Глава 80. Про майдан

12-18 февраля 2014 г.

ИСТОРИЧЕСКИЙ ДЕТЕКТИВ

Глава восьмидесятая

Завершая вековой оборот, возвращается в Киев год по Рождестве Христовом 1918-й, от начала же революции второй. И не видно в небе над Крещатиком мирной пастушеской звезды Венеры, только красный, дрожащий Марс отражается в безумных глазах новых гайдамаков из возрожденной стараниями Европы дивизии СС «Галичина», которая называется теперь «Правый сектор».

Не стало «заробитчан» на западе Украины, и некому там работать, кроме бабки Руденчихи, помнящей еще Австро-Венгрию: «Уси побиты до Петлюры».

В центре Киева погасшие окна опустевших домов ждут своих булыжников и «коктейлей Молотова» (теперь это «коктейли Грушевского»), но пока их принимают на себя редеющие ряды «Беркута». И нет на улице Грушевского ничего вечного, кроме жгучей любви к ближнему.

Бросив элитные квартиры, из города бежали все, кто бежал и в 1918-м - от вороватых банкиров до расписных педерастов. Последние бежали первыми.

Ще не вмерла Украина? Там, в Польше, видно будет. Из родственного 1918-го услышалась команда щирого атамана Болбочуна, похожего на лидера партии «Свобода» Тягнибока: «А ну, скажить хлопцам, щоб выбирались с хат. На змиев город пидемо - москалив та жидив с Подола резать!»

А в логове змиеве затаилась его светлость - новый гетман Скоропадский. Без булавы, без башни, оставшейся в москапьском Кремле, и без крыши, коей лишился в Брюсселе.

Не велик и не страшен был в Киеве год по Рождестве Христовом 2014-й. Выглядел поначалу таким же, как и предшествующие - шумным, скандальным, глупым. И драчливая Верховная рада рисовалась не лучше Директории времен Винниченко-Грушевского... Но тех «самостийцев» выгнали на улицу немцы, заставив прежде вывернуть карманы - на предмет украденных буфетных ложек, а нынешним не то что кайзер - сам Вий не страшен.

Разница между зимой вековой давности и теперешней еще и в том, что в 1918 году раньше всех педерастов из Киева бежал гетман Скоропадский, потомок стародубского полковника, бывшего гетманом Украины с 1708 по 1722 год. Здесь уместен монолог полковника Турбина из булгаковской «Белой гвардии», многое проясняющий в сегодняшней жизни города Киева:

«Я бы вашего гетмана за устройство этой миленькой Украины - повесил бы первым! Хай живе вильна Украина вид Киева до Берлина! Полгода он издевался над русскими офицерами, издевался над всеми нами. Кто запретил формирование русской армии? Гетман. Кто терроризировал русское население этим гнусным языком, которого на свете не существует? Гетман. Кто развел эту мразь с хвостами на головах? Гетман. А теперь, когда ухватило кота поперек живота, так начали формировать русскую армию?.. Сволочь он, ведь сам же не говорит на этом проклятом языке!..»

Це правда. Так было. И была лютая ненависть к австрийцам и немцам, грабившим «ридну неньку». Были удары офицерских стеков по мужицким мордам, и спины гетманских сердюков, исполосованные шомполами, и расписки на клочках бумаги от немецких интендантов: «Выдать русской свинье за купленную у нее свинью 25 марок».

Было и другое. Германский военный куратор власовских формирований РОА генерал Кестринг, посмотрев спектакль «Дни Турбиных», узнал себя в булгаковском персонаже фон Шратте - представителе оккупационного командования, эвакуировавшем Скоропадского в Берлин под видом раненого немецкого офицера.

Это еще не смешно. Юмор в том, что избрание Скоропадского «гетьманом всея Украины» 29 апреля 1918 года состоялось в Киевском цирке. В богатой черкеске, малиновых шароварах от запорожской «сиромахи», в татарских ичигах без шпор, с обритой налысо головой - он походил на переодетого клоуна, потешавшего благородную публику комичными оборотами мовы из самопальной «Украинской грамматики» Игнатия Перпилло: «Ласкаво прохаю, Панове!»

Клоуном Скоропадский и был. Других гетманов на арене Киевского цирка не видели. Уси побиты до Тягнибока.


