Три месяца до смерти

                «Устраните причину,
                тогда пройдет и
                болезнь»
                (Гиппократ)


Борис Сергеевич Рябцев одиноко сидел на скамейке в парке и неустанно повторял:
    
— Три месяца... Мне осталось три месяца... Всего три месяца... Как? Почему? Зачем? Это же несправедливо! Почему я? И почему сейчас?
    
Рябцев постоянно хватался за голову, как будто это она, его голова, была виновата во всех бедах.
    
Всё в его жизни только-только стало налаживаться: бизнес укрепил свои позиции, стал приносить постоянный доход; деньги, как таковые перестали быть предметом вожделения... К тому же в кармане его пиджака лежала путёвка в одну из самых тёплых стран, где море, много солнца и прекрасных женщин...

Борис вспомнил, как радовался тому, что смог, наконец, вырваться из омута служебных проблем и решился-таки поехать отдохнуть. Дело оставалось за малым — оформить медицинскую справку и заказать билет на самолёт...

Ещё вчера он ни о чём не догадывался, а просто-напросто перед работой позвонил знакомой медсестре Вале Курицыной, чтобы она сделала всё по-быстрому.
    
— Валюш, я тут замотался на работе, а вылетать уже на днях... Сваргань справочку, будь добра. У меня не заржавеет, ты же знаешь... А я подгребу часикам к трём, добро?
    
Валя ответила согласием, но рентген пройти всё же настояла:
    
— Боря, это важно. Прежде всего, для тебя. И не спорь со мной, пожалуйста...

Он и не спорил. И вот на тебе... Смертный приговор. Самое страшное, что внезапно, что не ожидал...

Несчастье Бориса было таким огромным, что он даже не чувствовал холодного, моросящего дождика. Мужчина медленно поднял голову и посмотрел вокруг себя. Скамейки и деревья поблёскивали от покрывшего их дождя и от этого казались почти призрачными. Прохожие пробегали мимо, даже не задумываясь остановиться на мгновение, чтобы оценить эту красоту.

— Почему краски жизни видны только тогда, когда стоишь на краю? Почему глаза закрыты при жизни и открыты, когда уже становится поздно?
    
— Чёрт побери! Что же делать?
    
Таким беззащитным и слабым Борис не чувствовал себя никогда. Его внезапно охватила злость на профессора Коржикова, которому принесли посмотреть снимок Бориса.
    
— Чёртов старикашка! Знал же, что добьёт меня своей правдой и добил-таки! Не лечится моя болячка, так смолчи! Что толку в твоём правдивом диагнозе? Три месяца! Хотя бы три года! Что можно успеть за три месяца? Да практически ничего! И то, если чувствовать себя нормально. А если, как он сказал, онкология его, Бориса, уже неоперабельная, значит, боли будут сумасшедшие! Сможет ли он сделать что-нибудь путное в таком состоянии?
    
Борис зачем-то поднял голову вверх и подумал:
    
— Или не мучиться, а пойти домой и испортить своим мёртвым видом такой прекрасный евроремонт в новой двухкомнатной квартире? Петелечку на шею и, прости, прощай счастливая и беспечная жизнь….
    
Рябцев представил себя висящим на крепком шёлковом шнурке и вздрогнул.
    
— Ты неправ, Борис.    

Прогоняя жуткое видение от себя, он так громко вздохнул, что из-под скамейки, на которой сидел, с перепугу выбежала несчастная, облезлая псина, прятавшаяся от дождя. Она затравленно посмотрела на мужчину и, поджав хвост, поплелась искать другую, более безопасную лавочку. Борис с горечью констатировал:

— Вот и я скоро стану также выглядеть, — облезу, завшивею... И всё почему? А никого у меня нет близких. Друзей нет, только знакомые... А знакомые — это почти чужие. Им и сейчас нет до него никакого дела, а уж потом и подавно не будет...

Борис всё же почувствовал, что сильно продрог и, встав со скамейки, направился домой. Он шёл медленно, как старик, сильно жалея себя. Снова вспомнил старого профессора, который был безжалостен и суров. На свой немой вопрос Борис услышал приговор как выстрел:

— Врачи не боги…
    
Почти у подъезда Борис услышал слабое поскуливание. Рядом с ним стояла знакомая уже собака, для которой голод был страшнее смерти.
    
