Полковник в отставке

Полковник в отставке

Полковник наш рожден был хватом,
Слуга царю, отец солдатам.
М.Ю. Лермонтов

Есть в Горном Алтае живописное село Мульта. Ну, конечно, недалеко от него и находятся красивейшие Мультинские озера, до которых так охочи туристы. И не только российские. Ага. Так я не об озерах. О них в следующий раз. А мы с вами давайте поедем по этой самой Мульте. Посередине главной улицы спуск, смелее вниз. Мостик через речку и… Берендеево царство – Замульта. Поднимаемся в горку, и открывается вид красоты изумительный: лиственницы, кедр, белоствольные березы, а между ними сказочные домики: и на курьих ножках, и добротные и даже с показной роскошью строения современной буржуазии. И вот она усадьба. Как какая? Да Сошнева с супругой. Кто такой? Хороший вопрос. Полковник он, полковник. Вот о нем и хочу рассказать. Давно хочу.
- И молвил он, сверкнув очами:
Ребята, не Москва ль за нами?
Умрем же под Москвой.
Как наши братья умирали.
И умереть мы обещали.
И клятву верности сдержали
Мы в Бородинский бой.

Эти строки принадлежат опять же великому русскому поэту М.Ю. Лермонтову. И, кто мало-мальски учился в школе, помнит, что это «Бородино» и посвящено битве с войсками Наполеона. Ага.
Не знал, не знал Михаил Юрьевич, что через 200 лет после него о таком же полковнике буду писать я. Правда, немного скромнее и в прозе. Так кто же это мой полковник? Не торопитесь, я и так приступаю.
Легко сказать приступаю. Ведь придется начать с генеалогических корней. Что непонятно? Да все просто. Это, то есть, кто были сродственники Евгения Прохоровича. Только не пугайтесь, конечно, только самые близкие.
Старинный купеческий город в Сибири – Бийск. Именно в нем осчастливил мир своим появлением и наш с вами полковник. В далеком декабре 1924 г. Ага. А теперь про родителей. Ну, тут как в старинном романе. Папаша-то уроженец аж Смоленской губернии из местечка Ярцево. Смышленый с детства страсть и так-то он понравился местному помещику, что он сделал парнишку, как тогда говорили, «мальчиком на побегушках». Да. Вот такие пироги. Еще оказывается вон какая завлекательная история разворачивается. А помещик тот оказался к тому же и порядочным человеком, что сегодня очень большая редкость среди богатых. Он парнишечку то, отца, значит, нашего полковника устроил в школу, где тот благополучно закончил. Боже ж ты мой, целых шесть классов. Но делал помещик этот с дальним прицелом. Какой прицел? Да очень простой. Помещик задумал в своем хозяйстве заняться производством сыров и масла. Кумекаете. Вот ему и нужен был умный и грамотный человек. Он и «положил» глаз на мальчонку. Так и оказался Прохор ни где-нибудь, а в самой матушке Москве с протекцией своего хозяина в школе маслосыроделов. Вот такие зигзаги судьбы. Кто знает, сколько бы пришлось «маслосырному» специалисту работать у хозяина, да труба позвала – армия, а потом и война с немцем приспела. Мировая империалистическая. Уж и не знаю, повезло Прохору или нет, но служил он в армии интендантом. Ага. Снабжал солдат продовольствием.
А тут и революция грянула. И занесла она отца Евгения Прохоровича в Бийск. Здесь он и встретил будущую мать Евгения, уроженку Пермской губернии. Ее семья тоже приехала искать счастье в Сибири. 4 класса образования, продавец. Встретились, приглянулись, поженились.
Пусть не повесть о Ромео и Джульетте, но все равно интересно. Правда, ведь?
- Это кто как пишет, - скажите вы.
Правильно. Но я ведь стараюсь.
И родилось у этой пары ни много, ни мало, а восемь детишек. Тогда рожали помного, и часто ребятишки умирали. Вот и у них трое померло в малолетстве.
