На катке

Ирина Степановская



На катке.
Рассказ

Сегодня среда. И значит, каток работает только до двадцати двух. Ну, и[ладно, мне всё равно не разрешают оставаться там до закрытия.
-Чтобы в половине десятого была дома! - всегда кричит мама мне вслед, когда я с коньками вылетаю на лестницу. Это закон, иначе в следующий раз не отпустит.      Но сегодня я и сама не собираюсь оставаться на катке долго. Завтра контрольная по математике. Задали всего - целую уйму. Наших, наверное, на катке никого не будет. А я специально сегодня пошла пораньше. У меня новые коньки. Настоящие чешские белые фигурочки. С пластиковыми чехлами, как у настоящих спортсменов. Дедушка-умница ко дню рождения достал. А я-то думала, что мне подарят на пятнадцать лет? Вышло коньки. Лучше и не придумаешь. Он, я думаю, в спорттовары месяц караулить ходил. Или два. В нашем классе белые коньки теперь будут только у меня. У Галки Моргуновой, правда, тоже есть фигурки, но они мужские, чёрные, и вовсе не чешские, а ленинградские. К тому же Галка маленькая, толстая и кататься на них почти не умеет…
Я вышла в пять, и уже темнеет. Вечер синий-синий,  снег на макушках сугробов звездит маленькими искорками. Немного зябко идти в болоньевой курточке, но это ничего, коньки висят у меня на груди и, я вижу, почти все прохожие на меня поглядывают. А некоторые даже улыбаются.  Вот если бы ещё у меня была дублёнка…

    Вот до катка уже рукой подать. Снежная кора на тротуаре присыпана песком. Я уже почти бегу и даже иногда подпрыгиваю на бугорках, с разбегу прокатываюсь на длинных гладких раскатанных до льда дорожках, что чернеют как тире вдоль сугробов. Взрослые обходят их стороной, и только высокий парень в длинном зимнем пальто, что идёт впереди меня с дипломатом и коричневым тубусом, иногда не выдерживает и тоже с разбегу пытается скользить на своих модных ботинках на платформе.

   От угла уже всегда видно - работает ли каток. Прожекторы на высоких мачтах издалека напоминают какой-то инопланетный космодром -  будто они освещают взлётную площадку, а самих кораблей ещё не видно. Это потому что со стороны трибун высокий забор. Но всего несколько шагов, и … ограда становится невысокой, металлической и прозрачной, открывается голубоватый овал катка. На нём уже мельтешня - но в основном это малыши. Ребята постарше ещё только будут собираться. Вот беленький домик у входа - кассы. По средам, к счастью, совсем не бывает очередей. Боже, это ж моё любимое из громкоговорителя! «Томбе ля неже! Трампампампаммпапапам…» У меня дома такая пластинка - Сальваторе Адамо. «Падает снег…. Ты не придёшь сегодня вечером….»  Ой, как замирает всё внутри от его голоса…
   
    Мама говорит, что у меня в голове только коньки и мальчики. Это совсем неправда. С другой стороны, конечно,  я уже не та прежняя, Алька Кожукова из пятого «в» на прямых деревянных ногах в коричневых стареньких ботинках с коньками полуканадами, которые мне отдали дальние родственники. И Костик Дударев и Витька Черных уже не могут безнаказанно хватать меня под руки на школьной кое-как залитой льдом площадке и с криками «Ко-жа! Ко-жа! Ко-жа! Ап!» разгоняясь, подкатить на огромной скорости к сугробу, коварно разъехаться перед ним и корчась от смеха наблюдать, как я со всего маху врезаюсь в эту громаду смерзшегося снега, потому что не умею ещё повернуть на коньках. А потом я стою в этом сугробе, шаровары у меня все в снегу, шапка съехала, а слёзы сами невольно брызжут из глаз. А они и довольны. Идиоты! И чтобы никто не увидел, что я плачу, я наклоняюсь к своим противным коротким ботинкам, в которые уже набился снег и перевязываю шнурки…
   