— А ведь тебе, дорогуша, ещё хуже, чем мне, по-видимому. Если я тебя сегодня не накормлю, завтра ты окочуришься от голода. У меня в запасе есть немного времени, а у тебя... Интересно, сколько тебе лет? Если три-четыре года, значит, по нашим, человеческим меркам тебе не больше двадцати... Всё равно, ты моложе меня, и тебе ещё жить и жить...
    
Борис набрал код на двери подъезда и пригласил псину в свои хоромы.

— Если она зайдёт в квартиру сама, не побоится, у меня будет шанс,— зачем-то подумал Борис.
    
Он открыл настежь дверь квартиры и пропустил незнакомку вперёд. Та снова поджала хвост, и попятилась обратно. Борис долго стоял у открытой двери, и молча смотрел на неё.
    
— Вижу. Не хочешь. Или не можешь? Чувствуешь запах мертвечины? Нюх у вас ещё тот. Создания, вы божьи... Ну ладно... Не хочешь как хочешь... Принесу тебе сюда. Ты только не уходи, подожди...
    
Борис долго ходил по квартире, не зная, куда бы себя приткнуть. Недавно у него не было ни одной свободной минуты, а сегодня... Какое теперь имеет значение всё то, что было таким нужным и важным ещё вчера? Он в сотый раз повторял одно и то же:
    
— Чёрт, чёрт. Что же делать?
    
Вдруг Борис, что-то вспомнив, подошёл к холодильнику.
    
— Да, негусто... Чем же всё-таки её покормить? А, может, она ушла?
    
Борис подошёл к входной двери и приоткрыл её. Собачонка молча ждала, покорно склонив голову.
    
— Пообещал и забыл... Тварь я последняя. Так, мне и надо. Никого не любил, никого не осчастливил. Вот и заработал рак. Какой человек, такая у него и болячка. Говорят же, что эта коварная болезнь проявляется там, где много злости, гордыни и зависти!
    
Борис снова рванул к холодильнику и стал вытаскивать оттуда всё, что, по его мнению, могла бы есть голодная собака. Выложив еду перед незнакомкой, Борис стал смотреть, как она ест. Его удивило то, что псина не накинулась на еду сразу, а молча, обнюхала пакеты и медленно, даже с каким-то собачьим достоинством принялась за трапезу.
    
— У неё есть аппетит. Интересно, а если бы она знала, что скоро умрёт, стала уплетать всякие там сосиски и пончики?
    
Борис наклонился над собакой и погладил её по спине.
    
— Приходи сюда каждый вечер. Я буду покупать тебе Чаппи. Ты любишь Чаппи, псина?
    
Борис пристально посмотрел ей в глаза и грустно произнёс:
    
— Так вышло, что я остался совсем один наедине со своим несчастьем. И поэтому каждый вечер я буду ждать тебя у этой самой двери. И ещё. Я буду звать тебя Душа. Негоже быть на этой земле без имени. Если ты согласна, позволь мне уйти. Я, кажется, сильно подустал...
    
Борис закрыл дверь и лёг на кровать, уставившись в потолок, который представлял собой ночное небо, усеянное звёздами...
    
— Где ты моя ненаглядная, где?
    
Борису вдруг показалось, что маленькая звёздочка отпочковалась от общей звёздной стаи и полетела в свободном полёте туда, где была сплошная неизведанная темнота. Уже засыпая, он почему-то вспомнил известное: «А ведь ни одна звезда не покидает своей орбиты...».

Утро, как всегда, наступило внезапно, но не принесло облегчения Борису. Вставать не хотелось, но лежать было нельзя, так как ему казалось, что он уже в гробу и это, вообще, конец.
    
— А я, как оказалось, сентиментальный тип. Просто у меня не было времени понять это...

Борис со вчерашнего дня не обращал внимания на телефонные звонки, и их скопилось много. Фирма, похоже, ещё не привыкла нормально функционировать без его руководства.
    
