Матушка Галина

               
 С Галей Беловой мы познакомились при поступлении в Горьковский государственный  университет. Абитуриентками жили в одной комнате студенческого общежития. Сдавая экзамены, не чувствовали себя соперницами. После зачисления ездили на уборочную в Кстовский район, картошку копали, там ещё больше сдружились. А когда узнали, что нам, иногородним (Галя приехала из Чебоксар, я - из Тюмени), общежитие не положено, вместе снимали угол у суровой тётки и спали на одной кровати. И не было в ту пору для меня никого дороже и заботливее Галки. Прирождённый вожак, она подпитывала меня своей энергией.

 Потом судьба раскидала нас на большой срок, на 45 лет.

 Получив доступ к Интернету, я первым делом стала искать свою Галку. В Нижнем Новгороде, в Чебоксарах, в Москве... Даже подумать не могла, что моя однокурсница живёт под Барнаулом?! Она сама меня нашла при помощи внучки Машеньки. Созвонились. Списались. И вот в моей руке билет на поезд "Москва-Барнаул".

 Уезжая на Алтай, на встречу со своей юностью, я ещё  не знала, как сложилась жизнь моей Галки. "При встрече, всё при встрече!"- сказала она по телефону. А на вопрос "Узнаешь ли ты меня?" рассмеялась: "Как я могу тебя не узнать? Ведь ты моя Томка. Томка  Томина из Тюмени!"

… По пути в Барнаул под стук вагонных колёс я, напрягая память, складывала по крупицам полотно нашей совместной жизни в городе Горьком. Тогда мы, первокурсницы, были неразлучны круглосуточно: и спали вместе, и ели из одной тарелки, отламывая кусочки от одной пайки хлеба, добытого с трудом. Голодно было в тот год в Поволжье, а «непрописанным в городе »  студентам карточки на хлеб вовсе не полагались.

 На первом курсе мы обе вышли замуж. Галка - в марте, за Мишу Капранова, вскоре отчисленного из университета за политическую неблагонадёжность. Я - в мае, за одноклассника Федю Тарасова, уговорившего меня вернуться в Тюмень, где условия для существования были несоразмерно лучшими.

 Через три года, оказавшись в Воткинске, я узнала, что Галочка со своим первенцем гостит у родителей в Чебоксарах, и помчалась повидаться. Отлично помню, как мы вместе купали серьёзного карапуза Димку. И могла ли я тогда предположить, что держу на руках будущего протоиерея отца Дмитрия?! И что Галка моя, весёлая комсомолка, обладающая поразительной пробивной силой, станет матушкой Галиной, женой священника?!
               
… Она встретила меня у вагона. Мы обнялись. И поначалу не было никаких слов. Только чувства. А потом – неделя беспрерывных разговоров…

 В 1968-ом Капрановы уехали в Узбекистан, куда распределили Галю после защиты диплома. Там она родила второго сына, Никиту. Всего 10 дней было новорождённому младенцу, когда Михаила арестовали.

 За что? Этого вопроса я задавать не стала. Вспомнилось, как улетала домой после первой зимней сессии. Галя и Миша провожали. Едва такси остановилось перед аэровокзалом, дверцы машины распахнулись с обеих сторон разом, нас буквально выволокли какие-то крепкие парни и потащили в служебное помещение.

 Первый в жизни обыск поверг меня в шок. Дорожную сумку перетряхнули, вскрыли дно. Раздели чуть не догола. Искали запрещённую литературу. Не нашли. Её не было. Миша не стал бы подвергать меня риску. Напрасно  я верещала, что опоздаю на самолёт, напрасно бормотала что-то   о нарушении прав человека. Самолёт улетел без меня. На другой день друзья посадили меня на поезд.

 Стыд и унижение от обыска я потом испытывала ещё не раз. Но тот, первый, опыт оказался самым памятным.

 Второкурсника Мишу и его университетских  друзей арестовали в том же году. На допросе он услышал от следователя: «Если бы мы встретились чуть раньше, я бы тебе башку размозжил об эту стену». К счастью, был не 37-ой год. Шла хрущёвская «оттепель».

 Нескольких студентов, в том числе и Мишу Капранова,  выпустили на свободу, только из университета исключили. В ту пору мы  взахлеб читали «запрещенных» Гумилева, Ахматову, Варлаама Шаламова. Был и самиздат на политические, экономические, религиозные темы. Нам, первокурсникам, не очень-то доверяли, а старшие не просто читали, они анализировали, сопоставляли, дискутировали и даже пробовали сами писать.

