Джордж Эйд. Принцесса-худышка. Главы 1-3

Перевод 1-3 глав юмористического романа Джорджа Эйда (George Ade) “The Slim Princess”, 1907 г.
Иллюстрация Джорджа Ф. Керра (George F. Kerr) из первого издания книги.
***
   
   1. ЖЕНЩИНЫ В МОРОВЕНИИ

   Моровения — это страна, где видеть несущиеся мимо старинных мечетей современные автомобили теперь уже не в диковинку. Оставаясь турецкой провинцией, она, тем не менее, стремительно пошагала в последние годы в сторону Европы.

   Украшенные арабесками магометанские святилища с их куполами соседствуют здесь с новыми магазинами, в витринах которых можно заметить рекламу на немецком языке. Правоверные мусульмане, обращая лица к Мекке, грезят о вояже в Париж. Местная знать с радостью открыла для себя, что пить шампанское, оставаясь при этом добропорядочным магометанином, вовсе не проблема. Красные туфли дополняют здесь уже и кожаными крагами; широкие шаровары уступают место узким английским брюкам элегантного покроя; сюртуки признаются куда более удобными, чем расшитые бисером жилеты. А фески здесь носят теперь только ортодоксы, — и то, лишь отдавая дань традиции.

   Вот только мужчины здешние, которые сами почти уж освободились от тенет ориентализма, вроде бы не прочь, чтобы их жены и дочери так и продолжали прозябать по-прежнему в средневековье.

   Женщина в Моровении далека еще не свободна. И вряд ли догадывается она, сидя в женской половине дома за зарешеченными окнами, что сестры ее в далеком Мичигане ведут нелегкую борьбу за ее права, организуя всевозможные фонды и собирая в них денежные пожертвования.

   Журналов мод она не листает, на дневные спектакли по средам не ходит. На прогулку выезжает она в закрытом экипаже, откуда не решается даже поглазеть на мужчин за столиками летних кафе. А если и бросит порой украдкой взгляд на кого-то из них, то тут же опускает глаза. Потому и не удивительно, что ее сестры в Мичигане блузки рвут у себя на груди в стремлении сделать все от них возможное, чтобы стены традиций рухнули, и женщины Востока смогли наконец в полной мере воспользоваться всеми преимуществами своего пола — ничуть не в меньшей степени, чем они сами!

   Два года назад, когда, собственно, и началась вся эта история, женщины в Моровении жили почти так же, как и сегодня — а это значит, как и как двести лет тому назад. Главное, что от них требовалось — это скрывать себя от взглядов посторонних и быть красавицей, то есть толстой. Пухлую полногрудую девушку или даму считают здесь смазливой, в общем-то, особой, однако только неохватную толстушку назовут ослепительной красавицей без всяких оговорок. Даму в двести фунтов, эдак, весом почитают на две трети лишь столь же привлекательной, как тристафунтовую. А на стопятидесятифунтовых и тех, что весом меньше, смотрят как на дурнушек.
   

   2. КАЛОРА И ДЖИНИКА

   Пиши я этот мой роман в старинном стиле — стиле Виктора Гюго, к примеру, — вторую главу я посвятил бы, разумеется, философским рассуждениям о влиянии жировых отложений женского тела на судьбы земных цивилизаций. Простор для спекуляций здесь широк: можно поразмышлять, что сталось бы с Римом, если Клеопатра весила бы футов на сорок поболее; с Россией, будь императрица Елизавета, дочь Петра Великого, тощей и жилистой особой; с Францией, если Жанна д'Арк из-за своих объемов не могла бы влазить в рыцарские доспехи.

   Кто-то может подумать, что толщине мягкой и эластичной жировой ткани, покрывающей сравнительно жесткий мышечный каркас тела, а также ее спорадическим увеличению и уменьшению большого значения придавать не стоит. И ошибется: на судьбу женщины метаморфозы ее фигуры способны оказывать весьма существенное влияние. Случалось даже, что располневшие или похудевшие вдруг королевы, императрицы, султанши теряли из-за этого свою власть. Тем более что от набранного веса зачастую избавиться потом очень трудно.