    -Один билетик, пожалуйста!
    -Пятнадцать копеек, девочка.
    -У меня рубль.
Кассирша в полушубке  даёт мне сдачу, я застёгиваю карман и пересекаю заветную калитку. Дядька на входе у будки отрывает кусок бумажки от билета с надписью «контроль» и я уже не торопясь, солидной походкой, но еле сдерживаясь, прохожу по прочищенной дорожке вдоль катка мимо трибун к раздевалке.
На скамейках суетятся мамаши с подрастающим поколением, в буфете под застеклённый прилавок выкладывают  с подносов только что принесённые булочки с повидлом. Толстая, в искусственной шубе, накрест перевязанная платком буфетчица заливает в огромный самовар ведро кипятка. Возле гардероба небольшая очередь. Я обожаю смотреть фигурное катание по телевизору. Неужели вот сейчас настанет миг - и я смогу заскользить так же плавно и быстро… А мои старые полуканады… надо будет кому-нибудь их передарить.
Я завязываю толстые белые шнурки. Жалко засовывать серые брючки в высокое голенище - но иначе не будет видно ботинок. Придётся смириться. Оглядываю себя сбоку, по-моему, очень элегантно. И понятно, что тот же Костик Дударев, превратившийся  с годами в ужасного зануду, давным-давно уже не смеет крикнуть мне: «Кожа! Куда пошла?»  А Витька Черных, тот даже иногда называет меня не Алька, а Альбина, только это Альбина мне совершенно не нравится…
Из раздевалки слышно, что  снова поставили «Падает снег». «Томбе ла неже. Тю не вьендра па сё свар…» Я вчера после урока специально попросила Марину по-французскому проверить, как я перевела это предложение. Я вообще-то думала, что она сама мне и дальше переведёт, но училка хитрая оказалась. Тут же мне в качестве дополнительного задания это же и задала. Пришлось  весь вечер покорпеть со словарём. Но зато пятёрку сегодня заработала. «Томбе ла неже… Трампам -пампам-пам пам  пам…» Не туго ли я всё-таки ботинки зашнуровала?  Надо бы выучить эти слова  к новогоднему вечеру и попросить Любку Ландсберг мне подыграть на ф-но. Было бы конечно эффектнее самой себе подыграть, как Эдита Пьеха, но… лучше Любки этого всё равно никто не сделает. Любка может, что угодно сбацать. Причём сразу с первого раза,  прямо со слуха…
Ну, вроде всё. Чехлы надела, чтобы коньки не притупились, теперь сапоги в гардероб и на лёд! Очень эффектно, наверное, выглядит, как я у крайней трибуны чехлы с лезвий снимаю. Ещё один шаг - и я уже качусь… Парю…
Ой?! Вообще-то я уже давно не падала… И прямо на колени. Как к театре - со всего маху  - бу-б-ух! Значит, первый блин вышел комом? Ну, ничего. Никто не видел. Скорее отряхнуться и вперёд… Ба-бах! Да что же это такое! Я снова грохнулась на колени. Может на льду какая-то трещина? Может я не заметила? Чёрт, однако, больно. Два раза упасть на одно и тоже место… Но надо вставать… Это просто недоразумение, все знают, что я же хорошо катаюсь!  На своих полуканадах я первая среди девочек в нашем классе… Меня по физкультуре уже два года как в пример всем ставят… Так, встала, поехала… Толчок… Теперь левой… Ещё один, второй третий… Разгон… Кажется получается… Опять! Как нарочно прямо со всей силы. Зачем же я так разогналась? Нет, нужно понять, в чём тут дело…  Раз, два, три… Поехали… Хрясь! Теперь со всего маху назад, на спину, на копчик. Господи, как больно. Нет, это что-то ненормальное, ведь Галка Моргунова, хоть и корова, но всё-таки как-то катается на своих ленинградских коньках…

Только не реветь! Я просто обязана встать. Не отползать же мне в свои пятнадцать лет на четвереньках к кромке трибун, как последней малышне…
-Девушка, вам помочь?
Кто это? Блестящие глаза, горящие  от мороза губы… Твёрдо и весело растягивается в улыбке чей-то рот. Светлые, чуть вьющиеся волосы без шапки слегка запорошены снегом… Незнакомое и очень красивое лицо нагнулось ко мне.
-Вы не ушиблись?
-А-а… только чуть-чуть…
-Давайте я вам помогу. Поехали к трибунам, а то здесь собьют. Вам вообще надо пока в сторонке кататься - вон там, у западной трибуны.
Ага, у западной трибуны как раз всякая начинающая шваль.
И я опять грохаюсь. А у него настоящие хоккейные коньки- с высокими задниками на ботинках, блестящими заклёпками. Это я вижу в первую очередь из своего наземного положения.
- Ну, вставайте же!
Откуда только силы взялись - я старательно улыбаюсь.
Он выше меня на полголовы. На нём белый в крупную вязку свитер и расстёгнутая кожаная коричневая куртка. Как у лётчика.
-Вы первый раз на катке? Ну, давайте попробуем по кругу, я вас поддержу.

