Меланхолия и перемены

Обожаю запах сырого асфальта. Этот замечательный аромат геосмина, продукта жизнедеятельности некоторых почвенных бактерий и сине-зеленых водорослей, нравится многим, но у меня он вызывает особую радость, если не сказать "любовь".Кажется, его научное название - "петричор" Не слишком звучное название для запаха сырой земли. Вдыхая свежий воздух пахнущий сыростью, я брел по улицам родного города, без цели и без смысла. Мне не нужен был смысл, да и какой может быть смысл в обычной прогулке?
Я знал, что дорога сама приведет меня туда куда нужно, словно нить Ариадны покажет мне выход.
Всю жизнь быть чьей-то марионеткой уже вошло у меня в привычку. Марионеткой собственных чувств и мыслей, людей вокруг меня, родственников, родных, близких, друзей, случайных знакомых. Я был марионеткой случайного магазинного продавца. Я - его, а он - моей.
У всех иногда возникали такие мысли, когда хотелось что-то изменить, что-то исправить в своей жизни, необъяснимая жажда перемен, от которой никак не избавиться. Навязчивая, вездесущая.
У меня она проявилась в десять лет. Мне говорили что это возрастное, что "кровь кипит в жилах пока молодой". Родители, посмеиваясь, говорили что после восемнадцати пройдет.
Не прошло. Я ходил по этим серым улицам, сталкиваясь со случайными прохожими. Они были пустыми, не нужными для меня, но их лица отбивались у меня в памяти, словно болезненные кровоточащие раны на мозгу.
Ненавижу то, от чего я зависим.
Все - цепи, которые связывают меня с этим миром.
Черствым, уродливым, жестоким миром, полным уродливых, жестоких глупцов.
Я? а что я? Я всего лишь один из тысячи тысяч. Мы - звенья цепи, которые сковывают и ранят друг друга. Мы опутали сетью этот мир, пожираем его и друг друга, словно жестокая, безумная саранча. Или как черви - разлагающийся труп нашей вселенной.
Почувствовал холод и влагу. Кажется, все это время я брел по одной большой замерзшей луже, мои ноги утопали в ней по щиколотки. Скорее всего я заболею после этого, на улице был мороз. Впрочем, меня это не беспокоило.
Я думал о звеньях цепи. Даже сейчас я не мог избавиться от мыслей о них, трудно уйти от себе подобных - заключенных. Странно все таки, мы всю нашу жизнь будем взаимосвязаны, но почему-то никто из нас не может показывать свои чувства открыто. Люди придумали сотню масок, что бы скрывать их, называя это этикетом, вежливостью. Есть и другие, кто действует совершенно противоположно, скрывая настоящих себя за показной грубостью и "понтами"
Мир, в котором мы живем, не предназначен для чувств. Мы - закрытые оболочки, шагающие под открытым небом серого мира, который ненавидят все, но никто не хочет менять. Скрывать себя за семью печатями, и при этом так часто говорить о чувствах, о радости, печали любви...
Любовь. Были такие высокодуховные писатели, которые возносили это чувство над всеми, считая его проявлением Божественного. Она - часть жизни любого существа. Просто у людей она слишком развита и идеализированная. То что у обычных существ - похоть, у нас было разделено на желание плотскуе и эмоциональную привязанность.
Навязчивое стремление быть рядом, касаться, чувствовать запах ее кожи и волос, смотреть в ее огромные глаза, и понимать, что никогда не сможешь получить желаемое. Да, мне все это было знакомо.
В голове вновь возник ее образ. Нет, не внешность, не физические данные. Я вспоминал характер, слова, мысли, смех, голос. Проклятье. Столько лет прошло, а эта наивная девчонка все еще связана со мной. Хотя, мы держим друг друга с одинаковой силой и болезненной страстью. Именно это я имел в виду, мысля о цепи. Цепи, в шесть миллиардов звеньев, цепляющихся за других, но безмерно одиноких.
