Сицилианская защита. Глава 4

   

       Мучения Анны продолжились, и никто уже не любовался «Анютиными глазками».  Её лицо было грязным, руки исцарапаны, ногти обломились. Работала босиком, потрескались и кровоточили пятки, от тела шел дурной запах, а воды, чтобы помыться, не давали. Она слышала, что в России так жили русские рабы в Чечне во времена Дудаева, собирая в горах дикий чеснок на продажу, сидели на цепи. И здесь было что-то вроде этого, только работали на виноградной плантации и  держали рабов не в яме, а в какой-то глиняной халупе.
       Однажды приехал хозяин и увёз её в большой дом. Приказал вымыться, что она сделала с тупой радостью, пока хозяйка не закричала:
– Хватит! Столько воды вылила...
Анна уже потеряла счет дням, уже не думала о лучшем, но в душе ещё надеялась, что Джина сообщит жениху или Сильвио, где она находится.
     Ей дали переодеться в чистую крестьянскую одежду, обули в мягкую обувь и вменили в обязанность ухаживать за противной старухой-инвалидкой, которая всем была недовольна, кричала на Анну, била палкой по рукам. Но когда бабка однажды заснула, от отчаяния поборов страх, Аня смогла включить компьютер, за которым та постоянно игралась, как подросток. Ей удалось открыть свою страничку в Интернете и сообщить  Тони, где находится.
Для себя она решила –  если ей удастся выбраться из неволи, то ни за что не останется в Италии. Столько выпало на её долю испытаний, что память о роскошной жизни вылетела из головы в мгновение ока.
     Через три дня приехали люди Росси и освободили её. Значит, он был не такой уж простой винодел, раз ему мстили, и он имел такую команду. Они обыскивали все деревни и плантации на побережье, собирали сведения случайных очевидцев и уже находились рядом. Джина, как ни странно, так и не пришла к ней на помощь, а ведь они были  подругами по несчастью.

     В апартаментах Росси Анну осмотрели врачи и не нашли ничего серьёзного, кроме нервного потрясения и истощения. Она похудела, но после недели отдыха –  с массажистом, парикмахером, маникюршей и педикюршей, сауной и бассейном – почти вернулся её прежний вид, и прекрасные глаза стали сиять, как и прежде. Энтони не отходил от любимой, но она уже решила, что никакой свадьбы не будет, и сказала ему об этом. Тони был потрясен, но ещё надеялся, что Аня передумает, ведь он столько пережил, разыскивая её по всей Италии. Сильвио уговаривал подождать, не принимать необдуманного решения, пока она не придет в себя. Он принес дарственную на этот  дом, вручил ей и сказал:
– Прости меня, дорогая девочка. Это все произошло по моей вине – тебе нужна была охрана. 
Вместе с документами он подал кредитную карточку и добавил:
– Этих денег тебе хватит на первое время, и это все, что я могу для тебя сейчас сделать.
Энтони собрался лететь с ней в Россию, но Аня отказалась от сопровождения.

     Москва встретила поздней осенью с холодом и дождём. Резкий контраст, по сравнению с Палермским теплом, неприятно отразился на и так истерзанной душе Ани, но она была безумно рада тому, что вернулась и свободна.
– «Да, попала из огня да в полымя»... – думала о своём «приключении» Анюта решила не рассказывать родным обо всём, что случилось, сочла, что ни к чему им об этом знать. Взяла такси и поехала к брату – выбора не было. Через некоторое время она решила сходить за трудовой книжкой, найти  работу и начать новую жизнь.
     Родные были ей рады, только у снохи лицо выглядело недовольным, как всегда, когда к ним приезжали гости. Мать сразу поняла – что-то произошло, и спросила:
– А пошто без мужа вернулась?
– Он приедет позже, дела, – ответила Анюта первое, что пришло в голову.
– А чё ж так исхудала-то, одни глазищи остались?
– Да что вы, мама, все обо мне? Давайте-ка, рассказывайте, как тут без меня поживали?
Брат сказал:
– Не выполнил я твою просьбу – сначала некогда было, а потом пришел, а фирмы твоей нет, двери закрыты, и только народ рядом толпится. Сколько не совался потом – бестолку. Так что вот тебе ключ от твоей квартиры и забирай мать, они с моей  женой совсем не ладят. Машка и тебе не рада – покоя хочет. Люблю я её... и мамку жалко, спасай, сестрица, достали они меня обе.
Мать собрала свои нехитрые пожитки, и на другой день брат отвез их в Москву. Анне хотелось обогреться её теплом –  им было хорошо вместе. Когда они навели порядок, приготовили обед, стала она у дочери выпытывать: – «Чё такое с тобою там приключилося?»
– «Вот почему она с такой охотой в Москву поехала – хотела до правды докопаться...» – улыбнулась ей Анюта.
Успокоила, свалив всё на итальянскую жару, а когда пообедали и сели на диван, положила матери голову на колени, и так ей хорошо стало, как в детстве. Перебирая пушистые волосы доченьки, мать тихонько рассуждала:
– Нет, дело тут нечисто. Да ладно, захочешь – сама расскажешь. Ты всегда скрытная у меня была.