Господи, оказывается я ещё хуже корова, чем Галка Моргунова. Я всё-таки еду, но с каждым толчком то спотыкаюсь, то заваливаюсь назад.
-Ну, хватит для первого раза. -Он кажется, сам устал. -Поехали к трибунам.
Я понимаю, что никакого удовольствия нет кататься с коровой. И почему я сегодня в последний раз не надела свои миленькие полуканады?
-Давайте я вас отряхну. Как вас зовут?
Я молчу и только, склоняясь, оглядываю себя.  Вот нелепость! Я вся мокрая, серые брючки от щиколотки до бедра покрыты снегом. Я смотрю на свои коньки. Чёрт бы вас побрал, дурацкие фигурки!
Кто-то свистит и кричит.
-Вольдема-а-ар!
Только бы не вывернуть голову - отчего-то ещё заболела и шея. Противного вида чернявый парень - сутулый и худой, но тоже на хоккейных коньках и в модной куртке, насмешливо улыбаясь, машет моему новому знакомому. Меня он словно не замечает. Я тоже делаю вид, что его не вижу. Значит, моего неожиданного спасителя зовут Вольдемар.
-Вовка, ты скоро? Наши все уже собрались. -Чернявый парень по виду не собирается уезжать. Он достаёт пачку сигарет, небрежно закуривает и делает какой-то непонятный мне жест - вроде как показывает на нагрудный карман своей куртки. Или на сердце. Вот сволочь, он что, дразнится?
-Сейчас приду… 
Вольдемар значительно смотрит на Чернявого, потом скашивает глаза на меня и ещё куда-то вдаль - на противоположные  трибуны. Чернявый будто нехотя отъезжает.

Вот ведь принесла его нелёгкая. Но ведь действительно, у них, наверное, своя компания. Все собрались и ждут. Мне почему-то сейчас кажется, что Вольдемара все и всегда должны ждать.
-Эй, ты не заснула? Так как же тебя зовут?
-Альбина. -В первый раз незнакомый мне молодой человек спрашивает, как меня зовут, и от этого у меня внутри всё замирает, но всё-таки как-то не по себе.
-Я скоро вернусь, Альбиночка.  Ты тут пока посиди, - он поднимает меня на руки, как маленькую, и усаживает на кем-то очищенную от снега скамейку. -Кстати, меня зовут Владимир.
Он с лёгкостью на коньках сбегает вниз, перепрыгивая через ступеньки. Уже на льду он снова оборачивается ко мне, как бы стараясь запомнить моё лицо. - Ну, пока!
Вольдемар… Владимир… Володенька…
Я вытягиваю шею и смотрю ему вслед. Он проезжает несколько метров, затем разворачивается, машет мне и с шиком задом въезжает в ворота раздевалки.  Здорово катается. Я остаюсь одна. Ну, и что же мне теперь делать?

Колени теперь сразу схватывает болью. Я снимаю варежки и пытаюсь их растереть. От этого только хуже. Сквозь тонкую шерстяную ткань брюк проступает что-то коричневое. Похоже, это кровь.
Мне становится очень холодно и очень тоскливо.  Я сижу ещё некоторое время, сжавшись. Естественно, если Володю ждут, быстро он не придёт. Нет, на скамейке оставаться дальше нельзя, можно замёрзнуть. Я хватаюсь за обледенелые перила, стараясь не морщиться, осторожно переставляю ноги, спускаюсь по ступенькам. Иду  напрямик на лёд, останавливаюсь у кромки.
Передо мной весёлое кружение, смех, чьи-то возбуждённые голоса. Уже довольно много взрослых катающихся парочек. «Пусть бегут неуклюже пешеходы по лужам» доносится из громкоговорителя. Вокруг черно, как глубокой ночью, а каток под колпаком света и кажется, что он - это какое-то отдельное место на земле - далёкое от мамы и от дедушки, от учительницы французского и на нём есть сейчас только эти скользящие на коньках люди, и где-то там среди своих друзей Вольдемар.  А меня нет.

