Сказочный возраст

 Ночь укутывала маленький городок бесконечным темным одеялом подбитым, мерцающим в лунном свете, снегом. Ни тучи, ни туман не закрывали тонкий серп луны, и серебряными нитями украшала она, старательно, высокие сугробы, припорошенные ветви деревьев на крутобоких холмах и заснеженные крыши домов, разбросанные между этими холмами. Огни еще не зажглись. Жители мирно спали перед рабочим днем, и только в одном доме, одному жителю не спалось.
Дверь уютного, не очень высокого дома с мезонином, расположенного у подножия холма, вдруг открылась, выпуская голубые пары теплого воздуха, и вместе с ними под звездное небо выскочила маленькая фигурка, в больших, стоптанных валенках и растрепанной шапке-ушанке. Фигурка съежилась, оглянулась вокруг и ловко побежала вдоль сугробов по тропинке, засыпанной, никем не тронутым за сегодня еще снегом. Бегущая фигурка в обычной жизни была десятилетним мальчишкой, звалась Аркашкой, и был он третьим и последним ребенком в самой обычной семье Захаровых. Старший брат Михаил 17 лет от роду, был гордостью и надеждой семьи. Учился, блестяще и с охотой. Еще к 4-му классу перечитал весь не богатый запас школьной и поселковой библиотеки. Классная руководительница специально для него привозила книги из районной, но и этот запас грозил скоро закончиться. Миша глотал книги, как измученный жаждой человек глотает воду, торопясь и захлебываясь, глотком настигая глоток, боясь упустить хоть каплю драгоценной жидкости. Все хором пророчили ему блестящее будущее.
Сестра средняя - Лизавета, в свои 14 лет была барышней самостоятельной и, как говорится, с характером. На все имела свою точку зрения и в споре могла любому взрослому доказать его неправоту. Вот только спорить с ней давно никто уже не решался.
Аркашка, по общему семейному мнению, не удался. Тяги к наукам не проявлял, самостоятельностью не отличался. И никаких других качеств к 10 годам не проявил. Все, в том числе и Аркашка, давно и без особого сожаления, свыклись с мыслью, что от этого ребенка много ждать не придется. Отец, в редкие свои приезды из рейсов, бывало, говаривал младшему сыну: "Ты, Аркашка, своего ума не имеешь, дак хоть за старших держись. Они тебя в люди выведут".
Аркашка совету отца следовал и за старших держался изо всех сил. Точнее за Лизавету, а если еще точнее, то за компанию Лизаветы. Сестра Аркашкина, несмотря на свой строптивый характер, сумела за недолгие 14 лет завести себе двух подруг. Ларису и Ангелину. Одноклассниц. И это была настоящая дружба. Такая, когда и о списанной задаче на контрольной, никому не расскажут и в понравившегося тебе парня влюбляться не будут. Вот только желания младшего брата держаться их, подруги не разделяли. Общаться с малышней для взрослых девочек считали зазорным и от себя мальчишку гоняли. Но избавиться от Аркашки было делом не простым. Тут младшему брату не было равных. Он часами в снегу мог сидеть в засаде, мог красться целую улицу не замеченным. А когда выйти вслед за девочками Аркашке не удавалось, он, мертвой хваткой бульдога повисал на ноге Лизаветы. И не потому, что мальчик был вредным, просто сверстников у него в таком маленьком городе почти не было, и жажду общения он утолял таким образом.
В семье только бабушка не считала Аркашку непутевым. В обиду никому не давала, Лизавету ругала за строптивость и требовала: "Взять парня с собой!"
"Это же ребенок!" - возмущалась она, - "Что он вам плохого сделает?"
"Это Жеребенок! Это Жеребенок!" - подхватывали девочки, но бабушкиному напору приходилось уступать. Ведь характер Лизавете достался ей именно от бабушки. И переспорить этого взрослого Лизавета была не в силах.
Мама при этом всегда вздыхала: "в детстве меня мать воспитывала, а теперь дочь".