   Итак, как я писал уже, в Моровении тучность женщины и ее красота были в неразрывной связи; объемистая дама имела куда больший шанс занять поболее объема и в сердце мужчины.

   Графу Селиму Малагаски, генерал-губернатору Моровении, не повезло. У него было две дочери: одна — толстая, другая — тонкая. А если сказать точнее: одна роскошно толстая, а другая безобразно тонкая.

   Ту, судьба к которой проявила благосклонность, звали Джиникой. Юноши из знати, наблюдая, как вперевалочку шествует она от своего экипажа к магазину, чтобы войти бочком в двери, сочиняли стихи, где сравнивали ее то с алым гранатом, то со спелой дыней, то с лакомой виноградинкой и прочими фруктами более или менее округлой формы.

   Калоре же, старшей сестре, стихов не посвящал никто. Ей исполнилось уже девятнадцать, и желающих жениться на ней не находилось.

   Придворные, времени для сплетен у которых всегда предостаточно, частенько обсуждали за чашкой кофе иногда порой самые интимные подробности жизни высочайшего семейства, и потому все знатные женихи Моровении прекрасно осведомлены были о семейных проблемах графа Малагаски. О том, что старшей дочери жестоко не повезло с формами ее тела. Да и догадаться об этом было нетрудно, всего лишь бросив на нее взгляд: высокая, стройная, гибкая, жилистая, — в общем, просто уродина. А все попытки старика отца — бедолаги — откормить ее, чтобы сделать краше, вызывали у всех только смех.

   Младшая Джиника часами могла лежать на затененной веранде жуя сладости, сдобренные питательными орехами. Калора же предпочитала еду, типичную скорее для европейской кухни: соленья, маринады, пикули, оливы. Отцу доносили, что иногда она даже подкупает прислугу, чтобы те нашли и доставили ей эти контрабандные кушанья.

   Хуже того: она увлеклась гимнастикой; играла вместе с подругами в подвижные игры в дворцовом саду — за его высокой оградой. Отец злился, умолял ее бросить такие занятия, даже угрожал порой. Однако Калору не прельщал стиль жизни большинства ее сверстниц; не любила она и сладостей, а также плотной пищи, которой пытались пичкать ее для того, чтобы стала она красавицей. Толстеть она решительно не хотела.

   Образованием Калоры занимался отставной профессор по имени Поупува.  Никто и заподозрить не мог, что этот старомодный книжный червь способен с вожделением смотреть на женщин и девиц, — и потому ему не возбранялось ходить по всему дворцу совершенно беспрепятственно. Генерал-губернатор Селим Малагаски доверял ему как самому себе. Однако, раболепствуя перед наместником, профессор втайне вынашивал план жестокого мщения своему патрону, потому что лет двадцать назад тот в порыве гнева назвал его «христианской собакой».

   Житель Моровении не обидится, если кто-то назовет его лжецом — это все равно что услышать: «А ты, дружище, дипломат!» Не позорно прослыть здесь и вором — деловые отношения там часто замешаны на мошенничестве. Но весьма и весьма обидно услышать здесь в свой адрес восклицание «христианская собака!».

   Поупува вознегодовал, однако не подал виду и остался на службе у своего патрона, с тем, чтобы отплатить ему со временем той же монетой. А орудием мщения избрал он невинную Калору, рассудив так: «Если старшая дочь не растолстеет, сердце наместника будет разбито, и настрадается он не меньше, чем я от его оскорбления».

   Не кто иной, как Поупува внушал Калоре, что образ жизни ей желательно вести максимально активный — отчего и стала она вскоре элегантной и ладной словно антилопа. Это он приучил ее к острой и кислой пище, шипучим минеральным водам — злейшим врагам подкожного сала и прочих жировых отложений. И вот, перезрев уже как невеста, была она теперь даже более стройной, нежели в своей ранней юности. Воспитатель же злорадствовал: порочный замысел его почти исполнился; наместник жестоко страдает — оттого что вряд ли он сможет теперь выдать за кого-нибудь замуж свою старшую дочь!
   

