5 декабря

Пятое декабря

         Сегодня пятое декабря, а значит день рожденья Мамы... Я помню этот день в детстве, тогда он всегда был выходным - День конституции. Ничто не вечно в этом мире, но день
праздничным для меня остался. Мама нынче стала относиться
к нему без радости, особенно после смерти бабушки, случившейся накануне этой даты в одну из давних уже зим. Мне эти дни памятны, по сути первая смерть, с которой
столкнулся лицом к лицу.

 Не хочется о мрачном. Уход этот был тихим. Мама покормила бабушку и на несколько минут отвлеклась на другое. Когда подошла, та уже не дышала.

После
исхода нашего из Азербайджана она сильно сдала. Склероз наступал, и сознание туманилось всё более и более. Пока можно было, мы возили её на зиму к младшей дочери Жене в
Запорожье, но последний свой год Бабуля прожила в станице безвыездно. Сложная и богатая событиями жизнь выпала на долю этой женщины. Урождённая дворянка, дочь офицера, сгинувшего в пекле первой мировой войны, она прошла через приют для безродных и беспризорных, разруху, голод и лишения второй войны. Похоронила сына, но смогла уберечь ещё пятерых детей. Когда симптомы старческой болезни стали нарастать, мама пыталась увлечь бабушку записью воспоминаний, но было уже поздно.

 Написав одну фразу, она
тут же останавливалась и зацикливалась на ней. Не имея в уме ничего дурного, я предложил ей как-то помочь мне с укладкой дров. (Бабушка уже перестала узнавать младших из
своих родственников, иногда называла именами детей и сама на глазах молодела умом. Все мы из детства, а некоторые в итоге в него же и уходят. Это безумно грустно, но иногда вызывало улыбку.) И тогда Наталья Афанасьевна записала в тетрадке, что кто-то заставил её таскать дрова. И несколько недель после, день бабушки начинался с бормотания про гада из-за которого у неё всё болит. Оказывается, проснувшись, она читала последнюю запись и вставала уже прояснённая в причинах своих бед. Мужиков она не любила, и верно тому
была какая-то причина, скрытая в дебрях её памяти, придумывать не хочу.

 Я очень любил всех своих бабушек и не растерял пиетета перед некоторыми таковыми и сегодня. Еще один эпизод из тех дней, который не хочется опускать. Потеря памяти делала бабулю беспомощной в самых простых ситуациях. Видимо переживаемое нами не складывается в ящички, а наслаивается друг на друга. И уходит сознание постепенно, сначала стираются верхние слои, а потом всё
глубже и глубже. Однажды мы не уследили за своей старушкой, и она, выйдя в огород посеменила по тропинке в своё детство. Когда уже была далеко от хаты, кто-то из прохожих, увидев бабусю в тапочках спросил: - Вы что-то ищете? - Да, иду домой. - А где живёте? - В Новороссийске... ??? Хорошо, нашлась душа, которая тогда признала старушку из
дома новых поселенцев, и путешественницу привели ко двору...

 Вряд ли сегодня реально узнать что-то новое о её жизни, и наверняка ей было что рассказать, но то не хватало времени
у неё, то у нас...
 
          Вот так, начав говорить вроде бы о Маме, перескочил опять на другое. А Мама нынче у сестры в Краснодаре, по первому зову, забывая о хворях, летит на крыльях к внукам. Переживает, что много уже не по силам, но рада любой возможности быть нужной и полезной. А мы с дедом (отчим) остались на хозяйстве. Мне досталась коза, ему всё остальное.  Думаю, по-честному, поскольку когда и сам выбирался в командировку на несколько дней и
перспектива доить замаячила перед ним, тут же поступило предложение – Может, зарежем? Обошлись без крови и остались с молоком.
 С утра же, выползая по делам, держал в уме, что вечером надо как-то выделить этот день. Зашёл, возвращаясь, в универмаг. С «выпить» проблем там не было, пусть и дом полон бутылок, решил, что стоит взять что-то специально. От
крепкого дед наверняка откажется, остается сухое и красное. Полно местных марок, но решил узнать чем плохо испанское, раз продавать его можно только в Испании и России.

 Вот с
закуской оказалось сложнее. Искал мясные полуфабрикаты, но ничто не вызывало аппетита. Пришлось обойтись курочкой и консервами. Дичь поручил деду, а сам занялся жаркой
картошки. На большее воображения и способностей не хватило. Для разнообразия стола нарезал сала и открыл баночку помидоров. Нам этого хватило.

 Сели. Дед приготовил к столу
и наше вино, но я настоял на купленном. Терпкое, мне понравилось, визави морщился и икал после каждой рюмки, но тоже пил. Первый тост за именинницу, созванивались с ней с утра. Получили порцию наставлений и поздравили. А сейчас только чокнулись. Сильно проголодались и наша снедь пошла на ура. Второй тост был за наших, кто вспомнил сегодня и
позвонил, и тоже сидит за столом.