Ну, как это нет? Надо собраться. Я вбираю в себя воздух и пробую сделать по катку ещё один круг.  Теперь я, как самая последняя начинающая, качусь возле самого края, не выползая в центр ледовой дорожки. Скользить не получается - мне что-то мешает, а что - я никак не могу понять.  И одна только мысль, что я в любой момент могу снова упасть, причиняет боль. Нет, катание точно не получается. И Вольдемар, наверное, не придёт. Нужна я ему, такая неумеха?! Но в глубине души ещё теплится надежда. Ну, почему же так? Ведь он зачем-то подъехал ко мне? Неужели же девушка должна обязательно хорошо кататься?

В последний раз оглянувшись на заветную трибуну, я осторожно ковыляю к раздевалке. Перед входом опять чуть не растягиваюсь, спотыкаясь на ровном месте, но всё-таки вцепляюсь в перила и удерживаюсь на ногах. Навстречу мне, звеня лезвиями, из дверей выбегают раскрасневшиеся счастливые люди - парни и девушки, мальчишки и девчонки, а я раскорячившись и нелепо взмахивая руками только мешаю всем пройти.  И вслед мне издевательски звучит марш из Кармен. Тореадор смелее в бой!
Только тут я вспоминаю, что где-то посеяла свои новенькие чехлы. Искать их нет никаких сил. Я ползу к гардеробу. Равнодушная тётка хапает мой номерок красной клешнёй, выкидывает мне снизу через дверку обувку и так же равнодушно отворачивается. 

Добираюсь до скамейки в самом тёмном углу раздевалки, и, стискивая зубы чтоб не разреветься, высвобождаю ноги из кое-где уже поцарапанных ботинок.  Вот они мои миленькие сапожки. Старенькие, но удобные.  Я связываю узлом шнурки, встаю и перекидываю коньки через плечо. Толпа снуёт по раздевалке туда и сюда. Настаёт самый радостный час катания - время перед закрытием, когда и музыка, и лёд, и сам воздух, кажется, наполняются радостью скольжения, движением молодых сильных тел, запахом пота и кожи, и ещё чего-то сладостного, что можно было бы назвать настоящей жизнью…

Опустив глаза,  я отправляюсь в туалет. Только бы не встретить сейчас Вольдемара! Ещё ничего не потеряно. Неважно, что я никогда не встречала его на катке раньше. Это просто оттого, что я по средам почти никогда сюда не ходила. Но мы непременно ещё встретимся! Я больше никогда не надену эти противные фигурки. Пускай на мне будут старенькие коньки, но я буду мчаться на них, как стрела. Я увижу Вольдемара, небрежно подъеду и скажу:
-Привет! Не узнаёшь? А это я, твоя знакомая неумеха…
И последняя надежда, что вот сейчас, именно в этот момент Вольдемар разыскивает меня по всему катку, не оставляет меня.
Возле большого мутного зеркала в облезлой деревянной раме я стаскиваю с головы пуховую шапку с печально застывшими на ней островками растаявшего снега, и тщательно расчесываюсь. Всё-таки, если не валиться на лёд каждую минуту, то я - очень даже ничего. У меня большие глаза. И волосы пушистые, золотые. Как Дударев говорит: «Кожукова, пригни башку, из-за твоей лохматости доску не видно».
   
    Куда я задевала носовой платок? Ой, плакала, как дура... Две малышки позади меня красят губы по очереди одной губной помадой. У матери слямзили наверное. Ну, пятиклассницы! Максимум из шестого - мне такое в моё время в голову не приходило! Ну и молодёжь пошла! Я вздыхаю и взглядываю на часы. Пора домой. Надевать мокрую шапку не хочется. Я приоткрываю дверь, выглядываю и прихрамывая выхожу в коридор. В душе свербит. Нужно напоследок всё-таки пройтись по всей раздевалке. Где-то же он должен быть, мой Вольдемар? А если он всё-таки ждёт меня на трибуне? Но если я уже выйду на улицу, стыдно будет вернуться назад. Что я, ненормальная что ли за ним бегать?
Я иду, небрежно  поглядывая по сторонам. Вот мужской гардероб… Здесь его нет… дальше тоже… Тут прокат, а напротив, в небольшом зальчике несколько стоячих столиков от буфета. А…  Это они! Вон Вольдемар, с ним Чернявый и ещё один парень, которого я раньше тоже никогда не видела. И ещё две девчонки. Одна высокая, в вышитой дублёнке, а рядом… Нет, не может быть, это же моя одноклассница Галка Моргунова, собственной персоной. Стоит без коньков, без шапки, но в модных высоких сапогах и искусственной рыжей шубе. В школу она так не ходит! Краем сознания я сразу вспомнила о своих стареньких сапогах с потёртыми носками. Как ни замазывай их кремом, а всё равно видно, что они не новые.

