У беды глаза зелёные

      Эту необыкновенную историю мне поведал мой сокурсник во время очередной встречи выпускников ХЗВИ.
     Дело было давно, аж в 1967 году. Он учился на первом курсе ветеринарного, она - зоотехнического факультета. Он любил спорт до самозабвения, занимался классической борьбой почти с детства. Она просто пришла однажды на секцию спортивной гимнастики, потому, что надо было сдавать зачет по физвоспитанию, да так там и осталась. Как то заболел тренер по борьбе и, так вышло, попросил провести тренировку тренера по спортивной гимнастике. Всего одну, на время болезни. В одном конце нашего малого спортзала борцы, отрабатывали приёмы, смачно крякая, бросали через бедро на борцовский ковер тряпичное чучело. Тогда с чучелами в стране была напряженка. Одно на всех. В другом – милые, грациозные студентки-гимнастки летали над и под разновысокими брусьями, бдительно поддерживаемые тренером на опасных соскоках. Тренеру приходилось метаться от гимнастов к борцам, властно покрикивая и демонстрируя на пальцах технику исполнения приёма или гимнастического элемента. Он явно раздваивался. От такой запарки тренер часто бегал к ступенькам, ведущим в спортзал, где у него в загашнике под мастеркой  лежала дежурная пачка «Примы». Оттуда же, быстренько накурившись почти до рвоты, он продолжал руководить борцами и гимнастами. Среди гимнасток выделялась одна улыбчивая студентка первого курса с завязаными на затылке двумя хвостиками светлых  вьющихся волос. Она была несколько старше других девушек. На этой тренировке у неё почему-то плохо получались ранее отработанные гимнастические элементы. Она не выносила этих едких мужских шуточек из другого конца спортивного зала. Однако,  взгляд задержался на нём. А он, как бы забыв обо всём, неотрывно смотрел из своего угла только на неё. Она подошла к брусьям, начала выполнять элементы на верхней жерди и, когда надо было перескочить с верхней на нижнюю, руки вдруг соскользнули. Она улетела вниз, упала на спину и сильно ударилась головой о пол. Весь зал ахнул. Тренер в это время курил на ступеньках. А кто не заметил этого ужасного падения, спрашивали соседей: «Что? Что случилось? Как же она так неосторожно?». Он и тренер с непотушенной сигаретой в руке мгновенно оказались у, казалось, бездыханного тела гимнастки. Несмотря на вечер, февральский мороз и снег, он быстро, как мог, помчался в местную поликлинику за носилками и предупредил дежурного на травмопункте врача. Она не подавала внешних признаков жизни. Однако, отделалась сотрясением мозга. Но могло быть и хуже.
     Лежала несколько дней в больнице, затем в студенческом общежитии. Он не отходил от её постели, совершенно забросив тренировки и занятия в институте. Его ничто и никто, кроме неё, не интересовало. Рука в руке. Когда ей стало получше – подолгу говорили, кто откуда прибыл в институт, кто родители. Как жили и с кем  дружили до этого. Она оказалась старше него на два года. Жила до этого в шахтёрском городке Кадиевка (ныне г.Стаханов). Родители инженеры-геологи на угольной шахте. В семье трое детей, она старшая. По окончании школы еще год работала младшим геодезистом в геологической партии. Пришло время выходить замуж. Как-то однажды мать сказала: «Не хочу, чтобы твой будущий муж всю жизнь приносил тебе несколько жалких, мятых рублей зарплаты, запачканных в мазут и угольную пыль. Не для того тебя мы с отцом растили». К тому времени мать училась заочно в Воронежском сельскохозяйственном институте. Для дочери выбрали зоотехнический факультет Харьковского зооветеринарного института. Поступать было нелегко, так как за время работы школьные знания во многом забылись.
     Он провожал её на каникулы домой и не мог дождаться их окончания. Летом она с младшими братом и сестрой отдыхали в пансионате для геологов, что в Форосе. Она присылала ему оттуда письма, где в конце каждого рисовала ручкой детский рисунок - три человечка загорают под солнцем. Их везде видели только вместе: в институте, на озере, на стадионе, в городе, на танцах. Почти каждый день он приходил к общежитию, где жила она. Ворчали по вечерам дежурные, закрывая за ним поздно вечером дверь на засов: «Ходют тут, ходют. И доходются.» Когда она болела, он стоял под окном третьего этажа допоздна и они долго говорили, никак не могли расстаться. Однажды гуляли, взявшись за руки, как дети, на вечерней заснеженной улице под сильный снегопад. Красота, которая бывает только в Лозовеньках. Она: «Послушай, а если меня не станет, кого ты будешь любить?» Он: «Тогда не станет и меня». Они видели себя в дальшейшей жизни только вдвоём. Ромео и Джульетта.