 Потихоньку, как всегда, разговор перетёк на Закаталы. Это то, что объединяет всю нашу семью. Владимир Иванович родом с Дона, с Нижне-Черской, но основные воспоминания и у него всё же связаны с Закавказьем. Истории его я слышал уже не раз, но тут, несмотря на выпиваемое, старался запомнить всё. Это тоже дорога к тому же святому месту, пусть и не моя.

 Попробую связно и отчасти своими словами воспроизвести прозвучавший за столом монолог. Детство своё до эвакуации он почти не помнит. Что-то
когда-то говорил о месте, куда они тогда выехали, но этого не запомнил я.

 Сейчас же рассказ,  начавшийся было с аэропорта, перескочил на действительное начало... "... когда возвращались в Нижне-Черскую, ехали на подводах через Сталинград. Город лежал в руинах. Для транспорта
расчистили узкую полосу, по которой двигались в одном направлении. Для разъезда были организованы специальные участки. Там и пережидали, пока пройдёт встречная колонна. Трупы наверное уже убрали, но хорошо помню огромные кучи касок и фляжек. Причём вместе были свалены и наши, и немецкие. Вряд ли бойцы могли это просто потерять..."

У меня же при этих словах в голове сразу всплыла картина - Верещагинская, "Апофеоз войны"... Налил ещё по одной. То ли от уже выпитого, то ли от того, что день сегодня
особенный, но слушал легко, и всё было не напряжно. И дед расшухарился. Давно уже почти ничего кроме таблеток не употреблял, а мне одному не в кайф. А как выпьет хоть чуть, сразу начинает вспоминать свои охотничьи байки. Но тут и тема была другая, и сидели хорошо . А дед продолжал...

 "Когда уже проехали город, меня уморило и начал засыпать. Проснулся от шума самолёта... Открыл глаза, он летит прямо на меня. Заорал в полный голос, соскочил с телеги и бросился в придорожные кусты. Успокаивали меня все взрослые. Самолёт был наш, со звёздами. Тихоход По-2. А я беспрестанно повторял - Я думал неметски, а он советски..." Дед сознательно пытался воспроизвести своё детское произношение. Ведь было ему в ту пору неполных шесть лет. Наверное история эта неоднократно повторялась с интонациями в семье, но и сомневаться в искренности её нет причины. Сама же реакция ребёнка на самолёт очень красноречива. Летчик, видимо, использовал дорогу как ориентир, да и старшие, наверняка уже только по гулу, определяли кто летит и зачем. Но по-моему, из таких эпизодов и складывается ощущение войны - страшной и беспощадной. Эхо её отзывалось в детях, даже когда фронт ушёл достаточно далеко.

 Об этом и были последующие рассказы деда... "Мы наконец добрались до родных мест... Нижне-Черская была всегда торговой станицей. Тут было много каменных и двухэтажных домов. Многие сохранились даже после боёв на улицах. Свидетельство последних, сгоревший танк, наш, стоял возле дома, на втором этаже которого мы тогда поселились. Александр (брат), лазивший внутрь его, рассказывал, что видел в нём обгоревшее тело. Вынес из танка он тогда и пистолет. Оружия вокруг по полям валялось много. Недалеко от дома мы нашли что-то похожее на блиндаж, разрушенный прямым попаданием. Было уже лето и после весенних боёв многие воронки позарастали травой.

 Место
укромное, и мы начали стаскивать туда "ценности", которыми богаты были окрестности. Был там у нас с братом маленький миномёт, и пулемёт был – наш, с броневым щитком, пистолет, шашка казачья и два кинжала..." Я, было, перебил рассказчика – может, штык-ножи? Но дед
упёрся, именно кинжалы. Я слышал, что к тому времени на фронте и за нас, и у немцев воевали национальные и казачьи военные формирования. Может, трофеи эти оставлены были
такими. Не буду путаться, пусть говорит Владимир Иванович...
"Чего только мы туда не натаскали – порох, и разный, валялся повсюду, патроны, снаряды, заряды для ракетниц. Особенно опасными были крупнокалиберные зажигательные и разрывные
патроны, они имели яркую и очень броскую окраску боевой части. Почти каждую неделю рассказывали о том, что недалеко кто-то из ребят подорвался или покалечился.

