Время вершить чудеса. 8. Тутайка...

                ГЛАВА 8.
                ТУТАЙКА.

      Как только туристы стали постукивать тонкими сапожками и ботиночками, Станислав очнулся.

      «Пора уезжать из деревни. Всё посмотрели, послушали, потанцевали, посмеялись, попробовали, что приглянулось – купили».

      Едва начал собирать группу, Варвара, та самая хохотушка-заводила, завклубом местного очага культуры, хитро зыркнув глазами на «комитетчика», стоящего в сторонке и спокойно наблюдающего за вакханалией и разгулом, совершенно вывалившимся из всех допустимых рамок, объявила о новой забаве:

      – Особое катание на санках.

      Удивившись, почему такое незатейливое действо объявлено «особым», иностранцы подошли к пятачку у сарая, куда и пригласила ведущая праздника.

      Ворота сарая медленно открылись, и на площадку выскочил огромный… козёл, запряжённый в санки!

      Люди попадали от смеха на снег, будучи не в состоянии остановиться, млея от выкрутасов этих забавных и озорных сельчан:

      – Чего только ни выдумают, чтобы развлечь себя в эти длинные осенне-зимние ненастные дни! Даже козлам нашли применение!

      Самые смелые, Лана Вайт и Джордж Коуллз, тут же сели во вместительные сани и поехали по небольшому уклону по улочке, сопровождаемые хохочущей малышнёй и ребятами-репортёрами!


      Вадим Зорин, офицер ГБ, наблюдатель и опекун группы иностранцев, не выдержал и засмеялся, быстро метнув глаза по сторонам. Вздрогнул, когда сзади к его спине нежно прижалась Лизонька, воспользовавшись ералашем и толкотнёй вокруг. Замерев, обернулся, обрадовался глазами, прижал её тонкие пальчики к губам, прикрывая от посторонних взглядов широкой спиной маленькую фигурку возлюбленной.

      – Ты неосторожна, глупышка.

      Таял и сиял серебром глаз. Задохнулся от нахлынувшего счастья. Притянув за плечики, поцеловал любимые губы, не сводя мерцающего взора с лазури.

      Впервые за свои тридцать шесть лет Вадим влюбился! Да так, что пошёл на нарушения предписаний – стал «сливаться» с девочкой и любить её в гостиничках вдали от любопытных глаз, понимая, что будет иметь крупные неприятности, если об этом станет известно начальству.

      – Прошу, держи дистанцию, пока мы на улице.

      Продолжал сжимать ручки, покрывая их поцелуями, грея и любя. Не сдержался, вновь приник к нежным, сочным и сладким губам, хмелея от них даже на морозе. «Соскучился так! Когда же ещё удастся побыть наедине?»

      – Лизка моя…

      – Когда? – прикусывала губы, дрожа. – Ты мне нужен, Димка, – целовала открыто, жадно, страстно, безоглядно. – Сейчас! Сию минуту… За дом… В сарай… – вжалась в его бёдра, застонала.

      Рыкнул, еле оторвался от дурмана разума и тела, отодвинулся, с укоризной посмотрел в голубые, невероятной красоты глаза любимой. Провёл пальцами по подбородку, погрустнел, поцеловал в лоб, замер на мгновенье, опомнился. Вздохнул нервно, мягко повернул её за плечики и подтолкнул к туристам.

      Оглянувшись, полыхнула лазурью осуждающе и обиженно, отвела глаза, наполненные слезами, горестно вздохнула, побледнела и… покорно пошла прочь.

      Постояв некоторое время в расстроенных чувствах, взял себя в руки.