— Надо бы съездить в офис, посмотреть, что и как. И поговорить с Денисом по душам. Если не предупредить, засыпятся они без меня, котики. Фирма «Зевс» спит и видит, как проглотить нашу «Зарю» с потрохами. Впрочем, если мой заместитель Денис подсуетится... У него большая семья, он будет из кожи вон лезть, стараться. Кормить троих малолетних детей его кто будет, в случае чего? Короче, что теперь толку сидеть сиднем дома и страдать? И, вообще, надо подумать о том, кому эту самую фирму передать. Вот что значит нет наследников. А впрочем, пусть идёт как идёт...

Борис подумал, что в офис он ещё успеет, а вот позвонить Вале Курицыной и окончательно убедиться в точности диагноза, он решил срочно! Вдруг все доктора ошиблись? Разве они не имеют права на ошибку?

Через час Валя и Борис сидели в кафе «Медведь». Валя закурила и Борис, не выдержав, тоже попросил сигарету.
    
— Ты же бросил полгода назад,— заметила Валентина. — Зачем начинать снова?
    
— Ты, кажется, смеёшься надо мной? Какое это имеет теперь значение?
    
Борис нервно закурил, с наслаждением затянулся сигаретой и с сожалением подумал, что он за рулём, так ему захотелось напиться.
    
— Дурак я, дурак. Что это я вчера так страдал? Мне надо было опрокинуть пару стаканчиков хорошего коньячку и уснуть мертвецким сном. Может быть, даже навсегда.
    
Мысли Бориса прервала Валя.
    
— Эй, Боря, вернись на землю! Я встретилась с тобой не только потому, что ты меня об этом попросил. Поверь, я сама в шоке полнейшем. И для меня это стало такой же неожиданностью. Представляю, что ты думал о профессоре Коржикове. Но он большая умница...
    
— И полный кретин,— не выдержал Борис.— Разве можно убивать наповал? Мог же, наверное, как-то разъяснить, пожалеть, наконец...
    
— Ну как ты не понимаешь, Боря, что сделал он это намеренно! Если бы ты был старик или барышня кисейная он, наверное, тебя пожалел. Но ты мужчина в полном расцвете лет и сил и не должен раскисать, а бороться всеми доступными и недоступными методами...
    
— Ты, похоже, похлеще этого профессора Коржикова. Ты разве не слышала, что он сказал? Три месяца! Три! И всё! Баста!
    
Борис сам не заметил, как потянулся за очередной сигаретой.
    
— Нет, Боря, так не пойдёт. Я понимаю, для тебя сейчас истерика лучше, чем уход в себя, но, думаю, этого достаточно. Возьми себя в руки и постарайся меня, наконец-то понять. Если тебе так неприятна фамилия Коржиков, я буду звать его просто доктор. Идёт?
    
Увидев, как Борис кивнул головой в знак согласия, Валентина положила перед ним сложенный вчетверо листок бумаги.
    
— Это лично для тебя написал проф..., ну, доктор, то есть. Здесь инструкция, как себя вести, что делать, чтобы болезнь не прогрессировала, а сидела на месте, как вкопанная.
    
— Да, будет она сидеть, если... три месяца...
    
Борис осёкся на полуслове.
    
— Да, Боря, будет сидеть, как миленькая. Здесь, в этом списке есть один препарат, который продлит тебе жизнь как минимум месяца на три! Стоит он, конечно, безумно дорого, но ведь и жизнь дорогого стоит. Она, жизнь, то есть, иногда полное дерьмо, но и без неё тошно. Так что я советую тебе не ерепениться, а бороться и не сдаваться. Полгода — это всё же лучше, чем три месяца.
      
Валентина вздохнула и пошла к стойке, чтобы заказать себе мороженое.
    
Борис с удивлением глянул на неё, как будто только сейчас осознал какая она умная. Полгода? Она сказала полгода? Он не ослышался? О жизни говорит так, как будто прожила сто лет. Он развернул листок бумаги и удивился ещё больше. На нём ничего не было! Ни словечка, ни буковки, ни каракульки!
    
— Охренеть можно! Что же это такое? Издеваются они все надо мной, что ли? И где название лекарства, в которое он уже поверил, как в панацею!
    
Возвращающуюся Валентину он встретил немым недоумением.
         
