необыкновенное чудо

      Я хотела видеть его. Сердце стучало так гулко, словно кроме него внутри моего замерзшего тела ничего не было. Оно стучало так громко, что люди оборачивались. Или они сочувствовали мне? Моему красному от морозища носу, сизым , покрытым инеем щекам. Или удивлялись? Что я стою, как истукан. Мороз же. Все бежали, торопились, забивались в общественный транспорт до упора, раздувая бока автобусов и лайнов.
А я стояла. И ждала, трясясь. Не от мороза. А от чего то неизвестного, неизученного. неподвластного никакой науке , неподдающегося логике, ни женской ни мужской. Я вдруг поняла, что не помню, как он выглядит. Помню только его глаза. Они всегда преследовали меня. Просыпаясь и засыпая, я видела только их. А еще я помнила его дыхание. Его смех. И все… ,все остальное не имело значение.  Мне нельзя было его видеть. Но отчего все, что нельзя, так притягательно? Как в детстве? Взрослые дети. Только игры совсем другого масштаба. И с другими последствиями. Я хотела его видеть. И я ждала, умоляя бога дать мне такую возможность.  « Я не подойду, честное слово, - говорила я кому то, кто должен всех видеть и слышать ежесекундно,- я просто посмотрю. Как он? Если ему хорошо, это же будет видно! И даже, если мне станет от этого хуже. Мне же не должно быть хуже. Я хочу ,чтобы у него все было хорошо. Или не хочу? Неужели, он совсем- совсем не вспоминает обо мне. А почему мне так хреново. Может быть, я сама не отпускаю его. Ну так не отпускается же… Не отпускается…»
- А ты отпусти,- сказал вдруг кто-то над самым моим замерзшим ухом. Я оглянулась. Люди бежали, обтекали, заворачивали,  просто люди. Люди, незнакомые, ненужные в моей жизни,  и больше никого.
- Это я уже сама с собой разговариваю. От холода и страха,- подумала я, и попыталась согреться, подув на упакованные в китайскую кожу руки.
- Кто знает,- снова сказал кто-то. Моим же голосом. В моей же голове.
- Никто не знает, - огрызнулась я,- я точно не знаю. Сегодня я его люблю, завтра опять ненавижу. И так каждый день.
- А ты определись, - снова сказала я, рассудительная, где-то умная. И совсем взрослая. Та, что соответствовала метрике и жизненному статусу.
- Не могу, - мотнула я головой, отчего  свалился капюшон шубы, пошитой где-то в «ньянь –ньяне» китайской девушкой, не замороченной проблемами любви, работающей по двадцать часов в сутки, чтобы выйти замуж за юношу по имени Гуй, родить ребенка, вырастить , и отдать его шить китайские шубы для русских идиоток, не способных жить нормальной невыдуманной жизнью.
- Ты любишь не его…- моя взрослая половина говорила все четко, словно вычисляла, примеряла, подгоняла. - Ты его выдумала. Немножко от блондина. Немножко от грузина… Вся жизнь твоя выдумана. Песочный замок. Тронь - развалиться. 
-А ты не трогай, - буркнула я и снова напялила капюшон. Хотя не грел он ни хрена. Наверное, и ноги мои уже стали хрустальными, дотронешься и  зазвенят. Но я все стояла, дрыгая этими самыми сосулистыми ногами. Всматривалась в проходящих. А он все не шел. Не шел. -  Не трогай мою жизнь. Я же не жалуюсь. Не жалуюсь. Я не говорю - за что?  Я жду. Понимаешь. Жду.
- Чего? – прохрипел мой второй голос, наверное, совсем простыл, бедняга.- Смерти?
- Ну, это ты хватил.. а,- усмехнулась я. – Я же живу. Хожу. Дышу. В театре была. В Питер ездила. Я живу. Нормально все.
- Ты не живешь. Ты ждешь.. все время, – голос по-моему стал мягче, неувереннее.  Наверное, температура поднялась. Интересно, в какой моей половине.