      «Ошалел? Работа ждёт! Голову потерял? Сам чувствуешь, в группе что-то назревает. Раскрывай глаза, пора опомниться. Только провокаций тебе на маршруте ещё не доставало, – тревожно вздохнул, передёрнувшись крепким тренированным телом. – Откуда тяжесть на сердце – ведь всё спокойно? Репортёры, похоже, пришли к обоюдной договорённости со знаменитостью. Так что же тревожит? Не знаю – чувствую! Подмогу вызвать? – хмыкнул, потемнев красивым мужественным лицом. – Ага, так и скажешь: “Мне сейчас некогда вникать, любовь у меня – помогите”. Идиот! Вылетишь с работы и столицы, в Тмутаракань загремишь!»

      Долго ругал себя нелестными словами, зорко посматривая за всеми туристами и гидами. Отвлёкся.

      «Дааа, отчаянный парень, этот Станислав. Такие “заслуги”, а не пострадал ни разу – загадка. Скорее всего, “в разработке”, вот и “ведут”, терпя закидоны. Почему не посвятили меня в подробности? Что за дела такие у него с Ланой Вайт? Вот штучка канадская: и с американцем спит, и к Стасу бегает! Сравнивает, что ль? Ладно, пока не моё дело. Группа – моё».

      Обведя народ и иностранцев насторожённым взглядом, попытался отряхнуться от липкого чувства тревоги и неотступного предчувствия беды. Тщетно. Не отлипло, не отстало, въевшись в кожу и мозги.

      «Дьявольщина какая-то! Нет, сердце не обманешь: трепещет и в пустоте болтается. Опасность рядом. Кто? Откуда? С чьей стороны? Чёрт-чёрт!»

      Собрался и стал собой: опытным, искушённым офицером Госбезопасности.

      Заметив, что несколько туристов уж очень подозрительно веселы, проследил глазами за их «чартерными рейсами» к столику с чаем-самоваром. Нахмурился: «А, ну-ка…»

      Неслышно подошёл сзади, следя из-за спин за хохочущей селянкой, укутанной в красивый павловский платок поверх плохонького стёганного болоньевого пальто кирпичного цвета.

      «Ааа, вот ведь заразы, ну! Из-под прилавка хлюп в стакан самогон, а сверху бульк заварочки для камуфляжа. Иностранцы-гости-то, жмурясь, нос закрыв, хлоп за воротник, и капусткой квашеной да огурчиком солёным прямо из бочонков вилочкой тык – в рот! То-то с сугреву так развеселились!»

      Усмехнувшись, подошёл к сцене и подал Варваре знак «сворачивай балаган».

      Метнув взгляд на его строгие глаза, кивнула и запела с ряжеными провожально-прощальную, опять умудрившись ввернуть непотребство, веселя до упаду и своих, и чужих.

      Вадим поискал глазами старшего гида, скрыто усмехнулся, понаблюдав за ним.

      «А Минаев-то, посмотри, ржёт только, мерзавец эдакий! Ладно, парень, моё дело – безопасность группы и только. На тебя разнарядки не выдали – живи пока свободно».

      Поймал его взгляд и красноречиво кивнул в сторону автобуса.


      Когда собрались на пятачке возле машины, сельчане порадовали вновь до колик в животе!

      Горланя обрядовую песню, пожилая женщина упала на снег и заголосила, смешно вскрикивая, а жители склонились и песней стали уговаривать:

      – Не надо так стенать-кручиниться страстно, не студи старых костей напрасно, а ожидай нового визита дорогих гостей, да скорых радостных новостей.

      На что упавшая отвечала:

      – Нет, не встану, пока лаской-денежкой не откупятся, не поскупятся, не пообещают не забыть деревеньки нашей, а мы уж им и споём, и спляшем!

      Откупились стаканом самогона.

      Тяпнув мутного пойла, закусив огурчиком из бочонка на санях, что вёз пьяный забавный мужичонка в старом рваном заячьем зипуне и лохматом малахае из лисы, старушка бодро встала с земли и, поклонившись в пояс «послам заморским заезжим дальним», запела… матерные нескладушки.

      Так, под гармошки, свист, танцы и хохот, туристы выехали из озорного селенья, ещё долгое время вздрагивая от смеха и приятных воспоминаний.