 Однажды мы с
Александром затеяли фехтование в нашем блиндаже... В шутку начали махать кинжалами. Мой от одного из касаний неудачно отскочил, и я кончиком лезвия рассёк бровь соседскому пацану, заглянувшему к нам. Крови было много... За ними крик и слёзы, и мальчишка побежал домой ... Там уже и родители подняли крик, вызвали милицию... и наш склад реквизировали. Приключения же на этом не кончились, как-то пацаны развели прямо во дворе костёр. А потом кто-то предложил бросать туда ракеты. Когда они загорелись, то стали со свистом разлетаться в разные стороны по окрестностям. Не заметить такой салют было невозможно. Крикнули - шухер, и мы врассыпную кинулись по домам. Набежавшая милиция за нами... Когда,  запыхавшись, показались у своих дверей, Мамка нас уже ждала. Как были в одежде, 
запихнула на кровати и укрыла одеялами... На вопрос
милиции, обходившей квартиры - Где ваши? Махнула рукой - Вон, спят уж давно...

Не всё было весело, уже зимой, играясь с порохом у печки, я неудачно бросил одну макаронину и она, не долетев до огня, упала в золу, а там уже, занявшись с одного конца, как ракета вылетела обратно. Едва успел прикрыться рукой..." Тут дед начал искать на запястьи старую свою, страшную рану. Но время и впрямь рано или поздно рубцует и размывает шрамы. Остаются они, пожалуй, только в душе и памяти. Мы опорожнили уже приличную часть бутылки, но останавливаться не хотелось. Налил в стаканы ещё ...

"...Там мы купили домик. Мама вместе с другими женщинами ходила в Сальские степи и привела оттуда корову. Бесхозные стада бродили по окрестностям после разорения
колхозов. Молоко очень выручало нас. Но было очень голодно... Выдавали осьмушку (125 грамм) хлеба на человека, и тот был спечён чёрт знает из чего. Иногда запрягали корову и
ехали в лес, собирать жёлуди. Потом их мололи и пекли лепёшки. Такие серые и жесткие. Проглотить это было очень сложно, даже молоком запивать пробовал... всё равно вязало
во рту так, что всё сводило... Ещё Мама варила кашу из
семян подорожника. Мы ходили по полю и собирали метёлки его ..."

         Тут ненадолго прерву дедов монолог. Уже записав и вроде бы закончив этот нехитрый текст, получил комментарий от дочери ещё одного участника тех событий, Александра: " А историю про корову я слышала по-другому. Когда мать ушла в Сальские степи, дети остались одни. В то время было очень неспокойно, бандитизм. И им было очень страшно, поэтому старший крепко обнимал младшего и приговаривал: "Спи Вова, спи." А сам реагировал на каждый скрип ставни... Отец в то время сидел, и за ними присматривала соседка, которая жила в соседней части дома. А соседка эта работала в сельсовете или еще где... И вот на утро как мать пригнала корову, прибегает эта соседка и говорит: «Ты, Фиса, давай быстрей отгони корову в другое место, а то ее конфискуют, т.к. муж сидит»... И мать в тот же день отогнала корову в другой двор к сестре, а потом уже продала...."

       Про отсидку отца дед не рассказывал, то ли не помнил, то ли подразумевалось, что знаю и так. Он был инвалидом, не сгибалась одна нога и не подлежал призыву, но работал. За что взяли, не знаю, тогда хватало и навета. По крайней мере, длилось это не долго. Семье же в это время было особенно тяжело. Вернусь к нашей посиделке. Слово Владимиру Ивановичу:

"Там, в Черской, я пошёл в первый класс. Хорошо отучился одну четверть, а потом ноги стали пухнуть от голода и я в школу дальше ходить не смог... Мамина дальняя родственница  написала письмо из Закатал... Она и посоветовала туда выбираться. Родители продали дом и корову... и мы тронулись. Был уже 1947 год. Ехали поездом до Евлаха, там я впервые попал в
аэропорт. Оттуда по всему Азербайджану летали самолёты, в основном По-2. На некоторых машинах за открытой кабиной лётчика была сделана будка, в которой помещалось два
человека или 200 кг груза.

 Из Евлаха мы и попали в Закатальский аэропорт. Туда же на работу устроились и родители... Поселили нас в Ленинской комнате. В
загороженном шторками помещении жило кроме нас ещё две семьи. Потом в аэропорту построили длинный барак из турлука, обмазанного глиной, крыша была перекрыта черт знает
чем и полов не было. Наш саманный курятник - дворец по сравнению с тем жилищем, но у нас появились наконец свои стены.
 Мама работала в подсобном хозяйстве, там что только
не сажали и не выращивали. Почти всё самолётами отправлялось в Евлах и распределялось по столовым.

 Часто самолётами отправляли орехи. Но мы сажали и для себя. Ходили собирали дикую хурму и шишки. Александр много и удачно охотился. Большинство лётчиков, что тогда прилетали, были бывшими истребителями и штурмовиками. Порой лихачили и летали
рисково.
 Рейсов тогда было много. В отдельные дни до семи самолётов оставалось в порту на ночь. Естественно, пилотов надо было кормить и часто столовались они именно у нас...
В тот год я в школу больше не пошёл, а по осени снова отправился в первый класс.

