Приключения русского в Италии

Вот еще один отрывок из моего длиннющего рассказа "Дюфельнбахер" из сборника "Оранжевые облака". Назову его "Приключения русского в Италии"


Я предпочитаю созерцать жизнь, нежели постоянно бороться за навязанные ценности, которые, по сути – мыльные пузыри. Деньги. Успех. Репутация. Понятия совершенно не сопоставимые с жизнью человека, такой, какой ее подарил ему Бог. Я не люблю резко менять привычный распорядок. И считаю, что плыть против течения глупо. Как правило, это течение само прибивает меня к плодородным берегам и знакомит с интересными людьми. Только пару раз я загонял в илистое дно длинный шест и круто сворачивал в сторону. Сложно сказать, как это повлияло на мою судьбу. Например, как бы развивалась моя жизнь, если бы я не вышел из автобуса в пригороде Венеции? Я бы вернулся во Львов с долгом отцу в шестьсот долларов, так как в Италии у меня стянули сумку. Это были итальяшки, я точно знаю, сперли прямо на пляже, куда я убежал от карабинеров, чтобы притвориться отдыхающим. Я моментально разделся до плавок, засунул увесистую сумку под лежащую вверх дном лодку и бросился в воду как раз в тот момент, когда на пляж к изумлению степенной европейской публики, загорающей на побережье Адриатического моря, выбежали тренькающие в свистки, раскрасневшиеся от погони полицейские в черном обмундировании. А в сумке было три полевых бинокля, два прибора ночного видения, три фотоаппарата Киев-19, четыре блока Marlboro, штук пятнадцать матрешек и килограмма два мелких сувениров. Итальяшки свистнули у меня не просто сумку с товаром на пару сот зеленых, которые я надеялся подработать после окончания Университета, они, точно стрелочники, поменяли направления паровоза моей жизни. Чтобы отдать долг отцу я был бы вынужден согласиться идти на службу к его товарищу в ОВИР. За полгода, максимум год научился бы брать взятки в обмен на загранпаспорта и визы. Купил бы машину, сначала восьмерку или девятку, потом подержанную иномарку. К тому времени я бы стал считать себя пупом вселенной. Возможно, продвинулся бы по службе. Женился бы по расчету и трахал бы проституток по выходным в сауне с друзьями, такими же лоснящимися хамами, как и я. В общем, был бы сейчас уважаемым человеком, кормящемся с турфирмы, специализирующейся на нелегальном вывозе дешевой рабской силы в Европу или с одной, двух авто заправок за городом.   

Но я вышел из автобуса. Вышел, где-то уже недалеко от австрийской границы, вышел в ночь с соткой юэсди в кармане, просроченной визой в паспорте и пьяным толстяком в придачу. Его звали Костян, и вышел он просто проводить меня, а потом от широты душевной отказался ехать дальше, о чем пожалел, как только красные огоньки автобуса, уходящего на родину, скрылись в ночи. Пошатываясь, держа в руках две сумки, мою и свою, он сказал: 
      - Бля!!!
За все время этой шоптуровской поездки я не перекинулся ни словом с этим простоватым под два метра ростом добряком без чувства юмора. Он попросту был мне не интересен. Я знал, однако, что у Костяна были золотые руки. За бесценок он доставал на автомобильных свалках Польши старые запчасти для Harley Davidson, свозил весь этот металлолом во Львов, где в отцовском гараже собирал совершенно улетные сверкающие мотоциклы и продавал их за неплохие пенёнзы польским рокерам и коллекционерам. 