      Станислав, дождавшись относительного покоя, сел на место, наблюдая за подопечными. Почти от всех пахло вином-самогоном. Усмехнулся, вспомнив вакханалию Тутаевскую.

      «Деревенские вытащили все домашние запасы на площадь и хорошо выручили за сегодняшний день. Какую ярмарку сообразили, горы выпечки настряпали – со всей округи, наверное, свезли мастериц по стряпне и поделкам! Смотри-ка, а иностранцы, успокоившись, зашуршали грубой серой и коричневой упаковочной бумагой, разворачивая поделки из дерева и природных материалов, вязаные вещи из шерсти и пуха, – сердечно улыбнулся, рассмотрев вещички. – Красиво – великие мастера оказались в деревеньке той. Смотри-ка, а женщины тут же надели на головы пушистые шапочки, даже мужьям тёплые кепи и шапки натянули. Что ж, зима не спросит – накатит, уже не за горами…»

      Внимательно окидывал глазами шуршащих, ворчащих, улыбающихся гостей. Дёрнулся в безмолвном смехе, вспомнив красавицу-завклуба.

      «Ай, да Варвара! Ай, да Хохотайка! Вот так фамилия! Животы до сих пор болят, наверное, у моих подопечных. Только и успевал сообразить, как перевести то, что и переводить нельзя. Всё “семафорил” Толяну и Лизке: “Не проболтайтесь – выкручивайтесь, как хотите!” Но, судя по тому, как краснели лицами время от времени их группы – мои озорники не всё скрыли и перевели, как услышали. То-то Лизон так глаза от меня прячет».

      Мельком взглянул на «комитетчика», сидящего на кресле сзади.

      «Напряжён, “сканирует” всех по очереди иностранцев, “греет взглядом” затылки журналистам, а они тихо матерятся – достал опекой и надзором. Что же тебя тревожит, служивый? Хотя, я тоже неспокоен что-то. Не старики же захотят почудить, тяпнув самогоночки? Молодых влюблённых в группе нет – не “сольются”. Ладно, Стасик, смотри в оба и бди. Вот и Толик тревожно смотрит, тоже спрашивает глазами: “Что с атмосферой в группе?” Да чёрт его знает! Всё штатно, без выпадов».

      Посмотрел на Вадима, поймал взгляд, сделал знак «есть разговор».

      Едва уловимо кивнул в ответ: «Позже».

      «Поговорим, может, подскажет что, “спец лубянский”? У него опыта поболе моего в разгадывании таких шарад. Я что-то совсем отупел, ни одной версии в голове – пустота. Чёрт…»

      Опомнился, встряхнувшись и матюгнувшись про себя, встал с места.

      – Дорогие мои, как самочувствие ваше?

      Негромко заговорил, держась за спинки кресел – дорога неровная пошла, раскачивая высокий и длинный «Мерседес».

      – Все живы? Не отравились ли чем? Что понравилось, что нет? – увидев довольные раскрасневшиеся лица, облегчённо вздохнул: «Порядок». – Мы скоро приедем в слободу на левобережной части древнего города Тутаева. Но сначала по плану экскурсия, – поднял руки, успокаивая недовольное ворчание. – Маршрут сами согласовывали? Не будем же его нарушать. Многим не помешает хорошенько проветриться и выветрить алкогольные пары!

      Рассмеялись, косясь на мужчин, увлёкшихся вином домашним да мутной самогонкой местного производства.

      – Вот и погуляем по славному городу – он того стоит. Нагуляем аппетит, как выражаются русские. В слободе вас покормят и примут в семьи. Для всех приготовлены комнаты: сервис – домашний, кухня – местная, быт – привычный и устоявшийся. Вы же этого хотели, леди Кэтрин? – обратился к старушке.

      – Да. Простой деревенский уклад. Сама жизнь, какая она есть: без прикрас и без Вас! – грозно погрозила кулачком, вызвав взрыв хохота в салоне.