А в их компании, видимо, весело! Все красные, как из бани, на столике на тарелке несколько пирожков, стаканы наполовину налиты… А вот что это чернявый наливает тайком как бы из своей куртки? Такого же цвета, как чай?
Вольдемар весело что-то рассказывает девчонке в дублёнке и широко показывает руками. А та хохочет во всё горло и картинно закатывает глаза…
Ну, что это я как дура всё время собираюсь заплакать? Ой, Галка глядит в мою сторону… Я отворачиваюсь. Только бы она меня не узнала!

Оказывается, я стою, привалившись к прилавку проката. Здесь ужасно воняет мокрой кожей. Седой морщинистый дядька с одним пустым рукавом, единственной рукой убирает с прилавка сданные кем-то мокрые коньки. Он подвигает их к самому краю прилавка, жилистым пальцем с выпуклым почти квадратным ногтем стряхивает на пол с лезвий коньков  тёмный снег, и уже тогда всей пятернёй захватывает сразу оба конька и несёт их в ячейку. Вот он возвращается, я стою низко опустив голову.
-Тебе чего, девочка?
-Ничего…
 Только бы дядька меня не прогнал. Мне почему-то очень хочется смотреть на ту компанию дальше. Особенно на Вольдемара и эту девчонку в дублёнке. Почти как в кино…
-А ты что, девочка, катаешься на этих коньках?
-…Что?
Тёмный палец прокатчика утыкается в мои фигурки. -На этих коньках нельзя кататься.
Я не понимаю.
-Почему?
-Падать всё время будешь. Это же специальные коньки. Для спортсменов. Они только для прыжков. Для тренировок. Видела, какой у них нижний зубец? Этим зубцом специально упираются в лёд для опоры перед тем, как прыгнуть. А ты что, на них пробовала кататься?
Я молчу, огорошенная. -У меня они только первый день…
       Дядька деловито одной рукой снимает с моей шеи коньки и показывает мне зубцы. Действительно, самый нижний намного больше всех остальных, и торчит вперёд и вниз как огромный зуб.
-Ты что, не видела?
-Я не знала…
-Ну, понятно… -Прокатчик вытягивает из пачки папиросу и прищурившись смотрит на меня. -Ну, давай, я тебе сточу этот зуб. И будешь нормально кататься.
У меня только восемьдесят пять копеек, и я стесняюсь спросить, сколько это стоит.
-Развязывай! - Он берёт одной рукой мой конёк и внимательно, с прежним хитрым прищуром рассматривает его со всех сторон.
-Хорошие коньки. Сталь настоящая. Где такие взяла?
-Дедушка купил…
-Понятно…
Краем глаза я слежу, как Чернявый заливаясь от хохота наполняет опять чем-то стаканы, все выпивают и теперь компания, разобрав с тарелки пирожки, направляется в мою сторону.
-Ну, подожди здесь минут десять. -Дядька забирает коньки и скрывается в задней комнатке с табличкой «Мастерская». Я у самого края прилавка сжимаюсь в комок.

-Алька, это ты что ли? - Кто-то хлопает меня по спине. Я поворачиваюсь с самым независимым видом.. Галка Моргунова достаёт мне едва до подбородка. Ого, она подстриглась, и вместо косы её тёмные волосы теперь уложены в модную стрижку. Под мальчика.
-Что ты здесь делаешь?- спрашивает Галка.
Чернявый, Вольдемар и девица в дублёнке, подхохатывая, медленно движутся мимо меня. 
-Да, вот, - небрежно, но довольно громко говорю я. -Жду. Мне мастер сейчас стачивает зубец. У меня настоящие спортивные коньки для прыжков. И с этим зубцом кататься было просто невозможно.
Но Вольдемару нет никакого дела до моеих зубцов. Чернявый и тот, третий парень идут впереди. Вольдемар с девицей в арьергарде. Я очень ясно вижу знакомый красный рот и этот рот, хищно улыбаясь, шевелится у самого уха девчонки в дублёнке.

