штрихи к портрету

1928 год Балдур фон Ширах вспоминает о совместной поездке с Гитлером по Баварии

При поездке в Эрлянген мы остановились в Айхштэтте. Сначала я должен был в этом старом еписковском  городе  вместе с Гитлером посетить здания, интересные с точки зрения архитектуры. С гордостью собственника он обращал моё внимание на детали. В архитектуре он был  как у себя дома, и когда ездил, при каждой возможности посещал особенно красивые замки и церкви.
И всегда при нём был собачий хлыст. Любопытен, как обычно бывают молодые люди, при поездке в лесную харчевню на чаепитие я спросил у него о хлысте. «Ах, это подарок на память от фрау Бехштейн» - ответил он. «Вы же знаете, у Бехштейнов в доме я как  ребёнок.  От фрау Бехштейн я получил в подарок моего первого пса-волчёнка и к нему эту плётку.»
На мой вопрос он вообще то не ответил. Я хотел знать, чувствует ли Гитлер себя в опасности и напоказ носимая плётка должна служить ответом социал-демократическому политику Гресцинскому, потребовавшему после мюнхеновского путча:»Этот тип должен быть собачьей плёткой изгнан из Германии.»
Вскоре после этого у меня был разговор с фрау Бруккманн. Онa на повышенных тонах отрицала, что Гитлер получил плётку от фрау Бехштейн. Фрау Бруккманн же сама ему её подарила. Более подробные исследования показали, что у Гитлера было даже три плётки. Одна  с массивным наболдашником, которым можно было убить, от фрау Бехштейн. Другая с полым серебренным  - от фрау Бруккманн и третья с тяжёлой головой бегемота от фрау Бухнер — солидной хозяйки харчевни  Платтерхоф в Оберзальцберге.
При чаепитии я не поверил своим глазам, когда он набросал в свою чашку столько сахару, что практически не осталось места для чая. И это он со смаком выпил. К чаю  заказал три или четыре куска кремогого торта. Гитлер заметил мой удивлённый взгляд, критически посмотрел на себя, усмехнулся  и сказал:» Вообще-то я не должен так много есть. Я, действительно, стану толстым. Но я так люблю сладкое.»
Сказал это и заказал ещё кусок торта.
Тогда Гитлер ещё мог над собой подсмеиваться. К сожалению, очень скоро он это свойство потерял, когда культ фюрера принял мистические формы. Тогда же в 1928 году никто не обращался к нему «мой фюрер», разве что порой его секретарь Хесс. Мы обращались к нему  «господин...», а между собой называли шефом.