Хим - хирим!

   Никто не знал, сколько Ивану Николаевичу лет. Даже, глядя на его жену, этого не определишь: вместе переступали они из года в год, совершенно не меняясь внешне.

   Иван Николаевич был богатырского телосложения, голова стрижена "под черепушку"*, то есть, в кружок. Чёрные волосы почти без седины, красиво обрамляли лицо. Ходил он в рубашках-косовортках, какого-то особого покроя портках - штанах. Рубахи были "навыпуск", подпоясывались плетёным пояском-шнурком с маленькими кистями на концах.

   Заканчивались пятидесятые годы, а весь уклад жизни его семьи был почти домостроевским. Свою жену Иван Николаевич называл Палагеей. Она заведовала кухней. В отведённое время завтракали, обедали, полудневали, ужинали.
Даже детям в промежутках не удавалось урвать куска хлеба.

   Старинный длинный обеденный стол был придвинут к стене. Семья из шести человек и так умещалась за ним. Прошло время, когда сыновья-орлы сидели вокруг стола, уплетая вкусную мамину стряпню. Их забрала война, где и сложили они свои буйные головушки. Остался при них один младший сын, тоже Иван, со своей женой и
двумя детьми.

   Иван Николаевич заведовал абсолютно всем, настоящий свёкор. На его пояске висела связка ключей. На замки запиралось всё: сараи, многочисленные кладовки, чуланы и даже какие-то ящички в этих чуланах. Сын и сноха отдавали ему все заработанные деньги, а он решал, на что их потратить. Было даже смешно, когда его внучка ходила с дедом в магазин выбрать какой-нибудь ситчик или обувку.

   Однажды у них на стене появились ходики с репродукцией с картины Шишкина "Утро в сосновом бору" на циферблате.
   - Дед в прекрасном настроении, - шепнула внучка пришедшей к ней подружке, - часы стоят всего рубль шестьдесят. Но, надо сказать, деда никогда и никто не видел в дурном расположении духа.

Иван Николаевич и Палагея были очень набожными людьми. Каждое воскресенье
в обязательном порядке посещали храм.

   Дети любили приходить к ним на крыльцо, где иногда чинно сидела бабушка Палагея. Она, вся аккуратная, домашняя такая, в белом платке "кулёчком" на лбу,  разговаривала  даже с детьми, размеренно, серьёзно, никогда не улыбаясь, или отворачивалась, скрывая улыбку.

   Редкие прохожие здоровались с ней уважительно, почти кланяясь. Она отвечала без улыбки, суховато, и никогда не выходила на улицу даже за палисадник своего дома, не то что для посиделок с ровесницами-соседками. Только ради посещения храма покидала дом.
   - "Чужадомки" или "межадворки" - коротко бросала она о собравшихся перед
чьим-то домом балагуривших старушках.

   Однажды на крыльце "нарисовался" Васька Гусар.  Дети сразу прекращают игру,
не сводят с него глаз: очень интересно, почему этого дядьку все знают и почему это он - Гусар?

У этого дядьки блестят во рту две коронки. Заговорив, Васька кривит
толстые губы, хвастаясь и даже рисуясь, хотя перед ним были только
старая бабка и дети.

   - У-у-у!  Сто-т табе в живот! Иди отсюда, хвалюшка беспутная!

   И Палагея бесцеремонно, с ругательством, обычно выражающим её крайнее возмущение и раздражение, выпроводила Гусара...

   Теперь, спустя годы, обращаюсь к толковому словарю, уверенная, что найду необычное значение хорошо известного слова. И не ошиблась:
гусарить - молодцевать из похвальбы.

   Для детишек радость, когда на крыльцо выходит, пригибаясь в двери, дед. Обычный дверной проём низковат для этого исполина.
   - Хим-хирим,- произносит он мягким голосом, весело улыбаясь собравшейся
детворе.
   - У-у, сто-т табе в живот, - ворчит Палагея. - Здоровайся, как полагается.

   Дети не знали, что отвечать на такое "приветствие", но годилось любое: и "хирим-хим", и "здравствуйте".

   Почти каждый раз дед спрашивал:
   - Азбуку знаете?
   - Конечно, - хором отвечали ему.
   - А читать -  умеете? - дед знает, что это одноклассницы его внучки, четвёртый класс заканчивают, но каждый раз задаёт этот вопрос.
   - Пойдём, почитаем.
   Все заходили в дом, читать дед выбирал кого-то одного. Остальные рассаживались, внимательно слушали.

   Избранник или избранница садились с дедушкой за их огромный стол.
Раскрывалась  иногда большая и толстая, иногда маленькая старинная церковная книга, которую девочка или мальчик читали, поначалу сбиваясь, из-за непривычного шрифта, непонятных слов, архаичных "ер", "еры", апострофов и других сложностей. Но быстро выравнивались, звонким голосом и с хорошей дикцией читали вслух.
Тут и дедушка подключался. Лист за листом произносил он наизусть тексты,
как-то умудряясь на полслова опережать чтеца.

   Праведная жизнь, бережное отношение друг к другу и, Бог знает, что ещё, но, кажется, очень многое, держало на плаву этих глубоко пожилых людей.

   Однажды дети спросили у бабушки Палагеи, как они с дедушкой познакомились и поженились. Неожиданно она с радостью отнеслась к этой просьбе и поведала  коротенькую, но такую интересную историю.

   - Мы были очень молодыми, жили на разных концах села и не знали  друг друга. Как-то вечером постучали к нам, нежданно-негаданно, гости. Объявили, что есть у них голубь, ищут ему парочку. Прослышали, что в этом доме есть беленькая голубка...

   Я, как услышала, помертвела: кто же ко мне сватается? А "голубь"-то не пришёл, работал в поле. Родители обо всём и сговорились... без нас.

   Я день и ночь плакала, подушку горючими слезами за ночь смачивала.
Умоляла не отдавать меня, неизвестно за кого. Моя бабушка меня успокаивала:
   - Есть у тебя на примете, за кого ты пошла бы с радостью?
   - Нееет, - плачу я, - никого нет. Не хочу ни за кого идтииии...
   - Так не бывает. Ты не маленькая, в года вошла, понимать должна.
   - Бабушкааа! Ой, беда-лихо на меня навалилиииись, - в голос
рыдаю-приговариваю.
   - Милая, ты разве не знаешь, что не бывает худа без добра?
Не знаешь, что Бог ни делает - всё к лучшему?

   Ничто не могло успокоить меня, слезами изводила себя.
   Дааа... А там, у жениха та же история: "голубь" приехал с работы, а его новость ждёт - невесту ему высватали. Как узнал - не пил он, не ел две недели, пока не пошли на большой сговор, и он увидел меня. 
Пришлось нам с ним попереживать! Света Божьего не видели, но Господь сжалился над нами - понравились друг другу: как посадили нас с ним рядом за стол и... потянулись мы рука к руке, сами того не думали-не гадали. До глубокой старости дожили. Каждый наш денёк перед моими глазами. Со мной мой Ваня и в радости,
и в горе.

   - Бабушка, вы так сильно полюбили друг друга? - спросила у неё внучка.
   - Не знаю я, что это - любить. Вот любишь ягодку или медок и хочется съесть. Ныне сходятся по любови... вот и едят друг друга.

   - А моя бабушка права была: не бывает худа без добра,- будто спохватившись,
закончила бабушка Палагея.

...Вспомним этих замечательный людей, живших с Богом в душе,
поступавших по Его заповедям, достойных уважения, любви, подражания,
вечной, светлой памяти...
.............
* - черепушка - глиняная посуда, по форме напоминает чугунок.