Галка тоже сморит на них, но ещё не оставляет меня в покое. -Эй, подождите меня, я сейчас!  - громко говорит она своим друзьям, и Вольдемар, привлечённый её выкриком на мгновение приостанавливается и утыкается взглядом в меня.
-Привет!- рассеянно кидает он мне и удаляется вместе с девицей. Чернявый, уже отойдя на пару шагов, ухмыляясь, мельком взглядывает в мою сторону, отворачивается ничего не говоря, и вместе со своим спутником двигается дальше. И они все четверо уплывают от меня, как зафрактованный на праздник пароход увозит вдаль по реке чьё-то счастье.
-Ты видишь, у меня новая стрижка?
Галка проворачивается на одной ноге с явным желанием продемонстрировать мне свои обновки. 
-Вижу.
-Мне идёт? - Она поворачивает голову в одну сторону, а потом в другую.
-Не знаю.
Стрижка Галке идёт, и вообще она выглядит очень взросло, не то, что в школе, но я специально не хочу это говорить. Пускай не воображает.
-Ну, ладно, мы тогда пошли!
-Пока. -Я отворачиваюсь с деланным равнодушием и некоторое время ещё вожу пальцем по деревянным разводам прилавка. Какая же я дура! Вообразила, что Вольдемар будет скакать  по трибунам, разыскивая меня…
-Вот, готово!
 Я поднимаю голову. Мастер кладёт на прилавок коньки. Нижний зубец теперь не только не выдаётся, он даже немного меньше других, остальных. Я достаю из кармана всю мелочь.
-У меня только… Я в следующий раз могу занести…
-Да, ладно, не надо! - С усмешкой говорит мне мастер. -Не видел я раньше таких коньков. У наших-то, ленинградских…
-Спасибо большое!
-Будешь теперь порхать на них, так не остановишь! - дядька вытаскивает новую папиросу.
-Спасибо вам! - повторяю я. Двое мальчишек, тесня меня, бухают на прилавок ещё две пары коньков и дядька начинает их ругать, что мокрые принесли, не отряхнули.

Я забираю свои фигурки и тихонько отчаливаю по направлению к выходу. Компания стоит недалеко от той самой трибуны, на которой оставил меня Вольдемар.
Подняв независимо голову, я прохожу мимо. Никто на меня не смотрит. Последнее впечатление - рука Вольдемара обхватывает за талию незнакомку.
-Граждане катающиеся! До закрытия катка остаётся ровно полчаса! - доносится до меня строгий мужской голос из громкоговорителя.  И тут же снова: «Томбе ла неже…» Я вздыхаю. Как верно, но несправедливо: «Падает снег. Ты не придёшь сегодня вечером…И моё сердце кричит от одиночества и боли».

     На кухне, из тазика с тёплой водой дедушка отмачивает мне прилипшие к ранам на коленях брюки, а мама в голос ругается:
-Говорила же я тебе, папа… Нечего ей всякую ерунду было покупать. У неё завтра контрольная. Как она пойдёт? Что она напишет? Ей надо думать о том, как в институт поступать…
И уже совсем поздно, когда я уже в постели, звонит Галка Моргунова.
-Алька, дашь мне завтра французский списать? А то я сегодня не успела... 
Мной одолевают злобные чувства. Но голос у Галки сейчас довольно заискивающий, вовсе не такой, как на катке.
-Ладно, дам, - сонно говорю я, и ковыляю назад в постель.

Перед глазами у меня коньки, мастер из проката, Вольдемар, Чернявый, Галка, ещё почему-то  Марина Владимировна по-французскому, и вышитая дублёнка красивой незнакомки. Мне горько, но как-то одновременно и сладко. Может быть, на будущий день рождения дедушка тоже мне подарит дублёнку… Надо будет осторожно его попросить…
Я уже почти засыпаю и уже перед самым провалом в сон думаю, что вот задачку по математике мне завтра перед контрольной действительно всё-таки придётся проверить у Любки Ландсберг. А то она у меня как-то подозрительно не сходится с ответом.

Февраль 2014 года.