Мы сошли с хайвэя и побрели в сторону мерцающих огоньков. Тиха итальянская ночь, только изредка сонно брехали собаки, да время от времени где-то рядом проезжали железнодорожные составы.  В темноте Костян подвернул ногу и теперь заметно прихрамывал.
     - Всё! – вдруг сказал он, бросил сумки и уселся прямо на дорогу. – Я не могу больше. Давай угоним тачку.
     - В смысле? – насторожился я. 
     - В прямом. Доедем до ближайшего города и оставим.
     - А ты умеешь?
     - А чо там уметь?
     - Ну, давай, – я не уверенно согласился стать соучастником злодеяния. – А какую машину будем угонять?
Мы стояли на дороге, которая размежевывала промышленную зону, огороженную высоким бетонным забором, и поле, растворяющееся во тьме. Машин по близости не было. Мы зашагали дальше, всматриваясь в ночь, но и через час угонять было нечего. Пока Костян, прихрамывая и трезвея с каждым шагом, монотонно проклинал все на свете: меня, свою тупость, дешевую, отдающую самогоном, граппу, которой он наклюкался в автобусе, мы вышли на приманившие нас огоньки, оказавшиеся небольшой железнодорожной станцией. Пластмассовые едко-желтые лавки в маленьком зале ожидания к счастью были без перегородок. На вокзале не было ни души, если не считать спящего бомжа, укутавшегося в шерстяное одеяло. Мы решили дождаться там утра. Засунув сумки под головы, мы устроились на жестких лавках. Костян, тяжело поворочался, почертыхался, шумно повздыхал, а потом внезапно засопел, переходя время от времени на хлюпающий храп. Я закрыл глаза, в тот же миг под небосводом, полным разноцветных звезд бешено завертелся калейдоскоп картинок. Сувенирные лавки Сан-Марино, мама, венецианский мостик через канал, девушка Таня, спящая у меня на коленях в автобусе, Марьяна – университетский преподаватель английского… Жесткие ребра и металлические шурупы подо мной постепенно растаяли, приняли форму моего тела, обволокли вместе с теплой летней ночью, вместе со сладкими грезами…
Проснулся я от ругани. Солнце только поднялось над горизонтом, и свежие солнечные лучи пробивались сквозь большие грязные окна. Костян сотрясал воздух своими кулачищами, от выпитой граппы глаза у него были красные, и вид он имел весьма угрожающий, но ругался как будто понарошку, матерился неловко, без агрессии. Есть люди добрые и безобидные от природы. Из его несвязной речи я понял, что до него, наконец, окончательно дошло, какую он совершил глупость, составив мне компанию.
     - На хрен мне эта твоя конченая Италия сдалась, – ныл Костян, копаясь в своей сумке. – Что теперь делать? Деньги в автобусе остались, жрать нечего… У нас же групповая виза! Как мы будем через границу перебираться? Уй!!!
     - Русские!? – вдруг ожил бомж, вылезая из-под одеяла. – Свои? Братцы!   
     - Ух, ты.
     - Не понял…
     - Я Саша из Питера, а вы откуда? – бомж, а на самом деле уже и не бомж, а худощавый паренек в джинсовом костюме, с копной рыжих волос на голове с длинным носом в веснушках, сияя, пробирался к нам между лавок. – Куда собираетесь, на Венецию или в Болонью? У меня друзья в Сан-Бенедетто, это недалеко от Анконы, я вот думаю поехать к ним или махнуть в Турин, там, говорят, иконы хорошо идут… А вы куда, говорите? Чем промышляете? У вас пожрать нету чего? Я два дня не ел. Зато сигарет полно. Курите?
Мы с удовольствием дымили контрабандными Marlboro, пока паренек выкладывал нам всю свою историю от окончания питерской художественной школы до его итальянских похождений, где он по дешевке продавал раритетные русские иконы XVIII-XIX столетий, с порой еще не высохшей свежей краской. Услышав мою историю, он предложил объединиться и ехать на юг.
     - Ну, так, чо? Там тепло, если чо, можно и на улице спать. Нужна идея. Можно народ писать. Шаржи или портреты. У тебя, – его голубые маленькие глазки весело стрельнули в мою сторону. – Профиль хороший. Будешь сидеть позировать. Заработаем чуток, купим по дешевке у наших челноков биноклей или чо вы там продавали, на меркатах перепродадим. Поехали. Вместе веселее… Я и язык уже почти знаю: Коме стай, синьор! Алёра, ту воляре вэра векьо икона? Ну, как? А то! А когда крыша будет над головой, я иконку нарисую, там вообще заживем. Главное хавчик! У вас пожрать нечего? А то я два дня ничего не ел.
Само провидение прислало Сашу из Питера. Я не знаю, чтобы со мной было, если б не этот малый. Но даром ничего не бывает, поэтому расплатой за чудо была необходимость терпеть его неудержимое желание говорить.
Мне не удалось заныкать свою сотку, и она растворилась в тот же день, когда мы попали в не самый дешевый ресторан, но узнали об этом, когда было уже поздно. А с виду забегаловка забегаловкой, и чтоб еда была чем то особенная… На последние деньги Саша из Питера настоял сделать инвестиции в художественном салоне. В Венецию мы приехали без копейки в кармане, с пачкой рисовальной бумаги и восковыми мелками. Вечером я сидел в центре кишащей туристами площади Сан-Марко и позировал Саше из Питера, который делал мой портрет. Костян изображал восхищенную толпу зевак. За несколько часов мы заработали чуть меньше сорока долларов. Я и Костян были в восторге, художник остался недоволен:
     - Жлобье! – возмущенно тараторил он, уплетая пиццу с грибами и сыром в маленьком уличном кафе. – Ни хрена в искусстве не рубят. Как выбрасывать на ветер сотни тысяч лир за килограммы бредовых сувениров, так это, пожалуйста. А двадцать тысяч за свою же рожу, художнику дать заработать, видите ли, дорого. Да я на Невском за пол часа больше сделаю. Да за такую работу надо в два раза больше брать... Ну, ничо, ничо. Надо на море ехать, курортники народ более сговорчивый.

