Эхо прошедшего дня...

Не планировал писать про это. Но как-то вокруг все заголосило. Заголосило и прошло. А эхо - осталось...
 
"Не поминаю ничьих имен, но знаю, что это - он"
 
Каждый январь уже, который год я слышу, как вдруг начинают ломаться, словно льды, перья, карандаши и клавиатуры.  Как  завываниями поземок звучат голоса. Голоса о нем.  И если раньше я слышал в основном сладкие карамельные голоса,  то теперь с каждым годом – голоса несущие желчь и протест.  Причем в первом случае голосят те, кто слышал о нем, а во втором – те кто, только читал. Читал  тех,  кто слышал о нем. 
И вот когда я ежегодно и однодневно  слышу об этом.  О том – закопать или нет.  Умер ли он от яда или сифилиса. Есть ли у него дети,   и приходил ли к нему печник.  Я слышу и понимаю, что он жил,  жив и будет еще очень долго жить.  Наверное, потому, что он перешел  из разряда героев  в разряд  времен года. И как в марте поздравляют женщин и в  феврале мужчин – в январе вся межклассовая прослойка поминает его, напрягшись  и выпучившись:  гад он или не гад, что было бы если бы его не было, или, наоборот,  был бы и дальше.  И ощущение такое, что нет  темы главнее и важнее.  И неважно, что подвинулись цены на квартирный газ и рассуждать за чашкой чая о судьбах мировых цивилизаций станет дороже, а важно что сегодня есть что сказать. Пока не наступило завтра.
А назавтра – как и не было ничего.  И еще надо целых триста шестьдесят четыре дня ждать следующего  повода.
В юности мы пели песню со словами: «Я думаю. Я думаю о ... нём. Как он когда то думал обо мне» И было смешно. И лишь сегодня я понимаю всю глубину и трагизм этой песни.
Не хочу говорить о религиозных, политических или личностно – значимых аспектах  его бытия. Слишком мало и слишком много всего я слышал и слышу о нем.  Слишком неважны они для меня сегодняшнего.  Бессмысленно копаться во лжи прошлого, закопавшись по уши во лжи настоящего.
И сегодня лишь эхо напоминает мне вчерашний день.   И каждый год этот день кричит сурком: он умер! И я нервно вздрагиваю и смотрю на календарь. А вдруг опять двадцать первое двадцать четвертого.