      – Увы, Катрин, этого Вам пообещать не могу.

      Скорбное лицо гида ещё больше развеселило людей.

      – Я обязан быть в курсе жизни моих подопечных. Мне придётся приходить к вам в гости и смотреть собственными глазами, как вы там устроились, чем вас кормят, где разместили, не нуждаетесь ли в чём, здоровы ли, поладили ль?..

      – Вначале ознакомитесь, – хитро зыркнула на Стаса. – Потом оставьте нас в покое и займитесь личной жизнью, поживите пару дней для себя, – посмотрела на Лану. – Вы же живой человек.

      – Спасибо, но сами посудите: вас почти пять десятков. Даже по пятнадцать минут на каждого… Увы. Так и прохожу с визитами все эти дни, – тяжело вздохнул, вызвав опять смех туристов.

      – Тогда, поселите нас по десятку в дом!

      – Нет, этого просто невозможно! – расхохотался откровенно и открыто. – Дома маленькие – не вместитесь!

      С разговорами, смешками, переглядываниями начали экскурсию по городу.


      Выполнив дневной план, гиды повезли людей в слободу, где их резво разобрали местные жители.

      Не успел Стас и сообразить: кого, куда, сколько? Стоял возле автобуса на вмиг опустевшем пятачке, озираясь и растерянно хохоча в голос:

      – Глазам не верю! Где все?..

      – Да Вы не волнуйтесь…

      Тихий голосок раздался за спиной.

      Повернулся: девушка, почти девочка.

      – Вот список. Я вчера с мамой его составила, походила по домам, переписала все фамилии. Знаю, Вам для отчёта будет нужно. Пойдёмте, покажу дома и где находятся – улица довольно большая.

      – Как Вас звать, спасительница?

      – Ника. Вероника Громова.

      Зарделась, опустила чудесные серые глаза, заалела ярким румянцем во всю щеку, прикусила по-девичьи пухлую губку, смущаясь высокого красавца-гида.

      – Мама назвала так после сказки «Город мастеров».

      – Спасибо маме – красивое имя! Дочь им назову – тоже нравится.

      Метнул глаза на «комитетчика».

      «Сидит в автобусе. Ждёт нашего разговора? – нервно вздохнул. – Ясно. Тоже психует. Плохо дело. Дьявол… Ладно, надо идти».


      Через четверть часа вернулся, запомнив расположение домов и номера квартир в многоквартирных строениях. Отпустил девочку, галантно поцеловав ей руку.

      Когда показался на площади, оперативник вышел из автобуса, отпустив в гараж немцев.

      – Ну? – Вадим встретил спокойным и беспристрастным лицом.

      – Никаких предпосылок. Всё планово, – Стас постарался ответить тем же.

      – Пресса?

      – Порядок. Поселили вместе. Уже за столом, – криво усмехнулся. – Я шепнул хозяевам пару нужных слов, «накачают» мальчиков до непотребства. Пусть отдохнут от трудов праведных, писаки борзые. Самогон нюх мигом притупит!

      – Остальные?

      – По двое-трое, как место нашлось. Сами выбрали себе соседей.

      – Гиды?

      – Анатолий с французами – Кэт попросила. Лиз со шведами – стесняются пока. Утром будет ясно, нужна ли, или смогут без неё жестами общаться с хозяевами. Туповаты.

      – Ты?

      – Так и буду ходить, навещать, спрашивать. Ника пригласила – в комнате с братьями поселила. Рядом сразу пять домов с подопечными. Удобно. Немцев поселили в гостиницу?

      – Как бы не так! – офицер усмехнулся озорно и свободно, зыркнув серыми глазами. – Старушка-веселушка вцепилась и потащила домой, – кивнул на маленький домик в переулке неподалёку. – Сказала, что повидала пленных тут после войны – город отстраивали. Тоже, мол, люди. Попросил не спаивать – за рулём. Обещала.

      – Сам?