Вспоминаю наши разговоры о боге, о магии, о дьяволе. А еще - вспоминал, как она рассказывала мне о сатанизме и сатанистах. У нее были не самые лучшие воспоминания, связанные с ними. Я же, в свою очередь, рассказал ей свой идеал Люцифера. Идеал мятежника, поднявшего восстание против жестокого тирана, не признающего посягательства на свою власть.
Ангела, который пошел на предательство, что бы дать людям знания, силу, свободу воли. Он отнял у них блаженство скота, но дал им божественную искру. которой не наделил их господь. Как Прометей, принесший огонь.
Такому Сатане я готов поклоняться и служить верой и правдой.
Но не готов служить символу злобы и жестокости.
Потом я говорил с другими. И был поражен их наивностью и нелепым желанием идти против всех. То самое "юношесское бурление крови", когда ты готов на все, лишь бы отличаться от других. Хоть чем-то...
Я спрашивал, что люди вообще подразумевают под словом "дьявол", "сатана".
Ответы всегда были разными, но все они имели одну и ту же суть. Пустой образ, за которым стоит такая же пустота.
Наивный идеал, которому хочется поклоняться в знак протеста против других. Просто ради того, что бы не идти их путем.
Отношение к вере у меня всегда было двояким. Каждая вера для меня была чем-то вроде погремушки в руках у ребенка. Каждый раз эта погремушка вызывает нездоровый интерес других детей, и в результате начинается драка. Для взрослых - пустяк, но для самих детей - это как маленькая война. Все же, приоритеты в таком возрасте совершенно другие. Наверно, с человечеством все точно так же. Мы - ребенок, в маштабах нашей вселенной. Мы играемся дурацкими погремушками, видим в них едва ли не смысл своего существования, и готовы убить за нее, если потребуется.
С другой стороны, не лучше ли жить так, чем быть кем-то вроде меня, кто не видит смысла вообще ни в чем? Без веры, без цели, смотреть на мир как на огромный фильм, в котором нет и намека на развитие сюжета. Как короткометражки времен второй мировой, короткометражки длиною в жизнь. В них показан не ужас войны, а ужас жизни, во всех ее бессмысленных проявлениях. Больно даже думать о том, что все могло бы быть иначе, ведь кто в силах это изменить?
Были, есть, и будут такие, кто пытается сделать хоть что-то, внести разлад в устоявшийся уклад, разрушить старые устои и создать новые. Но те, кому это удается, создают лишь немного измененную копию старого бытия. В чем-то лучшую, в чем-то худшую. Но без особых отличий. Разница с прошлым состояла лишь в звуках. Ржание лошадей и звон монет был сменен на рев двигателей и шелест купюр.
Я все еще брел, не зная зачем, но чувствуя, что вскоре все выяснится. Только сейчас я обратил внимание на окружающую обстановку. Посмотрел - и был поражен открывшимся видом.
Снега у нас почти никогда не было. Но сейчас каждая травинка, каждый куст и дерево, все было покрыто коркой кристально-чистого льда. И все это под удивительно чистым, голубым небом. Солнечный свет играл на кристаллических ветках, отбрасывая веселые блики, от которых, опять же к удивлению, не болели глаза.
Это было воистину прекрасно и удивительно, а ведь я не удивлялся уже очень, очень давно. В своей скорлупе я стал слишком черствым и замкнутым не только для людей, но и для целого мира.
Впервые за долгое время я улыбнулся, когда увидел розовый цветок, закованный в лед. Он казался неким чудом, ведь все цветы должны были погибнуть еще на исходе осени, а сейчас уже середина января. Опустившись на колени, я касаюсь его. Несколько капелек воды падают на ледяную лужайку, и я отстраняюсь. Это кощунство и святотатство - разрушать это чудо.
Оно существует в нашем мире, покрытым сетью из людей, сковавших себя друг другом. Еще один повод для размышлений, как такая красота уживается с таким уродством и убожеством.
Меж тем, я понял, что вплотную подошел к своей цели, когда увидел странный перекресток. Ко мне навстречу шли дорогие мне люди. Люди, которые могли меня понять.