 Я тогда не слишком задумывалась, зачем все это надо? Талантливый,умный,красивый муж моей лучшей подруги мог бы стать замечательным историком, философом, писателем. Позже он сам ответил на этот вопрос: «Политические устремления многих из нас имели чисто нравственную основу. Мы стремились сохранить в своих душах святыню, что выражалось, возможно, в неких романтических идеалах, протестах против ложных ценностей».

 В Горьковском университете научный атеизм преподавал старый интеллигент, профессор, выпускник императорского института. Как ни странно, но именно он заинтересовал религией многих, в первую очередь Михаила  Капранова.

 В листовках, которые распространялись, в основном, в центре города, вольнодумцы требовали свободы молодёжным  союзам и организациям, амнистии политическим заключенным, отмены преследований за политические убеждения, опубликования архивных документов 30-50-х годов. Листовки имели эпиграф: «Тирания, имеющая видимость народной власти, – худшая из тираний. (Руссо)».

 Много позже отец Михаил напишет книгу «Наболевшее», эпиграфом к которой возьмёт слова святого Августина: «Государство, организованное не на заповедях Божиих, – это не что иное, как временный ад на земле».

 Его вновь арестовали в 1969-ом. На первом же досмотре сорвали нательный крест. "Того креста, который дает Господь, никто лишить не сможет", - сказал он сам себе. И свои убеждения укреплял молитвой.

 Судебный процесс был, естественно, закрытым, но в последний день суда публику все-таки запустили в зал. Когда зачитывали приговор, подсудимые кричали: «Долой ваш суд! Сталинизм не пройдет!» Зал ответил: «Ребята, держитесь, мы с вами!». И кто-то кинул арестованным … букет ландышей! Так, с ландышами, Миша и приехали тюрьму, никто не посмел отобрать у него цветы.
               
 …Большой дом из жёлтого кирпича, построенный на окраине деревни Зудилово, что в сорока километрах от краевого центра, предназначался для всей семьи. Летом сюда съезжаются многочисленные родственники, зимой подолгу гостят иногородние друзья. А в день моего приезда дом был пуст. Только цепной пёс Дружок приветствовал нас радостным лаем.

 Мне была отведена самая тёплая спальня на втором этаже. Я сразу выглянула в окно и замерла. День был пасмурный. Но пейзаж очаровывал. Холмы, покрытые  молодым сосняком, изгиб речки Черемшанки с береговым тальником, простор небес над этой нерукотворной картиной – всё вызывало восторг и умиротворение. Представляю, как хорошо здесь в тёплые, солнечные дни!

 Экскурсия по дому закончилась, как водится, в кухне-столовой. Я смотрела на поседевшую, слегка располневшую Галю, но видела её не 67-летнюю, а ту, какой она была в 18. Задорную, спортивную, не умевшую отчаиваться ни при каких обстоятельствах... И соображала: успеем ли мы за неделю рассказать друг другу о том, что произошло с нами за полвека?

 - Дима...- начала, было, я, предвидя, какую боль причиняю воспоминаниями. Но она спокойно, без лишних эмоций рассказала, каким умным и добрым мальчиком рос её первенец, каким был помощником и утешителем.

 Шести лет пошёл в школу, одновременно занимался в секции плавания олимпийского центра, мечтал о морях-океанах. Окончил Лиепайскую мореходку. Плавал в Тихом океане, был у берегов Японии, в Бристольском заливе, подходил к Великобритании, но нигде не ступал на берег. Ему не открывали визу. Причина: отец, бывший семь лет политзаключённым и ставший священником.

 Удивительно ли, что и Дмитрий решил стать священником? Ведь перед его глазами был живой пример несгибаемой воли, целеустремлённости и безмерной доброты - отец. Беспрекословно выслушал сын предупреждение батюшки о том, какое нелёгкое бремя берёт он на свои плечи, но с пути не свернул. Вероятно, всё, что происходит с нами, предначертано свыше.

 В 25 лет Дмитрий был рукоположен в сан диакона митрополитом Новосибирским и Барнаульским Гедеоном, через год получил сан иерея и вскоре назначен настоятелем Вознесенской общины города Заринска. В маленьком алтайском городке ему пришлось всё начинать с нуля.

 Он навещал обитателей детского дома и дома инвалидов, бывал в тюрьме, заходил к малоимущим и больным, беседовал с прихожанами на улицах и в общественных местах. Умение выслушать человека и найти для него слова утешения, эрудиция и личное обаяние помогли отцу Дмитрию в короткий срок обрести паству. И, когда возникла необходимость строить новый храм, помощников у него было хоть отбавляй.

