О любви. Приключение

         Вика пишет письмо в блокноте: «Владик, мне так приятно что - то рассказывать Вам. Сегодня все было чудно: ветер, дождик. Погода, которую я люблю. Молодые тополя так сгибались, что их ветви касались земли, а дождь был сильным и казался белым. Я смотрела на него из окна. Дома уютно, тепло, защищено. Читаю, читаю, читаю! «Женский день» Татьяны Толстой – прелесть!»
         Вика гладенькая, румяная. Волосы перехвачены кокетливой резинкой в пушистый рыжий хвост.
        – Вичка, иди ужинать, - зовет муж. – Я соскучился. Выпьем немного вина, ты меня поцелуешь.
        – Еще очень, очень много работы, - жалуется она капризно, - уж давай без меня.
        Вика знает, что Леша не обидится, подойдет, потреплет за хвост, наговорит ей хороших мурлыкающих слов, а потом до глубокой ночи будет торчать в интернете. Она перечитывает письмо, морщится: «Ну что такое для Владика один «Женский день», поражать его воображение надо чем - нибудь еще».
       – Лешик, - спрашивает она, - а что такое кысь? Я видела книгу с таким названием.
       – Не заморачивайся, - советует он, - читай Донцову.
       Вика рвет написанное и начинает письмо по - другому: «Здравствуйте, дорогой Владик. Жизнь, оказывается, прекрасна, а открываешь это неожиданно. Я сегодня дочитала «Кысь» Татьяны Толстой, много думала. Потрясающе тонкая книга. Как вы находите? Можете спорить со мной, я буду рада».
        – Лешик, - снова обращается она к мужу. – «Кысь» - книга тонкая, вернее утонченная?
        Он хохочет так азартно, что она тоже начинает смеяться. Их руки сплетаются, губы сближаются.
        – Ой, да ну его, это письмо! – мелькает в Викиной головке, – лучше Лешика никого нет.
         А утром просыпается оттого, что звонит мобильник, мужчина нарочито серьезен.
        – Виктория, я третью неделю жду обещанного письма. В обычном конверте, написанного обычной шариковой ручкой. У вас, должно быть, мелкий, круглый почерк.
        – Владик, - смущается она, - я пишу вам двадцатое письмо, а потом рву и выбрасываю.
        – Вы признаетесь мне в любви? – слегка иронизирует он.
        – Вру, - смеется она, - писать  не о чем, вот и вру.
        – Давайте встретимся, - предлагает он и молчит.
        И Вика молчит. Конечно, ей этого хочется, он такой импозантный, уверенный в себе, но нельзя обманывать Лешика. Впрочем, если только прогуляться. И никаких обедов в ресторане, никакого кокетства. Ни - ни!
        Познакомились они необычно. В мартовский гололед Вика растянулась на тротуаре. Он остановил машину, помог подняться, предложил подвезти до дома. Она плакала, шмыгала носом, жалела изящный сапожок, у которого сломался каблук. Ехали молча, пока она вдруг не спросила, понравились ли ему Литвинова в «Настройщике» и Боярская в фильме «Вы не оставите меня».
        – Разные полюсы женственности, - сказал он тогда, - и актрисы очень  разные. Почему вас интересует?
         - Да просто! – Вика хлопнула густыми ресницами, - надо же о чем - то говорить.
         Потом случилось странное. Он взял ее ладошку в свою, а она не отняла. Целоваться в машине, за тонированными стеклами, было сладко и страшно, но как непросто оказалось оторваться от его губ. И поцелуи были так не похожи на поцелуи Лешика.
        – Я позвоню, - пообещала Вика, рассматривая его визитку, а еще лучше напишу.
         Приключение, думала Вика, только и всего. Обычное приключение. Забудется! Но гладенькая, пухлая ее ручка однажды потянулась к телефону, чтобы набрать его номер. Обедали в хорошем ресторане, играли за городом в снежки, шутили, смеялись и не целовались.
        – Боитесь, что влюбитесь, - выпалила Вика.
        Он погладит ее по румяной щеке, снял снежинки с ресниц и бровей.
        – Боюсь, что испорчу тебе жизнь. Я старый, циничный, скучный.