Где-то в двадцать шестом семья переехала в Горный Алтай. Прохор его знавал еще в бытность интендантом в армии.
Когда я начну о самом полковнике? Так уже начал. Начальство, узнав какой бесценный кадр прибыл в горы, быстро приставило его к делу. И не улыбайтесь насчет бесценный. Делать масло и варить сыр в Горном Алтае практически умели очень немногие. Надо было это организовать и подготовить людей. А тут готовый специалист, да еще деловой и настырный.
И начинает семья Сошневых «великое кочевье» по Усть-Коксинскому аймаку: Горбуново, Нижний Уймон, Карагай. Только привыкнут к одному месту, а уже опять надо ехать. Ладно, Горбуново, Н-Уймон, а в Карагае и школы-то не было. Кое-как разрешило начальство разрешило переехать в 1930 году в Улалу. Это тебе не сегодняшняя демократия: можно не работать и деньги из воздуха делать. А тогда: кто не работает ,то не ест. Да еще и пулю свободно схлопотать за неповиновение. Ага. И жили в Улале с 1930-го по 1940 год. Часто приходилось без отца. Его продолжали кидать на прорыв и к этому даже как-то привыкли.
Знаю, что некоторые из читателей подумали, откуда я все это знаю. Да от самого товарища полковника. Господином его назвать язык все равно не повернется. Пожалуй, настала пора ему самому слово предоставить. Как думаете? Правильно думаете.
- Ну настала, так настала. Евгений Прохорович задумчиво потер красивыми сухими пальцами седые виски. – Отца отправили в Улаган организовывать маслодельное дело. Это в канун войны было, если не ошибаюсь. Столько лет ведь прошло. Семья уже в это время в Шебалино жила. Мама работала в торговле. Представь себе, нашлись доброхоты, которые заявили ворчанье, что она кое-чего в магазине присваивает. Конечно, чушь собачья, но отправили на Чуйский тракт с лопатой, исправляться на правильную жизнь. Да.
- А вы сами в это время? Что и где?
- Я то? А  мы с братом  Николаем в это время в педучилище учились в городе. А как война началась, брата сразу на фронт забрали. А мне пришлось из училища уйти.
- А что случилось, Евгений Прохорович?
Полковник улыбается и смущенно разводит руками. – Желудок приказал. Стипендии не платили. Пришлось уйти в рабфак, а тот перевели тогда в Онгудай. Ну и я с ним, чтобы не умереть с голода.
- А в рабфаке хоть сносно кормили? – спрашиваю собеседника.
- Не дай Бог никому такой кормежки, вздыхая говорит тот. Представь себе – вода и капуста. А потом столовку и вовсе прикрыли.
… Мы сидим в уютном домике Евгения Прохоровича и он неспешно повествует о своей жизни. Ему активно помогает верная спутница – жена Мария Васильевна Атаманова.
- Так вот когда столовку в Онгудае закрыли, решил я податься к отцу. Он в это время был в Улагане. А как же ехать? Ноги от голода не хотят слушаться.
Была у меня куртка. Так я ее одному мужику – алтайцу за десять яиц променял. Сварил и съел. После этого можно было и ехать.
- Правильно, папа, повествуешь, - говорит Мария Васильевна. – Ничего не забыл.
Они очень мило и трогательно обращаются друг к другу – мама, папа, а не дед, бабка, как зачастую принято у нас.
- Доехал до Чибита, есть такой поселок на Чуйском тракте, - продолжает мой собеседник, - а оттуда до Улагана пешком. Несколько десятков километров. Но нужда и голод гнали вперед. Отца на месте не оказалось, уехал на Телецкое озеро. Вот хоть волком вой. И к тому же никто, не верит, что у их мастера может быть такой худющий, изможденный сыночек, который и свалился-то невесть откуда. Еле-еле убедил. Показали, где он остановился на постой.
- Папа, папа, расскажи не забудь про блины, вмешивается Мария Васильевна, а сама озорно улыбается.
