В поисках духовности - 1

В ПОИСКАХ ДУХОВНОСТИ
Богословские размышления

ЧАСТЬ I - ДРЕВНЕРУССКАЯ СВЯТОСТЬ

Пути русской культуры и духовности воистину неисповедимы, в пути русской мысли много загадочного и непонятного. «Благословен Господь Иисус Христос, возлюбивший Русскую землю и просветивший её крещением святым» («Повесть временных лет»). Активный процесс внешнего разрыва древних славян с их грубыми языческими традициями начался с Крещения Руси. Митрополит Илларион в "Слове о Законе и Благодати" откровенно писал: "И не было ни одного противящегося благочестивому его [Владимира] повелению, а если кто и не с любовью, но со страхом принужден креститься, потому что благоверие его [Владимира] с властью сопряжено". Историческая правда заключается в том, что «язычество не умерло, и не было обессилено сразу. В смутных глубинах народного подсознания, как в каком то историческом подполье, продолжалась своя уже потаенная жизнь, теперь двусмысленная и двоеверная. «Заимствованная византино-христианская культура не стала «общенародной» сразу. В подпочвенных слоях развивалась «вторая культура», слагался новый и своеобразный синкретизм, в котором местные языческие «переживания» сплавлялись с бродячими мотивами древней мифологии и христианского воображения» (прот. Георгий Флоровский, «Пути русского богословия»).

«Болезненность древнерусского развития можно усмотреть прежде всего в том, что «ночное» воображение слишком долго и слишком упорно укрывается и ускользает от «умного» испытания, поверки и очищения... Странную живучесть синкретических «басен» замечали уже сами древние полемисты и проповедники. Впоследствии, в этой вольности народного воображения усмотрели одну из основных черт русского духа... Изъян и слабость древнерусского духовного развития состоит отчасти в недостаточности аскетического закала... в недостаточной «одухотворенности» души, в чрезмерной «душевности», или «поэтичности»... Если угодно в стихийности» (прот. Георгий Флоровский, «Пути русского богословия»).

Специфику процессов духовного хаоса в современной русской мысли нельзя осмыслить без учета особенностей психологии славянской души. Как правило, славянская душа — мягкая, широкая и открытая, готовая вместить в себя всех и вся. Подобные особенности русской натуры отмечают многие исследователи. Русский философ, Н.А. Бердяев в своих работах о психологии русской нации отметил сильную склонность славянских народов к душевности, сентиментальности и чувственности -  «практически во всех сферах жизнедеятельности русская душевность не была подчинена духовности, не прошла через дух. На почве этого господства душевности развивается всякого рода психологизм... Русский народ, быть может, самый духовный народ в мире. Но духовность его плавает в какой-то стихийной душевности, даже в телесности... дух не овладел душевным... На этой же почве рождается и давно известная слабость русской воли, русского характера...» (Бердяев Н.А., «Судьба России»).

В течение «многие лета»  духовность славян плавала в стихийной душевности, порождая слабоволие и слабохарактерность... Отсюда и возникали проблемы лжедуховности и мистицизма, отсюда и происходила подмена духовного  душевным. «Россия — фантастическая страна духовного опьянения, страна хлыстов, самосжигателей, духоборов...» (Бердяев Н.А., «Судьба России»). Другими словами, спонтанная душевность в русской душе доминирует над рациональным моментом, над разумом, над рассуждением, над здравым смыслом. В результате — почти болезненная склонность славян ко всему душевному (эмоциональному, чувственному, ощущаемому, переживаемому, символичному и т.д.), в ущерб - рациональному.

Стихийность в области духовной мысли сформировала на Руси пропитанное суевериями и языческими обрядами христианство, что создало почву для его критики со стороны светских просветителей. На протяжении своей истории Древняя Русь пережила и сомнения в «греческой вере», и увлечение «латинской верой», и времена отшельнического монастырского возрождения, как результат увлечения мистико-аскетической духовностью. По выражениям богословов, не обошлось и без «шатания умов», без вольнодумства. Имеются ввиду различные учения («жидовствующих», увлекающихся астрологией и мистикой -«звездозрительной прелестью», и др.).

Размышляя о духовных поисках на Руси, нельзя не отметить тот факт, что появление религиозных разномыслий среди русского народа — результат внутренней неудовлетворенности человека предписаниями официальной религии, а также формализмом и лишенным содержания обрядовым культом, царившим в литургии. Появление таких мистических течений, как хлыстовство, скопчество, прыгуны, духоборы, и других свидетельствует о том, что люди искали удовлетворения своих духовных потребностей не только в области рационального, но и в духовных проявлениях, выражавшихся, к сожалению, в силу незнания «Писаний и силы Божией»  - в искаженной форме.

Историческая правда заключается и в том, что на Руси всегда были мыслящие люди, которые понимали, что «не подобаетъ почитати образа паче истины», для них «христианство есть прежде всего внутреннее делание, «деяние креста», аскетический подвиг, путь безмолвия и собирания духа». Возможно поэтому православные апологеты уже тогда «тревожились и смущались об «иконоборной» опасности, о «люторском безумном мудровании», о «ветренной премудрости люторанской». В Петровскую эпоху на Руси многие критиковали обрядность, аскетические «подвиги», невежество и суеверие русского народа и клира, иерархию и другие «забавы» русской церкви. В своих исследованиях, протоиерей Георгий Флоровский подтверждает, что «суеверий в русской жизни и в быту было тогда, действительно, слишком много...».