        – Боитесь, значит, уже влюбились, - не унималась Вика, – вот и страдайте. Это так романтично в сорок лет. И не прикидыватесь старым.
         После этой встречи прошло время: закончилась весна, отошло лето, наступила зима, потом снова весна. Вика похудела, осунулась. «Любимый мой, - пишет она снова, - тебя нет рядом, а на душе тепло, потому что растет наш сын, ему уже два месяца. Это действительно твой ребенок. Уж я - это знаю. Ни о чем не прошу. Просто вспоминай о нас иногда и желай счастья».
          – Вичка, я уложил Ваню, - почти шепчет Лешик, – ты отдохни. Вот приедет мамуля, будет нянчиться с Ваней, а ты учиться.
          – А если сын не твой, что  ты сделаешь, Лешик?
          – Говорю, отдохни, - голос у Лешика мягкий, терпеливый, - мысли глупые в голову лезут. Отдохни!
          Вика плачет:
          – Я порочная женщина, понимаешь?
          – Все! – волнуется Лешик, - завтра пойдешь к психиатру. После родов, говорят, неврозы и даже психозы бывают.
          Вика уже не слушает его. Каким счастливым был тот единственный их вечер с Владиком.
          – У друзей стол накрыт. Идем? - предложил он, - интересные люди, тебе понравятся.
          Они ей не понравились, болтали о себе, да о себе. Владик это почувствовал, пригласил к себе. И она уже не вспоминала о Лешике. Владик все повторял: «Обожаю тебя. Обожаю. Такая маленькая, пушистая, прелестная».
         – А погубить боялся, - тихо сказала Вика, - теперь моя душа с тобой. Она для тебя что - нибудь значит?
         Он задумался, закурил.
         – Не усложняй нашу чудную встречу. Я не знаю, что будет завтра. И вообще ты мне больше нравишься непосредственной, наивной, колючей.
         – Дурочкой,  которая задает нелепые вопросы, - добавила Вика, – впрочем, пусть будет так, как ты хочешь: есть ты, есть я...
          Вика пишет письма, отправлять их некуда. Ее любви так много, что каждую секунду хочется делиться с любимым. Но где он? Чувства веселыми ручьями разливаются всюду, где появляется Вика. Обласкан сын, обласкан муж, а ручьи все полноводней. И кожа снова становится гладкой, а щеки румяными. «Как он тогда сказал? – вспоминает Вика, - кажется, «разные полюсы женственности». Мудрено. Я предала Лешика из - за страсти к чужому мужчине. Согрешила, но грех искупаю любовью. Так, может, моя женственность все - таки непорочна? «Милый, любимый, родненький, - пишет Вика, - позови меня. Моим близким хорошо со мной, а я тоскую по тебе». И он вдруг позвал, и удивился:
         – Ты стала мамой? Впрочем, это хорошо. Хорошо, что любишь семью, мужа, что я не успел погубить тебя, а ведь могло и такое быть. Помнишь, ты заговорила о душе? И я понял, что надо уходить из твоей жизни, пока не успела привязаться. Славное было приключение, но ведь все забыто, правда?
         – Для чего же ты меня позвал? - не понимает Вика.
         – Захотелось на тебя посмотреть, - улыбается он, - наваждение!
          Слезы совсем близко, но она не плачет. Знает, что вот сейчас он уйдет. Наверное, навсегда. Сказать или не сказать о сыне? Вдруг не поверит? Молчит, а душа пронизана нитями грусти. Он тогда ничего не обещал, сама все решила. Пусть уходит.
        Лешик комкает в ладонях ее не отправленные письма, случайно попавшие под руку. Хнычет Ванечка – надо его покормить. Скоро придет она... Убежать, уткнуться в какой -  угол, заплакать, как в детстве. Он готов рвануть с восьмого этажа, но малыш тянет руки, родной, любимый. Лешик смотрит в доверчивые глаза сына, прижимает его к себе и ком, застрявший в груди, уже не жмет и не жжет так сильно.
         – Лешик, - спрашивает Вика с порога, - а все - таки, что такое кысь? Что - то страшное? Порок, грех, страх, беда, обида?
         Он отвечает осипшим голосом:
         – Не перечисляй, к тебе это не относится. Стол накрыт – идем ужинать.