     Весной их курс уехал на сельхозработы в учхоз «Ветеринар». Там и жили. К ней из Стаханова приехала мама. Он встретил её из вагона. Пока ехали, мама изучала его, не очень-то скрывая это. Разговаривали обо всем на свете. Так, видимо, мама хотела проверить интеллектуальный уровень потенциального зятя. В конце концов, смирилась с «суровой реальностью». Подобрела. Добирались на электричке, и дальше ярами несколько километров с сумками через плечо, пакетами в руках прямо к общежитию, где жили студенты. Её на месте не оказалось. Послали искать. Молодой здоровый парень из их группы, завидев их, отошел от неё, как бы он тут нипричем. Ну, мало ли, что бывает. На это мама и он внимания тогда не обратили.
     Она была симпатичной и привлекательной девушкой. Хорошо училась. И, конечно, она не могла не нравиться другим. Появились почитатели и поклонники. Его это злило, а ей нравилось, что он злился. Как то их группа отмечала Новый год в общежитии. Его не пригласили. Были только «свои». Вот с этого-то всё и завертелось.
    Ссоры на почве ревности впоследствии стали частыми. На зимние каникулы он уехал один, в далёкий город к дальним родственникам, как говорят, куда глаза глядят.
    Он пришел на первую после каникул лекцию. Пока разворачивал белый халат, соседки по парте смотрели на него как-то жалостливо-иронично и перешоптывались. Он не придал этому значения. Но, во время лекции друг-сосед задал ему сакраментальный вопрос: «А ты, что так ничего и не знаешь? У твоей кажется появился другой «друг»! Это было равносильно выстрелу в упор. Его начала бить мелкая дрожь. Никакие науки не шли в голову. Надо было дотянуть до вечера.
    Вечером её в комнате не оказалось. Соседки, поджав губы, отвечали нехотя, что скоро придёт. Но, и через скоро и через долго он её не дождался. Через соседок по парте узнал ошеломляющую весть – она выходит замуж за парня из её группы. Они даже квартиру в посёлке сняли для общего проживания. Как оказалось, будущий жених, тот самый студент из её группы, оказался сыном председателя горисполкома того же славного шахтёрского городка Кадиевки.
     Всё покатилось кубарем: и спорт и учеба и друзья. Да и жизнь ему показалась совершенно никчемной и бессмысленной. Как-то случайно в городе он увидел их вместе, у магазина для новобрачных «Весна». Он подсознательно свернул с улицы в парк, дабы не попасть к ним на глаза. Уходил быстрым шагом, затем бежал по городскому парку, не разбирая дороги, задыхаясь от обиды и нахлынувших невесть откуда горячих слёз. Ветки деревьев хлыстали по лицу, как розги.
     Несколько дней он не ходил на занятия, лежал на кровати с перевязанным махровым полотенцем горлом. Со стороны всё выглядело, как банальная простуда. Ну, простудился человек, с кем не бывает. Потом надевал на себя вязаный свитер под горло (летом) и так посещал занятия в институте. Под ним он скрывал от всех странный тёмно-красный след вокруг шеи…
     Пошло много лет. Она жила в том же шахтёрском городке. Их брак распался, когда сыну было еще два года. Воспитывать его помогала мама. Муж успешно заменил своего отца на посту предрайисполкома. Купил красивую машину. Женился во второй раз. Ей работать в сельском хозяйстве так и не пришлось. Угольная шахта для неё и её родителей всетаки оказалась роднее и ближе, чем фермы. Растила сына и работала на угольной шахте лифтёром. Часто болела, стала понемногу втягиваться в выпивки по поводу и без оного. Сын поступил в Харьковский зооветеринарный институт в надежде стать ветеринарным  врачем. Лицом весь в отца, да и зовут так же. Она никогда не приезжала на встречи выпускников, хотя курс у них насчет этого очень дружный. И никто толком не знал, что с ней, где она. Да и жива ли.
     Проучившись у нас на кафедре почти два года, однажды он подошел ко мне и, очень стесняясь, передал маленькую записку, написанную аккуратным женским почерком: « Можете прочесть. Мамы уже давно нет, но она просила передать это по назначению. Вы знаете кому». А там - «Всё помню…»