- Ну-ка, ну-ка, что там с блинчиками? – подыгрываю я Марии Васильевне.
- Куда от вас денешься, - улыбается и хозяин. Женщина, у которой квартировал отец пустила меня в его комнату. Да. Смотрю, на окне стоит тарелка, а на ней блинов стопка. Я уже говорил, что есть в то время хотел постоянно. А тут этакое богатство. Один по одному и не заметил, как умёл все блины. Хозяйка как увидела, чуть в обморок не упала, она почти всю муку на них потратила. Вот такая блинная история. Отец приехал быстро. И думаете что он сделал..
- Что?
- А он отправил меня в Саратон, есть такое местечко недалеко от Улагана.
- Вас? А зачем?
- Как зачем? Сыр варить, масло делать.
- Вас, мальчишку? – удивляюсь я.
- Ничего особенного. Я постоянно с детства был при отце и все премудрости молочного дела усвоил.
У меня самого отец много лет работал сыроделом, поэтому я с нескрываемым изумлением  и восхищением смотрел на Евгения Прохоровича.
- Целое лето проработал в Саратане. До сих пор помню как варил хариусов в сливках. Действительно царское блюдо. Ох и отъелся же я тогда. Но настала пора возвращаться в Онгудай, в рабфак. Учиться ведь тоже надо. И надо же было такому случиться: на военный учет меня поставили в том самом Улагане. А живу и учусь в Онгудае. И ни сном, ни духом, что надо мной нависла большая гроза.
- А в чем дело? – вылетает у меня.
- Да в том, что это уже была осень 1942 года. Время военное. Меня в Улагане хватились – нету. Давай искать. А рабфак наш в это время в колхозе на работах. В военкомате сразу: - Что в дезертиры заделался? Кое-как сумел объяснить, что абсолютно ни причем. Попахивало ведь трибуналом. Время военное не сильно жалостливое.
- Ну и как обошлось? – любопытствую я.
- Обошлось. С двумя курсами рабфака в ноябре 1942 года привезли нас в Бийск. В эшелон и в г. Канск. И мирная жизнь оказалась где-то далеко, далеко. Сразу обмундировали, выдали оружие. И стали готовить из нас разведчиков. Целых три дня готовили. Узнали потом, что готовили нас на прорыв блокады Ленинграда.
Что мы натерпелись в Канске, ни приведи Господи никому.
Голос у полковника стал каким-то вдруг сиплым и надтреснутым, а глаза странно завлажнели.
- Я ягодка, столько уже лет прошло, как увижу картошку на мерзлой земле, быстро отворачиваюсь и ухожу.
- Это почему же такая неприязнь к бульбе?
- А потому, дорогой ты мой, что в Канске нас кормили полусгнившей, перемерзлой картошкой, которую не смогли или не успели убрать. А солдат все съест. Хлеб такой был мерзлый, что мы его пилой пилили на куски. Десны все в крови. Ни постелей, ничего. Спали в бушлатах. Мы буквально «сгорели» от такой еды. На ногах кое-как держались. Хорошо, что рядом был дружок, еще с рабфака Ганя Чеконов.
Полковник внезапно замолчал. Нависла тягостная тишина.
- Извини, - глухо сказал Евгений Прохорович, тяжело вспоминать.
После трех суток учений – небольшая передышка. И все сначала. И так суток десять. На ногах держаться уже просто не могли. Построили нас после такой «учебы» в поле, а мы падаем кто в снег, кто успевает, как мы с Ганей, до земли дорыться… и все засыпаем.
Помню какие-то страшные крики и выстрелы. Это так нас поднимали, иначе все бы замерзли. Кое-как отогрели. И тут опять: генерал – командующий округом едет смотреть нас будет, как подготовили разведчиков. 4 часа стояли ждали.
Глянул генерал – живые трупы стоят. Видим – побелел весь. Сгорбился и пошел прочь. А нас в вагоны и на запасной путь. Выдали фронтовой паек и 16 суток откармливали.