Всех малолеток, а набралось нас человек двенадцать, родители засветло, полусонными, грузили на подводу, вручив завтрак в руки, и отправляли в путь. Просыпались и ели мы
уже в дороге."
 
 Тут дед вспонил занятный эпизод. Кто-то из пацанов Тимашенок, соседей его по подводе, впотьмах стал грызть хлеб данный в дорогу. На зубах заскрипело, но это мальца не смутило. Глотали тогда всё не разжевывая долго.
 Но вернувшись уже домой застали переполох. Когда с рассветом глянули на оставшуюся дома часть буханки, обнаружили половину запечёной в мякушке мышки.
 С этим вещдоком старшие побежали в пекарню. Там страшно перепугались оплошностью. Пахло вредительством. Дабы замять дело вручили пострадавшим несколько свежих буханок и пришли к умиротворению сторон.. Хорошо, что в темноте не сожрали мышь целиком.

Но вернёмся на дорогу.

 "Семь километров до школы ехали больше часа. Потом телега возвращалась, и обратно по светлому домой шли пешком. Часто в Талах к нам начинали приставать местные
пацаны. Бить не били, но отобрать что-то было в порядке
вещей.
 Помню, как-то раз дорогу нам перекрыла семья волков. Лошадь перепугалась, мы и конюх начали шуметь и бросать камни, и звери, ощерившись, ушли." Вообще тема зверей и охоты - дедова коронка. Я, наверное, если б память не подводила, мог бы перечислить всех до
одного котов и шакалов, которых перестрелял он подростком в окрестностях аэропорта. Пострадала от него тогда и одна домашняя мурка. Ясно это стало, когда дед принёс в охотсоюз
выделанную собственноручно шкуру. Патрон за хищника ему дали, но премию зажали. Приёмщик на недоумение деда дал пощупать шкуру настоящего дикого кота. Вопросы отпали.

 Но первый дедов трофей стоит отдельного упоминания. Тем более, что рассказал этот случай он и сейчас...

         "...К тому времени на подводе нашей оставалось человек пять. Я, братья Тимошенки, и кто-то из Емельяновых. Правили лошадью сами. Когда переезжали речку, внизу на камнях
увидали отдыхающего шакала. Видимо, вид детворы его сильно не пугал (говорю от себя - а зря. Дети войны ещё те волчата...). Кто-то спрыгнул с подводы и начал шугать зверя
камнями. Тот оскалился, выскочил на берег и вышел на дорогу перед подводой, в метрах шести от меня. В руке уже был увесистый камень, и я со всей силы швырнул его в шакала... Попал прям по башке, и тварь пала замертво. На всякий
случай мы постучали ему ещё и потом погрузили но подводу. Когда приехали в город, я сразу побежал в школу, а Тимошенки повезли шакала на сдачу.
 За него нам заплатили
пятьдесят рублей, а двадцать семь осталось тому, кто сдерёт его шкуру..."
После этого воспоминания перешли на кабанов, впервые оказавшихся на его дороге ...

 Бутылка опустела, и мы уже устали. Хотелось курить, и программу праздничного ужина
можно было завершать. На посошок поведаю ещё одну дедову байку той поры. Услышал
её не в этот раз, но она много говорит об этом человеке.

Помимо охоты, которой он занимался с малых лет и которая даже приносила ему карманные деньги, важное место в его
увлечениях занимала рыбалка. Наставником первым в этом промысле и авторитетом был тогдашний начальник Закатальского аэропорта Емельянов. Рыбак от Бога, немало удивлявший соседей своими трофеями и умением. Как-то он взял деда в поход на усачей в низовья местной речки. Добираться до места пришлось долго. Сначала на попутной полуторке, а потом несколько километров пешком. Но оно того стоило, тут в заводях и ямах шустрой ещё реки водилось тогда множество и крупной рыбы.
 Усач - создание сильное. Привыкший к стремнинам, он и сложён хорошо. Длинное, круглое в сечении тело. А уж когда вырастает до килограмма и более, вытягивать такого из воды одно удовольствие. Когда дед забрасывал удочку и не предполагал, что клюют тут именно такие, не меньше...
 С первым не получилось. Взять нахрапом рыбу пацан не смог. Всё это видел и Емельянов, подошёл, объяснил ошибки и показал, как надо. Потом отошёл. Когда через час вернулся проведать парня, обнаружил его уже собранным и со смотанной удочкой. На недоумённый вопрос - Что случилось? - получил от подростка разоружающий ответ - Я больше не донесу... В садке, опущенном в воду, нервно трепыхалась дюжина рыбин... В этой фразе наверное весь дед, и мне нравится именно эта его история.