Вчера вечером Аркашка, еще с момента возвращения сестры из школы, понял, что затевается что-то серьезное и ужасно таинственное. Такие затеи он чувствовал печенкой, даже если сестра изо всех сил делала "обыкновенное" лицо. Чего стоили одни только приготовления: Лариса с Ангелиной принесли с собой в школьной сумке толстые восковые, немного уже оплавленные свечи. Лиза слазила на чердак и принесла оттуда старое облупившееся зеркало. Потом все трое полезли к Лизавете в шкаф и что-то оттуда набрали и стали одеваться. Аркашка, видя такие дела, бросил уроки и радостно полез на печку за валенками.
-"А ты куда?"- гневно спросила сестра - "и не надейся с нами!"
Тут не помогла даже бабушка. Железный аргумент - невыученные уроки - действовал безотказно.
"Бог с ними, Аркашенька, учи арифметику, мы потом с тобой на чердак сходим с фонарем и все старые вещи рассмотрим".
  Старые вещи притягивали Аркашку не меньше, чем таинственные Лизины замыслы. Любил он долго и вдумчиво рассматривать старую, изъеденную ржавчиной и временем керосиновую лампу или сломанные часы ходики с гирьками, для которых время остановилось еще 20 лет назад, что-то придумывая и фантазируя про себя не говоря ни слова вслух, и лишь загадочно улыбаясь. Вот только темноты Аркашка боялся больше, чем упустить Лизавету. И таинственный чердак, зимой почти всегда черный, был для Аркашки непреступной крепостью. Сходить туда с бабушкой, да еще с фонарем, было заманчиво. Но и упустить подруг с их тайной было невыносимо для пытливого детского ума (такое бы упорство да в учебу!)
Аркашка решил убить двух зайцев сразу. Сделав вид, что успокоился и Лизиными планами больше не интересуется, он уткнулся в учебник, дождался, пока подруги уйдут, посидел еще минут 20 и отпросился гулять.
Хитрый ребенок знал, выпавший недавно мягкий снег, как трафарет отпечатает каждый след девочек. Так и вышло: выскочив на крыльцо, он увидел три цепочки знакомых следов, которые и привели его к старому сараю в дальнем конце огорода. Этот сарай был одновременно и хлевом для коз и, в другой половине, складом ненужных уже вещей, которые не выбрасывались "на всякий случай".
- Нашли где спрятаться! - сарай Аркашка знал как облупленный, каждую доску, каждую зазубринку на бревне, все ходы и выходы. Проникнуть внутрь незамеченным никто бы не смог лучше него. И даже взятый для охраны пес Рамзес не тявкнул на, невесть откуда появившегося, мальчика и только завилял хвостом, когда его маленький хозяин улегся в пыль рядом с ним.
Аркашке открылась чудная картина: На старом, обычно заваленном разными вещами, а теперь специально расчищенном, столе стояло то самое зеркало, недавно принесенное Лизой с чердака. Оплавленные огарки свечей, припасенные девочками, были зажжены и поставленны по бокам. Лиза сидела перед зеркалом и внимательно всматривалась в свое отражение. Видела она в зеркале, как и полагается, именно свое лицо, но очень надеялась увидеть другое. Мужское. И обязательно красивое. Для этого все и затевалось. Девочки гадали.
- Ну что? Ну, кто там? Появляется кто? - подруги наперебой спрашивали Лизу, не давая ей сосредоточиться. И, не дожидаясь ответа, принимались обсуждать, как лучше повесить гребешки над входной дверью. Зачем гребешки Аркашка знал. Сказки "Малахитовой шкатулки" в семье читали все дети, и Миша и Лизавета. Так что, когда дошли очередь и возраст Аркашке читать эту книгу, он уже наперед знал содержание каждого рассказа. Но любимую сказку он все равно перечитал сам и не один раз. Уж очень много было в этих рассказах того таинственного, недосказанного, которое так было мило маленькому Аркашкиному уму.
А сейчас это таинственное, казалось, выплеснулось со страниц книги, и ожило самым неожиданным образом - в лице сестры и ее подруг. Аркашку распирало от любопытства так сильно, что он потерял бдительность. Вытягивая шею все сильнее и сильнее, он не заметил, как показался из-за укрытия.