- На а насчет боевых сражений как? – не отстаю я.
- Будут, буду, - успокоил полковник.
Бросили нас на Ленинград. Эшелон подошел к станции Бологое. Немец как будто этого и ждал. От там казалось некуда было и спрятаться. Сколько нас там полегло, не знаю. Живые разбегались кто куда. Потом, конечно, собрали. Но самое страшное, Анатолий, заключалось в следующем. Нас вычеркнули из все списков, нас просто не стало. Но если солдат нет, нет и довольствия.
- Это что означает? – не понимаю я.
А то, что нас не стали кормить. Деревня рядом была, так она пустая. Начали охотится за своими же машинами. И так 10 дней. Вот она военная тогдашняя неразбериха. Но слава Богу все устроилось в конце концов.
Нашли под крыльцом в одном доме мешок с пшеницей, так по горсточке раздавали. Начали на дорогах охотится за своими же машинами, добывали пропитание.
- И нервы не сдавали от всего этого?
- Да как не сдавали, - опять заволновался полковник. – Как-то слышим, идите все на поляну эсесовца расстреливать будут. Идем, любопытно все-таки, как немца будут стрелять. Батюшки святы! Выводят молоденького нашего солдатика трое сопровождающих, ставят перед строем. Что-то один из них проговорил, винтовки вскинули и все, здесь же расстреляли. Оказывается СС означало не эсесовец, а самострел. Вот на что были готовы тогда некоторые бойцы. Стоим оцепенелые, испуганные, ошеломленные. А ты говоришь сдавали, не сдавали нервы. Дней через 10 только все с нами наладилось.
И что же дальше было?
- Дальше? Сплошные боевые будни. Весь 42-ой, 43-й и начало 44-го года так и дислоцировались на этом же направлении, под Старой Руссой. Я уже научился воевать и ничего не боялся. Правда боялись женатые и с детьми.
А дальше в его словах прозвучала такая железная логика, что даже привела меня даже в замешательство.
- Чего мне было бояться? Убьют не услышу. Ранят – в теплоте, чистоте, сытости отлежусь. А про жизнь и не думал. Раз ты в разведроте, значит всегда впереди. Немец на технике, а мы ясное дело, пехом. На реке великой меня ранило. Это в Псковской области.
- Вы так до конца войны в рядовых? – непроизвольно вырвалось у меня.
- А что, разве это главное? – весело восклицает хозяин. – Звания пошли потом, с 1947 года.
- За время войны душа не очерствела, не задубела? Столько смертей, несчастий, - спрашиваю Евгения Прохоровича.
- Нет. Поэтому и решение пойти после войны в военное училище. Тамбовское. 3 года грыз науки. Мне уже тогда нравилось работать с людьми. А солдатская жизнь – это очень дорогое для каждого старика. От командира многое зависит в службе солдата. Я это испытал, поэтому и пошел.
Служил в г. Слуцке, в Белоруссии, в Германии в 51-54 гг. А заканчивал службу в г. Поставы, опятьже в Белоруссии. В 1972 году вышел в отставку в звании подполковника.
- Из армии не хотелось уходить?
- Хотелось, не хотелось… Я военный и подчиняюсь приказу. Говорите, как дальше сложилась судьба? Вольная жизнь наступила. Жили до 1985 года в Минске. Десять лет военруком в школе работал, не смог просто так сидеть. Потянуло к молодежи.
- Размеренная жизнь в красивом городе, налаженная жизнь, дети рядом. И вдруг- Мульта. С чего бы?
- Места то здешние с детства знакомы. Да и Мария Васильевна – уроженка здешних мест. Она же из Акола, что около Тихонькой. А места здесь знатнецкие, это тебе не чета европейским.
- А где это вы с Марией Васильевной сподобились познакомится? – любопытствую я.
- Так она в одном селе с моей сестрой учителями работали. Хорошее село в Горном Алтае – Белый Ануй. Вот там и познакомились, и судьбе было угодно – на всю жизнь.