      – На контроле. Найду место. Автобус в гараж местный автобусный загонят – сторож молодой, непьющий, недавно из армии. Присмотрю. Их начальства пока не видать – пусть ребята отоспятся. Отто, кажется, простудился. Вот и построят бабусе баньку: и себе на лечение, и ей на пользу.

      – Может, ей деньжат подкинуть? И немцам?

      – Уже. Опоздал ты.

      – Сообщи, если что узнаешь. Сердце не на месте.


      Три разрешённых начальством дня прошли для гидов в посещениях домов, беседах. И дневных экскурсиях по городу и окрестностям пешком – куда ж без этого.

      Ходили вместе с хозяевами всей гурьбой. Когда собирали группу, а с ними ещё и местные приходили, человек сто собиралось.

      Лиза с Толиком смеялись:

      – Вот это профессиональное тестирование! Вот так группа! Держите, други, головы в прохладном месте – иначе опухнут и испортятся!

      Жители, поняв, что запретов нет, с радостью вели на свои любимые места постояльцев и красавцев-переводчиков, рассказывали им городские легенды и предания, страшилки и выдумки…

      Гидам приходилось эту лабуду переводить и стараться аргументировать тот или иной слух, легенду, бред. Трудно было! Как объяснишь предание? Нередко русские сходились в узкий кружок и решали, что и как рассказывать туристам. Частенько сам Зорин подкидывал отличную идею, приятно удивляя. Справились сообща!

      Местные останавливаясь в особенно красивых живописных местах, долго фотографировались с постояльцами на их фотоаппараты, а те радовались, ехидно втихаря посмеиваясь над отсутствующими журналистами. Перешёптывались, украдкой хохоча:

      – Хозяева споили бедолаг!

      Свободнее общались, не боясь попасть в их объектив. Наслаждались русским раздольем и бесшабашностью, граничащие с дикой вольницей – где ещё такое встретишь.


      Покой закончился, когда в один погожий день к Стасу незаметно подошла Ника.

      – Стас, сколько в группе всего журналистов было? – говорила едва слышно, отведя к беседке, делая вид, что показывает рукой куда-то вдаль за Волгу.

      – Трое: два парня и пожилой мужчина. Но старый быстро сошёл с маршрута по состоянию здоровья. Сейчас двое: Дэни и Майлз.

      – А женщины среди них не было?

      – Что?! Рассказывай, милая! – похолодев душой, окатившись ознобом, затащил её за беседку над рекой. – Всё, что заметила!

      – Хорошо, – краснея нежным личиком, склонила на бок головку в красно-каштановых локонах. – Вчера ваша переводчица ускользнула от своих шведов, – покраснев ещё больше, не смела поднять глаз, – и зашла там, на площади, в кафе, а за ней и тот, высокий…

      Подняла смущённые глаза на Стаса и метнула ими на Вадима. Опять опустила голову.

      – Через несколько минут у бокового окна кафе я заметила старушку с большим фотоаппаратом. Таким, с большим объективом. На плече у неё ещё была большая сумка странная, – заглянула в потрясённые недоверчивые глаза парня. – Показать её?..

      Молча, ошарашенно лишь кивнул.

      – Воон она, возле скамьи стоит. И та самая сумка с ней.

      Повернувшись осторожно в ту же сторону, украдкой выглянул из-за беседки, рассматривая туристку: «Эта рухлядь?! Не может быть!»

      – Ты уверена? Именно эта? Не из другой группы?

      – Нет. Даже пальто и платок те же. Не сменила, – смущённо пожала плечиками. – Я и подумала: «Зачем окно фотографирует? Шторы в кафе старые, некрасивые». А потом меня, как стукнуло! Если не задёрнуты, день ведь, тогда она следит за нашими сопровождающими! Девушкой и мужчиной! – очаровательно алела юным личиком, но тему не оставила. – Подумала и поняла: эта иностранка – журналистка! И следит не за Лизой, а за…

      Замолчала, когда Стас резко сжал ей руку: сильно и больно!