И мы поехали на юг. За три дня мы сделали около трехсот километров, не потратив на дорогу ни лиры. Зайцами от станции к станции перебирались на электричках и поездах, пока вооруженные угрожающе оттопыренной кобурой кондуктора не высаживали нас среди ночи в глухих, оставленных богом деревушках. Мы ждали следующий поезд или, когда везло, ехали автостопом.
Саша из Питера ни на секунду не терял оптимизма и ни в чем не сомневался. У него всегда был план. Как только мы приехали в Чивитанова, маленький курортный городок, он, словно детей, оставил нас с Костяном сторожить сумки в уютном скверике и отправился на разведку. Через час мы открывали своими ключами двери однокомнатной квартирки с одним диваном, электроплитой и видом на недостроенную гостиницу. Остается загадкой, как удалось ему без копейки в кармане уговорить хозяина зачуханных апартаментов сеньора Джованни, с которым мы впоследствии сдружились, доверить квартиру русскому, который четыре ночи спал на вокзалах.

Так или иначе, у нас была крыша над головой, и в тот же вечер, после двухчасового сна на пляже, мы с Костяном стали свидетелями таинства иконописи. Аккуратно Саша из Питера извлек из своего альпинистского рюкзака тюбики с красками, набор кистей, пакетик с сусальным золотом и деревянную доску, всю изъеденную червями, с глубокими отщерблинами и трещинами.
     - Ты чего, не мог нормальную деревяшку найти? – ехидно заметил Костян.
Саша из Питера презрительно посмотрел в ответ и больше не проронил ни слова до обеда следующего дня. Он попросил сигарет, кофе и булочку, и не общался с нами еще день.

Мы с Костяном шлялись по набережной, купались, загорали и пытались познакомиться с молодыми смуглыми итальяночками, но те только смеялись. И жизнь была бы раем, если бы каждую минуту не хотелось есть. Деньги давно кончились, курортники наотрез отказались покупать свои портреты, и вся надежда теперь была на икону Саши из Питера. Но уже три дня тот не покидал нашей берлоги, колдовал над своими красками, осунувшийся и небритый, с нездоровым блеском в глазах, и стал и на самом деле походить на дьячка иконописца. Однажды, слоняясь по сувенирным лавкам, сатана завел нас в продуктовый супермаркет. Не задумываясь о возможных последствиях, я хладнокровно, словно всю жизнь только этим и занимался, засунул за пазуху упаковку с нарезанным хлебом, какие-то консервы и бутылку виски. С тех пор мы по мере необходимости пополняли свои запасы именно таким образом. Кстати, совесть меня абсолютно не мучила! Я не простил итальяшкам свою сумку. 