 В 2000 году на Пасху отец Дмитрий был возведён в сан протоиерея. А в феврале 2001-го скоропостижно скончался от сердечной недостаточности. К  тому времени у них с матушкой Ольгой было трое деток, младшей, Анюте, всего пять месяцев.

 Отца Дмитрия похоронили рядом с построенным им храмом. А заботу о вдове и детях взяли на себя Галина и Михаил. Старшая внучка Машенька уже пела на клиросе, а внук Володя помогал деду, прислуживая в церкви.

 Через два года после кончины Дмитрия редакция газеты "Звонница" по благословению епископа Барнаульского и Алтайского Максима издала книгу "Пастырь", авторами которой стали более сорока человек, близко знавших молодого священника и сохранивших в сердце признательность ему за дела земные.
               
… Перебирая фотографии, мы с подругой, конечно, всплакнули. Как ни крути, как ни утешай себя бытующим в народе убеждением, что Всевышний забирает к себе лучших, а всё равно несправедливо это - хоронить детей!

 Слушала рассказ Галины о сыне и думала о том, что вот сейчас, неизбежно, мы перейдём к новой больной теме - к Ольге. Я уже знала, что старшая дочь  Капрановых трагически погибла через пять лет после кончины брата, оставив на земле двух маленьких девочек, Христину и Софийку. Вырастить  и их достойными людьми - такую цель поставили перед собой бабушка и дедушка.

- Внезапный уход из жизни Димы мы все переживали тяжело, - делится со мной моя многострадальная подруга,- но каким ударом стала для нас гибель Олюшки, и передать нельзя. Батюшка очень любил дочерей. Не то слово, он их баловал, одаривал, поощрял каждое начинание. Оля была красавица и умница. Прекрасно играла на фортепиано, пела, тонко чувствовала природу и живопись...

 Не представляю, сколько надо иметь сил, чтобы похоронить троих детей... С ума можно сойти. Но матушка Галина выдержала. Перед глазами были внуки, которым нужна помощь. И рядом был муж-духовник, день и ночь моливший Бога о милости к людям. Она выдержала, а он не смог. Слишком серьёзно было подорвано его здоровье в мордовских лагерях. Через полгода отца Михаила не стало.

 Михаил Капранов  умирал вдали от родного дома, в Гурзуфе, на берегу моря, где много лет назад он впервые крестил людей в открытой воде. Настоятелю Никольского храма было всего 63 года. Последними словами батюшки, пришедшего перед смертью в сознание, стала фраза: "Я вижу свет". Матушка Галина спросила: "Свет лампы?" "Нет, другой свет", - ответил он и с улыбкой закрыл глаза...

  Отец Михаил был митрофорным протоиереем (самое высокое звание для женатого священника). При жизни он носил такой же головной убор, что и епископ, только без креста наверху митры. В Алтайском крае митры были только у четырех священнослужителей: у троих в Барнауле и у одного в Бийске. Литию по усопшему служил  в Никольском храме епископ Максим. На панихиду собралось более 400 человек, храм был заполнен до отказа. Приехали священники из Иркутска и Москвы, пришла почти вся творческая элита краевого центра.

 На Черницком кладбище, где отца Михаила похоронили рядом с родителями и дочерью, все только и говорили: "Небеса салютуют: чудо!". Изморозь на деревьях на фоне огненного заката выглядела настоящей иллюминацией. Старожилы не припомнят, чтобы на Алтае был такой куржак.

 … Конечно, мы с Галей поехали на кладбище. Нас сопровождал отец Анатолий - духовное чадо батюшки Михаила и продолжатель его дела. Анатолий – сын Галиной двоюродной сестры, приехавший к Капрановым из Чувашии ещё подростком и по сути выросший в их семье.

 Был серый дождливый день. Казалось, вместе с нами над могилами плакали и деревья: с каждой веточки свисали и падали капельки небесной воды. Молодой священник, помахивая кадилом, читал нараспев поминальную молитву. Тонкий запах ладана заполнял пространство кованой оградки и распространялся окрест. Матушка раскладывала на холмиках живые цветы (искусственных Миша не любил!), а я пыталась и всё не могла представить его взрослым, степенным, в рясе. Перед глазами стоял высокий стройный парень с непокорными кудрями и внимательным взглядом умных карих глаз.

