Новогодний подарок сказка

       Снеговика слепили накануне. И он был не такой как все. Голова его было больше того, что у людей называется задницей.  И, наверное, среди «человеков» он считался  бы дауном, но среди снеговиков он прослыл бы самым умным. Но других снеговиков рядом не было, и надоумить новорожденного было некому. И слава богу, надо сказать. Потому, что снеговичок просто стоял, греясь под лучами  ослепительно негорячего солнышка. Жмурил угольные глаза и морщил морковный нос.  Он был счастлив, если бы знал, что такое счастье. И несчастлив, если бы знал, что песня, которой надрывался автомобиль, припаркованный во дворе, где сегодня вечером «вырос» снеговик, была очень грустной.
«Глупые снежинки тают на гирляндах
 Розовые свинки пьяные на санках
 Мандарины на снегу рассыпал кто-то
 Вокруг ёлок скоморохи, хороводы, огоньки..
 Снеговичок заплакал, устал 
 Вот дурачок, растаял, упал
 Грустные вороны, битые игрушки
 Девочки в коронах, мальчики - зверюшки
 А морковку два пьянтоса утянули
 Огоньки в холодной луже утонули»
Он не умел радоваться  и огорчаться, потому, что у него не было сердца. Хотя внутри его среднего шара все время что-то натужно скрипело, и мешало просто стоять и жмуриться на солнце. Время шло к закату, и это самое солнце катилось туда же. Темнело, шел снег. Огоньки сияли в окнах, переливаясь, отражаясь в соседних, от чего весь двор преобразился, насытившись  великолепным волшебным сиянием новогодних гирлянд.  Прилетела ворона , старая карга с общипанным хвостом, и уселась на руку снеговика, ветку рябины, кое как отломанную от соседнего небольшого деревца.  Красная гроздь заменяла снеговику ладонь и пальцы, но он не знал, как это называется и не умел этим пользоваться. Карга нагло начала обклевывать ягоды. У снеговика снова что-то заскрипело внутри.
- Зачем вы это делаете?- с любопытством спросил он ворону.
-Чего это?- покосилась на малыша старуха.
-Ну вот это, вот это! Клю- клю,- и снеговичок «поклевал» своей морковкой.
- Ем?- ворона каркнула.
-Наверное,- смутился снеговичок, - а что такое «ем»?
- Есть хочу. Вот и ем, - ворона заколыхалась, засипела осипшим вороньим горлом, не то смеялась, не то негодовала.
- А я хочу?- снеговичок с любопытством уставился на тетку-ворону.
- Оторвать бы руки тому, кто приделал тебе такую здоровенную башку. Слишком много вопросов, малыш, слишком много. - Ворона укоризненно покачала головой.
- А разве нельзя задавать вопросы? – снеговичок пожал ветками,- если хочется.
- Мало ли чего, кому хочется, - ворона хмыкнула, - мне вот тоже в «сковорешне» жить хочется, так меня туды не пускают. Деревья все повырубали, нас старух повыгоняли. Эх, люди. 
- Люди? – снеговичок снова засверкал глазами, - я знаю «люди». Я видел «люди». Они разные. Мне понравились. Они меня сделали.
- Сами сделали. Сами сломают, - закудахтала ворона, - Они только и умеют, шо ломать. Ох-хонюшки. Вон деревья повырубали. Жить негде, жрать нечего. Эх, люди.
Она ,конечно, еще бы поболтала с любопытным снеговиком, но из подъезда вышла женщина, и, увидев, что гадкая ворона клюет рябиновую гроздь, оседлав  малыша, замахнулась на нее.
- А ну, кыш, засранка,- и замахала, замахала руками, словно и у нее были крылья.
- Вона,- каркнула ворона напоследок, - тебе люди. Любуйся. Нигде от них покоя нету.
И улетела куда-то, не попрощавшись. Старая была и…злая.
    Женщина обмела снеговичка варежкой, и у того что-то снова заскрипело внутри, сильнее чем прежде.
-  А ты что смотришь, головастик, - спросила она у  снеговика нежно,- так тебя всего заклюют, да еще и обгадят. Ничего эти вороны не боятся. Терпеть ненавижу.
 Снеговичок потупил угольки. И скорее бы всего покраснел. Но он не умел. У него же не было сердца.
Но женщина ему нравилась. Он знал это своей большой головой. Женщина была красивой и хрупкой.
А еще у нее были очень лучистые глаза и теплые пальцы.  Он же не знал, что от тепла снеговички тают.
Женщина дотронулась до его среднего шара, там,где все время скрипело, и от ее прикосновения на снеговом тельце осталась вмятина.
-Ой, - испуганно вскрикнула женщина, - я тебя обожгла.
И хотела было залепить вмятину снегом…, но передумала.
-Знаешь, малыш. Я пришла к нему встречать Новый год, а он не открыл дверь.  А я же знаю, что он там.
И машина его здесь, – и женщина кивнула в сторону совсем недавно вопящей голосом Трубецкого машины, – наверное, он меня разлюбил. А я ему подарок приготовила. Он звезды собирает. Я ему звезду купила. Рубиновую. Настоящую. А он не открывает. Наверное, я не звезда.
И она смахнула что-то с заблестевших ресниц. Достала из сумки нечто  такое же яркое, как рябиновые ягоды, и прикрепила на грудь снеговичка.
-Вот тебе, малыш. Сердце. Хоть у тебя будет.  С новым годом. И морозов тебе покрепче, чтобы не растаял. Живи долго и счастливо. А ворон гони, они только и умеют, что жрать,  да сплетничать. Не слушай их, слушай сердце… . Прощай.
 И она взмахнула руками… и улетела. Или растаяла. Снеговичок не успел разглядеть. Угольки его почему-то внезапно затуманились, и что-то закапало из них , он еще не знал, что это называется слезы. А внутри  уже не скрипело, а стучало, билось и даже жгло…
- Сердце?- малыш покосился на звезду, сверкающую у него на груди, - больно?
 И почему – то ему стало очень хорошо, и очень грустно. И он понял, что проживет совсем недолго, до первой оттепели. И для того, чтобы понять это, ему не надо было спрашивать у вороны.  Он почему то все чувствовал   и понимал там внутри, под звездой. И он очень хотел снова увидеть грустные глаза грустной женщины. И он стал ждать….А в окнах мелькали тени, играла музыка, взрывались бутылки  с шампанским, наступал новый год.
   Ворона, которая вовсе не улетела, а лишь перенеслась на крышу соседнего подъезда, все видела и слышала. 
- Вот дурень, - вздохнула она, - жил бы себе без сердца. И жил…
И снова вздохнула…, словно не была она ни старой, ни злой.