- Ай, мамочки, домовой! - Ангелина взвизгнула и бросила в Аркашку тем, что попалось под руку. Мимо мальчишкиного уха просвистела пол-литровая стеклянная банка наполненная старым солидолом. Разбившись о стену за Аркашкиной спиной с противным хлюпаньем и вонью, она забрызгала все вокруг своим содержимым. Сарай наполнился девичьим визгом.
- Тише ты! Убьешь мне брата! - первой пришла в себя Лизавета и схватила Ангелину за руку. Схватила, надо сказать, во время: в этот раз Ангелине под руку попался молоток. Но родственные чувства у Лизы быстро угасли:
- Ты! Следил за нами! Как противный шпион! Можем мы хоть когда-то побыть без тебя?! Когда ты научишься понимать слово "нет"?! - упреки летели, как десятки увесистых молотков. От последних хоть можно было увернуться...
Вообщем, Аркашку с позором выставили. Бредя домой под вновь падающим снегом, он сначала попечалился о своей несчастной ребячьей жизни, потом успокоился, потом начал придумывать, как отомстить. Не успел он дойти до дома, как в маленькой голове, покрытой старой шапкой-ушанкой, возник грандиозный план мщения.
 Именно ради его исполнения мальчик и поднялся сегодня ни свет, ни заря, и бежал сейчас вдоль сугробов к темному сараю. Надо оговориться, что темноты Аркашка боялся, почти так же сильно как и пауков, но месть вытесняла страхи и он про них напрочь забывал.
Щелкнула кнопка на старом бабушкином фонаре, взятом, конечно же, без спроса, и темнота отступила. Что делать он знал, опять же подсказала любимая сказка, и Аркашка, как и мальчишки - герои одного из рассказов, решил разыграть сестер с помощью гребешков.
- Ждете, что вам женихи волос оставят на гребешках? Будут вам женихи! - бормотал себе под нос мститель. Пробравшись на половину к козам, он отыскал старого черного козла, мирно спящего в углу, и провел первым гребешком ему по спине. И мгновенно выскочил назад, захлопнув за собой дверь. Через секунду с той стороны в дверь ударили массивными рогами.
Больше к козам соваться не стоило. Для второго гребешка пригодился пес Рамзес, заночевавший в сарайчике с вечера. Старый друг был не против того, чтоб маленький хозяин почесал ему спину. В ответ он лизнул Аркашку в щеку. Остался третий гребешок. Нежно-розовый. Аркашка знал, в чьих волосах он крепиться. Красивая Ангелина с длинными серебряными локонами никогда Аркашку не дразнила и даже играла с ним, несмотря на смешки остальной компании. В тайне Аркашка мечтал, что однажды, Ангелина бросит своих заносчивых подруг и будет дружить только с ним.
Нет, этим гребешком ни козла, ни собаку он чесать не будет, но и без волос его оставлять нельзя, вдруг подруги засмеют, что у нее никого нет. Подумав, он сбросил с головы шапку и с силой провел гребешком по своей вихрастой голове. Дело сделано. Теперь можно бежать обратно, досматривать сны. Засыпая под одеялом, за теплой печкой, Аркашка представлял, как поутру Лизавета на кухне будет хвастаться своим женихом с темными кудрями:
- А то, что с проседью, дак еще и лучше, мужчина должен быть старше женщины. С ровесниками разве поговоришь о чем-нибудь серьезном? Мне как раз такой жених и нужен! - Лизавета как всегда блистала серьезностью мыслей. Бабушка рассматривает гребешок и вдруг усмехается:
- Умный у тебя Лизавета мужчина будет! Умный! Как козел наш, Кеша. Это его шерсть. Провел тебя кто-то!
Лизавета багровеет и начинает кричать. Кричит так громко, что уже не спасает ни подушка, ни одеяло и ... Аркашка, наконец, проснулся. На кухне действительно скандалили. Лизавета поносила его, Аркашку, на чем свет стоит.
- Поделом тебе, Лиза! - сказала с упреком бабушка - серьезная девочка, а такой ерундой занимаешься!