      – Тссс! Молчи!

      Несколько раз вздохнул всей грудью, пытаясь задавить острую боль за грудиной и могильный холод под ложечкой. «Бог мой… Так. Без паники. Тихо».

      – Ты ничего не видела, понимаешь? – взял девушку на предплечья, сжав крепко, посмотрел в глубину распахнутых серых глаз. – Забудь об увиденном. Навсегда. Слышишь, любопытная тутайка моя?

      Наклонился и поцеловал в уголок губ.

      Вспыхнула, как маков цвет, передёрнувшись.

      Прижал тоненькое тело, в сильном волнении вжимая наблюдательную умницу в себя.

      – Понимаешь, что это за мужчина?

      Не разжимая объятий, заглянул в глаза.

      Кивнула.

      – Вот и молчи до самой смерти! Это смертельно опасно для тебя, милая! Пойми! Ты – свидетель! Пока не показывайся ему на глаза – может догадаться! И ей тоже! Поберегись!

      Разжал руки, притянул её личико и поцеловал по-настоящему, крепко, с прикусом. Фыркнул мысленно: «Нашёл время, идиот! Жизнь её на кону! Пора спасать катастрофическое положение!» Очнувшись, встряхнулся. Окунувшись в замершие восторженные девичьи глаза, погладил пунцовые щёчки.

      – Подожди здесь, Ника. Улизнёшь позже. Спасибо, родная! Выручила!

      Оставил за беседкой, ринулся прочь, не оглядываясь на залившуюся счастливыми слезами девчонку.

      Быстро пошёл к группе, надев учтивую улыбку.

      «Господи, вот это поворот! Старушка–папарацци? Престарелая охотница за сенсациями? Судя по описанной аппаратуре – профи! Настоящая акула журналистики, пусть на пенсии. Кто заподозрит старую женщину? Никто. Таскает за собой огромный ридикюль – причуда, а в той причуде бомба. Конечно, такая сенсация: гэбэшник крутит любовь с гидом, да ещё и бросает ответственную работу государственной важности ради любовницы! Вспоминай, Стасик, куда и когда могла сдать отснятый материал? Где с группами сталкивались? Так… Да везде! Больше молодёжные!»

      Чертыхнувшись, нервно поискал глазами Зорина. Найдя, взглядом метнул в сторону.

      Улучив момент, рассказал «радостное известие».

      Офицер побелел полотном, как только понял, за кем велась «слежка»! Замер, застыл, опешил, замолчал, потом резко вскинул голову.

      – Кто рассказал? Мне нужен информатор.

      Его голос не обещал ничего хорошего. Увидев отрицательное покачивание головы Стаса, вскипел до остервенения.

      – Ну?.. Неприятностей захотел?! Один звонок…

      – Заткнись! Кто бы говорил? Ты не в лучшем положении! И не смей мне угрожать! Пуганый уже! И не такие чины стращали! Жив!

      Станислав взбеленился не на шутку, выпрямившись во весь рост, расправил могучие богатырские плечищи, засверкал почерневшими глазами. Весь ощетинившийся облик сказал чётко: «Только тронь!»

      – Я молчу о твоём «косяке», ты – о моём. Всё! Ты получил информацию от анонима – действуй, мать твою за ногу! И быстро! Не наломай дров, Отелло хренов. Сейчас соберу группу, повожу их по монастырю и собору – фрески покажу. У тебя будет пара-тройка часов. Звони своим. Живо!

      Оставил ошарашенного неожиданно жёсткой отповедью опера за углом дома и пошёл к туристам. Медленно остывая, посмеивался беззлобно.