— Боря. Он попросил тебе передать это и я тебе передаю. Этот листок — чистое поле твоей жизни, которое ты должен засеять ростками веры, надежды, любви. Что толку, сказал доктор, если ты бросишь семя в гнилую землю? Что вырастет на такой земле?
    
Валя ела в перерывах тирады мороженое, и Борис с удивлением поймал себя на мысли, что жизнь продолжится и после его смерти, а люди всё так же будут уплетать мороженое, смеяться, любить просто радоваться жизни.
    
— Да, смерть ещё никто не отменял. Я, конечно, попал в тот ещё переплёт, но не зря профессор встряхнул меня. Видимо, он увидел во мне нытика и понял, что мне нужно. Выходит, я не должен на него обижаться, а даже наоборот, благодарить?
    
Борис посмотрел на Валю и впервые улыбнулся.
    
— Вкусное мороженое? Могла бы и мне заказать. Или мне уже поздно... пить боржоми?
    
— Прекращай себя жалеть, Борис. И, вообще, мне надо уже идти. Мужа не вижу сутками, сын у бабушки. И, знаешь, Боря, статистика страшная. Чем больше работаем, тем больше больных... Сердечников каждый день хороним. У тебя есть, хоть какой-то шанс, ну, время и прочее... А они, сердечники — раз, и всё. Ну, ладно, я пойду, пожалуй. Пока, Боря.
    
— Постой, Валя! Это ты что, встретилась со мной только для того, чтобы отдать этот девственно-чистый листочек? Ты что, Валя? Объясни мне, хоть что-нибудь! Скажи хотя бы как называется то чёртово лекарство, способное продлить мою жизнь на три месяца! Ты там ещё про какие-то полгода говорила!  Ведь ты же сама говорила, я не тянул тебя за язык!
    
Борис рванул за Валей, которая уже выходила из дверей кафе.
    
— Валечка, ну нельзя же так!
    
Валентина посмотрела на друга, и он увидел в её глазах слёзы.
    
— Боря. Я очень устала. Там, под тарелочкой я оставила для тебя конверт. Он запечатан. Я пойду, Боря, прости...
    
Валя ушла, а Борис вернулся к столику. Он приподнял десертную тарелочку, на которой стояла вазочка с мороженым, и увидел конверт без подписи.
    
— Видимо, в этом конверте такой же чистый лист бумаги,— пробормотал себе под нос Борис.— Пусть, пусть в нём ничего не будет, а только название этого лекарства. Больше он ничего не хочет знать.

Он вздохнул, покрутил конверт в руках, но не решился открыть.
    
— А если я его открою сейчас, а оно затем потеряет свою силу?
    
Борис положил на столик деньги за мороженое и кофе, к которому даже не притронулся и подошёл к своей машине.
    
— Поеду в офис, поговорю с Денисом, а затем заеду в супермаркет, куплю для Души что-нибудь. Вдруг это не шутка и она вечером придёт?
    
Борис чему-то улыбнулся и вслух произнёс:
    
— Вообще-то, я обещал ей Чаппи. Интересно, поняла ли она меня?
    
Ближайшие хлопоты замотали Бориса, и он на время забыл о своих проблемах. На работе ещё всё крутилось, наверное, по инерции, и он немного успокоился. Денис так ничего и не понял из его сумбурного рассказа о длительной командировке после отпуска, но работать обещал в полную силу. На прощание Борис дружески похлопал заместителя по спине:
    
— А, вообще-то, незаменимых людей нет. Я, наверное, был слишком большого о себе мнения. Люди пришли, работают, всё нормально. Ты, того, передай привет детям... Пусть растут и радуются жизни...
    
Борис вспомнил, что у него в кармане куртки путёвка на острова, и он поехал в турагентство «Вика», чтобы сдать её обратно.
    
Молоденькая служащая Альбина, захлёбываясь от возмущения, поведала ему, что путёвка «горящая», и ему досталась «по блату», поэтому, как можно быть таким неблагодарным!
    
Борис встал и собрался уходить, как та же Альбина, взяв из его рук путёвку, скрылась за дверью начальницы. Через минуту девушка вышла и произнесла уже более миролюбиво:
    
— Конечно, ситуации бывают разные. Вы пройдите в кабинет Виктории Евгеньевны. Она вам всё объяснит.
    