- Ты, бабушка, сама такой ерундой в моем возрасте занималась! - Лизавета, несмотря на конфуз, как всегда находила, чем оперировать в споре.
- А Аркашка твой любимый, пусть даже близко ко мне не подходит!
- Он же ребенок! Лиза! - начала было бабушка...
- Этот жеребенок мне всю кровь испортил! Кто все каникулы хвостом за мной проходил?!
Крики на кухне еще долго продолжались и Аркашка даже носа из-за печки не показывал. Наконец Лиза убежала собираться в школу и на кухне воцарилась тишина. Ангелина, все это время стоявшая в сторонке и загадочно улыбавшаяся, тихонько подошла к бабушке и протянула свой гребешок.
- А ты, Ангелина, в церковь ходишь, в хоре поешь, а тоже гадать пошла, как так-то?!
- Я...ну...э-эх...Бабушка Галя, а чья это шерсть? У вас вроде светлых козлов нет.
При слове козлов, Аркашка за печкой поперхнулся.
Бабушка внимательно посмотрела на гребень и вернула его Ангелине.
- Это не шерсть, это волос. Светлый человеческий волос....
Вечером Аркашке был устроен грандиозный скандал. На повестке стояли две темы: "Аркашка совсем затретировал сестру" и "Аркашка опять не сделал вчера математику". Всего лишь за одну первую неделю третьей четверти Аркашка умудрился схватить сразу две двойки.
Отец с суровым лицом листал Аркашкин дневник, периодически спрашивая сына, кем он собирается стать в жизни с такими-то отметками. Мать причитала что-то о том, почему тяга к учебе от Миши не передается младшему брату. Лизавета с грозным видом стояла, уперев руки в бок. Она могла и не говорить ничего. Весь ее вид был красноречивее любых слов.
Аркашка слабо попискивал в свое оправдание, наконец, не выдержал и разревелся. Заседание пришлось перенести. Бабушку увела внука от всех на кухню.
Топился подтопок в печи,  жарко трещали угли, и шипело тесто на сковороде. Бабушка пекла блины. Аркашка смотрел на пляску огня на дровах и понемногу успокаивался. Жар от печки высушивал слезы на щеках. Всхлипы понемногу становились все тише и тише.
- Ну, будет плакать-то... поругали, так за дело. Это что же ты у нас никого не слушаешься? Экий сорванец, додумался же сестре на гребень козлиной шерсти начесать...
Аркашка снова всхлипнул, еще громче и протяжнее.
- Ну, будет, будет. Я же обещала с тобой на чердак сходить, пойдешь, как блины допеку, или испугаешься?
Аркашка мигом вытер остатки слез, хотел сказать "да" но слова застряли в горле, распухшем от слез. Он просто встал и кивнул, боясь, что бабушка подумает, что он и вправду боится.
- Ну и славно, - одобрила бабушка, и, усмехнувшись, добавила: Ангелинке-то на гребень, небось, свои волосы начесал? Эх ты, жених...
Поднимаясь вслед за бабушкой по старой лестнице, Аркашка жутко боялся, озирался на каждый скрип и шорох. В каждом углу ему мерещилось движение, каждая странная тень казалась живой. Но любопытство подгоняло его, и он шел вперед, для смелости схватив бабушку за подол.
- Ты вот объясни - спросила бабушка, - как ты такой трусишка, не побоялся в такую рань в темный сарай пролезть, А?
Аркашка промолчал. Он и сам не знал, почему, когда он делает на вред, у него появляются какие-то дополнительные силы и прям сами толкают его вперед.
Нежный серебристый свет луны падал в чердачное окно и как нарочно освещал всю маленькую комнату, наполненную старым хламом.