 Потом мы вернулись в Барнаул, к тому дому, где раньше жила семья Капрановых и на стене которого висит мемориальная доска с барельефом отца Михаила. Не сомневаюсь, что в её изготовлении принимали участие настоящие мастера, только мне их работа показалась грубоватой. Мягким и добрым человеком был Михаил Капранов. Мягким и добрым!
               
… Воспоминания снова уносят нас в прошлое. В тот жуткий 1969 год, когда Михаила приговорили к семи годам лишения свободы с отбыванием срока  в колонии строгого режима, в Мордовии.

 Для молодой учительницы, оставшейся с двумя малышами на руках, наступили тяжелые времена. Письма от мужа два раза в месяц. Свидания с ним - два раза в год. Что это такое, я испытала на собственной шкуре. С той только разницей, что мой муж был уголовным узником и срок отбывал вдвое меньший.

 Не прошло и года, как Галю постиг новый удар - умирает Никитушка. Не успели врачи спасти. Если бы не родители, не младшая сестра Валя, выпускница МГИМО, всемерно помогавшие молодой учительнице, жизнь её была бы ещё тягостней.

 А Михаилу выстоять в кошмарных условиях лагерей помогла вера в Бога. Там было много православных монахов и священников, некоторые из них сидели по 25 лет и больше. Служили каждый день! Михаил все акафисты выучил наизусть – записывать было нельзя. За год до освобождения ему дали на сохранение Новый Завет. Книгу привезли с Колымы, и, несмотря на ежедневные обыски, охранники ее не могли обнаружить! К тому времени Капранов уже окончательно решил стать священником.

 Он освободился в 1976 году. Служить на родине, в Нижнем Новгороде,  ему не позволили, пришлось уехать в Сибирь. Сначала Михаил пономарил в Томске, потом его рукоположили в священники и назначили настоятелем церквушки в северном поселке Тогур, со всех сторон окруженном болотами и тайгой.

 К тому времени уже родилась Оленька.  Галя вместе с детьми последовала за мужем-священником. Она так долго ждала его из заключения, что не могла уж вынести и дня разлуки.

 Прихожане тогурской церкви были все как один ссыльные-пересыльные. Для них молодой священник, способный утешить, укрепить в вере, дать ответ на любой вопрос, стал,  по сути, светом в окне.

 Может быть, так и служил бы отец Михаил в Тогуре, если бы не его здоровье,  подорванное в лагерях. Болотистый воздух вызвал обострение бронхиальной астмы. И владыка Гедеон перевел батюшку в Красноярск. Там отец Михаил и матушка Галина, его неустанная помощница, познакомились со многими замечательными людьми – художниками, поэтами, писателями. Среди них был и Виктор Петрович Астафьев.
 
 - Однажды в Красноярск приехал владыка Гедеон, - вспоминает Галина, - и, как обычно, остановился у нас. Но поскольку власть была богоборческая, то ему пришлось идти к уполномоченному по делам религии, чтобы сообщить о своем прибытии в город. Уполномоченный полдня продержал владыку под дверью. В очередную встречу с Астафьевым Миша рассказал писателю об этом вопиющем случае.
 
 Рассказал и забыл. А через некоторое время его вызывает тот самый уполномоченный и заявляет: «Астафьева из Красноярска мы убрать, конечно, не сможем, а вас – запросто уберем». Астафьев, конечно, вступился за батюшку, но вскоре в «Красноярском рабочем» появилась злобная статья, в которой отец Михаил обвинялся в тяжких грехах против советской родины. Причиной послужили встречи батюшки с теми, кто сидел в лагерях и тюрьмах.
               
 К счастью, на дворе стоял уже конец 80-х, да и фигура Астафьева была слишком значительной, чтобы можно было без труда вершить расправу над его другом-священником. Тем не менее, отец Михаил настолько устал от постоянных нападок, что вынуждены был вместе с семьёй уехать в Барнаул.

 Вот как описывает встречу с батюшкой  алтайский писатель Александр Родионов: « Мне позвонил Виктор Петрович Астафьев из Красноярска и сказал: «Ребята, к вам летит отец Михаил. Будет служить в Барнауле. Встречайте». Этими словами патриарх русской словесности препоручал нам с Владимиром Башуновым не судьбу священника, но вхождение его в Барнаульский светский круг. А о вхождении отца Михаила в круг церковный должен был позаботиться благочинный Алтайских церквей отец Николай Войтович.