      «Сейчас очухается от потрясения, служивый, перепсихует и начнёт соображать, как надо. Не завидую бабушке – пропадёт неожиданно с маршрута. Ай, да тутайка! Вот наблюдательная девочка! Как только заметила? За кем следила? Простая удача? Случайный взгляд? Совпадение? Не важно. Ника нас всех спасла, – поискал её в толпе взглядом, тщетно. – Сбежала. Смутил бедную лаской, поселил в душе тоску по любви. Чёрт! Не соображал совсем, что делаю. Захлестнула злость такая!.. То-то все нервные ходили, словно чувствовали угрозу, а объяснить не могли, откуда и от кого. Вот и разгадка».

      Собрав только группу, объяснил местным, что это обязательная экскурсия.

      – …Просьба к вам большая: ждать гостей дома. Умаются, пока пройдут весь маршрут сегодня. Уж покормите их на ужин посытнее, чтобы спалось покрепче.

      Посмеявшись, попрощались с постояльцами и ушли, махая руками.

      Ворча-сопя, туристы сели в подогнанный автобус и поехали по соборам.


      У Стаса не было плана – просто хотел держать старушку-журналистку в зоне видимости два-три часа. Зыркнул на помощников серьёзным взглядом: «Предельная внимательность!»

      Сообразили, согнали с лиц улыбки, подсели к своим языковым группкам, отвлекли разговорами.

      Старшой же обдумывал и планировал маршрут: «Что ж, пора нагрузить стариков серьёзным багажом знаний».

      – Дорогие мои, так меня невзлюбившие и тайно ненавидящие за въедливость, пунктуальность и исполнительность! – криво улыбаясь, заглядывал в глаза каждому, передвигаясь по салону. – Мы едем на экскурсию, которой нет ни в одном плане. И всё благодаря «слинявшему» от нас «опекуну». Скажем же ему «спасибо» и возблагодарим того, кто вызвал его так срочно! – сложил молитвенно руки и сделал вид, что молится. – Теперь сможем посмотреть то, что пока скрыто от посторонних. Мы переправимся на пароме на правую сторону. Поверьте, не разочаруетесь, ведь несомненной жемчужиной церковной архитектуры Тутаева является царящий на правом берегу Воскресенский собор. Расписанные фресками стены собора напоминают по плотности и живописности, манерой стенописи, знаменитый Ферапонтов монастырь, который расписывал Дионисий с сыновьями. Сам монастырь находится в городе Вологда. Тутаевский собор уникален хранящимся в нём «Образом Всемилостивого Спаса» размером 4 на 3 метра, и созданный чуть ли не в XV веке! Небольшая городская иконка, – озорно улыбнулся, вглядываясь в лица. – Туда вас и везу. Задержимся прилично. Причину объясню позже. Приготовьтесь быть внимательными – будут вопросы и загадки. И подарки, конечно! Приз – победителю.

      Скосив глаза, хитро посмотрел на Кэт.

      – Катрин, готовы к выигрышу или уступите пальму первенства другим членам группы?

      – Пока молчу. Кто знает, что Вы приготовили? Как там в вашей поговорке, про кота в мешке?..

      – Купить кота в мешке? Боитесь, что купив его, вынете дома кролика?

      Люди смеялись – опять быть битве характеров.

      – Осторожность похвальна, безусловно, но можно потерять фору, – не унимался.

      – Провокатор, – проворчала и вызвала смех у коллег и водителей. – Гюнтер, не свали меня в реку – на той стороне меня ждёт приз! – прикрикнула на гогочущего немца за рулём.

      – Не волнуйтесь так, дорогая! – успокоил Стас. – Он вас будет ждать везде, пока Вы в Тутаеве.

      – Палач, сатрап, мучитель, – заворчала, но слова потонули в хохоте полусотни глоток. – Уговорил, соблазнитель. Я согласна.

      Как только началась экскурсия, Стас буквально приказал глазами Анатолию Николаеву следить за старушкой-репортёром.

      Толик быстро сообразил и так закрутил вокруг неё свою группу, что долго не могла отвертеться от вопросов и столь внезапного повышенного внимания к своей персоне.

      Старший гид принялся водить туристов по двору собора, рассказывая известные факты, указывая на обновления и новшества, на медленную, но качественную реставраторскую работу.