Ранним утром четвертого дня мы вышли из дому, поздоровались с хозяйкой крошечного кафе на первом этаже, полногрудой сеньорой Розеттой, которая лучше всех на улице делала эспрессо, и направились в самый дорогой в Чивитанова антикварный салон. Усатый толстяк долго и подозрительно рассматривал Георгия Победоносца с голубыми вытаращенными глазами, который решительно пронизывал тоненьким золотым копьем зеленого Змия. Подошел к окну, покряхтел и пробормотал что-то себе под нос, пошевелил усами, развернул икону, внимательно стал рассматривать основу, покачал головой, открыл блокнот и написал размашисто: «200 000».
     - Них-х-х…, – Костян поперхнулся и ойкнул.
Саня из Питера, не оборачиваясь, прошипел:
     - Заткнитесь, идиоты!
Перечеркнул цифру и аккуратно вывел: «500 000!!!».
Теперь поперхнулся итальянец, он вырвал листик из блокнота и нервно стал рвать его на мелкие кусочки, потом вытаращил глаза, точно как Георгий на иконе, и демонически захохотал. Саша из Питера выхватил из рук толстяка икону, развернулся и направился к выходу.
     - Ты чего, охренел!??? – хором взвыли мы с Костяном.
Художник решительно открыл стеклянную дверь, чуть не сорвав старинный медный колокольчик…
     - Va bene! Va bene! – Прохрипел антикварщик и на новом листке вырисовал «350 000». – OK? 
     - Окей! – с готовностью согласился Саша из Питера.
     - Da dove venite? – итальянец, медленно отсчитывал купюры, посматривая на нас поверх очков с нескрываемым интересом.
     - Питербург, – шелестел сотнями Саша из Питера, периодически слюнявя пальцы. – Рашн.
     - Львов! – добавил я.
     - Юкрэйн, – вставил Костян.
Итальянец, довольно улыбаясь, проворковал:
     - Russo banditto!
Мы сказочно разбогатели! Шутка ли, двести североамериканских долларов за срисованную с открытки икону. Мы расплатились с сеньором Джованни за квартиру, заказали у сеньоры Розетты жареного мяса с картошкой и по бокалу холодного пива. Мы знали наверняка, что жизнь удалась.

В тот же день мы встретили туристов из Украины, и Костян за тридцать долларов уговорил водителя автобуса, чтобы тот контрабандой провез его через все границы домой. Саша из Питера, окрыленный успехом, решил ехать во Флоренцию и всерьез заняться там творчеством. Мы распрощались как друзья, и никогда больше не встречались. А мои приключения в Италии только начинались. Герои моей практически еще не начатой книги, той самой, которую я с легкой душой отложил, ради этой истории, знакомятся именно в маленьком итальянском курортном городке, и я подозреваю, что рано или поздно они окажутся в ситуациях, в которых в свое время оказался я сам. А сейчас я скажу только, что, прожив какое-то время в Сан-Бенедетто, я встретил там своих друзей Лепу, Костю Янчука и Серегу Коловского, и мы переправились в соседнюю деревушку Гроттоммаре, где сняли двухэтажный особняк на берегу моря, а чтобы было меньше платить за проживание, мы взяли к себе еще двух проституток из Ростова и профессионального вора Юру со Львова. Я научился торговаться по-итальянски, работал на стройке, сидел в итальянской тюрьме, был женихом и ловил диких уток в парковом озере, оставил отпечатки пальцев, профиль и анфас в иммиграционной базе данных, после чего был депортирован из страны. Приехав во Львов поздней осенью, я отдал отцу все, что у меня было, не покрыв и половины долга, зато приобретя уверенность, что я не создан для коммерции в принципе...