Фонарь не понадобился: он нарушал идиллию лунного света и магию старых вещей. У мальчика сладко защекотало в груди. Один за другим перебирал он предметы на полу, как будто искал что-то конкретное, непременно должное здесь находиться. Порыв ветра за окном качнул ветви деревьев, свет на мгновение переместился и в углу, за старым Мишиным портфелем, что-то блеснуло. Боясь вспугнуть удачу, Аркашка на цыпочках подошел к тому месту и всмотрелся до боли в глазах. Но снова, кроме темноты, там уже ничего не было видно. Тогда мальчик, забыв про фонарь и про то, что во всех углах прячутся монстры, начал руками обыскивать угол. Старые опилки, пыль, стекло. Наконец, рука почувствовала металлический холод. Сердце замерло. Он боялся обмануться, боялся, что вытащит на лунный свет всего лишь старую крышку от кофейной банки. Медленно, медленно он сжал руку и поднял прямоугольный предмет, похожий на маленькую книжку без страниц.  Открыв его, Аркашка увидел на одной стороне странные письмена, на другой точеную фигурку человечка в старинной одежде. В руке его был меч, а за спиной распахнулись крылья. Мальчик смотрел затаив дыхание и ощущение близкой сказки, как сладкий сироп, как лунный свет в чердачное окно, лилось ему прямо в сердце.
- Ба! Кто это?
Бабушка подошла, запинаясь за старые вещи, взяла из рук внука находку и рассмотрела ее уже при свете фонаря.
- Это Ангел, Аркаша, Ангел-хранитель. Какая красивая икона. Откуда она здесь?
- Это тот, который меня бережет? Это правда, что он всегда рядом?
- Правда.
- Значит он и сейчас здесь? На чердаке? - мальчик обвел взглядом каморку, в надежде увидеть хоть призрачную тень распахнутых крыльев.
- Их даже двое сейчас здесь.
- Как два, почему?
Бабушка усмехнулась: "Мой тоже всегда со мной рядом!"
Аркашке стало стыдно, он даже не подумал, что бабушку тоже кто-то бережет от всех напастей.
- Ба! А можно его когда-нибудь увидеть? По-настоящему? Не на картинке?
- Это икона, Аркаша, а не картинка, а увидеть... Только святым это дано, но они всегда рядом. Если делаешь злые дела, его от себя отстраняешь, все дальше и дальше. А хорошие, наоборот, делают вас ближе. Ну, пойдем уже домой, ребенок!
Ночью Аркашке снился Ангел. Он сошел с раскрытой иконы, которую мальчик, по совету бабушки, поставил себе на стул, рядом с кроватью, и стал большим, с папу ростом. Ангел взмахнул крылами и из темных углов сразу разбежались страшные монстры, каждую ночь, обычно наблюдавшие, как Аркашка ложится спать. Ангел погрозил кому-то мечом и остался охранять мальчика на всю ночь.
Утром, заваленная как попало ребячьими вещами комната показалась Аркашке особенно чистой и светлой. Он вскочил и первым делом побежал к Лизе. Схватив мирно спящую субботним утром сестру за плечо, начал тормошить ее и причитать: "Лиза - а - Лиза!" Ничего не понимающая спросонья сестра оторвала от подушки голову и захлопала глазами:
- Ты чего жеребенок? Ни днем, ни ночью от тебя покоя нет!
- Лиза! Прости меня! Прости, что я твоим гребнем козла чесал и вообще прости, что вредничал!
Лиза оторопело посмотрела на брата и поняла, что в доме, наверное, что-то не так. Сон моментально улетучился.
- Что-то случилось?
- Прости меня, Лиза, я больше...
- Это я уже слышала. В доме что-то случилось?
- Ничего, а что? Что-то не так? - Аркашка тоже начал беспокоиться и озираться вокруг.
_ Конечно не так! Ты же прощения просишь! Натворил что то?
Аркашка потупился. Вся утренняя решимость быть добрым и послушным разом сошла на "нет".
- Я просто извинился - он отвернулся, чтобы Лиза не видела навернувшиеся на глаза слезы. Хотел уйти, но она задержала:
- Ладно, ребенок! Я не сержусь! - и поцеловала брата в макушку, что с ней отродясь не бывало.
А днем случилось вообще нечто из ряда вон выходящее. Миша, всегда полностью занятый своими мыслями, вдруг подошел к Аркашке и протянул ему книгу:
- Вот, Аркаша, почитай! Как раз для твоего возраста! Тебе интересно будет. - Он потрепал брата по лохматой голове и опять ушел к своим книгам и дополнительным занятиям, которые он сам себе задавал.