Борис немного замялся, но в кабинет прошёл. За столом сидела немолодая, но ухоженная женщина и с первых же слов сделала Бориса своим союзником.
    
— Знаете, не люблю набирать молодых да ранних. Всё у них быстро. Сначала сделают, потом думают. Учишь их, учишь. Но дань моде, видите ли... Красота и молодость — это тоже своеобразная визитная карточка, реклама бизнеса, так сказать...
    
Виктория Евгеньевна жестом пригласила его присесть и спросила вежливо и учтиво:
    
— Хотите сдать путёвку обратно? Что же, это возможно, я сама лично постараюсь её сбыть, так как у меня тут была на неё парочка клиентов. И если они ничего для себя за это время не нашли, это будет выход. Только за деньгами приходите через несколько дней. А ещё лучше позвоните мне лично. И знайте, моё турагентство всегда к вашим услугам!
    
Виктория Евгеньевна положила перед посетителем бледно-голубую визитку с тиснёными на ней алыми парусами и белоснежного цвета чайками...
    
Уже в машине Борис подумал, что мечты рушатся так быстро, как карточный домик, и для отдыха ему предоставлена теперь целая вечность...

По дороге домой Борис заехал в супермаркет и накупил всякой еды. Покупал без разбору всё, что попадалось на глаза. Попал он и в «собачий» отдел. Взял огромный мешок Чаппи и повёз тачку к кассе. Когда до него дошла очередь, он услышал сочувственное слово:

— Приобрели собачку? А какой породы? Нелегко сейчас с животными...
    
Борис не ответил, но почему-то обратил внимание на молоденькую продавщицу, выбивающую ему чек.
    
— Симпатичная. И участливая. Такая, наверное, не бросила бы смертельно больного человека на произвол судьбы...
    
Дома Борис выгрузил продукты, а затем поставил машину в паркинг под домом. Уже подойдя к двери, он передумал заходить в квартиру, и пошёл на то место, где сидел вчера. Поискал глазами знакомую собачонку, но не нашёл её.
    
— Как жаль. А ведь я стал к ней привязываться. Пусть она некрасивая и беспородная, но она вечная теперь по жизни бродяга, как и я. И потом, у неё такие глаза... Человечьи, что ли?
    
Как ему не хотелось быть сегодня ночью одному! Но домой возвращаться всё же пришлось. Кроме того, Борис вспомнил, что за целый день у него во рту не было маковой росинки, кроме двух выкуренных сигарет.
    
— Вот он, первый признак того, что я болен раком. Нет аппетита...
      
Уже собираясь лечь, Борис вдруг услышал какую-то возню за дверью. Он не пошёл, а побежал к двери и, открыв её, увидел свою знакомую.
    
— Ах ты, моя Душа! Умница, что пришла! Как я рад видеть тебя! Я тут тебе накупил всякой всячины, голодная не останешься! Проходи, давай, проходи!
    
Борис говорил и говорил, как будто к нему в гости пришла не облезлая и измученная жизнью и вечной погоней за куском хлеба вшивая собачонка, а королева английская. Ему потребовалось всё его красноречие уговорить-таки псину войти в квартиру. Затем он поставил перед ней целую миску всякой еды и сказал:
    
— Ты только того, не спеши, ешь медленно, а то получится заворот кишок. И водичку хлебай. Я тут тебе коврик в прихожей, так ты того... ложись и отдыхай. Я тебя не обижу. Мы, похоже, друзья по несчастью. С одной только разницей, что ты останешься жить после того, как я умру...
    
Уснуть не получалось никак. Борис ворочался и вздыхал.
    
— Нет, так не пойдёт. Надо чем-то заняться, иначе сойду с ума,— подумал он и посмотрел на часы.

Было двадцать минут первого. Ещё два дня назад Борис засыпал как младенец в десять вечера, а утром только громогласный старинный будильник мог его разбудить! Вот что значит, меньше знаешь — лучше спишь. Борис выглянул в прихожую и увидел спящую собаку. Душа, как он её окрестил, вздрагивала во сне, как будто её били.
    