Полнолуние змееносцев


Есть у революции начало, нет у революции конца. Провидческие слова, истинная правда. История переворачивает песочные часы вечности, и последние становятся первыми. Только, как правило, на короткий период, потому что в процесс вторгается третья сила. На Украине, где оголтелый погром назвали революцией, третьей силой стали боевики из радикального сброда, действующего под знаменами Бандеры, политическим клоном которого презентовал себя Тягнибок. И стихотворная строка получила логическое продолжение: нет у революции иконы, есть у революции мурло.

Европейские телеканалы явили миру реальный образ субъекта революции - нового гайдамака, не вдаваясь в этимологию турецкого слова «хайдемак», что означает «нападающий». Бойцы «Беркута» отловили на улице Грушевского такого «хайдемака», раздели догола, вывели на мороз, дали в руки его же топор с длинной рукояткой, коим он внушал милиции заповеданную «лябовь» к самому себе, и стали фотографировать. Зря, конечно, подставились с этой фотосессией - весь мир заговорил о зверствах режима Януковича по отношению к «мирно протестующим оппозиционерам».

Жалкий, трясущийся от страха и холода, дико мирный «оппозиционер» с нелепым хвостом на голове, о котором упоминал полковник Турбин, представился на камеру, роняя сопли: «Михаил Гаврилюк, боевик из 4-й казачьей сотни збройних сил самообороны». Та який же вин мирный! Дали гайдамаку пенделя и втолкнули обратно в автобус. Змееносцы Евросоюза совокупно стенали: «Остановите милицейский произвол, иначе будут вам санкции!» Лидер фракции «Батькивщина» Арсений Яценюк, едва спасшийся накануне от горячей любви к нему быдпяков-гайдамаков, ободрился и предъявил президенту ультиматум: в 24 часа передать власть революционному Майдану, то есть - лично ему, Яценюку, и трохи - боксеру Кличко с Тягнибоком. Бабка Руденчиха резюмировала: «Ось що бувае за дурною головой!» Непонятно было - ко всей Европе это относилось или к одному Яценюку.

Руденчиха, надо заметить, бодро стучала пятками по шляху в направлении города Киева, ставшего, как говорили, городом Змиевым, что было для нее неприемлемо ни с какой стороны. Собиралась бабка помолиться в Софийском соборе за спасение душ заблудших «хлиборобов», подавшихся в гайдамаки к атаману Болбочуну. Памятью она все еще обреталась в Австро-Венгрии, и дуло ей в спину европейским ветром недобрым, но чем дальше, тем слабее, и в этом состояла положительная сила расстояния. Полная луна освещала путь паломнице. Шагала швыдко, и мысли старалась думать исключительно исторического характера.

Гайдамаки - шо? Отправить на конюшню и сказать, чтоб дали плетей вволю. Руденчиха мыслила шире, достигая заветным словом Переяславскую раду 1654 года, не используя при этом самостийную мову пана Грушевского: «Слава тебе, добрый малороссийский народ! Не корыстью, а честным делом отстаиваешь ты честь Матери городов русских, колыбель Руси, откуда она стала быть. Ты крепче, надежнее и вернее засланных от ляхов гайдамаков. Не выдашь, не отдашь Украины змееносцам подлючим. Ты все снесешь, все вытерпишь под великой защитой Москвы. Слава тебе - и ныне, и присно, и во веки веков. Но есть у меня вопрос от нового Богдана Хмельницкого на новой Переяславской раде: «Вси ли тако соизволяете, люди добрые?..»

Дорога устремилась в гору, а там, на вершине подъема, уже и Киев закрасуется так, что больно станет глазам от неземной красоты. На этой мысли чуть было не дала себе Руденчиха волю поплакать от высокой радости, допуская к слезам тонкий свой голос. С такой радости можно и повыть в чистом поле, когда присядет она и даст ногам роздых. Но прежде ответ надо услышать от добрых хохлов, у которых побег ума не случился на черном переделе власти: «Вси ли тако соизволяете?»

И ответ прозвучал оглушительный, как штормовой рокот Черного моря: «Вси! Вси! Вси!..» Мысленно уже видела Руденчиха, как, обнажив чубатые головы, молятся украинцы: «Боже, сохрани! Боже, укрепи! Чтобы мы навеки с Русью едины были!..»