А Аркашка так и остался стоять посреди комнаты с открытым ртом. Он-то думал, что Миша вообще не знает о том, что у него есть десятилетний брат. Книгу Аркаша спрятал под подушку и решил обязательно почитать.
Завтра наступал праздник Крещения. Служба начиналась с вечера. С 10-ти часов. Чудеса продолжались. Когда Аркаша выявил желание пойти в церковь с Лизой, она вдруг согласилась, и даже родители были не против.
Бабушке Гале с ее больными ногами трудно было бы выстоять долгую ночную службу, и она тоже осталась дома. Аркашка надел пальто, подбежал к бабушке и, обхватив ее руками, уткнулся в уютный бок.
- Бабушка! Я специально для тебя в бидончике крещенской воды принесу!
- Спасибо тебе, добрая душа! Ты к проруби поосторожнее подходи, от Лизы не отставай! - бабушка как всегда не могла без напутствий.
Аркаша уже бывал в церкви, но давно. И сейчас, переступив порог храма, он с интересов вертел головой, разглядывая все вокруг. Потом вспомнил, чему его учила бабушка, скинул шапку и перекрестился.
К Лизе с Ларисой подошла Ангелина. Она всегда приходила на службу раньше остальных. Аркашка не преминул дернуть девочку за руку, обращая на себя внимание.
- Аркашка! И ты здесь! Долго бабушке пришлось уговаривать Лизу?
- Я сама его позвала - ответила Лиза спокойным голосом, как будто это было самым обычным делом. Брови Ангелины поползли вверх, но она не решилась расспрашивать подругу.
Двери постоянно хлопали, люди все приходили и приходили. Аркашка рассматривал иконы, переходя от одной к другой. Горели свечи на высоких подсвечниках, пахло ладаном и воском. Все было не обычным для мальчишки. Он забыл обо всем на свете и вздрогнул, когда батюшка громким голосом провозгласил первые слова службы: "Благословенно Царство Отца и Сына..."
Обернувшись, мальчик увидел, что все уже перестали ходить и стоят лицом к алтарю. Тихонечко по стеночке, начал пробираться поближе к Лизавете. В тот момент, когда он добрался до сестры, с клироса, где располагаются певчие, раздался высокий девичий голос. Аркашка вдруг понял, почему про пение говорят, что оно "льется". Голос именно лился. Возносился к куполу и, отражаясь от него, разбиваясь на множество серебряных ручейков благословенным дождем, проливался на прихожан, проникал в самое сердце. Аркашке показалось, что у него самого выросли крылья.
- Ангелина Совушкина поет. Красивый голос у девочки!
- И голос красивый и сама красавица. Это сейчас она в церковь ходит, пока маленькая. Красоту свою не понимает. Вырастет - уедет отсюда. Или точнее увезут. С такой-то красотой не захочет в грязи жить.
Детское простодушное сердце Аркашки не могло вынести такой несправедливости. Обернувшись назад, не особо разбирая, кто говорит, он выпалил:
- У Совушкиных не грязно! Ангелина сама всю избу прибирает! У нее и пылинки нигде нет!
Лиза дернула его за рукав - в церкви не ругаются и не спорят, ребенок!
Успокоив брата, она сама все же бросила через плечо - Если кому-то обидно, что их в свое время не увезли, то это не значит, что надо других в этом обвинять.
Лизавета произнесла речь тихо и спокойно, но тем своим излюбленным тоном, который не предвещал спорщику ничего хорошего, а только то, что он будет беспощадно раздавлен множеством, припасенных еще, у его обладательницы, железных аргументов, и лучше ему сдаться прямо сейчас и не тратить время Лизаветы на уже заранее известный исход спора. Тон этот уже знала вся деревня, и проверять, сколько убойных аргументов в запасе у Лизы никто не решался.