   3. БАРЬЕРЫ ОБЫЧАЯ

   Если отца худоба Калоры пусть хоть и сильно, но пока лишь только тревожила, Джиника была уже близка к отчаянию. Выйти замуж, пока старшая сестра остается в родном дому, она никак не могла.

   На Востоке почти нет старых дев — благодаря давнему строгому обычаю, в чем-то в прошлые времена справедливому. Если в семье есть дочери, первой замуж выходит старшая, последней же младшая, — которой приходится иногда вместе с отцом и матерью прилагать немалые усилия, чтобы старшая освободила ей наконец дорогу к какому-нибудь приемлемому для нее жениху.

   Девушки в Моровении, как правило, выходят замуж лет в шестнадцать. Джинике исполнилось уже восемнадцать, то есть была она еще молода, более того красива, однако старшая Калора так и продолжала оставаться для нее пусть и хрупкой на вид, но почти неодолимой стеной на пути к супружескому счастью.

   Генерал-губернатор, горя желанием поскорее выпроводить свою перезревшую старшую дочь вон из дворца, не упускал случая в разговорах с местной молодежью из знатных семейств упомянуть о достоинствах Калоры, намекая при том, что весом она никак не менее ста восьмидесяти фунтов. Понуждая ее носить свободные одеяния, он по наивности полагал, что они способны скрывать недостатки ее телосложения. Над чем молодые люди лишь смеялись, сплетничая между собой; ведь это только для женатых мужчин здесь считается дурным тоном выносить на всеобщее обсуждение обстоятельства чужой семейной жизни, и вообще оказывать знаки внимания особам женского пола, исключая, разумеется, собственную супругу.

   Поупува же втайне злорадствовал.

   Потому что знал — никто из молодых людей на махинации отца не реагирует и потому вряд ли проникнется желанием на его старшей дочери жениться.

   У наместника была еще одна причина поскорее выдать старшую принцессу замуж. Останься она в дому — ему неизбежно придется уступить ей со временем главенство в семье. Многие думают, что женщины на Востоке — томные восковые лилии, жизнь свою проводящие в расслабленной праздности. Но это заблуждение. Хоть и живут они дома в так называемых гаремах, но если вникнуть в смысл этого слова, «гарем» — это просто «запретное место» — для посторонних. И не более. Даже в Ньюпорте в каждой вилле есть свой «гарем».

   Женщины Моровении не служанки своим мужьям и домашним; и хотя носят порой и паранджу, вовсе они не рабыни. Взамен власти по праву, они нередко обретают власть реальную — у себя в доме. Вот и в Соединенных Штатах — пусть и не претендуя стать капитанами тяжелых судов, они часто с успехом правят легкими яхтами.

   Итак, и в Моровении смышленая женщина или девушка способна, если у нее есть в этом надобность, вертеть мужчинами так, как ей заблагорассудится.

   Калора быстро научилась искусно водить за нос своего отца. Не обращая внимания на придирки, доводила его частенько до белого каления, — после чего старалась утихомирить и невинными шутками возвратить ему благодушное настроение. Перепалки их были частыми; и, случалось, непослушная дочь даже смеялась открыто в лицо разгневанному отцу. Однако тот со временем, стыдясь по-прежнему худобы своей Калоры, стал постепенно отдавать должное ее остроумию.

   Не раз говорил он Поупуве: «Знаешь, хоть она и не красавица, но, полагаю, многие мужчины оценят ее как занятную и умную собеседницу!»

   На что хитрый Поупува отвечал: «Не волнуйтесь, Ваше Высочество, мы ее еще и откормим так, что раздобреет она, как сдобная булочка!»

   А сам между тем продолжал изнурять ее интенсивными гимнастическими упражнениями.

ПРОДОЛЖЕНИЕ - http://www.proza.ru/2014/02/24/610