Встав передо мной, они образовали полукруг. Один из них вышел вперед - это был мой названный брат, который, однако, был ближе чем любой родной. То исключение из правил, когда совершенно незнакомые люди, в большинстве своем чуждые друг другу, внезапно становятся друг другу ближе чем кто-либо.
Я протянул ему руку, и он с готовностью взял ее, и мы обратили наш взгляд на солнце, бывшее сегодня непривычно ярким, оно сияло прямо в глаза, но боли или ослепления все еще не было. Странно.
Чувствую на плече чью-то мягкую ладонь. Да, это она, я не мог ошибаться. Она - та, кто поддерживала меня, в какие бы безумства я не ввязывался. Та, кто терпел мои глупые выходки и частые приступы меланхолии. Я всегда поддерживал при ней образ чего-то мистического, и сейчас, похоже, пришла пора раскрыть все карты.
Где-то позади стояла моя мать, а рядом с ней - отчим который, похоже, даже не понимал, для чего он здесь находится.
На лице матери была улыбка, но в ее глазах я видел страх. Перемены всегда страшны. Хотя... она явно была к ним готова. Пережив многое, она понимала что хуже быть просто не может.
Она часто упрекала меня в том, что я слишком много внимания уделяю своему компьютеру, интернету, и мне следует больше времени проводить с друзьями. Тогда я ее не понимал. Зачем быть с людьми, которые далеко не всегда желают тебе только добра? Каждый из нас - эгоистичная сволочь, которую не волнует никто кроме себя. Машина - идеал "друга", который делает все что нам нужно, ничего не требуя взамен. Да, друг это не идеальный, но все же это лучше чем люди - "друзья"
- Технику легко заменить - просто купи новую или почини. А с людьми такого не выйдет. Потеряешь человека - не восполнишь потерю.
Мой ответ был полон нездорового цинизма и высокомерия.
- Людей на свете шесть миллиардов, даже больше. Я как-нибудь найду замену, мам. А на технике могут храниться важные данные, фото, записи. Ты не слишком плакала, когда разводилась с папой. Зато чуть не рыдала, когда твоя флешка сгорела. Планета запасных запчастей. Или брошенных игрушек.
    Смотря по очереди в глаза каждого из тех, кто сейчас был рядом со мной, я понимал что был не прав. Нет, мои слова в тот день были абсолютно логичны, но логика не всегда применима к человеку. Каждый из них был дорог мне. Каждый из них - часть моей жизни, моя память, моя душа.
Я повернулся к брату.
Вспомнился наш старый разговор. Однажды он спросил меня, что мы есть.
- Мы творим добро или зло?
Тогда я растерялся. Я до сих пор теряюсь, я не знаю что имеется в виду под словами "зло" и "добро" Эти понятия настолько искажены и абстрактны, что говорить о них как о чем-то конкретном просто невозможно.
- Мы творим перемены.
И прозвучало единственное слово за этот день, оказавшееся неожиданно громким и звонким. А главное - значимым.
- Пора.
Если бы меня спросили, говорил ли это я или мой брат, я бы не смог ответить.
Хаос ассоциировался у меня со свободой. Свобода выбора, свобода существования, освобождение от всего приравнивается к Хаосу.
Меня восхищали бессмысленные на вид поступки, бунт, восстания, празднество чувств и эмоций, где нет места долгим измышлениям. Когда есть лишь уверенность в том, что нужно что-то менять. Стремление к свободе.
Я протянул руку к солнцу, ладонью вверх. Мой брат сделал то же самое.
Небо затягивали тучи, тяжелые, черные. Лишь солнце все еще светило непривычно ярко, на фоне черного полотна облаков.
Что бы сломать часовой механизм, достаточно крошечной песчинки. Тут нужно кое-что побольше.
Раздался гром и странный, звенящий звук, а вместе с ним пришел запах бумаги и металла. Потом - взрывы. Тысячи людей сейчас выходили из домов, ведь электричество внезапно отключилось.
- Добро или зло?
- Лишь перемены.
Пришла пора показать людям цену их существования, и вместе с этим - обесценить его.