            На следующий день Аня позвонила подруге, с которой когда-то вместе работали, узнала последние новости и успокоилась, что трудовая книжка находятся у неё. Но то, что фирма рухнула, а шеф сбежал во Францию от всех проблем и от тех, кому задолжал, удивило. Они могли спокойно продолжать жить в этой маленькой квартирке, документы были оформлены на неё, но Анюте хотелось, чтобы мать была спокойна и счастлива, и она знала, что у неё все хорошо. Она пошла в банк и подала кредитку оператору, ту, что вручил на прощание Сильвио. Девушка подняла удивленные глаза и спросила:
– Сколько Вы хотите снять?
– А сколько там осталось?
– Один миллион долларов.
Анна была поражена, но взяла себя в руки и … сняла всего тысячу. Вернувшись, стала искать по телефону риэлтора, чтобы продать эту малюсенькую однокомнатную квартирку и отдать при случае деньги Андрею, а себе купить трёхкомнатную, в приличном районе. Теперь она могла себе это позволить.
     О Сильвио она думала с теплом. Если и пострадала по его вине, то одарил он её за это, по-королевски, чем искупил свою вину. Теперь, когда все было позади, она думала и об Энтони с нежностью и стала так скучать, что наворачивались слёзы. Когда он позвонил и снова попросил выйти за него замуж, согласилась сразу – плохое забывается быстро.
     Тони сказал, что отца заберет с собой, а ждать её будет в Париже, там, на Монмартре, у них есть замечательный дом. Они договорились, что как только она закончит свои дела, сразу вылетит в Париж.
      Квартиру Анна покупала для  матери,  потому что в Париж  лететь она категорически отказалась. Её она оставит хозяйкой, а если брат с семьей  захотят жить в этих хоромах,  им придётся ухаживать за ней. Аня знала, что сноха сразу подобреет и переменит отношение к свекрови,  когда получит в Москве такой подарок, да еще, если оставит им денег на обучение племянников. Жена брата была неплохая женщина, только жизнь тяжелая и безденежье сделали её всем недовольной и ворчливой.
Так и произошло.  Особенно радовалась мать, что теперь-то  к ней будет прислушиваться  сношенька, а не бурчать под нос.
– Доча, спасибо тебе за всё! Не ожидала я, что ты, а не сын,  на старости лет сделаешь мою жизнь спокойной и обеспеченной, сказала мать и обняла на прощанье дочь.

                ЭПИЛОГ

      Тони встретил АННУ в аэропорту «Шарль де Голль». Они с Энтони поженились. Свадьба была роскошной, с каретами и долгим салютом, поселились  в огромном доме, похожем на дворец, в центре Парижа. Прошло несколько лет. Прогуливаясь по Булонскому лесу всей семьёй – дед с внуком за руку, отец с колясочкой, в которой спала очаровательная дочурка – Анюта случайно заметила мужчину, стоящего, как на паперти.
Он держал шляпу для подаяния, а прохожие бросали в неё монеты. Она узнала Андрея,  у неё сжалось сердце от боли за него. Он тоже был потрясен встречей, побледнел,  вынув из шляпы монеты, надел её и попытался уйти. Но Анна попросила мужа:
– Останови его, пожалуйста! Это мой друг, он мне помог в трудную минуту, я жила в его квартире, у меня остались его деньги. Надо ему оказать помощь – ты видишь, что он бедствует.
Тони в несколько шагов догнал мужчину, достал бумажник и подал ему крупную банкноту и свою визитку, сказав по-английски, что тому надо позвонить завтра – он получит работу и деньги на первое время…
... Андрей посмотрел на Аню благодарным взглядом. Из его глаз текли слёзы.
Она понимала, как он сожалеет...