- А можно, Евгений Прохорович, задать нескромный вопрос?
- Да чего уж там. Задавайте.
- Не жалеете, что всю жизнь связали с армией? Одной войны могло хватить?
- Конечно, могло. Но видимо доля такая и характер. Не мог после того, что испытал на войне, оставаться равнодушным к тому, как обучать и воспитывать будущих защитников Родины. И для меня это не высокие слова – это святое.
Спросил я об этом полковника, конечно, не случайно. Этот неуемный человек, приехав в Мульту, осмотрелся и пошел работать военруком в местную школу. И вскоре стал лучшим по этой части в районе. Приходилось бывать по долгу службы в этой школе. Однажды он так удивил, что до сих пор вспоминаю с изумлением.
- Хотите, спрашивает школьный тир посмотреть: - конечно, отвечаю. – Пойдемте.
Заходим в кабинет начальной военной подготовки, открывает в полу люк, спускаемся. Боже мо! Настоящий тир. Это же сколько нужно было выполнить земляных и строительных работ. И все это с ребятами 10-11 классов.
До сих пор в школе отзываются о нем с большой теплотой и искренне радовались присвоению ему звания полковника.
И до всего у Евгения Прохоровича есть дело. Показал в течении пяти лет как должен работать настоящий военный руководитель, отдыхай полковник. Да куда там. Сельский Совет оказался без председателя. И что вы думаете? Правильно думаете. Пришел и сказал: - Пока вы там ищите, народ не должен страдать. А поэтому буду председательствовать. Два года был. Считает эти годы очень счастливыми: - Сколько людей узнал. Сколько нового для себя. Нисколько не жалею. Правда, мама? И озорно подмигивает жене.
Евгений Прохорович, а нельзя немного о земном? – конечно, спрашивайте. Нам с Марией Васильевной торопиться некуда. И под земное как нельзя кстати будут пироги с чаем. Правда, мама. И пироги, и чай, действительно  вкуснейшие, о чем я не преминул сказать, чем еще больше расположил хозяев к себе.
- Что вы имеете ввиду под земным? – спрашивает хозяин.
- Вашу прекрасную усадьбу. Все просто, но со вкусом. Чьих рук дело?
Чувствую, что вопросы по душе супругам.
_ Проект усадьбы – это все дочка Наташа, - с удовольствием говорит Евгений Прохорович, - она по образованию архитектор. А строили с сыном Сергеем. Он инженер-конструктор.
- Ну и как?
Смеется. – Да как. Ни топор, ни рубанок, ни ножовку толком в руках держать не умеем. Городской житель есть городской.
- Не прибедняйтесь. Все очень классно получилось.
- Так для себя старались и без наследников. Наверное, поэтому внучки каждый год сюда стремятся, - с нескрываемой гордостью говорит Мария Васильевна. – Нравится им здесь. За границу была возможность поехать, в турпоездку. Отказались – Мульта лучше. Воздух – не надышишься, свеженькое молоко, ни шума, ни суеты.
И правда, здорово здесь в царстве Берендеевом. Даже уезжать не хочется.
На крыльцо выходим все вместе.
Мария Васильевна приветливо машет на прощание рукой. А до самой калитки меня провожает защитник Отечества, фронтовик Евгений Прохорович Сошнев – полковник запаса.
От всего увиденного и услышанного светло и торжественно на душе. И песню не надо звать. Она здесь. Рвется из груди и летит торжественным маршем над горами.
Нам рано на покой,
И память не замрет,
Оркестр полевой
Вновь за душу берет.
Прости, красавица.
Что жизнь пехотная
Шлет расставание.
Опять тебе,
Не зря начищена труба походная
Такая музыка звучит
В нашей судьбе.

Я обязательно приеду к этим замечательным людям. И следующие повествование будет называться «Фронтовые будни рядового Сошнева», а может полковника Сошнева. Но это будет, обещаю.
А Бородин, октябрь 2011 г.