 Отец Михаил вошел в зал аэропорта и на мгновенье замер: «Встречают ли?». Высокий, плотно сбитый, он был одет в полушубок и кирзовые сапоги, на голове баранья шапка – путник, готовый к долгой дороге. Я перехватил его взгляд, располагающе добрый и побуждающий сделать шаг навстречу, и спросил: «Из Красноярска?». «Я и есть Михаил Капранов», - ответствовал путник».

 В Барнауле отец Михаил сначала служил в Покровской церкви, затем стал настоятелем Никольского храма. И здесь у него сложились хорошие отношения с местной интеллигенцией. Вскоре  стал своим среди поэтов и писателей Алтая. Но дух  богоборчества в тех местах был еще силен. Ходить  по улицам города в облачении означало взять на себя подвиг. Нередко в спину неслись ругательства, матерщина, могли и камень бросить.

 За годы настоятельства в Барнауле отец Михаил организовал молодежное братство, построил воскресную школу с тремя детскими, певческим, компьютерным классами. Когда ему решением епископа был вверен храм Знамения, он добился, чтобы крещение свершалось с полным погружением, как это вершилось в русском православии десять веков подряд. До него этот обряд не сотворялся в городе почти сто лет.
 
 В середине 90-х отец Михаил был определен настоятелем Свято-Никольского храма. Вместе с многочисленными учениками принялся за восстановление этого уникального церковного строения.

 Сколь велико число барнаульцев, приходивших к  нему на исповеди, знает только Всевышний. А в его доме находили приют путники из Европы, Аргентины и разных уголков России.

 Вспоминает  младшая дочь Капрановых, Татьяна: «Будучи настоятелем Свято-Никольского храма, батюшка установил иконостас Палеховской школы - единственный в своем роде за Уралом, он  и по сей день является  украшением храма. Иконостас покрыт сусальным золотом и выполнен в классическом иконописном стиле. Перед освящением иконостаса к папе приехал мэр города Владимир Баварин (ныне покойный), который, не поверив слухам о сусальном золоте, решил убедиться лично. Рассматривая  иконы, послюнявил  палец  и потер им золото».

 Рассказывает  учительница Галина Чижикова: « Отец Михаил разработал уникальную систему гуманитарного просвещения, позволяющую изучать историю отечества через призму религиозных, философских и общественно-политических особенностей русского пути. Это помогло сделать основной упор на патриотическое воспитание молодежи.
«Свет», «Пересвет», «Слово» – вот названия самых крупных объединений, в разное время собиравших школьников и студентов в образовательном центре при Никольском храме. Последним проектом  отца Михаила стал  цикл  бесед с новобрачными. Его назвали «Христианская семья». Осуществить его без батюшки было  очень трудно. Но зато крепко стоят на ногах многопрофильная приходская школа для детей, воскресная школа и богословский клуб для взрослых».
 
 А вот что говорит доцент Алтайского государственного технического университета Евгения Цепенникова:« В начале 90-х он первый на Алтае начал преподавать историю церкви, основы православия и христианскую этику в высших учебных заведениях, завоевал высокий авторитет в культурной и научной среде. Этот замечательный пастырь,  сам живший в постоянном духовном напряжении,  и других  учил жить по совести, заботиться  о ближних, о мире, не оставлять духовных и нравственных тревог. Уход из жизни отца Михаила -  большое горе для верующих, потеря для широкой общественности города, края, России».
 
 Барнаульский архитектор Петр Анисифоров рассказал, что его знакомство с Капрановым  началось еще в 1989 году, когда тот  был вынужден уехать из Красноярска из-за "пагубного влияния на Астафьева": «Для меня отец Михаил был столпом интеллектуальной жизни, который любил и знал русскую культуру, искусство, историю. Этот человек и священник был  недосягаемой для многих людей глубиной».
 
 Всегда и во всех делах единомышленником и верным помощником отцу Михаилу была матушка Галина, моя дорогая подруга, моя Галка Белова.

               
 …Я жила в просторном светлом доме подруги, бродила по комнатам,  подолгу задерживалась в кабинете отца Михаила, перебирая книги и фотографии, разглядывая лики иконостаса, картины и сувениры, привезённые из разных стран, и всё пыталась осмыслить, вместить в свою черепную коробку жизнь этого удивительного человека, жизнь этой семьи.

 Нет, неспроста судьба столкнула меня в юности с дочкой интеллигентов из Чувашии и с сыном нижегородского инженера! Неспроста, спустя 45 лет она позволила мне обнять седовласую потомственную учительницу и увидеть в её зелёных глазах себя - ту наивную сибирскую девочку, явившуюся из глухомани в старинный волжский город, где кипели политические страсти. Есть в этом витке жизни какой-то глубокий смысл!
 