Маленькая ссора как вспышка мелькнула и угасла. Серебряный голос Ангелины прогонял дурные мысли. Вслушиваясь в распевы праздничной службы, Аркашка потихоньку скашивал взгляд вправо, надеясь, хоть краешком увидеть своего Ангела-хранителя. Глаза у него в конце концов заболели, а вместе с ними и голова. Аркашка отошел к стене, сел на лавку и незаметно заснул. Разбудила его Лиза, когда уже пришло время крестного хода. Все готовились выйти на улицу. Сестра крепко взяла брата за руку и строго сказала: «Только попробуй вырваться!» Но Аркашка и не собирался вырываться, ему нравилось такое внимание со стороны Лизаветы. Потихоньку вместе со всеми они выбрались на улицу. Картина, открывшаяся Аркашкиному взору очаровала его. Он даже не подозревал, что так близко, да еще и каждый год, происходит такое таинство. Торжественное шествие со свечами, иконами и песнопениями, спускалось к реке. Туда, где уже была готова прорубь. Но не обычная прорубь, не такая, из какой набирают воду и где бабы полощут белье, а вырубленная специально, крестом. Вокруг, на сугробах наметенных для защиты проруби от ветра, горели свечи и стоял, сделанный изо льда аналой. Аркашка боялся пропустить даже малость из всего происходящего и постоянно рвался вперед. Но Лизина рука крепко держала его и не оставляла шансов потеряться на реке ночью.  Да Аркашка и не пропустил ничего. Все увидел и, пораженный, запомнил на всю жизнь. Батюшка с певчими и дьяконом дошли до проруби, встали возле аналоя и начали читать молитвы. Прихожане распределились вокруг. У всех в руках были бидончики, а то и ведра приготовленные для крещенской воды.
Наблюдая за таинством, как батюшка под распевы молитв, трижды опускал крест в ледяную январскую воду, Аркашка вдруг почувствовал себя причастным к какому то великому событию. На столько великому, что маленький ребячий ум еще ни разу не охватывал такого масштаба. Его граница уходила куда то далеко, за черное зимнее небо, к звездам, мерцающим в вышине. И даже выше их. И такое же безграничное счастье хлынуло вдруг на Аркашку, что он, еще не зная смысла праздника и его особенностей, своим чистым детским сердцем как то сам собой почувствовал, что именно в этот момент, что бы он, Аркашка, ни попросил, все исполниться. Он немного испугался, заметался: что бы попросить? Первым делом вспыхнула в мозгу Ангелина, ее серебристые волосы и зеленые глаза под пушистыми ресницами. Но снова так же не весть откуда пришла мысль, что просить надо чего то большего, еще более важного, чем дружба Ангелины. И Аркашка, подняв глаза к небу, как будто повторяя за кем то, сам себе удивляясь вдруг произнес: «Господи, пусть эта радость, которую я чувствую, останется со мной навсегда. И что бы в жизни не происходило, пусть эта радость поможет мне со всем справиться. Помоги мне сохранить в сердце и эту Радость и тебя, Господи!»
 Тот, кто молился хоть раз искренне, от всего сердца, тот знает, как чувствует душа то, что молитва услышана. Теплотой и умиротворением разливается этот отзыв в сердце, давая и душе и телу самое чудодейственной и самое главное лекарство в мире — надежду. Вот и Аркаша сейчас чувствовал внутри себя эту теплоту. Еще радостнее стало у него на душе, как будто зажгли где то внутри него свечку. Удивляясь тому, что сумел произнести такие умные слова и, вспоминая бабушку, мальчик решил: «Это наверное Ангел подсказал мне молитву. Сам бы я никогда не додумался. Значит он точно рядом!» Преисполненный счастьем от всего происходящего и благодарностью к своему невидимому другу, Аркашка побежал по снегу вслед за Лизаветой, набирать крещенскую воду. Лиза набрала большой бидончик, а Аркашка маленький. Как и обещал, специально для бабушки.
 Забегая вперед, скажем, что действительно на всю жизнь запомнил Аркаша и эту радость от увиденного в первый раз в жизни таинства, и ту детскую молитву свою, произнесенную под темным, звездным январским небом.
 (Продолжение следует)