Но гайдамацкая жизнь в такое разумение не входила. Крушила, ломала, буйствовала в городе Киеве со всей оплаченной ляхами удалью разбойной сиромахи. Отблеск золотых куполов скорбно угас в черном, густом дыму от пылающих упований наивной бабки Руденчихи, мертвенным светом разливалось полнолуние, от которого люди с ума сходят, в зверей превращаясь. Над Майданом стоял грохот, перемежаемый волчьим воем, и чей-то голос вещал иерихонской трубой: «Завтра пойдем с вами на штурм последнего оплота режима! Я сам пойду впереди. Пуля в лоб - значит, пуля в лоб. Но позора я не хочу. Решение принято, улица Грушевского объявляется территорией революционного Майдана! Вся влада - народу!..»

Так зажигал Арсений Яценюк, не дожидаясь Виталия Кличко, который еще только продирался сквозь явно враждебную толпу. Высказав микрофону свое кредо, Яценюк исчез. С концами. Его всю ночь искали среди мешков с мороженым снегом на баррикадах и даже на колоннаде стадиона имени Лобановского. Нету вождя. Вероятно, поминая пулю, он имел в виду чужой лоб. Где еще искать - в автобусе у «Беркута»?.. К утру гайдамацкая разведка доложила пану сотнику: «По-за штабелями покрышек ховався, бисов сын, а потом дал ходу до хаты. Казав, ноги поморожены. Брешет! Дозвольте в ухо ему дать, колы воротится...»

И вот уже новый оратор сулил славу Украине и рвал несчастную душу никуда не идущей бабке Руденчихе. Слова были почти те же, некрасивые и грубые, как сама жизнь в городе Змиеве: «Демократия ссучилась! Рада ссучилась! Яценюк ссучился! Не поддерживай оппозицию - первым гайдамаки повесят тебя, и только потом Яценюка. Сам же Тягнибок и повесит после допроса...»

Руденчиха живо представила себе этот допрос у Болбочуна в штабе конной сиромахи, и задушевный голос атамана: «Що ж ты, вражий сын, бога душу твою мать! Га? Що ж ты, депутат затруханный! У то время, як всякий честный гайдамак пийшов на защиту вильной Украины, у то время, як всякий хлибороб встал в ряды збройних сил самообороны, ты по-за штабелями ховаешься? Мирных переговоров домогаешься у вражьего гетьманьского круга, так? Скидай кожух! Портки сымай!.. Сотник Галаньба! Пятнадцать шомполив ему!.. Слава Украине!..»


Комментарий к несущественному


Забыта в харьковской тюрьме Юлия Тимошенко, в защиту которой и возникли протесты на Майдане. Забыта протухшая идея евроинтеграции, подвигнувшая мобилизованных «западенцев» на строительство баррикад. Забыты все прежние требования к «его светлости» Януковичу. Наплевать стало и на вождей оппозиции, заподозренных в сговоре с режимом. Никакого сговора не было - к бабке Руденчихе не ходи. Лидеры мятежа, сценарий которого был прописан для России (отнюдь не для Украины, громадяне!), просто не знали, что им делать дальше, если, не дай бог, Янукович объявит о своей отставке.

Зачем им такая власть, когда она вовсе не власть? И чтоб он провалился, этот грязный Майдан, в ту самую речку, при впадении которой в Днепр князь Владимир крестил русский народ, отчего и прозвана была - Крещатик! Гайдамаки отродясь не нуждались ни в какой власти. Они сами - власть. Третья сила. Правда, атамана Болбочуна в 1919 году расстрелял Петлюра, ставший уже четвертой силой. Несть числа этим стихиям на сумасбродной Украине. От них дуреет человек, как лесной зверь в полнолуние.

Симон Петлюра появился в Киеве в сентябре 1918-го. Очень просто появился этот оппозиционер, бывший приказчик в магазине на углу Крещатика и Николаевской, где торговали табачными изделиями фабрики Соломона Когена. В городскую тюрьму пришла бумага, подписанная гетманом Скоропадским, об освобождении из камеры № 666 содержавшегося в ней мещанина Семена Васильевича Петлюры. На свою голову выпустили на волю зверя.

Уже в декабре того же года конница Петлюры стояла в восьми верстах от Киева, готовясь отнять власть у «гетьмана всея Украйны» Скоропадского, от которого сбежал даже личный конвой. Если бы не фон Шратт, висеть бы ему на фонарном столбе улицы, которая когда-то была речкой.

Вильна Украина жаждала анархии. И пришел Петлюра. Приказчик, уголовный преступник, гайдамак, клинический идиот. Да был ли он? Может, и не было его. Легенда была, миф, просто нецензурное слово, в котором слились и немотивированная ярость, и жажда сердючной мести, и чаяния дуреющих сынов «подсолнечной» Украины, ненавидящих Москву, какая бы она ни была -большевистская, царская, демократическая или еще какая.