— Натерпелась, видимо, бедняжка. Ну, ничего, как говорится, бедняк бедняка видит издалека. В нашем случае, больной больного...
    
Борис сел за письменный стол и положил перед собой чистый лист бумаги.
    
— Везёт мне последнее время на чистые листы. Как колдует кто. Ну ничего, ничего. Сейчас путём нехитрых вычислений я всё же узнаю, кто виноват в моём несчастье? Так, так, думаем...
    
Борис откинулся на кресле и возвёл глаза к потолку.
    
— Кажется, 24 февраля прошлого года я был в командировке вместо Петра Демченко. Он не смог, видите ли, поехать по семейным обстоятельствам. А дело было важным, и поручать его рядовым менеджерам было никак нельзя. Я ведь тогда сильно простудился и пролежал с высокой температурой целую неделю! Может, в тот раз мои лёгкие и получили осложнение? И доктор сказал, что моя болезнь долго находилась в латентном, то есть спящем состоянии. Как бы там ни было, я ставлю Петра Демченко виновником моего состояния под первым номером. А вот вторым номером может стать Алла Шацкая. Это она последнее время пила постоянно, как вампир, из него кровь. То остаётся с ним жить, то уходит к мужу. Вот и сейчас обратно переметнулась к своему благоверному, оставив его, Бориса, снова у разбитого любовного корыта. От этой неопределённости у кого хочешь, крыша поедет... Третьим номером станет, наверное, Денис Харций. Это он, его лучший друг, с которым он делит бизнес, не считается с ним ни капельки. Это он, Денис, треплет ему нервы, объясняя это тем, что «действует» сугубо в целях процветания их фирмы. Короче, Дениса Харция надо бы поставить на первое место. Совсем стал он несносный. Может, он сам тайно влюблён в Аллу? Но ведь он женат, и у него трое маленьких детей...
    
...Так, почти до утра просчитывал своих «обидчиков» Борис и уже дошёл до номера девять, как вдруг вспомнил о письме профессора Коржикова.
    
— Надо бы его открыть. А вдруг там опять лежит чистый лист? А что, если и болезни у него, Бориса, никакой нет? Что, если этот Коржиков так шутит? Ну, тогда этого доктора нужно просто-напросто расстрелять...
    
Борис повертел перед глазами белый без подписи конверт и поднёс близко к светящейся настольной лампе.
    
— Нет, лист не девственно чистый. Каракули видны. Надо открывать...
    
И Борис прочитал следующее:
    
— «Мой юный друг! Позвольте вас так называть, ведь вы почти втрое моложе меня. Я очень хорошо понимаю, что пережили вы после того, как узнали свой диагноз. Но, поверьте, я не мог вам лгать, т. к. понимал, что в вашем случае лучше горькая правда, чем сладкая ложь. Меня долго уговаривала медсестра Валя Курицына, чтобы я вас пощадил, но я намеренно не пошёл на это. И вот почему. Тридцать лет назад у меня был такой же диагноз. И как видите, я жив–здоров... Хотя скажу честно, если бы меня лечили врачи традиционными методами, я сейчас не писал это письмо. Хотя нельзя, конечно, сбрасывать со счетов медицину, особенно сегодняшнюю: новые технологии, новые препараты, химия, лучи и тому подобное. Но это нужно другим онкобольным, не вам лично. Ваш организм просто не выдержит ту дозу облучения, которая убьёт раковую клетку. Поэтому я предлагаю пройти мой путь, который я проделал тридцать лет назад. Это единственный ваш шанс, поверьте старому доктору...»
    
Борис, дочитав письмо до конца, долго сидел и думал. То, что этот доктор немного с приветом, в этом Борис нисколько не сомневался. Но всё-таки письмо онколога его взволновало и даже вселило малюсенькую надежду. Если есть, хоть один шанс из тысячи — им надо воспользоваться, не так ли?
    
— Ну что же, соберу вещи и в путь-дорожку. Как на войну. Кто выйдет победителем — я или моя болезнь — мы ещё посмотрим. Однако, как приободрил меня доктор:
    
— У других времени было намного меньше, чем у вас. У кого — месяц, у кого — два. У вас целых три! А это уже тридцать процентов победы над коварной болезнью...
    