      Заводя в мастерские, ледяными глазами, не терпящими возражений, прекращал недовольные возгласы работников и служителей, а те, принимая его за «товарища», отступали и давали возможность продолжить странное хождение по объекту, находящемуся на консервации!

      Переступая через мусор и сложенные строительные леса, горы кирпичей и бочек, показывал полуосыпавшиеся фрески, давая время на запечатление их фотоаппаратами и камерами, шёпотом подгонял: «Запрещено! Быстро!»

      Высвечивая взятыми у работников мощными переносными прожекторами отдельные композиции и сценки на стенах, сводах, потолках, задавал вопросы, острил, провоцировал на смешные ответы, тонко и тактично иронизируя и тут же рассказывая истинное положение дел, настоящую историю той или иной детали интерьера.

      – …Как видите, фрески находятся в ужасающем катастрофическом состоянии. Но не только неразумность неучей и профанов времён Советов в этом виной, уверяю вас, – высвечивал особую картину на стене. – Вот здесь, присмотритесь, явно некачественно была изначально нанесена сама фреска. Не иначе, мастер был нетрезв или нездоров. Но может быть совсем иное объяснение брака в работе… – оборачивался к притихшим людям. – Ваши версии, господа?..

      Минут десять шёл разговор, предположения, смешки и возгласы, защищающие мастеров, умерших несколько веков назад. Проявив снисхождение и милосердие к древним, переходили к следующей группе святых или библейских персонажей.

      – …А на этой стене изображена первая, официально разрешённая церковью, порнография, – хмуро изрекал, вызвав оторопь у туристов. – Взгляните сами, – и освещал… Адама и Еву! – Под благовидным предлогом изображения библейского Эдема мастер явно вылил свои сексуальные пристрастия и склонности.

      Люди стыдливо хихикали, пряча глаза – нашёл же тему.

      – Вглядитесь, дорогие мои: Ева написана небрежно, по канону, почти схематично, – перекрывая смех, гремел мрачным пророком на весь придел, – а Адам – писаный красавец! Всё подробности анатомии выписаны со скрупулезностью, дотошностью, да что там – плотской любовью! – уворачивался от шутливых кулаков возмущённых христиан. – Постойте! Убедиться легко: вот фонарь, скамья – мужчины помогут.

      Дал взобраться на высокую лавку любознательным дамам, подав фонарь, деликатно придерживал за талии.

      – Присмотритесь-ка… – услышав смущённое «Dammit!»*, продолжал: – Вот так, тихой сапой и протащили через века свои личные склонности и переживания. Сколько в истории известно случаев, когда лики святых и ангелов рисовали с жён, любовниц и любовников, а прихожане потом им поклонялись! Вот почему, едва придя к власти, первое, что стали искоренять большевики – церковь и её атрибуты.

      Помог спуститься женщинам, попросив мужчин вернуть замызганную лавку очумевшим строителям-реставраторам.

      – Может, теперь вы не будете так уж строго их судить? Хотели правды и искренности. Правда, прорвавшись к власти, занялись тем же – породили новых кумиров, поклоняясь им. Всё вернулось на круги своя, только с новыми ликами и идеологией.

      Туристы краснели лицами, отводили от храброго бедового парня глаза, истово крестились и молились за его жизнь и обугленную душу.

      Сколько ни водил, ни рассказывал – не смеялись больше, лишь жадно вслушиваясь, впитывая, запоминая. Поняли: «Это последняя экскурсия для Стаса – ему не простят такой вольности».

      Потому внимали со страстью, хоть и гудели от усталости старые ноги, головы трещали от избытка крамольных и таких откровенных мыслей: «Дааа, будет о чём рассказать дома. Бедный мальчик…»

                * Dammit! (англ.) – Чёрт побери!


                Сентябрь 2013 г.                Продолжение следует.

                http://www.proza.ru/2013/09/24/241