Почему так? За ответом - к бабке Руденчихе. Она подумает трошки и скажет: «Если бог захочет лишить человека разума, он сделает его Петлюрой, Бандерой, Ющенко, Яценюком или на худой конец - Тягнибоком. Януковичем? А кто это -Янукович?»

Нового Скоропадского бабка Руденчиха узнать не успела. Уж не сидел ли он с Петлюрой в одной камере?..


Коктейль Грушевского


Бездельники полезны обществу именно тем, что они бездельники. К тараканьим бегам политики Европа пришла, когда всем своим историческим опытом осознала, что политические игры, в которых участвуют партийные бездельники, надежнее, чем чтобы то ни было, защищают от булыжников пролетариата. Для Европы это естественно и благопристойно, в пьесах Михаила Булгакова - смешно, в украинской сумятице - просто нелепо. И даже не потому, что оппозиция устраивает пленарный мордобой в зале Верховной рады, имея про запас бутылки с «коктейлем Грушевского». Дело в другом.

Отняв у народа язык, взращенный великой русской культурой, политики лишили этот народ и самой культуры. Не вчера и не при дураковатом Ющенко «покралы язык» вместе с ложками из буфета. Из людей стали делать культурных лишенцев в том же 1918 году. Михаил Булгаков устами своего персонажа - полковника Турбина - свидетельствует: «Позавчера спрашиваю эту каналью, доктора Курицького, он извольте ли видеть, разучился говорить по-русски с ноября прошлого года. Был Курицкий, а стал Курицький... Так вот, спрашиваю: как по-украински «кот»? Он отвечает: «Кит». Спрашиваю: «А как кит?» А он остановился, вытаращил глаза и молчит. Теперь не кланяется».

В речевом «коктейле Грушевского» явно недостает национального лексикона, скуден словарный запас. Недодумал академик, именем коего сегодня полыхает «вулица», осажденная гайдамаками, и полуграмотный дьяк Перпилло со своей «Украинской грамматикой» ему не помог, хотя и понаставил мягких знаков, где надо и не надо.

Свежий анекдот в тему. Спикер Верховной рады спрашивает депутатов: «Есть ли в зале москали?» Ему отвечают, что «немае». Переспрашивает: «Точно немае?» «Точно, пан добродию!» «Ну тогда можно и по-русски говорить».

Поговорим. Если некая «сумма человеков» самозабвенно рвется к независимости от великой культуры, то она, безусловно, имеет на это право, недоношенное воспитанием. Но, увы, не имеет к тому ни малейшей надобности, только не понимает этого. Политика в равной мере жестока и к человеку, и к народу в целом, но отдельный человек в силу своей ничтожной малости просто не в состоянии вместить в себя все то, что суждено испытать обманувшемуся народу. Отсюда возникают - Петлюра с гайдамаками, гетман с цирковой атрибутикой, Махно с тачанками, Бандера с фашистами, Яценюк с амбициями и Тягнибок с тараканами в голове. Все против всех. Анархия - мать украинской культуры, опившаяся «коктейлями Грушевского».

Итог: почти все лидеры «жовто-блакитной» Украины эмигрировали в Польшу, оттуда уже кто куда, отдавая предпочтение Парижу. Симона Петлюру там и застрелил агент ЧК Шварцбард в 1926 году. Скоропадский жил в Берлине, где в 1945 году получил тяжелое ранение во время бомбежки. Умер в Баварии. Вождь Гуляй-Поля Нестор Махно в 1921 году бежал в Румынию, затем в Польшу, оттуда перебрался во Францию. Работал сапожником, писал мемуары. На русском, между прочим, языке, ибо скудость украинской мовы не позволяла отразить всю глубину и тонкость крестьянских мыслей вождя анархии.

Самого профессора Грушевского, убежденного националиста и масона, эмигрировавшего в 1919 году в Вену, большевики спустя пять лет уговорили вернуться в СССР. Избрали академиком, чтобы громче славил советскую власть, послали лечиться в Кисловодск, где он и умер - не то от тяжелой болезни, не то от самого лечения. Кстати, улицу в Киеве назвали именем Грушевского не по адресу. Его шестиэтажный дом стоял в другом месте – на улице Паньковского. Сгорел во время артиллерийского обстрела бризантными снарядами вместе с богатой библиотекой и коллекцией этнографических раритетов.