- Я понять хочу…Почему все так…, - я подула на руки, пальцы ныли, не сгибались.
- Ты все давно поняла. Признайся, наконец,- голос почти шептал. Худо ему. Бедолаге. Привык все, в машине да в машине. Стресс! Как я его понимаю.
- Нет. Он не может быть плохим. Я не могла полюбить плохого человека. Он просто немножко слабый. И все… Все мои страхи осуществились. Как на планете Глюк, что подумаешь, то и будет. Даже слонопотамы оживают.
- Ты еще три года назад собралась замуж за Виктора. Как ты могла оставить его. Ты же ответила «да», никто за язык не тянул, – вторая я закипала.
- Ну я не могу. Ну не могу. Не люблю я их всех. Чтоб им всем провалиться, – наверное, я это сказала вслух. Хотя  «подмороженным» было  по барабану.  Сумасшедших на улице до хрена. И мужиков. И женщин. Дебаты с самим собой.  Не ново! - И где ты был… была. Шесть лет назад, чего молчала. Ты , что не видела, что я погибаю, что нету сил бежать. Я все глубже к нему привязывалась. Коготок увяз, всей птичке пропасть. Я пыталась.. Я же знала, что будет так , только так А не иначе… Все знала. Все видела.  И вот… … Но я же не жалею. Мне бы просто увидеть… Понимаешь.
-Да все я знаю. Знаю. Сижу тут внутри, только и делаю, что… знаю. Хочешь, чтобы ему хреново было, чтобы он от тоски подыхал. Как и ты. Хочешь, чтобы по ночам подушку грыз. И под окнами твоими ошивался. Очнись. Игры закончились. Теперь жизнь началась. Или продолжилась. Только не твоя.
- Да пошел ты, - рявкнула я.- реалист чертов.
- Реалистка. Я дама. Между прочим. Ты. Так что не пошел, а пошла...
- Какая ты дама. Мужик. Все ноешь. Нудишь. Вот я -  дама,- и я стукнула себя кулаком в грудь, промерзшую и хрипящую.- Я дама.
- Слушай, дама, - голос совсем поник.- Поедем домой. А? Чайку попьем. Какую - нибудь таблетку хряпнем. И будем чуда ждать дома. В тепле. На диванчике.  Мелодрамы смотреть. Поплачем. Хором. 
- Чего это ты такая добренькая,- изумилась я, от неожиданности вернув голосу женский пол,- Совсем примерзла?
        Я-то и снаружи, и изнутри задубела. Еще как. Просто ледяная внучка. Глазами только луп-луп. Да еще зубы отбивали чечетку. Стемнело. Лиц уже не разглядеть. А он так и не пришел. Не прошел. А может быть и не надо было... кому то там, наверху, кто может творить с нами все, что ему захочется. Справедливо... или не очень.
- Только я вернусь. Слышишь, - я топнула ногой. – Обязательно.
Кому это я сказала? Чудотворцу? Вопреки? Или самой себе? Которая все время делает что-то не так,как положено. Кем положено? Зачем положено? Он что там, счастье делит на кусочкм. Каждому по крохе. И хватит!Кроило.Счастья всем! всем! Я снова топнула ногой, разбудив голос, уже задремавший от холода.
- Вернешься, вернешься. В апреле.  Птички. Солнышко. Травка. С ума сходить приятнее. И незаметнее. Все кругом будут сумасшедшие. Только сейчас поедем. Заболеем. А в нашем возрасте болеть тяжелее и не так приятно. На работу все равно идти. Не школа.
-Ну пойдем, уболтала,- согласилась я, и сорвалась с места. Незамерзшим осталось только сердце, оно стучало. Стучало, громко, настойчиво, и люди смотрели мне вслед. Гадали, что случилось. Да счастье, счастье у меня случилось. Вам такого и не снилось…  , и я мчалась домой. Там все еще жило  тем, кто ушел из моей жизни. Или это я… еще жила им, не отпуская его из своей жизни. Голос покашлял, не решаясь вновь вступать со мной в перепалку. А то еще разверну «лыжи». С меня станется.  Не кашляй, все я знаю. Но так хочется чуда. Обыкновенного. И  очень необыкновенного. Поживем. Посмотрим.
 
 

-