Я знаю...
Я знаю, как тебе трудно. Я знаю, что ты ждёшь меня. Я знаю, я знаю...
Я часто думаю о нас и много вообще думаю теперь о нас. Мы были вместе и как это было тогда. Как встречались с тобой, как не могли наговориться и всё расставались до следующего дня. Господи, как же это было хорошо, какие это были минуты и дни.
Помню скамейки, помню трамвай, помню как шли под весенним снегом и дрожали оба от сырого воздуха и долгого, какого-то безумного ветра. И ты прижималась ко мне, и мы были счастливы и ничего, ничего не знали.
И так сколько дней проходило, день за днём!
Как всё было не просто, как никто в целом свете нам не мог ни помочь, ни услышать, ни понять. Твои были против и мои были против этого брака.
И только мы любили друг друга, любили...
Помню как дрожа от холода шли мы с тобой в пустом парке и не знали где приземлится.
Помнишь ли ты ту скамейку? Л + Л = Л. Я нацарапал на спинке эти буквы наших имён и букву Любви.
И вечная нужда и руки наши протянутые друг к другу. Мы не были бедными, мы любили.
Но не было у нас ничего кроме нашей любви и объятий. Мы жили под небом. Нашей периной был трамвай, убегающий на острова.
Мы и сами были словно на острове. Ни кола, ни двора, и только встречи, только одно ожидание этих встреч, только мольба и радость от новых встреч.
А потом были белые ночи, потом пришли белые ночи...
Но всякий раз мы расставались...".
Дальше читать она не стала. Ей было больно. Слёзы стояли в глазах.
Да он был далеко. Он был далеко и надолго.
Она любила его и ждала. И тогда, когда они могли быть вместе, но под небом. И сейчас, когда они разлучены и землёй, и небесами, и временем.
Она знала, что будет дальше в этом письме, что было дальше в их жизни, ставшей вчера.
Свидетельство о публикации №214032402012