В древней Руси были и такие духовные искатели, которые отвергали «поганскую мудрость», т.е. светские знания и философию, называя себя «простаками», и противопоставляя западному мудрованию «простоту голубиную» и «глупство перед Богом». Однако им справедливо возражали, что «христианство не есть юродство или невежество, но премудрость Божия... К простоте надо не снисходить, а восходить».

В целом, история русской духовности пережила периоды общей усталости, боли, тоски и отчаяния. Безбожное вольтерианство «было подлинной болезнью, нравственной и душевной» для русской души. Во вторую половину восемнадцатого века на Руси начинается мистическое пробуждение «от тяжкого духовного обморока». При этом, в искании смысла и правды жизни многие подпали под влияние масонства и даже оккультизма. «К концу семидесятых годов масонское движение охватывает почти весь тогдашний, культурный слой, — система масонских лож своми побегами насквозь проростает его...». Русское масонство представляло собой некий светский, тайный орден с очень строгой внешней и внутренней дисциплиной. Масоны исповедывали разумную мораль, стремились к самопознанию путем тесания «дикого камня», т.е. сердца человеческого.
Русская масонская аскеза обладала своей спецификой – она воспитывала сентиментальную духовность и психологически впитала в себя и рассудочное равнодушие стоического типа, и утомление житейской суетой, и элементы брезгливости, а иногда «прямую любовь к смерти». Теоретики масонства разработали сложную методику самонаблюдения и самообуздания. И.В.Лопухин дал определение основной задачи «истинного франк-масона»: «Умереть на кресте самоотвержения и истлеть в огне очищения». Масонская теория стимулировала душу к поиску мистичности, воспитывала мечтательность и сентиментальную чувствительность с элементами задумчивости (так называемой «святой меланхолии»). В сущности, масонство было возрождением древнего платонизированного гностицизма. Масоны остро ощущали свою духовную нищету и падение («плененность искорки света (т.е. человека) во тьме»), однако освобождение для них заключалось не в покаянии и освящении, а в воздержании и самоусовершенствовании с помощью «тайного ключа» и особых обрядов оккультного характера.

В поисках духовных эталонов, русские духовные учителя настаивали, что единственный путь к духовному созерцанию — это путь христианской аскетики. В древности понятие «аскезис» означало обработку кожи. Затем оно трансформировалось в гимнастические упражнения, и, наконец, в философии — достижение добродетели (и духовности) посредством упражнения. В творениях святых отцов термин «аскезис» вошел во всеобщее употребление и обозначает: пост, молитва, уединение, бдение и другие «подвиги» и самолишения (И.М. Концевичъ, «Стяжание Духа Святаго»). По учению святых отцов, весь смысл аскетических подвигов и духовной «умно-сердечной» молитвы — в стяжании Духа Святого. При этом учителя-мистики считают, что «высокие духовные созерцания», подвиг трезвения и духовной молитвы — это удел немногих.
Подвижничество Оптиной Пустыни относится к древнему учению исихастов, или безмолвников (так называемое трезвение или «умное делание»), восходящее своими корнями к истокам монашества, ко времени Антония Великого. Само понятие «трезвение» достаточно абстрактно: «Трезвение — это «заботливостью», трудом и опытом приобретаемое «внимание» ума к тому, что происходит в «сердце», т.е. во внутренней жизни, — внимание, сопровождаемое «бодренностию», т.е. неослабным напряжением сил с целью «охранения» сердца от дурных движений, для чистоты сердца» (И.М. Концевичъ, «Стяжание Духа Святаго»).

Опыт стяжания Святого Духа путем строгой аскезы показал, что такой путь приводил некоторых ревнителей духовности к мистическим обольщениям. Как учили старцы, путь к Богу, путь к духовности лежит через глубокое познание самого себя. «От подвижника требуется знание духовных и психологических законов и глубокое проникновение в свою душ». Богосозерцание и богоискание исихастов приводило к тому, что аскет при этом терял осознание личного существования и часто впадал в обольщение, замыкаясь на своем внутреннем мире и субъективном опыте. Учителя-мистики признают, что «главная опасность при прохождении аскетического подвига заключается в возможности подвергнуться самообольщению (прельщению) или прелести».  Анализ литературы аскетического содержания позволяет выявить бесчисленные «предостережения новоначальным инокам не поддаться ложным видениям, не прельститься, не принять ангела тьмы за Ангела Света», «не верить всевозможным стукам, голосам, страхованиям, видениям чувственного света, благовонным запахам и т.д., посещающим подвижника на молитве...».

Возрождение мистических движений внутри Церкви возникает обычно как следствие стремления заполнить некую духовную пустоту и избавиться от душевной неудовлетворенности от обрядового служения. Когда церковь утопает в формализме и не может предложить человеку здоровую альтернативу в области духа, человеческое сердце начинает искать прямого общения с Богом, затрагивающего все сферы его естества, включая и эмоциональную. Пассивное участие в холодньх и формальных церковных службах никогда не удовлетворит запросы человеческого духа.

Духовный мистицизм — это реакция против слишком рационалистических тенденций в христианстве; реакция на доминирование деятельности рассудка в духовной практике. Все мистические движения направлены на прямое личное общение с Богом посредством интуиции и созерцания. Когда акцент делается на эмоциональных переживаниях — это психологический мистицизм (душевная духовность), который достигается с помощью различных экспериментов. Если же мистик ищет удовлетворения разума, т.е. интеллектуального насыщения сверхъестественными знаниями — это превращается в философию или даже в оккультную теософию...