 Может быть, Высшие Силы заставляют меня сравнить свой земной путь, свои устремления с жизнью и поступками этих людей? И ещё раз убедиться, что повседневная суета ничто в сравнении с духовной чистотой и высокими помыслами?

 … Ближе к полуночи мы желали друг другу спокойной ночи, и, укладываясь в постель, я слышала, как моя неугомонная Галочка шурудит в котельной, подбрасывая в топку уголь. Дабы не замёрзла гостья.

 А утром, проснувшись, я заставала её на кухне уминающей уже подошедшее тесто. Удивлялась: "Куда так много?! Целое ведро!" Она улыбалась в ответ: "Это не только нам. Отнесу соседкам. Поедем в город, увезём гостинец".

 В Барнауле мы навещали пожилую учительницу, с которой Галина Тихоновна работала в лицее, семью отца Дмитрия, внучку Христину, дальнейшей судьбой которой сейчас особенно обеспокоена бабушка. В день моего отъезда Христе как раз исполнилось 17 лет. Отпраздновали.

 А ещё Галя познакомила меня с замечательной женщиной Луизой, которая в последние годы жизни Михаила Сергеевича была его верной помощницей. Они познакомились в Узбекистане, дружили, а потом потеряли друг друга. И встретились случайно на Алтае через 30 лет. Луиза услышала голос батюшки по радио и, позвонив, спросила, тот ли он Михаил Капранов, что учительствовал в Каскае? С тех пор они больше не разлучались.

 Я запечатлела Луизу  на медвежьей шкуре у камина, и теперь, разглядывая снимок, вспоминаю её простое лицо и слышу спокойную грамотную речь, в которой столько любви, уважения и благодарности к старым друзьям.

 Именно Луиза Писанных поведала мне, что батюшка Михаил был награжден многими церковными наградами и медалью ордена «За заслуги перед Отечеством». Что и в Красноярске, и в Барнауле осталось много его учеников, духовных чад и среди прихожан, и среди творческой интеллигенции.

 Все помнят его мягкую улыбку, необыкновенные, из самого сердца идущие проповеди, собиравшие в храме множество народа, его открытость и прямоту, а самое главное – то удивительное стояние в ВЕРЕ и ЛЮБВИ, которые, казалось, были самой сутью его жизни. И к матушке Галине, заметила Луиза, люди идут со своими проблемами, а дети в ней души не чают.


               
… Всю неделю моего пребывания на Алтае стояла ненастная погода. И я была этому рада. Не хотелось покидать гостеприимный дом даже на часок. Прикормленные Галей синички стучали клювиками в окна столовой, требовали семечек или крупы. Она насыпала им корм в "шляпу" подсолнуха, разговаривая при этом с птицами и со мной.

 То и дело звонили телефоны: стационарный и два мобильных. Молодой священник жаловался на непонимание со стороны начальства. Из Казахстана сообщили о кончине старого друга. Одной внучке нужна консультация врача, другой - совет в покупке зимней обуви.

 Чаще всех звонила младшая (а теперь единственная) дочка Татьяна. Она с мужем и маленькой дочкой Сашенькой  живёт и работает в Москве. На Алтай приезжает дважды в месяц. На то есть свои, очень веские причины. Но даже если бы их не было, живое общение с мамой ей необходимо, как воздух. Они многое пережили вместе, и Таня знает, что на сегодняшний день она - самая главная опора матушки Галины.

 Между прочим, именно Таня способствовала моему решению ехать в Барнаул, содействовала встрече, потом внимательно следила за моими публикациями в интернетовском  блоге, дополняла их.

               
...Поезд "Барнаул-Москва" увозил меня от женщины, ставшей мне  родной 45 лет назад. В дорожной сумке лежали её подарки, среди которых самые ценные: огромная, прекрасно иллюстрированная книга "Лик христианства" и диск с фильмом " Живая история", выпущенный к столетию Свято-Никольского храма, настоятелем которого долгое время был отец Михаил.

 Теперь в любой момент я могу раскрыть книгу, включить диск, и передо мной возникнет образ удивительного человека -  Михаила Капранова, любившего и знавшего русскую культуру, искусство, историю, священника с душой непостижимой глубины. Могу нажать кнопку телефона и через сотни вёрст услышу родной голос моей дорогой подруги. Это так согревает душу!

На снимке:матушка Галина в воскресной школе.