— Интересно, это его личная статистика? И выжили те, о которых он здесь мне впаривал? И, вообще. Вся его витиеватая речь и поступки заставляют всерьёз задуматься над его, то есть, профессорским психическим здоровьем. Хотя... Что мне до него? Профессор своё пожил, а мне ещё нет и сорока...
    
Борис, в который раз отложил письмо доктора и посмотрел на то, как нервно спит Душа, постоянно вздрагивая во сне. Ему стало её жалко, и он вспомнил:
    
— «Не будите спящую собаку…».
    
— Что же мне с тобой делать? Снова выгнать на улицу? Нужна была — приютил, не нужна стала — выгнал. Так, получается? А как же слова профессора, что бумерангом к нам возвращается всё — и хорошее, и плохое. Нет уж... Ты поедешь со мной. Да и веселее вместе будет. Опять же, какая-никакая, а защита...
    
Ранним утром Борис позвал Душу гулять:
    
— Пойдём, пройдёмся, милая. Скоро мы уезжаем. Ты ведь не откажешься сопровождать меня в моём странном и, по всей видимости, опасном путешествии? И ещё. Может так статься, что билет, как говорится, будет у меня только в одну сторону, ну, ты понимаешь, о чём я? Ты тогда того, не обижайся, ладно? От меня уже в то время ничего не будет зависеть...
    
Душа радостно резвилась и кувыркалась в мокрых от росы листьях, радовалась жизни, и Борис с горечью констатировал:
    
— Зачем людям сообщают смертельный диагноз заранее? Разве это правильно? Пришла бы женщина в белом, нежно взяла под белы ручки и увела красиво в неведомую даль...
    
Пожав плечами, Борис вздохнул:
    
— Но тогда не было бы шанса, получается?
    
После прогулки Борис решил привести собаку в порядок и позвал её в ванную. Как ни странно, но та с удовольствием стояла под душем и даже пыталась играть струйками воды. Фен она восприняла не так благодушно, но стойко выдержала, а затем, виляя хвостом, радостно побежала к своей миске.
    
— Да ты, оказывается, у меня красавица, сделал открытие Борис.— Какой же ты породы, псина?
    
Он потрепал её по холке, и Душа впервые преданно лизнула ему руку, а из глаз медленно скатились две благодарные слезинки...
    
— Я поняла, — как будто говорила она. — Теперь мы вдвоём навеки. И в радости, и в горе. И не переживай за меня, что бы не случилось, мне не привыкать к лишениям. Я выкарабкаюсь. Главное — ты думай о себе, мой друг...
    
Чтобы не сильно загружать машину всякой всячиной, Борис решил брать самое необходимое: смену белья, бритвенные принадлежности, сухой паёк. Не забыл он и о Душе. Кинул ей на заднее сиденье мягкий, пушистый коврик, и поставил большой мешок Чаппи в багажник.
    
— Вот, и всё. Чего не хватит, купим по дороге, правда, Душа?
    
Наличных у Бориса было немного, и он решил сразу же снять со счёта все деньги. Мало ли? Едут они в глушь тараканью, а там банкоматов нет...
    
Борис открыл снова письмо доктора Коржикова и заново перечитал последние строчки:

— «Путешествие будет не из лёгких, мой друг. Только в одном-единственном месте на Земле, в горном селении Риши растёт этот цветок. Называется он просто — Победитель. Его стебель надо будет срезать под углом в сорок пять градусов и выпить весь сок, который будет внутри. Действие и сила сока продолжается всего минуту, и за эту минуту надо успеть. Одного стебелька обычно бывает достаточно, чтобы стать совершенно здоровым. Раковые клетки под воздействием мощнейших и не изученных доселе наукой антиоксидантов этого сказочного цветка гибнут почти мгновенно. Поверьте мне, молодой человек, если вы найдёте цветок — вы будете спасены...».
    
Борис сел за руль и подмигнул Душе:
    
— Вот увидишь, «Победитель» будет наш. Я и тебе дам несколько капель чудодейственного средства... А вдруг случится чудо, и мы с тобой станем бессмертны...


Автор: Надежда Бойер