Пожар сильно повредил и огромный дом на Бибиковском бульваре, принадлежавший Гиршу Богрову, первому еврейскому литератору, писавшему на русском языке, и отцу небезызвестного Мордки Богрова, который в 1911 году застрелил российского премьера Петра Столыпина. После Второй мировой войны дом Богрова был передан Киевскому горсовету - «хай живе тридцатая ричница седьмого жовтня!».

Хай она живе, конечно. Никто на кучу вашей «незалежности» не посягает, кроме дивизии СС «Галичина». Но никакой артиллерии не суждено было так испоганить центр Киева, как это сделали гайдамаки Тягнибока, усвоившие из всех премудростей жизни только пропорции зажигательной смеси «коктейля Грушевского». Боевики уничтожают город физически, не зная даже, кто такой Грушевский, а этот академик-чернокнижник уничтожал русскую культуру словом мертворожденной мовы.

Был в Киеве Педагогический музей, построенный русским архитектором Алешиным на деньги русского мецената Могилевцева. На фронтоне величественного здания со стеклянным куполом укрепили назидающую надпись: «На благое просвещение русского народа». Недолго просвещали. Пришла сюда Украинская рада, уселась под стеклянным куполом и, погасив свет тысячелетней истории, объявила 35 миллионов русских - нерусскими.

Надпись «На благое просвещение...» еще держалась, но грянул апрельский день 1918 года, на фронтоне подняли зловещие строительные леса, какие-то людишки стали копошиться над вредными буквами, стараясь уничтожить просвещение, а заодно и русский народ стереть из памяти самостийной Украины. Однако и тогда не удалось снять благую надпись - на века была сделана. Обрушились буквы позже, вместе со стеклянным куполом - на головы сотен русских офицеров, взятых в заложники при падении гетмана Скоропадского. Скором падении, заметим ехидно.

Затем был Петлюра, были большевики, Деникин, опять большевики... При советской власти купол восстановили, надпись возникла снова, но это была уже совсем другая надпись: «Музей революции». Миленькая идея, вызывающая вопрос дня сегодняшнего: если сейчас в центре города Киева вершится революция, то музей, следовательно, посвящен контрреволюции?.. Скажи, бабка Руденчиха...

А та стоит подле памятника Богдану Хмельницкому, что застыл против Софийского собора, и шепчет онемевшими губами: «Ой, ты, батько Богдане... Вздернул коня над кручей. Вдаль смотришь. Что видишь? Черный дым облаком зла клубится над городом Змиевым. Что слышишь? Грохот железных бочек. Что мыслишь, батько Богдане? Царь Алексей Михайлович на кремлевское крыльцо вышел и ждет ответа от Переяславской рады. Самое имя русское хотят задушить на земле украинской. Что скажешь?..»


Комментарий к несущественному


Велик и страшен стал для Януковича год по Рождестве Христовом 2014-й. Понять его можно. Но не нужно. Попытка усидеть на двух стульях всегда заканчивалась падением. И всегда - скорым. Янукович все еще повернут обнадеженным лицом в сторону Брюсселя, но задом уже пятится в направлении Москвы.

Он, похоже, не осознал, что не нужен ни Востоку, ни Западу. И менее всего - людям в форме, которые по долгу службы обязаны его защищать и которых он по недомыслию своему подставляет под удары беснующихся отморозков.

Что же до так называемой оппозиции, то она сама не понимает, чего добивается. Это оппозиция без позиции: сначала захватим власть, а потом сядем думать - зачем. Телегу с Майдана погнали впереди лошади. Груз потеряли, расстроенная лошадь убежала сама. Слава Украине! Ще не вмерла?..

С наемных гайдамаков - какой спрос, если им даже не объяснили значение слова «оппозиция»? Бросили кость и сказали: разрушите логово змиево - пустим в Европу. О це дило! Центр Киева стал похож на Фукусиму после землетрясения. В Европу гайдамаков не пустили. 25 января 2014 года президент Янукович предложил Арсению Яценюку пост премьера, а Виталию Кличко- вице-премьера «по гуманитарным вопросам».

«Ось що бувае за дурною головой!» - привычно резюмировала бабка Руденчиха, хорошо помнившая, как в 1918 году Центральная рада назначила Симона Петлюру военным министром Украины. И что из этого получилось, она тоже помнила.

Голова с тех пор не поумнела.

24-26 января 2014 года