— Иди на хрен. — Сказал я, радостно шагая в сторону выхода.

Мама была на десятом небе, единственный раз в жизни она гордилась мною, даже отец и брат гордились мною. Жаль, что мне было плевать на то, что я все сдал. У меня в мыслях было одно: «Теперь еще пять лет учиться», но я верил брату, что в университете все будет иначе. Я сразу подал документы туда, куда мы планировали. В строительный университет, который выпускал хороших инженеров.
И все лето я провел в ожидании. Сначала ждал результатов, потом ответа — поступил я или нет. И в начале августа, наконец, пришел ответ из университета — я поступил.
Мы с семьей это дело отметили, выпили чутка, а потом я сказал, что хочу отметить с друзьями. Мама не противилась, и разрешила мне уйти, хоть на всю ночь. Я вышел на улицу, подумал позвонить своим старым друзьям: Роме и Грише, но решил, что отпраздную сам. В одиночестве. Зашел в магазин и встал перед выбором, не знал какой виски купить. Мне еще не исполнилось восемнадцать, но в магазинах легко продавали без проверки документов, потому что я выглядел на два года старше, плюс у меня начинала расти борода. В конечном счете, я решил ничего не покупать. Вышел и пошел в парк.
Там было много людей, я встал у озера и закурил. Подо мной плавали утки, они хотели кушать, и если бы умели говорить попросили бы: «накорми нас, пожалуйста». Мне стало жалко голодных птиц, и тогда я пошел в магазин, который находился неподалеку от парка, купил хлеба и пришел обратно. Я кидал им хлеб, параллельно размышляя о прошлом. Все это было позади, и впереди ждала новая жизнь, такая же рабская и скромная, но, что я мог поделать с этим? Вся семья была рада на меня. Были счастливы. Я понял, что они действительно любят меня, ведь мы одно целое. Мама часто выводила меня из себя, ругалась, орала, но она любила меня. Кто знает, если бы не она, я был бы, возможно, другим. Кем-то намного хуже, чем сейчас. Возможно, вообще не писал бы и не размышлял о жизни, людях. Гулял бы с псевдо-друзьями до утра, напивался дешевыми коктейлями, прокуривал бы себе мозги травой, как многие и делают. Все эти вещи: сигареты, алкоголь, наркотики — они неизбежно приводят к деградации духа и гниению тела.
Я, вдруг, вспомнил про Кристину. Достал телефон и набрал ее номер. Недоступна. Я попробовал еще раз, в трубке говорили то же самое: «Временно недоступен». Сейчас я уже не уверен существовала ли она, на самом деле, или это был плод моего воспаленного воображения.
Тогда в памяти всплыла Настя, захотелось набрать ей, поговорить, узнать, куда она поступила, и в голову пришла наивная, детская мысль: «Возможно, она рассталась со своим женихом и в будущем мы все-таки сойдемся». Я почти набрал ее номер, но потом резко остановился.
— Нет. — Сказал я вслух.
Будущее недоступно, прошлое — к чертовой матери, а настоящее, со всей его грязью — является единственной реальностью. Его стоит принять или же менять. Не откладывать все для себя, в будущем, а постараться изменить все сейчас.
— Что «нет»? — Вдруг спросил меня старческий голос.
Я обернулся и увидел какую-то незнакомую бабушку.
— Я так громко сказал? — С улыбкой спросил я.
— Разговариваешь с самим собой?
— С утками.
Она, молча, пошла своей дорогой. Я достал сигарету и стал курить, стряхивая пепел в траву. Невольно посмотрев на небо, я остановил свой взгляд. Мне причудилось, будто кто-то смотрит на меня оттуда. Очень презрительно, и в то же время, тоскливо. Я никогда не верил в людей. Этот мир построили не они. Эту Землю создал кто-то другой. Великий. Тот, кто не является человеком, однако существует.
Я выкинул сигарету и снова поднял глаза ввысь.
— Прости. — Сказал я небу.

***
На этом я, пожалуй, закончу. Что дальше со мной будет, не знаю. Пробегаясь глазами по тому, что написал, понимаю — это не все, что я хотел сказать вам. Это миниатюра моей жизни и чувств. Одиннадцать паршивых лет в одном рассказе. Мне было плохо, очень плохо. Впрочем, сами знаете. Вся эта ненависть сидела во мне довольно долго, но теперь, когда многое из пережитого осталось на бумаге — мне стало легче. Я послушал свой совет — послал прошлое к чертовой матери и не держу обиды. Теперь нет.
Вот он, мой мысленный пакет с ненужным хламом. Я выхожу во двор и швыряю его в мусорный контейнер. Быть может, кто-нибудь прочтет эту историю, а может и нет. Плевать. Я избавился от этого и иду домой.