Август Паперного на Винзаводе

Спускаясь по лестнице, я подслушал минирецензию. 

- Такая же погань, как "Вишневый сад"! Сколько смотрю  - ничего не могу  понять!

Уже из этого отзыва молодой и по хорошему упертой зрительницы стало ясно, что спектакль был занесен в наши дни прямиком откуда-то с подмостков освистанной "Чайки".

Из русской классики - все еще золотой, но уже ступившей одной ногой в авангард. 

Пьеса Алексея Паперного сплетена из нарочито простых историй, но их сюжеты метафоричны, они живут по законам музыки, развязки банальных фабул мерцают   джазовыми вариациями и  бегут от финала.

Мотивы пререплетаются, тусуются и выскакивают карточным волшебством. 

Кажется, влюбленные вот-вот прыгнут в пропасть, а они, вместо этого, обливаются слезами счастья и расходятся  по своим делам.

Грабители одевают голого и ведут к своему другу на шашлыки.

Грузинская девочка ломает  из себя психопатического подростка и вдруг поет "Сулико", пробирая всю тусовку до копчика.

Хозяин  ночного кафе рассказывает синопсис  оперы собственного сочинения. 

А меж героев бродит невидимый Домовой, соблазняя их мечтами о Степи и трагическом  счастье. 

Патриарх артхауса Андрей Кочетков доводит эту трагическую ноту до зловещего невротического предела, до безумия, до пародии на донкихотство,  которое, тем не менее,  и здесь имеет какую-то свою   высшую, потустороннюю, ветхозаветную правоту. Пожалуй, самое точное определение для всего этого - магический реализм.  Магичны уже окрестности Винзавода -  то ли шведское средневековье, то ли терпкий московский соц-арт.

Магична даже "техническая" часть режиссуры и сценографии. Мальчика пианиста играет двенадцатилетний виртуоз,  пятнадцатилетняя актриса даст фору взрослым, а когда главная героиня начинает вдруг петь оперную арию,  это производит эффект высадки десанта итальянской оперы в Москве.   

В ритме первого листопада "Август" затягивает в воронку, где кружатся "Достоевский до каторги", умирающий и веселый Чехов, Феллини, Булгаков, молодой  Мураками и кто еще.

Кто-то незримый.